КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
ДИКАЯ ПЕСНЯ 17 страница. папу, комсомольца и «стилягу»
папу, комсомольца и «стилягу»...
– Пусти, пусти, старый пугливый дурак! – орал мой папа-комсомолец. – Вот из-за таких трусов немцы чуть Москву не взяли в сорок первом! Пусти! Мне тоже Орден Ленина дадут, как тете Лиде Тимашук! Да вы еще гордиться мною будете!.. Враги товарища Сталина хотят убить, а ты!.. А вот когда его спасет «стиляга», товарищ Сталин разрешит у нас в Союзе играть наш любимый джаз, а может быть, и...
– Не пущу, сукин сын! Погубитель семейства! Переступишь порог – прокляну!.. – хрипел мой дедушка, загородив входную дверь комодом и встав распятьем перед ним.
А потом… Пятого марта пятьдесят третьего умер тиран и самодур товарищ Сталин, что очень подозрительно, если припомнить странный ресторанный разговор… Короче, помер товарищ Сталин сам, или кто-то сильно постарался? Я не знаю… Помер – и хрен с ним. Между прочим, как он только помер, так и врачей тех – «отравителей» – освободили очень скоро. И даже оправдали всех, еще до исторического Съезда. А вот Орден
Ленина, данный Лиде Тимашук исключительно «по ошибке» (как написали тогда во всех газетах), как раз отняли…
А ровно в день своего рождения, семнадцатого марта, Берия Лаврентий Павлович (заместитель Председателя Совета Министров Союза СССР, Маршал Советского Союза, Герой Социалистического Труда) занимает должность министра Государственной Безопасности и министра Внутренних Дел СССР. А с июля того же пятьдесят третьего года товарищ Берия еще и председатель Президиума Верховного Совета СССР и даже председатель Совета Министров Советского Союза… Так что правильно папа мой ничего никому не сказал. А сказал бы не вовремя, был бы как Иван Денисович, герой известной книжки… Хотя вы, иностранцы, поди ее не читали…
– Нет, читали! Читали! – подтвердили горячо Сафронов и Марыся. Мы и «Архипелаг...» читали, и «Матренин двор», и «Раковый корпус», и в «В круге первом» – всего Солженицына!
– Ну да, у вас есть в Париже «Ардис», а в Нью-Йорке «Новое русское слово», ну, как же я забыл?! Столько лет пасу интуристов, и вот, совсем забыл! А вот у нас один раз те книжки напечатали, правда, большими тиражами, но с тех пор не печатали. Наверное, все же немного боятся? – невесело смеялся Иван. – Папа мой умный. Он чужим историю никогда не рассказывал. И дед... Это было чем-то вроде семейного предания или, скажем, анекдота…
А я, когда учился в университете, эту странную историю друзьям по пьяни разболтал! Хотел покрасоваться перед девушками, дурень! Ну и дурак был! Никому, никому нельзя у нас в Союзе доверять! Предадут и продадут! Иуды!..
А был я членом молодежного крыла ПНС(Б). Ну, понятно – если учишься в МГУ на журналиста, то как иначе? Журналист в СССР – солдат идеологического фронта! Так наши преподы всегда говорили.
Как сейчас их вижу… очкастый Леонид Зорин, толстейший Бовин, моднейший, то есть, во всем заграничном, товарищ Генрих Боровик. Мы в шутку его называли – «доктор Геббельс»… Так вот, на меня донесли. И приглашают меня на беседу в Особый Отдел, или, как они говорили, в «Шестой»…
«Откуда у тебя такой рассказ? Кто подсказал? Кто научил рассказывать, паскуда?» – спрашивает меня мужик из эМГэБэ. А я молчу, как ду
рень. Не будешь же сажать в тюрьму родного папашу и дедушку!.. Ну, они напирают, а я не сознаюсь!..
