Как выбрать сковороду. 4 страница

– Все в порядке, милый. – Хелена попыталась успокоить его.

– Нет. – Эндрю горестно покачал головой. – Все ужасно, как и предупреждал твой брат.

Она взяла любимого за руки, и шляпа упала на пол.

– Послушай меня. Ты ни в чем не виноват.

Гастингс надел сюртук.

– Оставайтесь здесь, Мартин. Как только путь будет свободен, выведу вас через служебный подъезд.

– Спасибо, – едва слышно поблагодарил Эндрю. – Очень любезно с вашей стороны.

– Надеюсь, леди Гастингс, что в мое отсутствие вы не совершите ничего порочного. – Виконт посмотрел на новоявленную супругу почти враждебно. Хелена попыталась выдержать пронзительный взгляд, однако не смогла: сердце неприятно забилось, и пришлось опустить глаза. – Как только я вернусь, любовь моя, поедем к вашим родственникам.

Глава 4

Будущая супруга лорда Гастингса сидела, выпрямив спину, сложив руки на коленях, и неподвижно глядела в окно. Так, наверное, Наполеон ехал на остров Святой Елены, понимая, что обратного пути не будет.

В тесном экипаже пришлось тесниться рядом, плечом к плечу, и громоздкая юбка касалась его колена. До того мгновения, как в комнату ворвались светские хищницы, Хелена проявляла неподдельную пылкость натуры: Дэвид и сейчас еще чувствовал на губах вкус страстного поцелуя, ощущал жар объятия. Но сейчас она с таким же успехом могла бы сидеть в самой северной точке Сибири, где‑нибудь возле Берингова пролива.

Виконт вовсе не собирался принуждать мисс Фицхью к замужеству. Но никаких иных объяснений тому, что произошло, придумать не удалось. А она, несомненно, считала его человеком, чье любимое развлечение заключалось в уничтожении репутации одиноких молодых леди из хороших семей.

И скорее была готова превратиться в парию, чем стать его женой.

То обстоятельство, что в ужасном к себе отношении виноват он сам, нисколько не утешало. Подобно Фемиде, эта девочка жила с завязанными глазами, вот только весы ее давным‑давно рассыпались в прах, и в руке она держала лишь глупые, далекие от жизни убеждения.

Он пристально посмотрел на собственную руку, на указательный палец, едва заметным прикосновением удерживающий трость в вертикальном положении – как будто ничто, кроме этого аксессуара истинного джентльмена, его не заботило.

– Жаль, что ваша горничная уволилась, – произнес виконт тоном таким же легким, как движение пальца. – Уж она‑то не моргнув глазом привязала бы вас к кровати.

Юбка слегка дрогнула, однако в ответ не последовало ни единого слова.

– Впрочем, не важно, – продолжал Гастингс. – Уверен, что смогу найти кого‑нибудь на эту роль. А может быть, и сам покажу несколько полезных узлов. Вы особа умная и способная, так что сможете надежно себя привязать.

Хелена заговорила голосом, больше похожим на рычание:

– Человек, которого я люблю, недостижим, а замуж приходится выходить за того, к кому не чувствую ни малейшей симпатии. Соблюдайте приличия, Гастингс, потерпите с оскорблениями хотя бы до свадьбы.

Ну вот, снова удалось ее спровоцировать – просто так, по привычке. Однако в, душе царила пустота, а сердце даже не дрогнуло.

Он зашел слишком далеко. Еще даже не открыв рот, заранее знал, что зайдет слишком далеко, но сдержаться не смог – так же как не в силах остановиться несчастный, оступившийся на краю пропасти. С каждой секундой его все стремительнее влечет вниз по крутому склону.

– Никогда ничего не делаю ради такого пустого и нелепого понятия, как приличия. Готов даровать вам возможность молчать, но исключительно во имя благодарности, которую надеюсь получить, став вашим супругом.

Ответа не последовало. Несколько минут Гастингс безучастно смотрел в окно, а потом снова взглянул на спутницу.

Впервые за долгое знакомство он увидел Хелену с опущенными плечами, а следом, потрясенный, осознал: она плакала. Плакала беззвучно, отвернувшись к стенке и забившись в угол как можно глубже. Но от ее застывшей фигуры веяло неподъемным, свинцовым отчаянием, и это отчаяние камнем навалилось на грудь и не позволяло дышать.

