ДИКАЯ ПЕСНЯ 16 страница. городе» – усмехнулся старый Джон и направился с Сафроновым

городе»... – усмехнулся старый Джон и направился с Сафроновым

на пару к железному вагончику, стоявшему на каких-то старых шпалах с

краю газона, уже порядком вытоптанного. Подле вагончика были в изобилии

разбросаны пустые пивные бутылки, банки и сигаретные чинарики.

Теплый летний ветер радостно трепал ошметки рекламных газет. Позади

убогого вагончика в кучах мусора возились три бездомные собаки. А под

ближайшими деревьями блестели на солнышке желтые лужи… Над неказистым

заведением гордо реяла надпись: «МОЛОКО & ВИСКИ – MILK

& ВОДКА. ВСЕ ДЛЯ ВАС, ВСЕГДА И КАК В ЕВРОПЕ! – Частный предприниматель

Пизгалев В.С. Регистрационный номер № 131235»...

– Хорошее же представление у этого… Пиз… Пизгалева В. С. о сервисе

и порядках в старушке Европе… – с тоской думала Марыся, глядя

из-за столика на очередь в полтора десятка человек к малому окошечку

вагончика, из которого выглядывала жирная тетка, странным образом напоминающая

одну из свинок на ближайшем рекламном щите, и орала что

есть мочи: «Я бухариков-бомжей не отовариваю! И нехрен тута шляться!

Вот вчерась один такой фраер мне фальшивую деньгу подсунул! Я в милицию…

А они и смотреть не хотят! Говорят: «Ты сама нарисовала, а пришла

провокации устраивать в столичную милицию. Может, ты журналист

какой? Может, в «НОВОЙ» служишь?»...

– Да я… Да я не… не Бухарин… – оправдывался перед пивною теткой

бомжеватый парень, переминаясь с ноги на ногу. – И я вообще… художник!

Свободный художник! – вдруг выпалил он.

– Свободный!.. До первого мента – свободный! – заорала тетка. – То-то

я вижу, что ты такой… ху… художник! Такой вот ху… и нарисует денежку,

да торговому работнику подсунет! А нам у Пиз… у Пизгалева – недостача!

Плати потом из своего кошелька за каждого козла вонючего!

– Так и не поймали этого, который бумажку вместо денежки... того…?

– поинтересовался вежливо Сафронов

– Почему же? Поймали потом! В супермаркете у КАГАНОВИЧА дурак

засыпался! С нарисованной деньгою прямо в кассу лез. И все так ловко

срисовал, гадюка! – возмущалась тетка. – И все цифры, и завитушки, и

портреты Ленина и Берия, Лаврентия нашего Павловича!.. Полез на кассу,

дурак, а там, знамо, сканеры специальные имеются… Его охранники

скрутили. Напинали по почкам сперва и по яицам эти, а менты еще добавили

в обезьяннике, хотя, по инструкции для эМВэДэ, по яицам бить

не положено, так как это – нарушение социалистической законности, а

потом уже и спрашивают супостата: «Зачем ты, дядя, – говорят, – порядок

нарушал? К чему такое вранье при Великой Эпохе?..»

– Ну, и чего мужик отвечал? – живенько поинтересовался Джон.

– А… – махнула тетка ручонкой в перстнях. – Говорит, мол, Народный

художник Союза ССР Григорьев Кузьма Пафнутьевич. За музей ЛАВРЕНТИЯ

БЕРИЯ ни копеечки не заплатили, а жрать, товарищи, хочется! Врет,

наверное, подлец! Быть такого не могет, чтобы у концерна «МАЛЕНКОВ»

денег не было! Вон, такую музею отгрохали!

– Да… – только и покачал головой Джон.

– Хорошо еще, охранники в задницу ему горящие цыгарки не совали. И

бутылки водочные не били об башку. Соблюли нормы социалистической

законности. – Сказал негромко, вроде в шутку, а может, и всерьез старому

Джону капитан ФСБ Сафронов. Но тот нес в обеих руках тяжелые кружки

и потому ничего-ничего не ответил.