Потом они грозили посадить меня «за клевету» и «распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство высокопоставленных советских, партийных и государственных работников и иных высших должностных лиц Союза ССР», и даже думали пришить «антисоветскую пропаганду и распространение заведомо ложных измышлений, то есть, знаменитую «антисоветскую» семидесятую статью Уголовного Кодекса РСФСР. Но все, слава Богу, обошлось…
Из молодежного крыла меня с треском вышибли… – со вздохом продолжал Иван. – Из университета попросили тоже… Долго не брали на работу. Голодал. Экономил, на чем мог… Хорошо, дружок один армейский устроил по большому блату экскурсоводом – иностранцев по Москве водить. А чего? – оживился Иван, – работа, как работа! У нас любой труд почетен! А тут – работа чистая – музеи, выставки, экскурсии разные. Или даже театр! Вот недавно был на Таганке, на спектакле у Любимова. «Антимиры» я там смотрел, «Десять дней, которые потрясли мир», по Джону Риду, а еще – «Высоцкого» и «Пугачева»… Был у Кости Райкина на «Трехгрошовой опере». Был в «Табакерке», «Тартюфа» смотрел и «Мольера». Да мало ли ещё... Хорошие спектакли! И заметьте, все – абсолютно бесплатно!.. А что? Хорошая работа! Короче, я на жизнь не жалуюсь! – завершил наш Ваня свой рассказ. – И не каждого еще сюда возьмут – языки надо знать. А я знаю английский… – заявил гордо, хлопнув рюмку коньяка.
* * *
Хлопнув рюмашку, налил другую, но нестерпимо захотелось… отойти к востребованному народом дереву. Дойдя же нетвердыми шагами до щедро политого и даже удобренного пьяненьким народом смердящего «анчара», Ваня вдруг громко ойкнул и, моментально осев на колени, изрек мутные потоки рвотной жидкости. При этом несчастный умудрился крепко приложиться башкой к ближайшей коряге и рассечь себе лоб до крови.
Подбежавшие к несчастному Ивану Ли Мань, Джон Картер и Михаил Юсуфович немедленно схватили его под руки и оттащили к столу, где снова посадили на железный стул. Потом девушка Марыся долго отчищала молоком его одежду и даже умыла пьяное и грязное лицо. Кстати, сам продукт был взят с целью легкой опохмеловки, но принес иную существенную пользу.
Еле справившись с такой бедой, вся компания, схватив бесчувственного Ваню под руки, пошла на выход. Вновь спустились в переход, вынырнули на свет у МУЗЕЯ ЛАВРЕНТИЯ БЕРИЯ и долго-долго искали свой огромный автобус, на борту которого горело веселое слово «ПОБЕДА».
Но автобуса уже не было, потому, покачиваясь и чертыхаясь, пошли к Садовому Кольцу – ловить такси. Но это было еще не все. В гостинице бедному Ивану предстояло объяснение с начальством из «Интуриста». Чтобы спасти Ивана от немедленного увольнения за пьянку на работе, а также за «международный скандал», и Марысе, и Ли Маню, и Сафронову, и даже Джону пришлось написать «Объяснительные записки», в коих они врали, как экскурсовод Иван храбро спасал на территории парка их, мирных иностранцев, от банды городских скинхедов… Удивительно, что и такая публика водилась в «образцовом коммунистическом городе», так что объяснительные надежно «катили».
Именно скинхеды, якобы, и расколотили Ване лоб, а уже за это дело благодарнейшие иностранцы напоили Ваню молоком и омыли его рану водкой, которую купили в «КАГАНОВИЧЕ» исключительно для дезинфекции. А когда Иван совсем пришел в себя, они, мол, не зная местного уклада, практически насильно стали заливать ее Ивану в рот, требуя принять немного за здоровье… В подтверждение правдивости своих слов «иностранцы», в порядке неофициального выражения благодарности за храбрость экскурсовода Ивана и с выражением самой искренней благодарности всему советскому народу и лично дорогим его руководителям – председателю Совета Министров Союза Владимиру Владимировичу и председателю Президиума Верховного Совета Союза ССР Дмитрию Анатольевичу, просили руководителей местного отделения известной фирмы «Интурист» от всего сердца принять скромную сумму в триста долларов США. На что руководители, слегка потупив очи долу, все же согласились. Так был спасен Иван.
