Poznaс 2006 8 страница

Делая общий вывод, Толстой резко и категорически отверг духовенство: «Церковь сделалось ненужным, отжившим органом, который только из уважения к тому, чем она была прежде, надо спрятать куда-нибудь подальше [52]. А попы – не только уже от бога, но почти сами боги, потому что в них сидит дух святой. И в папе, и в нашем синоде с его командирами чиновниками. И как какой помазанник, то есть атаман разбойников, захочет побить чужой и свой народ, - сейчас ему сделают святой водой, покропят, крест возьмут (тот крест, на котором умер нищий Христос, за то, что он отрицал этих самых разбойников) и благославят побить, повесить, голову отрубить...» [53].

Но кто же был истинным христианином: Лев Толстой, который мало того, что учил добру, еще и кормил бедных и нищих в специально организованных им же столовых, или же священники, «отлучившие» его от христианства, люди занятые преследованием только своих эгоистических целей. Ответ очевиден. Православная церковь тесно связала себя с существующим строем, систематически учавствовала в казнях, репрессиях, угнетении народа, не только не считая, что это противоречит учению Христа, но и освещая свою деятельность его именем[54]. Толстой клеймил практику православной церкви: «В этом страшное дело, что это самое ужасное, запрещенное дело делается наиболее почитаемыми людьми и с участием учителей этой веры» [55]. С церковной обрядностью и иерархией в православии было связано понятие греха и добродетели. Церковь, как известно, брала на себя функции посредника между богом и верующими, которые и служили ей основным источником поборов и обогащения. Толстой с резкой иронией относился к таким обрядам, как исповедь, соборование, отпущение грехов, метко замечая, что установленный церковью порядок гарантирует вечное райское блаженство разбойнику, если ему за определенную сумму своевременно отпустят грехи и, с другой стороны, обрекает на вечные муки честного труженника, не успевшего вовремя обратиться за отпущением грехов. Отвергая этот догмат православия Толстой писал: «...Стараться верить в то, что за добрые дела я буду награжден вечным блаженством, а за дурные вечными муками, - думать так не содействует пониманию учения Христа; думать так – значит, напротив, лишать учение Христа самой главной основы» [56]. Полимезируя с церковниками, он говорил: «Ложные учителя привлекают людей к доброй жизни тем, что пугают наказаниями и заманивают наградой на том свете, где никто не был. Истинные же учителя учат тому, что начало жизни, любовь, само живет в душах людей и что хорошо тому, кто соединился с ним» [57].

С точки зрения религии Толстого, человек счастлив тогда, когда исполняет заповеди Христа, и, в частности, творит добро. Таким образом, Толстой прежде всего обращал внимание на то, что существующий строй основан на принципах прямо противоположеных заповедям Христа, и, осуждая этот строй, справедливо замечал, что либо надо было бы привести общественную жизнь в соответствии с этическим учением христианства, либо исказить его. Церковь и учение Христа приспособила к интересам господствующих классов, возвела в ранг истинного и священного тюрьмы, казни, государственные учреждения, суды и т.д[58]. Сопоставляя общественно-политическую деятельность церкви с основными заповедями христианства, Толстой пришел к выводу, что учение церкви враждебно христианству, поскольку «оно извратило его до того, что дошло до отрицания всей жизнью: вместо унижения – величие, вместо бедности – роскошь, вместо неосуждения – осуждение жесточайшее всех, вместо прощения обид – ненависть, войны, вместо терпения зла – казни» [59].

Кроме того, писатель считал, что православие, полностью игнорируя то, что в основе жизни каждого человека лежит борьба между животным и духовным началом, не способно указать людям путь к нравственному совершенствованию. Толстой не видел никакой общности между духовной жизнью народа и православной религией. Еще более интересно утверждение Толстого о том, что народ независимо от церкви и в потивоположность ей совершил ряд великих исторических преобразований и готовится к новым[60].

«Так, сами люди – писал он, - помимо церкви уничтожили рабство, оправдываемое церковью, уничтожили сосоловия, уничтожили оправдываемые церковью религиозные казни, уничтожили освященную церковью власть императоров, пап и теперь начали стоящее на очереди уничтожение собственности и государств» [61].

Церковь Толстой предлагал заменить свободным собранием верующих, которое будет ставить перед собой единственную цель – их общение, но не будет обладать никакими административными или организационными функциями[62]. «Одна из главных причин бедствий людей – это ложное представление о том, что одни люди могут насилием улучшать, устраивать жизнь других людей» [63]. Таким образом, он твердо считал, что единственный выход общества из состояния насилия – это верноевосприятия учения Христа. Толстой говорил: не следует удивляться тому, что современное христианство так далеко от того, что проповедовал Христос.

В свою очередь, природная мудрость и глубокий реалистический подход к жизни привели Толстого к конфликту и с некоторыми евангелическими положениями. Так было с заповедью «полюби врагов своих». Он много энергии потратил на объяснение этой заповеди, придя к выводу, что под врагами понимаются не личные враги, а иностранцы, чужеземцы их то и завещал любить Христос; и это разумно, ибо он завещал не воевать с чужими народами, не враждовать, а относиться к ним как к собственному народу[64].

Дата добавления: 2015-07-13