Сели впятером за столик. И немного дернули пивка, потом сходили

к тетке снова. А после отправили Ли Маня в ближайший супермаркет

«КАГАНОВИЧ» за водярой. Тот принес «Бамбуковой» владивостокского

разлива, c иероглифами, глядя на которые, Ли громко смеялся, чем

встревожил охранников магазина… По словам Ли Маня, эти странные

иероглифы – как бы сказать помягче? – обозначали грубые названия

мужеских и женских органов и все действия, взаимно выполняемые

ими…

Разбавили пиво сексуальною водярой. И послали в «КАГАНОВИЧ»

Джона. Тот принес пять пачек чипсов «НИКИТА» и бутылочку портвейна

«Семь, семь, семь»…

– А, его звали Никита! – заорал хмельной Иван, бешено кусая пачку

чипсов своими белыми, здоровыми зубами.

– Не так надо… – Марыся легко открыла пачку, потянув пальчиками

за ее края.

– Но так ин… ин… интересней! – пьяно орал Иван. – Представь, что мы

дикие!.. Кругом нас джунгли! Попугаи! Баобабы! И такой огромный змей!..

– Змей Ка… – вспомнил вдруг капитан ФСБ.

– И я дикий! Дикий, как Тарзан! – дурил экскурсовод Иван. – Я – Тарзан!

А ты, – ткнул он холеной ручонкой в грудь Марыси, – моя Джейн!

– Эй, мужик! Полегче!.. – заорали на него Михаил Юсуфович и девушка

Марыся.

– А я что?.. Я – ничего!.. Это шутка! Просто шутка! – понял он пьяной

головой, что дело пахнет мордобоем. – Сафронов стремительно схватил

его за горло. – Эй, полегче! Это же прикол! И все… – Михаил Юсуфович

предусмотрительно разжал свои цепкие, сильные пальцы. – Убийство

гражданина СССР, хотя бы иностранцами, у нас преследуется по закону!

И «вышку» никто не отменял…

– А не много ли у вас в стране таких «приколов»? – расплылся улыбчиво

Джон, которому после пива, водки и портвейна было весело наблюдать

за друзьями.

– Да, у нас вся жизнь в Союзе ССР – «прикол»…

– Мы уже заметили… – мотнул согласно головою Картер.

– И чего вы заметили? Чего вы, ино… иностранцы могли заметить? –

возмутился почему-то Ваня. – Вы нашей жизнью не живали. И ни хрена-

то в ней не понимаете!.. – стучал он кулаком по столу. – Приперлись, черти,

незнамо откуда! Американцы, японцы разные…

– Я не японец. Я – китаец! – слегка вспылил Ли Мань.

– А… Одна малина… Там же, рядышком … А скажи… – стал он приставать

к Ли Маню, – кто ваших японских детей от лучевой лечил?.. Мы,

советские, лечили! Американцы… на вас в Японии две атомные бомбы

бросили! А лечили ваших деток мы! Мы – русские!.. И после всего ты,

азиатская твоя душа, c американцем дружбу водишь!.. Эх, где правда?!

Всемирная гармония! И Царство Божие-то, господа?

– Внутри нас должно иметься… – проскрипел негромко старый Джон,

но хмельной Иван не понял.

– Вы же сами строите Царство Божие! – решил поговорить с откровенным

Иваном капитан ФСБ РФ. – Вот, были мы в музее, и знаем

много хорошего про ваш Союз ССР, про товарища Берия и все его

великие дела! Страна работает!.. И дети учатся, и женщины рожают.

Машины делаете, самолеты… Товары разные лежат по магазинам. И

главное, что нет войны! Да жить в такой стране – счастье! Настоящий

коммунизм!..

– А ведь ты, потомок недобитых нами Врангелей и Колчаков с Деникиными,

все же прав! – согласно закивал Иван. – Но, не во всем! Ох, дружище,

не во всем! Вот, к примеру, телевиденье – все врет! Врет, а мы – молчим!