СТУПАЙТЕ В МИР…
А потом наступил тревожный и странный день, когда салон огромного автобуса, на борту которого горело золотом по серебру веселое слово «ПОБЕДА», не дождался своих пассажиров.
Новенький автобус долго-долго стоял на Васильевском спуске, и жаркие лучики солнца плясали радостными искрами в его свежевымытых окнах. Никто из астронавтов, ожидаемых с таким нетерпением, не вышел из гостиницы «Россия» и не поднялся в его салон. И напрасно голосило радио...
Потому что у нас стал теперь человек
Настоящим хозяином жизни,
Повелителем гор, повелителем рек,
Честь и славу поющим Отчизне...
Громко и резко неслось над Васильевским спуском из маленьких динамиков, врезанных в спинки кресел, и даже из большого, принесенного Иваном, который вначале нервно поглядывал на свои, увы, не золотые, часики. Потом добежал до «России». А возвратившись, начал куда-то звонить по сотовому, поминутно матерясь.
Автобус стал безнадежно и отчаянно гудеть, как корабль, отдающий последний салют перед погружением на океанское дно. Потом принял в себя обескураженного и взбешенного до крайности Ивана. Громко хлопнул дверцами, и, сверкнув на солнце, уехал. Уже навсегда.
К «России» подъезжали новые и новые «Победы». И из них посыпались здоровенные ребята в сером. Они ходили по Васильевскому спуску, и по всей Разина – Варварке. Бегали по этажам огромного отеля. Вызывали автоматчиков с собаками. Что-то искали и кого-то опрашивали. И так весь день… Но, к счастью для сбежавших астронавтов, безрезультатно…
А всего за час пред тем старый Джон, командир международного нейтронного корабля, «Альфа-Бета-Икс» – Жилая Станция, собрал в бело- мраморном, коврово-красном нижнем холле свой многострадальный экипаж и сказал им следующие простые слова:
«Я собрал вас не для поезди на экскурсию. Больше никаких экскурсий! Я собрал всех, чтобы сообщить весьма печальное известие. Как командир, я собираю вас в последний раз. Вы мне все, как родные! Было время, и мы стремились к другим мирам, надеясь, пусть тщетно, отыскать искру внеземного разума. К сожалению, мир земной сошел с ума и занимается только самоистреблением. Но мы не опустили руки и придумали способ спасти человечество. Но сейчас… Сейчас я просто растерян и… бессилен. И еще скажу честно, дорогие друзья, мы застряли тут, в СССР, надолго. Похоже, даже навсегда… К сожалению, все мои попытки возбудить даже самый малый интерес к нашему делу, ни в Европе, ни даже в США не привели к успеху. Дело в том, что в Центре «НАСА» в Хьюстоне нас никто не помнит… На все запросы отвечают, что никакой международный нейтронный корабль «Альфа-Бета-Икс» они не отправляли. И тем более удивляются, узнав, что с нами летали астронавты из России! Моему знакомому журналисту в Хьюстоне заявили прямо в лоб: «Кто полетит с советскими? Они ведь… «бериевцы»! А когда мой бедный друг тщетно попытался уточнить значение этого слова, намекнули, что оно равнозначно выражению «подонок» и «сволочь»… Мы засели в чужой, параллельной истории. Ибо есть эффект пространственно-временного искривления, вызванный адронным коллайдером, или еще, Бог знает, чем. Тут я уже не специалист, и всем, интересующимся Теорией Относительности Альберта Эйнштейна – просьба обращаться к капитану ФСБ РФ Сафронову Михаилу Юсуфовичу, который, впрочем, тоже вряд ли поможет, так как и его регулярно приглашают на Лубянку. Как я понял, могут возбудить дело о «незаконном переходе государственной границы СССР», о «попытке шпионаже в интересах враждебных СССР иностранных государств»… Но и это не все… Журналисты из «Вашингтон Пост» мне просто-напросто не верят! Говорят – раз в Хьюстоне нет сведений о вас, значит вы или беглые преступники-авантюристы, стремящиеся просочиться в США, либо просто психи. Значит, вам самое место у русских в психушке.