Дэвид снова посмотрел в окно, на улицу, до отказа заполненную экипажами и пешеходами. Его глаза остались сухими, но лишь потому, что отчаяние уже давно стало привычным верным спутником.

– Если не возражаете, я хотела бы сама поговорить с родственниками, – произнесла Хелена, едва экипаж свернул на тихую элегантную улицу, где возвышался импозантный особняк герцога Лексингтона.

Слезы высохли, а голос звучал ровно. Она твердо решила скрыть страдания в душе: если сама приготовила себе постель в виде доски, утыканной гвоздями, то обязана лежать в этой постели с бесстрастным достоинством.

Гастингс смерил ее непроницаемым взглядом.

– Готов подождать за дверью, но не больше десяти минут. Надеюсь, что в полной мере восславите мои заслуги; как ни крути, а истинный герой дня – это я.

Да, все почести достанутся ему. А бедный Эндрю, который виноват лишь в том, что хотел ее увидеть, предстанет в глазах близких подлецом и злодеем.

– Не беспокойтесь, вы сполна получите все, что заслужили, – холодно ответила Хелена.

Стоя перед дверью, она не чувствовала под собой ног и даже не ощущала в руке шнур от звонка. Все ее существо словно занемело, осталась только тупая боль в сердце.

– Ты как раз вовремя, дорогая! – радостно приветствовала сестру Венеция, когда та вошла в гостиную, где герцогиня Лексингтон о чем‑то оживленно беседовала с Фицем и Милли.

Синеглазая, с роскошными черными волосами, сестра сегодня выглядела еще прекраснее, чем обычно. Фиц, хотя и был братом‑близнецом Хелены, внешностью походил не на нее, а на Венецию. Подруги Хелены всегда считали графа неотразимо красивым. Что же касается его жены, то поначалу она напоминала золовке серую мышку. Теперь, однако, Хелена и сама не понимала, как могла так жестоко заблуждаться: миниатюрная, с тонкими чертами лица, Милли оказалась по‑своему очаровательной.

– Фиц и Милли как раз подробно рассказывают о путешествии в Озерный край. – Венеция задорно подмигнула сестре.

Обеих необычайно радовало, что брат с женой, пережившие несколько тяжких, безрадостных лет, наконец‑то обрели счастье. Не дожидаясь ответа, Венеция показала на кресло:

– Присаживайся, моя милая. Весь день мечтаю сообщить радостную новость. Теперь, когда все мы наконец‑то в сборе…

– Я… – неуверенно начала Хелена…

– Мы с герцогом скоро станем родителями.

От неожиданности и удивления присутствующие дружно разинули рты. В семье давным‑давно считалось, что у Венеции детей не будет. Теперь понятно, почему в последнее время она так сияла.

– Поздравляем! – хором воскликнули все трое.

Хелена вскочила первой и бросилась к сестре.

– Я так счастлива! Так счастлива!

Поцелуи и радостные объятия продолжались долго.

– А где же сам Лексингтон? – наконец опомнился Фиц.

– Решил появиться на несколько минут позже, чтобы кое‑какие вопросы вы смогли задать без него.

Фиц выразительно поднял брови.

– Например, когда ожидать появления на свет первенца?

Венеция слегка покраснела.

– Именно.

Милли нетерпеливо подалась вперед.

– Итак, когда же ожидать появления на свет первенца?

– В конце года.

– В конце года? Но ведь вы женаты всего‑то… – Милли смущенно прикрыла рот ладонью. – Значит… значит, таинственная возлюбленная герцога, сопровождавшая его во время путешествия на пароходе «Родезия», – это ты!

– А когда ты упала в обморок и пришлось срочно вызывать на помощь мисс Редмейн, проблема заключалась вовсе не в неведомой болезни. Ты просто уже была в положении! – воскликнула Хелена.

– На «Родезии» Кристиан еще не знал, кто я такая. И назвала я себя только после того, как поняла собственное состояние.

Хелена прикусила губу.

– Ах, Господи, он же, наверное, пришел в ярость.

– Так оно и было. Но потом мы обо всем договорились и теперь с восторгом ожидаем малыша.

В гостиную вошел герцог – красивый сдержанный аристократ и одновременно известный археолог, чей интерес к древним окаменелостям в полной мере разделяла супруга.

– Мне уже ничто не угрожает? Можно присоединиться к разговору?

– Да, милый, все прекрасно.

Фиц протянул руку.

