Кассандра Клэр Трилогия о Драко 26 страница

Ему показалось, что горизонт просветлел, и полоска цвета олова появилась между темной землей и черными облаками в небесах.

– Пожалуйста, оставь его, – попросил он, не глядя на нее. – Оставь нас.

Он ждал ответа, но его не последовало и, повернувшись, он увидел, что она исчезла. Она ушла, не оставив на снегу следов. Как всегда.

* * *

– Mundungus, – он произнес пароль, и портрет пропустил его. Драко замер на миг, поразившись ироничности ситуации: надо же, он знал гриффиндорский пароль. Еще несколько лет назад он бы изрядно приплатил за это. Теперь это казалось само собой разумеющимся.

Он шагнул в гостиную, и портрет закрылся за ним. Гостиная вовсе не пустовала: кто-то стоял у кресла и засовывал что-то себе в карман. Она еще не обернулась, но он немедленно узнал Джинни по ее пылающим рыжим волосам, скрученным в пучок на затылке. Несколько локонов высвободились, и казалось, что ее лицо лижут языки пламени. У нее был очень усталый вид.

– Драко, что ты тут делаешь?

– Я тоже в восторге от встречи с тобой, – ответил он. – Симпатичная пижамка.

Она опустила глаза к своей фланелевой пижаме с котятами и запахнулась в мантию.

– Где Гарри? – спросила она.

– Не имею ни малейшего представления. Меня это не волнует.

– Тогда что ты делаешь здесь?

– Пришел к Гермионе, – коротко ответил Драко. – Надеюсь, у тебя с этим нет проблем?

Джинни бросила на него снисходительный взгляд, словно он был раскапризничавшимся ребенком.

– У меня – нет, – ответила она. – А вот у Гермионы – вполне может быть.

– В смысле? – прищурился Драко.

– В том смысле, что полчаса назад Гарри пошел поговорить с ней, а она хлопнула дверью у него перед носом. Тогда он схватил свой плащ и ушел. И с тех пор я его не видела.

– Она молодец. Так ему и надо.

Джинни оторопела:

– Что ты несешь?

Нахмурившись, Драко шагнул к камину, поднял лежащую у решетки кочергу и поворошил пламенеющие угли.

– Гарри пора повзрослеть, – а то он ведет себя как полный дебил. И он мог бы сам это понять. Единственное, что могло чуточку улучшить ситуацию – если бы она скинула его с главной лестницы, и он бы пересчитал все ступеньки.

– Это звучит как-то обречено… – заметила Джинни.

– А то, – и Драко начал яростно тыкать кочергой в камин. – Что-то теряешь. Что-то находишь.

Повисла недолгая пауза. Подняв глаза на Джинни, Драко ожидал увидеть на ее лице что угодно – гнев, ужас, отвращение – но не печаль.

– Я так поняла, он рассердился на тебя.

– Ну, можно и так сказать, – ядовито согласился Драко. – Он обвинил меня в том, что я ему вру, презираю его лучшего друга и вся причина в том, что я – самовлюбленный, спесивый, властный сноб и ублюдок без всяких надежд на исправление. Я спросил его, могу ли я чем-нибудь ему помочь, на что он сказал, что мог бы, наверное, испытать некоторое облегчение, проглоти я шесть фунтов свинца и утопись в озере. Засим я ушел.

– Хм, – задумчиво пробормотала Джинни. – Но озеро-то замерзло.

– О, спасибо, я знал, что тебе можно доверить нож, чтобы всадить его мне в сердце.

Джинни откинула локон с глаз:

– А я думала, ты не можешь его обмануть. Ну,… мысленно.

– Точно, – спокойно кивнул Драко. – Но он меня заткнул. Я вообще не сумел ничего ему сказать.

– Никто не сумел, – тихо сказала она и положила руку ему на плечо, отчего ему вдруг стало удивительно спокойно, хотя, возможно, потому, что он замерз, а ее рука была мягкой и теплой. – Ты должен найти его.