А это значит, – продолжал старый майор ВВС США, – что ждать помощи неоткуда. Так что, полагайтесь впредь только на себя, друзья мои… Гостиница «Россия» сейчас наш капкан. Удобный и комфортный, но все- таки капкан – здесь мы все под колпаком у эМГэБе. А значит, пришел час нам расставаться…
Как известно, – добавил майор, – в Москве есть восемь вокзалов. Итак, разбейтесь небольшими группами. Кто на Ярославский, Ленинградский и Казанский – те идут со мной. Кто-то на Павелецкий и Курский. Остальные на Белорусский, Рижский и на Киевский. А кто-нибудь постарается осесть в Москве, хотя это особенно опасно… Умоляю вас, друзья, сохраните себя. Здесь, в Союзе, вы – посланцы из другого мира. Не лучшего, не идеального, а просто другого… Да, и в нашем мире были войны, преступления и фанатизм, злоба, подлость и вражда. Но были в нем любовь и дружба, взаимовыручка и бескорыстие! А еще было искусство и вера – в Бога и в человека! Вы, все же, выдели другой мир! Будьте же его полпредами на этой несчастной земле! Может быть, кому-нибудь будет суждено проникнуть за границу СССР. Расскажите всем, кто захочет услышать, историю нашего корабля и судьбу нашего международного экипажа, затерянного на просторах Советской Страны! И о порядках, царящих здесь, в «Великой России», расскажите тоже! О беззаконии и произволе!.. Не рискуйте попусту – самовольный переход границы опасен и грозит расстрелом или тюрьмой. Постарайтесь, все же, выжить, и хранит Вас Бог!».
Так закончил старый Джон, а потом предложил неуверенно и тихо: «Давайте споем напоследок?».
«Давайте! – послышалось из толпы астронавтов. – А что будем петь? Гимн Америки? Гимн России? Гимн Китая?» «Даешь «Марсельезу»! – требовали французы. «Нет, только «Звезды и полосы»! – кричал американец…
«Все это не годится, – отвечал Джон. – Песня должна быть одна для всех. Всех нас соединил, повел в дорогу и сдружил космос, бездонный, черный и холодный. Миры без счета и числа, и между тем – математическая сообразность и гармония всего во всей Вселенной... Да, такое чудо мог соделать только Бог!
С самого детства знаю я одну старую песню. У нас в Америке ее часто исполняют в церкви», – и Джон запел...
О, благодать! Спасен тобой
Я из пучины бед;
Был мертв, но чудом стал живой,
Был слеп, но вижу свет.
Сперва внушила сердцу страх,
Затем дала покой.
Я скорбь души излил в слезах,
Твой мир течет рекой.
Подхватили и другие голоса. И песня окрепла:
Прошел немало я скорбей,
Невзгод и трудных дней.
Но ты всегда была со мной.
Ведешь меня домой.
Пройдут десятки тысяч лет,
Забудем смерти тень.
Но вечно будем Богу петь,
Как в самый первый день.
О, благодать, что мне дала
Спасенье и любовь!
Был мертв, но чудом стал живой,
Был слеп, но вижу вновь!
К спасенью я хотел прийти
Своим мирским путем.
Но понял я – лишь благодать
Ведет в твой, Отчий дом!
Но понял я – лишь благодать
Ведет в твой вечный дом!
Прозвучали последние звуки молельного и радостного гимна, и весь зал дружно замолчал. На глазах у многих заблестели нахлынывшие слезы.
– А что за песня? – спросил негромко Михаил Юсуфович лейтенанта Ли.