– Сердечно поздравляю, Лексингтон. Может быть, стоит выпить за здоровье наследника или наследницы?

– И за то, чтобы родилась девочка, такая же великодушная и одаренная, как моя жена, – добавил герцог.

У Хелены на глазах выступили слезы. Бесценные слова в адрес той, кому нередко приходилось сталкиваться с нежеланием окружающих видеть что‑то, помимо безупречной внешности. Венеция сделала правильный выбор.

– Может быть, послать за шампанским и за сидром для лорда Фицхью? – предложил герцог.

В семье все знали, что Фиц строго воздерживается от крепких напитков, а по торжественным случаям ограничивается безалкогольным шипучим сидром.

Но прежде чем кто‑то успел ответить, дворецкий торжественно провозгласил:

– Виконт Гастингс.

Хелена вернулась к реальности, радость мгновенно покинула сердце.

– Может быть, немного позже, – тихо пробормотала она. – Шампанское.

Граф Фицхью и герцог Лексингтон обменялись с гостем крепкими рукопожатиями. Фиц при этом выглядел откровенно озадаченным.

– Честно говоря, не ожидал увидеть тебя так рано, Дэвид. Но очень рад встрече.

Гастингс посмотрел на Хелену, обвел собравшихся внимательным взглядом и наконец‑то заметил всеобщее воодушевление.

– Судя по всему, я пропустил что‑то очень важное?

– Герцог и я скоро станем родителями, – словно во сне, повторила счастливая Венеция.

– Ах, Боже мой! Это же лучшая новость дня. Заранее знаю, что буду немилосердно баловать малыша. – Он поцеловал герцогиню в щеку, а герцогу еще раз крепко пожал руку.

– Отличная работа, старина.

– Бесконечно горд, – сухо отозвался тот.

Венеция знаком пригласила джентльменов присесть.

– Завтра новость облетит город: леди Эвери и миссис Соммерсби непременно растрезвонят повсюду. Но нам хотелось, чтобы вы узнали первыми.

– Полагаю, блестящее известие не позволило обсудить ничего другого? – осведомился Гастингс.

Хелена похолодела.

– Да.

Гастингс внимательно посмотрел на нее.

– Кажется, я появился слишком рано.

Проницательный Фиц тут же насторожился.

– О чем ты, Дэвид?

– Не желаете ли рассказать, мисс Фицхью? – любезно поинтересовался виконт. – Или поручите эту важную миссию мне?

Ситуация стала необратимой чересчур внезапно. Тупая, приглушенная боль в сердце сменилась пустотой неизбежности. Хелена заговорила, и губы стали чужими, непослушными.

– Полагаю, ни для кого не станет открытием, что между мистером Эндрю Мартином и мной возникли отношения, которые вряд ли смогли бы получить всеобщее одобрение.

Присутствующие вздохнули почти в унисон. Атмосфера в комнате мгновенно накалилась.

– Не пугайтесь. Девственность я сохранила в первозданной чистоте.

Если первое сообщение серьезно расстроило и озадачило слушателей, то второе откровенно шокировало – причем, судя по реакции, Гастингса больше всех. Неужели он считал ее настолько глупой и легкомысленной, чтобы рисковать возможностью беременности? Неужели видел в Эндрю безответственного подлеца?

– Но сегодня я совершила крайне неосторожный поступок. Согласилась встретиться с мистером Мартином в отеле «Савой», не подозревая, что миссис Монтит подстроила свидание специально, чтобы нас разоблачить. Хочу особенно подчеркнуть, что ни Бриджет, ни тот джентльмен, который регулярно стоит возле фонарного столба напротив конторы, ни в чем не виноваты. Я тщательно продумала операцию по освобождению… и попала прямиком в ловушку миссис Монтит.

Милли схватила мужа за руку. Венеция судорожно сжала подлокотники кресла. Лексингтон наклонился к жене и положил ладонь на плечо. И только виконт, оправившись от недавнего изумления, выглядел невозмутимо спокойным: вольготно откинулся на спинку кресла и хладнокровно ждал продолжения.

– Лорд Гастингс появился как раз вовремя. Чтобы спасти мистера Мартина, спрятал его от посторонних глаз, а чтобы спасти меня, сказал миссис Монтит и старшей миссис Мартин, что мы только что тайно обвенчались.

– Боже милостивый, – пробормотала Венеция.

Милли и Фиц многозначительно переглянулись.