– Я ничего не должен, – возразил он, – разве что вернуться к себе в комнату, упиться Архенским вином и проспать до конца недели. Возможно, к тому времени Мальчик-Который-Выжил разберется со своей чертовски сложной любовью без моей помощи.

– Без твоей помощи он умрет, – тихо сказала Джинни.

Какой-то полузабытый сон мелькнул в голове Драко, заставив его печально рассмеяться.

– От этого не умирают. От этого просто разбивается сердце.

– Я имела в виду не это. Я имела в виду, что раньше ты спасал его жизнь.

– Приятно, что ты это вспомнила, – голос Драко был холоднее инея. – Потому что я не думаю, чтобы об этом вспомнил он.

– Не говори глупости.

– Кто бы говорил, – бросил Драко и тут же пожалел, что эти слова сорвались у него с языка: она испугалась и обиделась.

– И чем собираешься сейчас заняться? – раздраженно и резко спросила она. – Отправиться в кровать, чтобы выяснить, сможешь ли заснуть? Спорим, что не сможешь? Ты не знаешь где он, возможно, ему нужна твоя помощь – ты не придешь ему на выручку?

– Ему не нужна моя помощь, – отрезал Драко, – он совершенно четко дал мне это понять.

Джинни фыркнула.

– Ты испугался, – высокомерно бросила она.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда я говорю «испугался», я имею в виду «струсил».

– О, спасибо, теперь все совершенно понятно. И чего же испугался?

– Ты испугался чувств, – уточнила она. – Забота и привязанность к людям делает тебя зависимым, и ты ненавидишь это. Ты нужен Гарри, и он нужен тебе. Сейчас он совершенно один и несчастен так, как не был несчастен никогда в своей жизни – что с того, что он наорал на тебя? Что, черт побери? Разве он не прощал тебе куда более худшие вещи? Когда тебя ранили, когда тебя пронзила стрела, – да я в жизни не видела человека, более потрясенного этим, чем он. А когда он проспал всю ночь на полу в лазарете – что, забыл? Но если грандиозная примадонна внутри тебя дуется из-за этого – что ж, пусть все идет, как идет. Все равно. Отшлепай своего внутреннего ребенка, надуй губы, закрой глаза и думай о своем – мне все равно, что ты должен сделать. Но только пойди и найди Гарри – я ужасно волнуюсь за него, да и тебе тоже стоит побеспокоиться.

Драко пристально взглянул на нее: она разрумянилась и чуть задыхалась от волнения.

– Все? – поинтересовался он.

Она упрямо вздернула подбородок.

– А что – не похоже, что я закончила?

– С тобой трудно говорить. Временами у тебя открывается второе дыхание.

– Не в этот раз, – сурово ответила она. – Так что же ты собираешься делать?

Он снова потянулся кочергой к камину и замер на миг.

– Разреши кое о чем тебя спросить?

– О чем?

– Если ты так волнуешься о том, что он там в одиночестве, почему же ты сама не пойдешь и не найдешь его?

Джинни вздохнула.

– Потому что я должна быть здесь. На самом деле я просто спустилась за книгой, я сейчас вернусь назад, и снова буду сидеть с Роном. Я должна позаботиться о своем брате, – добавила она, взглянув на книгу у себя в руках и снова подняв глаза на Драко. – А ты должен пойти и позаботиться о своем.

Драко посмотрел на нее: ясноглазая, румяная, в пижамке с котятами – она была похожа на маленькую девочку, которой, однако же, уже давно не была.

– Я даже не знаю, где искать его, – тихо пробормотал он. – Я… я не могу его найти.

Джинни тряхнула головой, оглядывая комнату, словно проверяя, не забыла ли она чего.

– Конечно же, ты можешь найти его. Не все же полагаться на телепатию. Иногда играет роль только то, насколько хорошо ты знаешь другого человека – ты его знаешь лучше всех. Куда бы он мог направиться?

У Драко в груди словно что-то оборвалось: конечно, она была права, у него действительно появилась идея, куда могло бы понести Гарри.

– Я не знаю, что бы я мог ему сказать.