– Как? Разве вы не знаете? – искренне удивился Ли Мань. – Это старинная английская молитва. А написал ее в восемнадцатом веке простой моряк по имени Джон Ньютон, который до своего обращения к Господу был жестоким работорговцем, а потом сделал все, чтобы избавить свою нацию от этого позора. Вот такое стихотворение написал этот грубый человек. А сегодня этот гимн исполняют на богослужениях уже миллионы прихожан англиканской, методистской, лютеранской и других традиционных протестантских церквей в Европе и в Америке, в странах Азии и в странах Африки. И в Китае, между прочим, тоже. Вот такая песня…
«Ступайте в мир! – сказал своей команде старый Джон. – Идите, помогайте по возможности бедным. Не рискуйте зря головой, но постарайтесь говорить людям в бериевском Союзе слово истины. Ибо сказано в Евангелии от Иоанна: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». Помогайте людям включать их «нейронный компьютер» – ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МОЗГ. Это самый надежный инструмент на Земле! И постарайтесь в этом царстве лжи искать правду! Ведь говорить правду совсем не означает «вмешиваться во внутренние дела». Так считают лишь лжецы- тираны. Говорить правду – значит, уже быть свободным! Включайте мозг и выключайте телевизор. Ибо первый – все, а последний – ничто! И в первом – надежда России. Да и всего, всего мира Божьего. Всем спасибо! И храни вас Бог!» – закончил он свою речь и пошел между рядов, пожимая на прощанье руки.
* * *
Выкатились долгим эскалатором из гула-воя, что стоял по всему московскому метро от новых поездов системы «Яуза», от топота и давки, от вкрадчивого голоса: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция… ». Выдавились из нарядного подземелья «Комсомольской-кольцевой », из-под мозаичных сводов злыми толпами были вытолкнуты на широкое гранитное крыльцо...
Блестящей сковородкой легла перед Сафрономым и Ли, Джоном Картером и Марысей Комсомольская площадь в этот ранний час, еще влажная от прошедших минуту назад поливалок. Наполненная желтенькими авто
циплятами столичного такси. Налитая гулом, гамом, бодрым движением всего и вся.
Причудой русской сказки распластался Ярославский вокзал. С богатырским шлемом – решеткой на макушке, с серпом и молотом и надписью поверх – «СССР». Словно изразцовая печка – он поманил к себе невольных путешественников. Обрадовал цветной майоликой и сразу ободрял ритмичными рядами приветливых окон в гулких залах ожидания, как бы суля удачу в скором пути.
Сафронова отправили в кассу за билетами… Удивительно, но билеты были старомодными коричневыми картоночками, которые после пробил проводник своим тяжелейшим компостером.
Вернувшийся с билетами Сафронов радостно заявил: «Тут, оказывается, еще жить можно! В кассе никто не спрашивает паспортов! Вот четыре плацкартных».
– Совсем, как в детстве… Помню, когда была еще маленькая, ездила с родителями в Крым. Так у нас были такие же картонные билеты… Помню гул и духоту. Кто-то ест яйцо за шатким столиком, кто-то спит на верхней полке, сунув голые ступни в проход. А по соседству парни с патлами играют на гитарах и что-то поют. Рядом с ними – такие же патлатые девицы. А на столике уже расстелена газета, на которой колбаса, и хлеб, и помидоры. И все это так пахнет. А еще на газете – маленькая горка соли, и стоит бутылочка вина «Агдам», и четыре стакана… А парни поют, и поют, и поют...
Этот поезд в огне,
И нам не на что больше жать…
Она смахнула слезу, а Джон и Ли смотрели явно понимающе, хотя они никогда не ездили на таких, вот, поездах, тем более, в Крым.