– Лорд Гастингс проявил удивительную находчивость, и я перед ним в огромном долгу.

Правильные, уместно подобранные слова были произнесены таким безжизненным голосом, словно Хелена зачитывала по бумажке собственный некролог.

Гастингс уверенно положил ногу на ногу.

– Разумеется, мы поженимся по специальной лицензии как можно скорее. А тем временем весьма желательно обращаться к мисс Фицхью как к леди Гастингс. Ей же лучше не далее как сегодня переехать ко мне, чтобы подтвердить версию побега и последующего тайного бракосочетания. Новость распространится со скоростью пожара: опасно ставить под сомнение истинность события.

Переехать к нему уже сегодня? Ничего подобного Хелене и в голову не приходило. Она рассчитывала хотя бы на несколько свободных дней и на возможность свыкнуться с мыслью о грядущем испытании длиною в жизнь.

– Разумеется, мы будем вести себя строго в рамках приличий, – заверил Гастингс.

В его обещании не было ровным счетом ничего достойного возражения, и все же мисс Фицхью вздрогнула.

Фиц вздохнул.

– Ты уверена, Хелена?

Внезапно стало ясно, что он дает ей право выбора, подсказывает, что она не обязана обрекать себя на несчастный брак. Хелена почувствовала, что сейчас заплачет, и, чтобы прогнать подступившие слезы, несколько раз моргнула и придала лицу безразличное выражение.

– К завтрашнему утру весь город будет обсуждать пикантную новость. Сомневаться поздно. Мы с лордом Гастингсом так давно знакомы, что сумеем поладить.

Наверное, ее безразличное выражение оказалось не совсем безразличным, потому что напряжение в комнате стало еще более ощутимым. Хелена рассердилась на себя. Надо же было так испортить счастливый день!

Она повернулась к Венеции.

– Но хватит рассуждать обо мне и Гастингсе. Давайте лучше поговорим о малыше. Например, каким образом леди Эвери и миссис Соммерсби узнали новость раньше нас? Предчувствую любопытные подробности.

Глава 5

К сожалению, сменить тему разговора оказалось нелегко. До появления на свет ребенок не нуждался в дополнительном внимании со стороны любящих родственников, а вот «побег» Хелены создал ряд острых проблем, требующих безотлагательного решения.

Венеция немедленно написала и отправила в газеты соответствующее объявление. Милли и Фиц, которые запланировали на следующий вечер званый обед, решили воспользоваться случаем и торжественно поздравить «молодоженов». Герцог Лексингтон объявил, что в августе устроит в своем поместье пышный прием в честь вступления в семью нового достойного члена – виконта Гастингса.

Доброта и участие родственников лишь обострили душевные страдания Хелены. Она не только предала искреннее доверие, но сделала это самым грубым, примитивным образом. И все же никто не упрекнул ее ни единым словом, а напротив, каждый использовал в поддержку все свое влияние и авторитет в светском обществе.

Но самое ужасное заключалось в том, что ничего этого не произошло бы, если бы она своевременно прислушалась к настойчивым предупреждениям Гастингса.

Когда наконец на семейном совете разработали и одобрили план действий, Хелене позволили отбыть вместе с Гастингсом в его лучшем городском экипаже. Громоздкий сундук с вещами предусмотрительно отправили вперед, в отдельной повозке.

– В моем доме вам придется изобразить несколько больший энтузиазм, – заметил виконт, едва карета тронулась. – В отличие от ваших родственников мои слуги не знают пикантных подробностей истории. Они отнесутся к новости без предвзятости и увидят в нас тайно соединившихся любовников, а потому будут ждать пылкого проявления чувств.

Виконт говорил утомленным, скучающим тоном. Казалось, острота ситуации уже начала притупляться. Что ж, месяца через три он окончательно устанет от ее постоянного присутствия в доме.

Казалось бы, мысль должна была ее порадовать, но вместо радости в душе возникло чувство, близкое к ужасу.

– Постараюсь создать иллюзию безмятежного счастья, – процедила Хелена сквозь зубы.

– Уж будьте добры, позаботьтесь о том, чтобы не испортить мою блестящую репутацию. Еще никто и никогда не видел меня в обществе холодной, равнодушной женщины.

– Холодных и равнодушных вы приберегаете для своих литературных сочинений.