– Придумаешь что-нибудь, – возразила Джинни, прищипнув пальцами последнюю горящую свечу. Теперь гостиная освещалась только светом, идущим из камина, он превращал кончики ее локонов в огненные лепестки. – Я в тебя верю.

Он почти рассмеялся:

– Ну, этим ты сильно отличаешься от большинства.

– Возможно. Только никому не говори.

– Есть ли еще какие-нибудь покрытые мраком тайны, которые мне стоит знать?

Она задумалась.

– Ну, я могу съесть целое мороженое без рук.

– Что, правда?

– Правда, – её губы дрогнули в улыбке. – Ну, иди, мне пора возвращаться наверх.

– Хорошо, – кивнул он. – И… спасибо.

– Да ладно, мы же друзья.

– Я бы не узнал… Я бы не подумал, что, может из-за этого я… – он замолчал, не в силах понятно сформулировать свою мысль.

Джинни чуть грустно улыбнулась ему:

– Хочешь знать, о чем я думаю? Думаю, что ты не знаешь, сколько в тебе всего хорошего. Вот что я думаю.

И она исчезла на лестнице.

* * *

Когда Драко методом проб и ошибок нашел-таки эту комнату, уже наступило утро. Ночь ушла, словно провернулось колесо. Он устал настолько, что стены и даже пол под ногами, казалось, светились слабым серебристым светом. Он знал, куда направляется: в темную комнату неподалеку от парадной лестницы, битком набитую старой мебелью и ненужными книгами. У стены в тусклой золотой раме стояло зеркало – зеркало, в которое он никогда не заглядывал.

Я покажу тебе не твое лицо, а твои скрытые желания…

Однажды он уже был там и убежал – воспоминания, связанные с этим местом, не были очень-то счастливыми. Но для Гарри… Для Гарри все было по-другому.

Он это знал. Промокнув до нитки под дождем, он стоял у озера, и счастье Гарри, как вода из открывшегося шлюза, сносило его с ног, и оно было сильнее – сильнее боли Драко, хотя он сам не понимал, какой. Эмоции его щелкали, переключаясь от света к тьме, будто под Мерцающим Заклятьем: счастье – печаль, счастье – печаль, счастье – печаль. Зажав уши руками, он сполз по стволу дерева, ожидая, когда все закончится. Он никогда не испытывал таких сильных эмоций – ни такого счастья, ни такого горя. Он словно истекал кровью.

Я на месте.

Он вспомнил все – и дверь, и коридор. В тот день все было нараспашку, сейчас же дверь была чуть приоткрыта – он толкнул ее и вошел.

Неяркий рассвет серебрил стены комнаты. Драко пробирался мимо мебели в белых пушистых чехлах, кажущейся плавающими в серой мгле айсбергами. Сквозь восточное окно он мог увидеть белоснежные просторы: белое небо, белый снег, тонкие, точно карандашные очертания зимних деревьев. На подоконнике, обхватил колени, сидел и смотрел в окно Гарри. Серое утро подсвечивало его лицо. Услышав приближение Драко, он повернулся и равнодушно взглянул. Казалось, что вместо лица у него маска.

Юноши стояли и смотрели друг на друга, разделенным темнотой, словно с разных концов квиддичного поля. Будь зеркало на стене обычным, оно бы отразило любопытную и весьма живописную картину, словно выстроенную неведомым режиссером: два паренька, примерно одного роста, одинаково худощавые – один черноволосый, другой белокурый, один во мраке, другой на свету. Но в комнате не было ни одной живой души, чтобы увидеть и оценить это, а Гарри и Драко не могли увидеть себя со стороны.

– Я думал, что ты придешь, – сказал Гарри.

В голове Драко горько прозвучал какой-то внутренний голос – а с чего это ты думал, что я приду? Что, мне больше нечего делать, только бегать за тобой, трогательно веря в нашу дружбу, когда ты швыряешь мне в лицо обвинения во вранье? Но этот голос накрыл другой – голос Сириуса, несколько месяцев назад произнесший странные слова: «Я прощаю тебе все, что должен простить. Мы способны вытерпеть все, что делаем ради любви».