Молчим, и ничего… А что поделаешь? Система! – обнял он за плечи

Михаила и ласково взглянул ему в глаза. – Ты не смотри на меня, ино…

ино… иностранец, что я стал лживой собакой! – зарыдал вдруг Ваня. –

Я ведь тоже вначале… Молодой когда был, в университете на «журналистике

» учился… Нам как говорили?.. «Телевиденье, это, ребята, самое

главное… Оно есть коллективный пропагандист и организатор всей общественной

жизни в Советском Союзе!» – так учил товарищ Берия! Сам товарищ

Берия учил, вот как! Между прочим… – надулся Иван, как индюк,

– когда товарищ Берия только пришел к власти, в пятьдесят третьем году,

во всем Союзе было только три примитивнейших телестанции. А уже к

шестидесятому их, благодаря неусыпной заботе товарища Берия и Маленкова,

их стало уже порядка ста! Почти в каждом областном городе появилась

своя телестанция!.. А теперь… – Иван присвистнул – Их сам бес не

сочтет! «Телевидение – страна мечты!» Вон один Геннадий Махалов, с его

шоу, чего стоит! И «Дом-два» с Аленой Водогреевой! Красотища-красота…

Надо, чтобы пипл хавал!

– Радио «Шансончик»! – прервал высокоинтеллигентный разговор голос

из радиоприемника, который на полную врубила жирная. И мужcкой

голос похабнененько запел.

С одесского кичмана, с тургенева романа,

Я вычитал хорошенький стишок –

Как хороши стервозы, как свежи были розы.

Теперь они истерлись в порошок…

Иду по тротуару. Глядит в окошко шмара.

Глядит она, не хавает, не пьет.

Она в шикарном доме, а я стою на стреме,

И смотрю я на ее, как идиот!

Ах, боже ж, моя мама! Какая это драма!

Две девочки – глазенки, как миндаль!

Одна мене моргает, другая – подмогает…

– А третья? Что делает третья, дорогие товарищи? – идиотничал грубоголосый

исполнитель. И сам себе же отвечал, – Нажимает на педаль! – и

хохотал потом, как дикий.

– Вот дурак! Песню испортил! – припомнил что-то капитан ФСБ.

Но местным забулдыгам такое исполнение понравилось, и за соседним

столиком уже во всю орали: «Там девки пляшут голые, там дамы – в соболях!

Лакеи носят вина, а воры носят фрак!..».

– Вот так у нас во всем! Во всем, господа ино… ино… иностранцы!

– старался переорать радио хмельной Иван. Главная мечта у нашего народа

и есть вот это самое: «Чтоб как-нибудь пробраться мне в тот солнечный

Марсель!..» – заветнее мечты у народа нет. Мы – общество без чести!

Общество без веры! Без Бога и даже, страшно сказать, без души! Да-с,

без души-с, господа-с! А спроси меня – кто же в том виноват? – заколотил

Иван кулаком в свою неширокую грудь. – Ну, ты спроси! Спроси! – приставал

он к Сафронову.

– Ну, и кто? – спросил Сафронов.

– Телевиденье! Оно, оно, проклятое, виновно в погибели Руси! –

взвился пьяненький Иван. – Яду капнули в вино, ну, а мы набросились…

И Берия был не так уж прост! Это при нем появились самые первые ламповые

телевизоры. Куда ни придешь – везде стоит тот «Берия». В каждом

бедном доме, и там этот самый «Берия» на колченогом столике…

Даже просто на полу некрашеном! «Берия» здесь, «Берия» там… по всей

стране! – заплакал Иван. – Люди не читают книг! И почти уже не думают!

Только работают и потребляют! Один телевизор, и второй… И все

лучше, лучше… А потом – дешевая машина. И квартира – или от завода

или конторы, как служебное жилье, или c рассрочкой. Но тогда уже уволиться

нельзя! И бастовать нельзя! И выражать какое-то недовольство!

Или ипотека в банке «КАГАНОВИЧ», под огромные проценты… и тоже

работай, как вол. Вот такой тут рай, социализм, мать ети!.. А вы думали!..

Ино… ино… иностранцы хреновы! И многопартийность у нас тоже

– полная туфта. У нас в Союзе всего две партии. Одна – ПНС(Б), всегда

выигрывает выборы. А вторая – «Партия Сельских Хозяев». Ее пасет в

своих хваленых агрохолдингах семья олигарха Хрущева. Никакой альтернативой

ПНС(Б) она не является, не для того и создана. А создана

для обмана всяких-разных глупых ино… ино… иностранцев. Но даже

этих убогих ПНС(Б) поится, как огня. Всем еще памятен скандал, когда

в Верховном Совете было аж семнадцать процентов этих вот «Хозяев»!