– И уж, во всяком случае, держу за закрытой дверью, – пробормотал виконт. – Но вам равнодушие не грозит. Уверен, что останетесь в высшей степени довольны.

И снова ему вспомнился поцелуй. Очень не хотелось признавать, но впечатление оказалось ярким и сильным, а тело не желало подчиняться голосу разума и бездумно наслаждалось ощущениями.

Хелена боялась этого двойственного состояния, опасалась, что скрытая чувственность толкнет ее в объятия человека, которого глубоко презирала.

– О, уверена, что смогу без особого труда порадовать себя, представив на вашем месте кого‑нибудь другого. – Она постаралась говорить как можно ехиднее.

Гастингс смахнул с рукава невидимую пылинку.

– Что ж, в таком случае придется действовать исключительно при ярком свете и следить, чтобы глаза оставались широко открытыми.

Он смерил ее медленным тяжелым взглядом, и глубоко внутри вспыхнул опасный огонь – тем более странный, что одновременно захлестнула холодная волна неприязни.

Прежде Хелене довелось несколько раз бывать в доме Гастингса. Каждый сезон виконт давал званый обед, и родственники неизменно настаивали на ее присутствии. Особняк располагался в аристократическом районе, выглядел весьма респектабельным и в целом производил впечатление не столько чрезвычайно богатого, сколько удобного, вместительного и ухоженного – при том, что хозяин располагал огромным состоянием. Точнее говоря, унаследовал огромное состояние, а вот успел ли уже промотать, Хелена не знала.

Она вошла в холл под руку с Дэвидом. Слуги, выстроившиеся для торжественной встречи, выглядели откровенно озадаченными, но в то же время не могли скрыть любопытства. Она отвечала на поклоны благосклонными кивками и сдержанными улыбками, не забывая при этом как можно чаще прижиматься к спутнику и с каждой минутой все острее ощущая его близость. Рука казалась твердой, как гранит. Время от времени виконт властно накрывал ее ладонь своей, и жар проникал даже сквозь перчатку. Но еще хуже, что всякий раз, когда он хотел что‑то сказать, губы почти касались уха и горячее дыхание щекотало висок.

Экономка миссис Маккормик сообщила, что сундук уже прибыл и доставлен в комнату госпожи. Хелена решила воспользоваться удобным случаем и избавиться от навязчивого присутствия названого супруга.

– Дорогой, ты меня отпустишь? Хочу проследить за разборкой вещей.

Гастингс поднес ее руку к губам и поцеловал в запястье. Легкий влажный поцелуй отозвался почти болезненным трепетом.

– Конечно, милая. Располагайся в своем новом доме. Прикажу подать ужин наверх.

Хелена ушла, понимая, что избавление будет недолгим. Отныне и впредь избавление всегда будет кратким. В сопровождении миссис Маккормик и двух горничных она поднялась по лестнице с неестественным, застывшим выражением фальшивого довольства на лице. Однако стоило открыть дверь в комнату, как наигранное умиротворение мгновенно сменилось улыбкой искреннего восторга.

Выше дубовых панелей стены оказались не оклеены обоями, как было принято, а окрашены. В первое мгновение голова закружилась, словно Хелена стояла на высокой башне и смотрела вдаль, на бескрайние просторы неведомой сказочной страны. Мягкие изумрудные холмы уходили в бесконечность, щедрые виноградники соседствовали с пышными садами. Речки и ручейки деловито бежали в синее озеро. По извилистым дорогам двигались телеги, нагруженные бочками с вином и тюками свежего сена.

Над линией горизонта виднелась часть золотистого солнечного диска. По мере того как взгляд скользил по потолку, небо меняло цвет и на противоположной стене превращалось в темно‑синий, расцвеченный серебряными проблесками ковер.

– О Господи! – изумленно выдохнула Хелена. – Кто же все это нарисовал?

– Хозяин, миледи, – ответила миссис Маккормик.

Удовольствие мгновенно померкло. Нет, только не он!

– Очень мило, – сухо произнесла госпожа, но почувствовала, что вышла из образа, и добавила более правдоподобно: – Потрясающе.

Следующий час леди Гастингс провела в обществе экономки и горничных, отдавая распоряжения относительно платьев, блузок и юбок, прибывших в сундуке, который старательно собрала служанка Венеции. Несмотря на то, что сейчас одежда занимала ее меньше всего на свете, Хелена отнеслась к делу крайне ответственно: к счастью, подобные сугубо дамские занятия полностью исключали мужское присутствие.