– Я тут спрашиваю одного мужичка, немолодого такого, солидного, – рассказывал друзьям Юсуфович. – «А не боитесь продавать билеты гражданам без паспортов?» – А он смеется: «Поезд не самолет, за границу не угонят!». – «Ну, а как же террористы? – спрашиваю. – Вон, в Чечне неспокойно. Или там международный терроризм какой? Бен Ладен, к примеру, или, скажем, палестинское движение «Хамас»? Тогда как?» – Посмотрел
он на меня, как на дурачка какого, покачал башкой и говорит: «Ты, видать, милок, из очень уж глухой деревни прибыл. Неужели в СССР есть еще такое место, где телевизора «Берия» нет? Нам говорят всегда в программе «Время» – де «сплошная телевизоризация была завершена в Союзе в тысяча девятьсот восьмидесятом году». Значит, и тут нам врут, лахудры! – говорит мужик. – Была Чечня когда-то, мне отец рассказывал такое, точно… Вернее, Чечено-Ингушская АССР… Но потом их всех в сорок четвертом в Казахстан выслали. Вроде как за предательство... Говорят, померло их в дороге – жуть… – перешел мужик на полушепот. – Высылали зимой, в феврале месяце. Так вот, мой родитель их и высылал. И поезд со ссыльными сопровождал – конвойным… Прибыли на место, в Казахстан. И погнали прямо в степь. Жили в землянках. Потом поумирало много… А после работали они в колхозе, а родитель мой сначала от эНКэВэДэ, а потом от эМГэБэ был оставлен при комендатуре. Стерег тех ссыльных, чтоб они не убежали. Впрочем, куда там убежишь. Степь да степь кругом. Потом, – говорит тот мужик, – кто все-таки выжил, к колхозу пристроился. Дома возвели и стали себе жить уже на новом месте, только пока под надзором… Потом умер Сталин. Уже после Двадцатого съезда, на котором развенчали «культ», Лаврентий Павлович признал ошибки и перегибы периода культа, но возвращаться никому не разрешил. Так они и живут в Казахстане. И работают в агрохолдингах на олигарха Хрущева. «Нецелесообразно возвращать на места своего прежнего проживания, как уже осевших и укорененных в нынешних местах» – так в специальном Указе Совета Министров было прописано»…
Мужичок подкованный попался. «Пришел, – рассказывает, – Берия Лаврентий Павлович. С января пятьдесят четвертого у начальства новая морока. «Преобразование колхозов и совхозов в социалистические агрохолдинги » – вот как это тогда называли. Стали на селе возводить дома и огромные фермы. Трактора появились и комбайны – много! И какие добротные! Особенно – на гусеничном на ходу, ленинградские, с Кировского завода, волгоградские, да и харьковские. Говорят, что это срочно перепрофилировали производство танков. Воевать-то Лаврентий ни с кем не собирался. Вот и переделывали танки на трактора… Машины разные из Горького пошли. Машина, вроде, наша – ГАЗ-шестьдесят три… Такая – с тупым носом, а написано на ней: «FORD-GAZ», и цифирка «шестьдесят
три» по верху. Или, например, вылитый – ЗИС-сто пятьдесят один. Ну, это такой тяжелый грузовик с круглым носом. А на нем – «OPEL-ZIB». А «сто пятьдесят один» – по низу… Это, значит, дружим мы уже с американцами и даже с немцами. Тогда еще и «западными». Да, были и такие! Ей Богу, не вру! – перекрестился рассказчик, – до самого октября пятьдесят пятого Германия была разделена. Одна такая ФээРГэ – страна капиталистическая. А рядом с ней, через границу – ГэДээР, социалистическая. Потом их Лаврентий Павлович соединил. Радости-то было… Толпы немцев у Бранденбургских ворот и плакаты – «СПАСИБО, СССР!» и – «СЛАВА МАРШАЛУ БЕРИЯ!» – сам по телику недавно хронику видел. В «Международной панораме» показывал Генрих Боровик. Модный журналист, завсегда в заграничном костюмчике. Мы его, ради шутки, всей страной называем «доктор Геббельс» – хохотнул. – «И за что же так?» – не сдержал улыбочки Сафронов. – «Да он врет так вот… Крутит, одним словом, нам мозги…» – «Если он врет, так на хрена его смотрите? Вот и не смотрели бы…» – бросил в сердцах Михаил.