– Ну вот, – произнес Драко. – Я пришел.

– Вижу. Как ты нашел меня?

Драко бросил взгляд на полутемную комнату и снова взглянул на Гарри:

– Я думал, что ты придешь сюда.

– Почему?

– Потому что я именно так бы и поступил.

Гарри взглянул на свои руки и быстро произнес:

– Прости меня.

Драко почувствовал неожиданное изнеможение и прислонился к закрытой белым чехлом мебели, судя по форме – тахте.

– За что?

– За то, что я наговорил, – голос Гарри был тих, как голос умирающего. – За все это.

– А туда входит фраза «Эй, Малфой, что ты тут делаешь?» – поинтересовался Драко, но даже отблеска слабой улыбки не промелькнуло по лицу Гарри. Слабый свет разгладил черты его лица, сделав его юным и по-детски торжественным.

– Я сейчас всех ненавижу, – еще тише прошептал Гарри. – Когда ты вошел в спальню, я тебя тоже возненавидел…

– Понятно. Да ладно, всё нормально.

– Нет, ненормально, – Гарри прерывисто вздохнул. – У меня нет причин, чтобы ненавидеть тебя. Ведь ты просто пытался мне помочь.

– Нет, – Драко выпрямился и подошел к Гарри. Тот все сидел и смотрел себе на руки – тем же взглядом, какой Драко приметил у него на кладбище: взглядом слепого, видящего какие-то неведомые ужасные картины.

– Я хотел сделать тебе больно, – и мне пришлось закрыть своей разум, чтобы я не мог этого сделать.

Драко пришло в голову, что несмотря ни на что, Гарри все же умудрился сделать ему больно, однако предъявлять претензии было бы глупо и по-детски мелочно. Гнев уже схлынул и сейчас, глядя на Гарри, Драко чувствовал только усталость и невыносимую грусть.

– Ты извиняешься. Значит ли это, что ты мне поверил?

Гарри слабо кивнул.

…Теперь я тебе верю, – Драко почти подпрыгнул от этого неожиданного контакта. – Одна часть меня верит тебе, а вторая не хочет этого принять.

…Отчего же? Разве это не упрощает все? Ведь она… она любит тебя.

…Да, только с одной поправкой – она меня ненавидит, – Гарри отпустил свои колени и повернулся к Драко, свесив ноги с подоконника. – Но нет худа без добра. Я был с ней просто ужасен. Я себе этого тоже никогда не прощу.

…Она тебя простит, – возразил Драко. – Она поймет.

…Как она сможет понять, если я сам ничего не понимаю? Не понимаю, что произошло, не понимаю, как я мог ничего не замечать, не понимаю, почему Рон… – Гарри поднял свои черные в этом полумраке глаза к Драко. – А ты?

– Понимаю ли я, что произошло? Нет, хотя у меня и есть кое-какие соображения, – ответил Драко. – Понимаю ли, почему Уизли поступил так? Ага, думаю, что понимаю. Только вот я вряд ли тот человек, который должен был объяснить это тебе.

Губы Гарри напряглись:

…Почему же?

…Потому что я ненавижу его за то, что он сделал, – отрезал Драко. – И большая часть меня хочет, чтобы и ты его за это возненавидел, только мои причины – это ведь только мои эгоистические соображения, я об этом знаю.

Гарри помолчал и, судя по всему, решил, что сейчас не самое подходящее время выпытывать из Драко, что и как; он снова кивнул и пододвинулся на своем подоконнике.

Драко принял молчаливое приглашение и присел рядом. Так они и сидели в этой тишине – пауза не казалась затянутой, молчание не было дружеским – Драко настороженно ждал, чувствуя, что Гарри о чем-то размышляет. Небо за окном все светлело и светлело, облака расползались, обнажая холодное серое небо. И вот свет пролился и в комнату, зеркало у дальней стены покрылось сверкающей рябью, солнечные зайчики запрыгали по волосам Гарри драгоценными искорками. Сразу стали видны и напряженные складки у его губ, и перламутровые тени под глазами. И вдруг он протянул руку – мгновение Драко просто смотрел на нее, соображая, чего же хотел Гарри. Это была правая рука, по ладони которой серебристым зигзагом бежал шрам. Драко взглянул на свою левую руку и вздрогнул, когда Гарри вдруг взял и крепко пожал ее.