Когда же наконец каждый предмет туалета занял подобающее место, новоиспеченная леди Гастингс приняла ванну и переоделась. Удивительно, но виконт к ужину не явился. Она так и не поняла, обиделась ли или обрадовалась неожиданно обретенной свободе.

Есть совсем не хотелось, а вот настенная роспись продолжала привлекать внимание. Собственно, удивляться не приходилось. Гастингс всегда отлично рисовал, так что мастерское владение кистью и масляными красками следовало считать закономерным проявлением творческого дара. И все же масштаб работы, великолепие и изящество картины свидетельствовали не только о таланте, но и об истинном призвании художника.

Чем дольше Хелена рассматривала фреску, тем навязчивее становилось ощущение дежавю. Она твердо знала, что ни разу в жизни ни на секунду не заглядывала в эту комнату. Но по мере того как первоначальное изумление отступало, окружающие виды начинали казаться давно знакомыми, почти родными. Складывалось впечатление, что она давным‑давно уехала из прекрасного края, много лет его не видела и вот теперь наконец вернулась.

Панорама изображала Тоскану и представляла те самые пейзажи, которыми мастера Возрождения заменяли неведомые красоты Святой земли. Секрет заключался не только в характерном образе плавных, поросших кипарисами холмов. Где она могла видеть окрашенный охрой дом с зелеными ставнями? И почему такой знакомой казалась крошечная придорожная молельня со скромным букетиком маргариток у ног Пресвятой Девы?

Неслышно появилась горничная и забрала поднос. Хелена встала, подошла к туалетному столику и провела расческой по волосам. Обратила внимание на маленькую, величиной с ладонь, фотографию белокурой девочки и, на миг задумавшись, поняла, что перед ней дочка Гастингса.

Конечно, заботу виконта о девочке следовало считать весьма похвальной. Но в то же время трудно было смириться с тем обстоятельством, что многочисленные прегрешения, среди которых числился и этот незаконный, рожденный распутной женщиной ребенок, не мешали Гастингсу пользоваться безоговорочным успехом в любой гостиной Британского королевства. И это при том, что она вынуждена выйти замуж за первого встречного, чтобы избежать позора и изгнания из семьи.

– Прелестное зрелище, – раздался за спиной знакомый голос.

Хелена обернулась к соединяющей спальни двери. Гастингс стоял в черном бархатном халате, небрежно прислонившись плечом к стене.

– Давненько я не видел этих прекрасных волос в первозданном великолепии.

– Имеете в виду тот случай, когда я обнаружила вас у своего окна и столкнула вниз?

– Да уж, тогда вы обошлись со мной жестоко. Мог бы разбиться насмерть.

– Но не разбились, зато в полной мере насладились колючим объятием розария.

– Должно быть, мне свойственна необъяснимая тяга к колючим объятиям. Осмелюсь заметить, что трудно представить объятие более колючее, чем ваше. – Он подошел и потянулся к расческе.

– Позвольте помочь.

Ее пальцы судорожно сжались.

– Нет, спасибо.

Если бы он осмелился проявить настойчивость или, не дай Бог, вырвал расческу силой, она не задумываясь ответила бы пощечиной. Но Гастингс ограничился тем, что обошел вокруг кресла, бесцеремонно рассматривая ее со всех сторон.

Хелена глубоко вздохнула.

– Хотите что‑то сказать?

– К чему слова, если можно просто смотреть?

Низкий бархатный голос, блеск синих глаз, близость горячего, сильного мужского тела… Горло судорожно сжалось.

Дэвид присел на краешек туалетного стола.

– Впрочем, я поторопился с ответом. Да, хочу кое‑что сказать. Точнее, спросить. Что вы имели в виду, заявив, что сохранили девственность?

Чтобы увеличить расстояние, Хелена встала и отошла к окну.

– Только то, что имеет в виду любая женщина, когда говорит, что она девственница.

Гастингс хмыкнул.

– Но чем же в таком случае вы занимались с Мартином по ночам в его комнате?

– Различными приятными делами, не влекущими за собой утрату похвального состояния.

Он вскинул брови.

– Имеется ли в виду содомия?

На месте Хелены любая непременно покраснела бы, но она лишь еще больше обиделась.

– Нет.

– Мартин обладает непостижимым самоконтролем. Каким же образом ему удалось заманить вас в свою постель и не воспользоваться представившейся возможностью?