«Можно бы и не смотреть, так ведь… привыкли. Для нас что «Время», что там «Панорама», как для детей – «Спокойной ночи, малыши». Понимаем разумом, что – сказки. Однако после сказок спать всегда спокойнее. Посмотришь в ящик, увидишь, что все на целом белом свете хорошо. В мире – мирный мир и сплошная «разрядка». Вон, турбину новую пустили. Скоро спустят со стапелей атомоход «Лаврентий Берия». А наш Вова посетил больницу в Ярославле… Ну, иногда случаются цунами. Землетрясение в Японии. Ну, реактор там какой-то у них на Фукуяме накрылся, ядерный… Я точно не знаю, да нам про то не говорят. Чтобы нас не беспокоть, что ли?.. Надо будет вечерком «голоса» послушать, а то, по слухам – Владивосток эвакуируют… Каддафи Муамар шалит. Бомбит своих повстанцев … А НАТО снова вмешивается, и ведь тоже – зря! Эх, чья бы корова мычала… Вот и Дима наш, и Вова выступили. Заявили натовской агрессии против народа Ливии решительный протест… В дружеской нам Палестине Махмуд Аббас из правительства в Иерусалиме – с Ханией из партии «Хамас», что из города Газа, вот, неделя, как помирились. До того жили там, ну, словно собака и кот. Все стреляли друг в друга… А теперь вот – мир и дружба. А ты придумал какой-то «международный терроризм »!..
* * *
Из широких дверей Ярославского снова вышли в толчею Комсомольской площади, на другой стороне которой, вроде близко, а далеко-далеко, на другом берегу площадного волнующегося моря из людей и машин, утыкался в небо флюгерком на трехступенчатой башенке стройный господин – Казанский. Сочетание частей, каждая из которых была автономна, но всякая наряжена в один декор – и окна в традиционно русском стиле, и входные порталы. Россыпи московского барокко по добротным, массивным стенам. Фантастические причуды часов, и пилонов, и картушей. Вся эта богатая боярская изба послушно прибегала к трехчастной массивной башне, почти точному повторению знаменитой башни Сююмбике, что стоит в Казанском кремле.
– Там главный вход на Казанский, – показал на башню Михаил Юсуфович. – Творение архитектора Алексея Щусева. Памятник архитектуры. Охраняется государством, поскольку все потолки в залах ожидания Казанского расписаны художником Евгением Лансере, – пробовал он шутить. – Композиционным центром здания, я бы даже сказал, его доминантой служит мощная вертикаль, которая и объединяет раздробленные части здания в единое целое. И устремляет его вверх – к флюгеру с красивым петушком…
– Из сказки Пушкина, – съязвила Марыся. – Уберите мысленно властную вертикаль, и все здание вмиг развалится. Чисто композиционно, что вполне естественно. То есть, зрительно. Потому как, соединено оно в единый организм также чисто зрительно. То есть, через телевиденье. Другой опоры вертикали этой нет… Но петушок никого еще в ж… пу не клевал, потому как он – железный, словно Феликс на Лубянской площади. Простите, на площади Дзержинского. Но целесообразнее того же петушка, или ему подобного посадить на башню Телецентра, что в Останкино. То есть, на самую высокую точку столицы-Москвы. Ибо если петушок и полетит клевать кого- то, так именно оттуда. С тех высот… Но этого быть не может, так как мы живем в Союзе, в котором девяносто первый год уже давно минул и канул в лету, а железный сухарь на Лубянке остался цел. Как и весь советский строй… имени Лаврентия Берия.
– Ай да Марыся! – игриво сказал Михаил. – Я так понимаю, что сейчас мы видим зарождение новейшего диссидентского сознания в СССР! Браво-браво-браво!
На что девушка улыбнулась, а потом брызнула смехом. Глядя на нее, расхохотались Джон, и Ли, и сам Сафронов. Жаркий летний день в Москве
Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 370; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |