До новых снов с тобой. 9 страница

-Не подходи, - горечь с хрипотцой.

-Билл, - губами.

-Не подходи, пожалуйста. Хватит, пожалуйста, хватит. Хватит, – беспрерывное повторение, гулом в ушах, звоном от стен.

-Билл, всё, всё. Я не подхожу. Всё хорошо. Слышишь? Ты только. Только успокойся, - отчаяние.

Брюнет ещё раз поднимает глаза, оглядывается, как щенок, которого бросили в холодный дождь на улицу. Потом вновь ловит глаза Тома. Тяжело вздыхает и ложится на пол, сворачиваясь комочком.

-Всё сон. Сон, плохой сон, - крепко закрывая глаза до боли в висках.

-Билл, - задыхаясь от бездействия.

-Нет, нет. Не говори. Ты - сон. Ты - мой кошмар. Исчезни. Исчезни. Это всё сон.

-Билл.

Но парень больше не откликается, продолжая что-то судорожно твердить себе под нос. Робкое, боязливое движение к нему. Руками по волосам. Током по коже. Резко отскакивает.

-Нет! – пронзительный крик.

И Том с силой сжимает его в объятиях. Истошные крики. Брюнета всего трясёт, он извивается и визжит, будто языки пламени сжигают его тело. Пинается, бьёт, кричит. Гибнет, он гибнет. Нет, не умирает. Слишком рано. Уничтожается.

-Всё хорошо. Всё хорошо. Ты со мной. Всё, мой хороший. Всё, - прижимая к себе, успокаивая, целуя макушку, лоб, щёки. – Всё будет хорошо.

-Нет, нет, нет! Я не хочу жить! Не хочу! Том! Том! Том! – рыдания, носом утыкаясь в родное плечо.

-Всё хорошо, Билли. Всё будет хорошо, - укачивая, убаюкивая.

И так, пока слёзы не перестают стекать ручьями. И так, пока рассудок не возвращается в сознание. И так, пока все силы не покидают тело. И так, пока не откажешься от всего.

-Всё? – тихо, еле слышно, шёпот на ушко, - Всё хорошо?

В ответ лишь кивок и хлюпанье носом, а руки с силой сжимают футболку на спине. Бледные губы касаются лба брюнета, и жар пробегает по коже.

-Ты весь горишь! – чуть отстраняясь, заглядывая в глаза, - Билл, у тебя жар!

А что затем? В квартире нет даже жаропонижающего. Скорая. Укол. Сон, крепкий, глубокий, первый раз за последнее время.

Подоконник. Его любимый чай и сигарета. За окном скоро запылает этот холодный рассвет. Скоро утро. Зачем оставлял его одного? Зачем всё это? И вновь самоуничтожение, проклятие за всё происходящие, за его жизнь. А глаза устремлены на ту же белоснежную постель, где мирно спит единственное родное, живое, любимое. Единственное, что ещё держит в сознании, ради чего живёшь. Билл. Поток дыма срывается с губ и струёй устремляется к потолку. Веки чуть опускаются, прикрывая глаза. Устал.

***

Всёго лишь простыл. Продуло. Но слишком тяжкий диагноз для той бомбы замедленного действия, что тикает внутри, с таймером на неизвестный отрезок времени, исчисляемый в неумолимых единицах. Всего лишь продуло. Всего лишь не подумал закрыть окно однажды. Температура 38 – 39. Воздух слишком горячий, слишком сухой. Спусковой механизм сработал. Остаётся ждать. Воспаление лимфатических узлов. И положение не меняется в лучшую сторону. Вечный озноб покалывает тело, пробирая дрожью. И лишь глаза, его глаза, глаза, что смотрят так грустно и так отчаянно, глаза Тома заставляют жить.

А что Том? Его вскоре настигла та же напасть. Находясь, всё время, рядом с больным, сложно не заразиться. Нет, они не умирали в судорогах беспрерывно. Жизнь будто играла с ними, давая мгновения отдышаться. Мгновения, когда становилось лучше, когда спадала температура. Это могло длиться и пару дней, и тройку. Но болезнь всегда возвращалась с новой дозой мучений.

Не было денег, не было никаких средств. Болезненные ломки и адские муки. Крики и стоны. Организм выворачивало наизнанку. Том терпел. Терпел, сгорая от внутренней боли, когда кости ломало напополам, когда тело гнулось в неестественных позах, когда вскипал мозг и рушился разум. Терпел, сжимая ладонь Билла, глядя в глаза. А Билл смотрел ему в глаза и глотал боль, пронзающую его существо, и взгляд отягощался потоками слёз, потому что невозможно было смотреть. А потом вновь срывы. Температура. Гниение изнутри. Сумасшествие. Начальная стадия шизофрении. И вечный бред, и сны, эти дикие страшные сны, и кровь, кровь, вскипающая в венах, и страх, страх сжигающий дотла.

***

-Билли, - тихо, читая мысли.

Улыбка в ответ, робкая, спокойная, родная.

Юноши одиноко лежали на полу, устремив взгляды друг на друга. Голова Билла покоилась на коленях Тома. А Том в свою очередь лежал на коленях Билла. Их тела образовывали своеобразный замкнутый круг, круг их замкнутой жизни. Мирное дыхание распространялось по комнате, тихим шелестом. Грудные клетки равномерно вздымались, пуская в лёгкие кислород.

-Боишься? – шёпотом, зачем здесь шум.

Отрицательное качание головой. Улыбка. Рука в руке, сплетая пальцы.

-Главное, что рядом, Том. Главное, что рядом.

Парень лишь прикрывает глаза в ответ.

-А, знаешь, я ведь никогда не был на море. Я не знаю его. Я только слышал о нём. Говорят оно красивое.

-Очень красивое, Билл, очень красивое.

-А шелест? Какой он, шелест моря?

-Волшебный. Мягкий. Нежный.

-Расскажи мне.

-Оно неповторимое, родной. Когда утром рассвет озаряет волны, пуская по ним лёгкие блики, оно светится, превращаясь в мерцающий блеск голубого полотна. И воздух. Свежесть. Чистота. Лёгкость. Жизнь. Там жизнь. Там можно дышать. И не бояться ничего. Там можно любоваться восходами и закатами бесконечно. Там живёт счастье. Там обитает рай, - вздох, замолкает.

Глаза брюнета закрыты и лишь молчание в ответ.

-Билл? - испуганно, встревожено, хватая расслабленную руку.

Глаза брюнета распахиваются. Несколько раз моргает, и вновь нежная, слабая улыбка.

-Всё хорошо, Том, - лёгкий хрип, - просто я устал, - вздох.

-Прости, - тихо, - Я… Я испугался.

-Всё хорошо.

-Ты не засыпай без меня, пожалуйста.

-Не буду. А ты без меня.

Том лишь кивает и едва приподнимает уголки губ. И вновь молчание, просто смотрят друг на друга. Вечер. Зима. Первые её деньки. На улице прохладно. А здесь, здесь тепло, непривычно тепло.

-Билли, я тебя л…

-Нет, родной, - не давая договорить, - не надо, Томми. Ещё рано прощаться, слишком рано.

-Прости.

-Приснись мне.

-Обещаю.

-Спасибо.

И глаза автоматически начинают наливаться свинцом, опуская усталые веки. Ещё несколько минут и оба погружаясь в царство Морфея, так и держась за руки, не отпуская друг друга.

А за окном первая снежная пушинка, сотканная из замёрших капелек хрустальной воды, касается голой земли, где тут же тает. Первый снег. Первый снег в этом году. И возможно последний в их жизни. А быть может и не последний. Кто знает, сколько им отведено и в чём исчислять время. Быть может в годах, быть может в месяцах, быть может в неделях или днях. Но только не в минутах. Ведь завтра они вновь проснуться, чтобы увидеть глаза друг друга. Но на одиноком столике в пустой комнате всё так же будут покоиться две справки, на которых красными штампами красуется приговор - «СПИД».

Дата добавления: 2015-06-28