Как они тогда друг друга драли, «бериевцы» и «хрущевцы»! Одни на

первой кнопке! Вторые – на второй! Потом выступили Вова с Димой и

назначили очередные перевыборы. «Для сохранения гражданского мира

и национального согласия в нашей огромной стране…» – так они тогда

сказали… Эх, погибли мы совсем!.. – рыдал Иван, размазывая горючие

слезы.

– Да быть того не может! У вас здоровая экономика! Совсем, как в

Китае! Вон и Ли подтвердит!.. А демократия, она сама нарастет. От изобильной

жизни, так сказать… – уговаривал Сафронов Ивана. – И идеологии

найдутся. Не век же ПНС(Б) на шеях у вас сидеть… Все образуется

само собой…

– Подтверждаю… – сказал негромко добрый Ли. – Не расстраивайтесь,

Ваня! Историю не обмануть! Вот и сам товарищ Маркс учил, что экономика

– она идет вначале. Это – «базис». А все прочее есть производная

– «надстройка». И чем сложнее экономика, тем сложнее отношения людей,

а это значит, что стремительно растет культура, и человек становится

сложней. Оттого у царей и королей сначала появляются парламенты. Потом

возникают в них разные партии. Все это – классовые вещи, то есть,

всякий защищает в парламенте свой шкурный интерес. Буржуазия – свой.

А вот когда наемные рабочие организуются, то они защищают свои интересы

… Так что, все логично!.. Да у нас в КНР это вам любой мальчишка

объяснит… Марксизм – вообще великая наука! Так что, все уладится!

Прогресс в этом деле неминуем! Особенно, социальный прогресс!

– Нет, не устаканится… Не ус… ус… устаканится… Мы уже пропали!

Потому как мы – общество потребления, и любую идеологию берем из

телевизора. Вот так, и только так…

* * *

Послали Джона Картера (как малопьющего и самого трезвого) за коньяком.

Тот принес дагестанский коньяк с пятью звездами и пять пакетов

молока с игривой надписью «НИКИТА-МУ».

– Невесело! Ой, невесело, други мои! – сказал, хлебнув «Дагестанского

», Сафронов, голова которого уже порядочно кружилась, отчего «чертово

колесо» обозрения и изгибы аттракциона «американские горки»,

видневшиеся из-за зеленых крон деревьев, во всю ходили ходуном. Его

тянуло философствовать.

– Эх, ты, Ваня! Ваня-дурачок! Ты и в правду думаешь, дурилка ты картонная,

что я иностранец? Да я такой же иностранец, как Ли Мань – императрица

Китая Цы Си! Я ведь в Рыбинске родился...

– Это... какой же город будет? – тупо заворочал пьяными извилинами

Иван.

– Щербаков! – подсказала Марыся.

– А ведь и верно!.. – хлопнул себя по лбу Ваня так, словно бил комара.

– Самара – это… этот Куй…бышев! А Рыбинск-то? Щербаков! Верно,

верно – Щербаков!.. – расплылся улыбкой Иван.

– Хрен с ним, c Щербаковым! – заорал вдруг Сафронов. – Пропади он

весь к чертям, и гори он синим пламенем! Да, о чем я?.. А… вспомнил!

– обрадовался Михаил Юсуфович. – Ты думаешь, мы с Марыськой – эти,

иностранцы, а ведь мы – нет, и нет…

– Одобряю!.. – заявил Иван и полез целоваться, – хоть вы и гады-белые,

а ведь тоже – русские люди! Хоть ваши предки моих и рубали до

седла, называли «красною сволочью», а сегодня вы с русским народом и

выпить не прочь… Это мы понимаем… Это мы одобряем… Эх, да ежели

бы все мы, русские, да на всей-то земле, то уж мы бы не хуже китайцев

были… А ведь все не то… Неправильно все получается, вот так… – дыхнул

перегаром Иван и затих.