– Мы оба оставались одетыми.

– Кому принадлежит мудрое решение – вам или ему?

– Ему. Но разве это важно?

– А вы были готовы раздеться?

– Да, ради любимого человека я готова на все.

Виконт промолчал, просто взял со стола баночку крема, открыл и запустил палец в содержимое. Хелену внезапно бросило в жар.

Он растер крем в ладонях.

– Хм, приятно. Пожалуй, можно найти этой субстанции хорошее применение.

Пальцы железной хваткой вцепились в подоконник.

Гастингс смерил новоиспеченную супругу властным взглядом.

– А вам, дорогая, предстоит научиться с радостью раздеваться для меня. Причем как можно скорее.

Она стояла неподвижно и смотрела куда‑то мимо него. Рыжеволосые женщины всегда считались темпераментными и страстными. Дэвид не сомневался, что правило в полной мере распространяется и на Хелену, однако мисс Фицхью старалась полностью владеть собой и всегда выглядела холодной.

А сейчас ее сдержанность казалась поистине ледяной и резко контрастировала с роскошными волосами, которым позавидовали бы даже натурщицы Тициана. Пышные, сияющие бронзой волны закрывали плечи и спускались на спину. Как правило, Дэвид не испытывал недостатка в словах; податливые и гибкие, образы являлись сами собой, смешивались подобно краскам на палитре и создавали причудливые узоры. Но стоило задуматься о волосах Хелены, как творческая фантазия почему‑то давала сбой: ничего выразительнее эпитета «огненные» и его синонимов в голову не приходило.

Пламенные. Горящие. Пожар, в котором легко сгореть без остатка.

На фоне окна гибкая фигура казалась элегантно удлиненной. Когда‑то он дразнил ее жирафом, и она, разумеется, обижалась. Но в жизни жираф невероятно красив – яркое подтверждение художественного мастерства и вкуса Создателя.

А всего лишь несколько часов назад она жадно прижалась к нему всем телом и запустила пальцы в волосы.

– Почему? – спросила Хелена, заставив вернуться к действительности.

Дэвид с трудом вспомнил, о чем шла речь.

– Почему вам придется научиться раздеваться для меня?

– Нет. Почему вы вообще ввязались в эту историю? Будь вы более галантным, мотивы еще можно было бы представить. Но ведь в вашей натуре нет ни капли рыцарства. Так в чем же смысл?

Абсолютно все свои поступки виконт Гастингс совершал исключительно из любви к ней. Ее родственники об этом знали, но сама Хелена закрывала глаза, затыкала уши и упорно не желала ничего замечать.

Вспомнился совет Милли. Они с мужем много лет прожили в спокойном согласии, и все же она не решалась признаться в давнем чувстве. А если бы ссорились на каждом шагу? Разве в этом случае она осмелилась бы открыть душу?

– Если бы вы обладали пышным бюстом, смысла, конечно, было бы больше. – Дэвид пожал плечами. – И все‑таки надеюсь, что, в конце концов, найду кое‑что приятное даже в вашей костлявой фигуре.

Хелена обиженно сжала губы.

– Для человека, крайне мало интересующегося моей персоной, вы потратили немало сил на попытки физического сближения.

– В этом заключается суть мужского характера. На самом деле ни один путешественник не горит желанием дойти до Южного полюса или пересечь Сахару – героям просто любопытно выяснить, чем закончится очередной безумный эксперимент.

– Безумный эксперимент, – медленно повторила Хелена.

– Именно. Продолжим?

– Вам придется подождать, пока мы поженимся по‑настоящему, – ледяным тоном ответила она.

– Мистеру Мартину ждать не требовалось.

– Мистер Мартин со мной не спал.

Дэвид широко улыбнулся.

– Что ж, сделайте со мной то, что делали с ним, и я буду счастлив.

Хелена глубоко вздохнула.

– Вы грязная, отвратительная свинья, Гастингс.

За долгие годы ему приходилось слышать сравнения и более резкие, однако тон усталой обреченности поразил. Дэвид знал, что всегда оставался для мисс Фицхью не больше чем игрушкой – с навязанными условиями, как правило, неприятными, она справлялась изящно и беззаботно. А теперь вдруг оказалось, что хлопнуть по руке и убежать больше не удастся: отныне он стал для нее и настоящим, и будущим.

Дата добавления: 2015-07-13