– Да, друг ты мой, Ваня… – еще крепче обнял его капитан ФСБ. – Все

не так, все не так, как сказал поэт Высоцкий…

– Ага… – закивал ему Ваня, почти совсем уж засыпая и пуская длинные,

нечистые слюни из дурацки открытого рта.

– Это да… – сказал Сафронов и отодвинул от себя пускающего слюни

Ваню. Тот сразу, как мешок, осел на стуле и засвистел в две дырочки. –

Да, вот я о чем, друзья мои… – поднялся из-за стола Сафронов, озирая

захмелевшую свою компанию. – Мы находимся тут… Нет… Мы прибыли

сюда благодаря великим достижениям науки. В частности, благодаря трудам

Альберта Эйнштейна… Так вот, Эйнштейн Альберт, значит… открыл

Теорию Относительности, благодаря которой мы все тут находимся…

– Создал бы чего получше, не находились бы сейчас в таком дерьме, –

нагло сказала Марыся.

– Обычная женская логика, то есть, отсутствие всякой! Не обращай

внимания на глупые реплики! И дальше жми на газ! Мы – «ястребы-республиканцы

» – за тебя! – поддержал Сафронова Джон Картер и приложился

к портвейной бутылочке.

– Итак, идея о многовариантности развития и о бесконечных альтернативных

историях, зависящих только от конкретных технологических

обстоятельств, давно принята квантовой физикой, получившей свое начало

от работ Эйнштейна по Теории Относительности. В рамках квантовой

физики считается вполне допустимым, что частица одновременно

движется по всем возможным траекториям, просто с разной степенью вероятности.

А то, что мы называем подлинной траекторией, есть результат

взаимоуничтожения взаимоисключающих движений. И самое смешное, –

заключил Сафронов – что эксперименты, показывающие интерференцию

частицы с самой собой, доказывают реальность этого, казалось бы, бреда.

Перенеситесь, господа, друзья, товарищи… из этого микромира в мир

социальный и представьте современную Советскую Россию, да и весь

этот их Союз ССР, как площадку для настоящей демократии, то есть, для

столкновения самых различных идей… Представили? – спросил друзей

Сафронов.

– Да легко! – прокричал ему раскрасневшийся Джон. – Я лично буду

голосовать только за республиканцев! Сенатора Маккейна – в президенты!

Маккейн – наш президент! «Он разгонит «красных»,

«красных», как овец! Ай да мистер Джозеф, Джозеф – молодец!» –

пропел-проорал, что есть силы, старый Джон… Но тут в аллее промелькнули

серые ментовские мундиры, и майору ВВС США пришлось предусмотрительно

заткнуться.

– Итак, – продолжил негромко, чтобы не привлекать ненужного внимания

к «несанкционированному митингу», Сафронов. – Либерализм, национализм,

западничество и почвенничество, неоязычество и православие,

и даже, извиняюсь перед публикой за бредни, обновленный социализм…

Что победит в современной нам России?.. Правильно: потребительство,

гламур, консюмеризм… И все потому, что главная сегодняшняя информационная

среда в теперешней Советской России – телевиденье – по самой

своей природе идеально тому соответствует… Потому что главная сила

«ти-ви» не просто в эстетике клипа, быстрой смене картинок под музыку.

А в полном отсутствии обратной связи, то есть, в элементарной и законной

возможности публично усомниться в качестве навязываемого продукта.

И неважно, какой это продукт – политический, информационный или

потребительский – продвигается на рынок телевидением… Какую кнопку

надо нажать вдруг засомневавшимся советским людям, где им не скажут:

«Жиллет – лучше для мужчины нет»? Как прокричать: «Партия Народной

Свободы имени Берия Л.П. – партия не для всех?». Вбухать миллионы

в собственный телеканал? И в итоге не получить лицензионного права

вещания? И все это будет строго по какому-нибудь Указу «О теле- и радиовещании

в СССР»!.. Альтернативой мог бы быть Internet. Но в СССР

боятся Интернетa. Нет, и не может быть тут Интернета. А есть сегодня

только INTER-YES – отредактированная и отцензурированная, «внутренняя

» версия… Настоящая глобальная компьютерная сеть, по своей сути,

децентрализована, самоуправляема, а иногда и не управляема вовсе. Она

обладает другими свойствами среды, чем все структуры – экономические,

политические и даже эстетические в нынешнем Союзе ССР. Они конкурентны!

Они построены на перекрестных связях, и принципы ее функционирования

похожи на «нейронный компьютер», а ведь этот «компьютер»

у каждого из нас уже имеется! Имеется от самого рождения на свет. Это

всего-то наш … ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МОЗГ!

Вспомните, – продолжил свою мысль Михаил, – в среде Интернета

(разумеется, настоящего, а не пародии на него – INTER-YES) легко продвигаются

общественно-значимые проекты. Но тут такая электронная

сеть невозможна… Значит, надо начинать выстраивать культуру снизу.

Когда-то я это делал на земле между Днепром и Припятью, в среде дикарей…

– Да, нам нечего предложить в материальном плане. Ведь они – жестокие

прагматики. У вас было ружье, вот вы и водили за нос бедных

варваров, строя из себя Пророка… Я послушал вас, и мне показалось,

что все это есть тупик. Конец цивилизации, ну, как тогда у инков… Общество

выедает себя. Общество пр…рает себя, извините меня за площадные

грубости, – вдруг абсолютно трезво заговорил, поднявшись на

ноги, Джон Картер. – Нам нечему их научить. Нам нечего им показать.

Да и корабля нашего давно нет! И не выпустят нас отсюда!. Но представим,

что корабль все же есть, и эти люди нормально и мирно к нам

расположены… но и тогда – ничего. Ничего мы им не дадим. Ничему

не научим… Что, «токамак»? Есть у них «токамак»! Наш станционный

двигатель и современный ядерный реактор на быстрых нейтронах? Есть

у них и двигатель, и реактор! Мы – голые! Голые, среди волков! Впереди

ждет только полная и безнадежная погибель, впрочем, как и всего этого

окаянного и проклятого Богом и людьми жуткого и грязного мирка. Ибо

любая технология, – продолжал майор, – абсолютно бессильна перед тупостью

и величайшим самодовольством, чванством, выдающимся свинством

и ложью.

– Только организация низовой структуры связей, идущих непосредственно

от человека к человеку, может изменить в Союзе ССР парадигму

общественного развития. В этом и будет новая борьба! Борьба за светлый,

подлинно гуманный, и я бы даже сказал, гуманистический новый

мир!.. Предстоит великая борьба! Борьба за судьбы человечества! И какой

конкретно социальной и политической идее в ней предстоит победить? У

меня нет ответа. Но я только твердо знаю, что общество потребления и

гламура в СССР будет закатываться вместе вот с этим «ти-ви»… – отвечал

ему Юсуфович.

– Да, все это так ужасно, что у меня нет слов… – подал голос неожиданно

Ли Мань. – Конечно, это дело не совсем мое. Вот я потому и не лезу

со своим уставом в чужой монастырь… И у нас в Китае, если говорить

откровенно, было ненамного лучше, чем Союзе… И нам надо было тогда

уже меняться… И сегодня этим русским нужна другая Россия! Не бериевская,

а нормальная, демократическая и свободная страна!..

– А по-моему, вы путаники все и му… чудаки. – Закричала спорщикам

Марыся. – Ну, какой такой тупик! Люди смотрят глупости по «ящику»? И

что такого? На кострах их жечь за это? Да люди всю историю цивилизации

стремились к одному – пожить хорошо! Так было, так есть и так будет

всегда! – произнесла она слова из какой-то песни и… задумалась!

– Ну, ты уже сама ответила… – парировал Сафронов. – Впочем, все

мы несвободны от стереотипов восприятия, даже когда искренне хотим

от них освободиться. Вот такой парадокс, господа! И не только временно-

пространственный, а даже социальный. Просто надо всем выдавливать по

капле из себя раба, как учил великий Чехов… – горячился он.

* * *

– Слушал я, слушал, господа, – вдруг открыл глаза Иван. – Дело вы

затеваете сейчас большое. Даже, я бы сказал – революционное! Только ничего

не выйдет. Потому как, из иного гражданина выдави теперь раба, так

ведь ничего и не останется. Да и дело это, ох, какое опасное! – поднял палец

Иван. – Вот я слышал как-то об одном старичке. Тот старичок еще при

«культе личности» служил швейцаром в известном всей столице ресторане

«Коктейль-холл», что располагался на улице Горького. Заведения того давно

уже нет. Сейчас на том самом месте просто молодежное кафе, какая-то

там «Лира». Представьте… – стал рассказывать Ваня обстоятельно, – панели

мореного дуба, разлапистая пальма в кадке, картина «Три богатыря»

и старый дедушка с седою бородой и пушистыми баками, в нелепой фиолетовой

ливрее с серебряными пуговицами и с золотыми галунами, надетой

поверх свитера с рогатыми оленями и чукчами на санках. Так вот,

это родной мой дедушка… А папа, в ту пору молодой, был «стилягой»…

Ходил он с товарищами по «Бродвею», то есть, по улице Максима Горького

– от Центрального телеграфа и до Моссовета. «Броситься на Брод»… или

как там они говорили? Да одевались, как петухи! Все – с бриолиновыми

коками на головах...

И дедушка пускал их, «чувих» и «челов» в «Коктейль-холл», где под

маской пародии на американский образ жизни играла свою музыку некая

банда, которая лабала запрещенный в ту пору джаз! Типа «Вопли Уолл-

Стрита», или как-то так.

Так вот, дедушка сам рассказывал, что в один февральский день пятьдесят

третьего в «Коктейль-холл» пришел сам Берия Лаврентий Павлович!

При этом один и без охраны… предъявив на входе уже просроченное

удостоверение, в котором была прежняя должность товарища Берия –

«нарком». Хотя всем известно, что наркомом дорогой товарищ Берия был

лишь до тысяча девятьсот сорок пятого года. Да тогда и наркоматов-то

уже не было, только министерства. Но спорить с товарищем Берия никто

не решился. Тем более, мой старый дедушка. Все боялись старого хозяина

с Лубянки, как огня. Странное поведение Берия говорило само за себя.

«Может ли иметь хорошие намерения тот, кто по подложным документам,

словно жулик, пробрался в наш советский ресторан? – говорил дедушка и

мне, и папе. – Одни авантюристы пробираются вот так, запугивая старого

швейцара, который бы и пикнуть не посмел…» Короче, мой дедушка

Берия боялся, был жестоко им обижен и затаил обиду. А почему? О том

уж разговор особый.

Оказавшись в заведении, Лаврентий Павлович оттаскал моего дедушку

за седую бороду, а сев за столик, долго препирался с официантом, потом

заказал море разливанное грузинских вин и довольно быстро нализался…

Товарищ Берия заказывал разную ресторанную музыку, вообще

сорил деньгами. Слушал музыку и пил вино. И все поглядывал на золотые

часики… А потом к нему подвалили три подозрительных типа… Мой па

паня сидел со своей «чувихой» за соседним столиком и слышал, как эти

трое, называвшие друг друга заграничными именами и часто поминавшие

и Боснию, и товарища Тито, и нехороших врачей, кого-то намеревались

вскорости зарезать или отравить. Один из типов даже ножик демонстрировал!..

Или что-то в этом роде…

Папа все и рассказал дедушке. Папа мой хоть и был «стиляга» и «плесень

», но еще и комсомолец.

«Вдруг товарищ Берия совсем не тот, за кого себя выдает? Вдруг он

тоже враг народа, как эти врачи-отравители? А эти странные граждане нерусской

нации?.. Да это югославские шпионы, и они хотят убить товарища

Сталина! Значит, товарищ Берия – тоже югославский шпион и лазутчик

от мерзкого тирана Тито! Да тут минута дорога!» – осенила папу страшная

догадка, и он уже хотел бежать в соответствующие органы, надеясь

прославиться не хуже Павлика Морозова и легендарной в то время Лиды

Тимашук, но дедушка мой папу принялся зачем-то отговаривать.

– Ты не знаешь, как это может обернуться для нас! – гудел дедушка,

как растревоженный улей. – Паны дерутся, а у холопов завсегда чубы трещат!

Две собаки дерутся, а третья – не приставай! И доносчику – самый

первый кнут! – вспоминал дедушка всякие народные пословицы, умоляя

Дата добавления: 2015-06-28