Драко вскинул удивленный взгляд. Он всегда завидовал физическим проявлениям товарищества между Роном и Гарри – эти похлопывания по спине, объятия после побед в квиддиче; завидовал тому, как Рон поддерживал Гарри, когда тот валился с ног от смеха, пихал его в бок, подставлял плечо, когда тот оступался. Сам он прикасался к Гарри только в мгновения смертельной опасности – и то это были лишь похлопывания по руке или же легкие прикосновения к плечу. Даже думая, что Гарри умирает, он не мог прикоснуться к нему.

Пожатие Гарри становилось все сильнее, и Драко вздрогнул от боли. Гарри не столько держал его за руку, сколько сжимал ее с такой силой, что Драко показалось, что сейчас он раздробит ему все кости. Драко наморщился, но не шелохнулся. Пальцы стискивали его ладонь сильнее и сильнее и в тот миг, когда Драко понял, что больше не может терпеть, Гарри разжал руку.

Драко потянул к себе свою руку и с трепетом взглянул на нее, почти ожидая увидеть бесформенный кусок мяса, однако на вид ничего не изменилось. Драко помахал пальцами в воздухе – это немного помогло.

– О… – пробормотал он. – Решил сорвать злость на моей руке?

Гарри недоуменно захлопал глазами, словно возвращаясь из какого-то сновидения.

– Прости, я сделал тебе больно?

– Как думаешь, профессор Синистра хочет забраться Чарли в штаны?

Гарри снова захлопал глазами.

– Не знаю.

– Ты ведь ни на что в школе не обращаешь внимания, Поттер, правда?

– Я не прислушиваюсь к скучным сплетням, если ты об этом.

– Что ты, эти сплетни вовсе не скучные.

– Да ну? О, Дин гуляет с Элоизой, а Парвати собирается замуж за сына Пожирателя Смерти, Блез крутит у тебя за спиной с Малькольмом…

Драко едва не свалился с подоконника.

– Блез крутит с Малькольмом у меня за спиной?

– Я думал, ты знаешь, – смущенно пробормотал Гарри. – Ведь все уже знают.

Драко потерял дар речи.

– Боже, – пробормотал Гарри еще смущеннее и взволнованнее.

Драко взял себя в руки и фыркнул:

– Да ладно, не волнуйся. Мне на это наплевать.

– Я знаю, что это не так, – возразил Гарри. – Я надеялся…

– На что ты надеялся?

– Таким образом я мог бы стать чуть больше похожим на тебя, – заметил Гарри. – Конечно, не таким почитаемым. Однако это меня не беспокоит.

– Не переоцени свою беспечность, – ответил Драко. Мысль о беспечном Гарри была странной, а потому тревожила его. – Кстати, продолжая тему, что ты решил в отношении Гермионы?

– Да я так думаю, мне бы с ней надо поговорить… Вот только я не знаю, что ей сказать…

– Только все эти извинения, пожалуйста, без меня, – заметил Драко. – Предпочту быть сожранным взбесившимися ласками. Кстати, я никогда не был таким ослом, как ты нынче вечером.

– Не ври, – возмутился Гарри и тут же замолчал. – Ясно, ты меня просто заводишь. Да, согласен, я был ослом.

– Еще каким. Просто эпических размеров. В твою честь можно было бы называть города – скажем, Дорксвилл спрингс. Или Литтл Уанкертон. Думаю, что они еще не заняты.

– Ах, отстань. Мое хрупкое, трепетное эго… – что, забыл?

– Слушай, а я-то думал, что жестокая любовь может сотворить чудо, – откровенно говоря, все это нытье «о, смерть, приди ко мне» начинает действовать мне на нервы.

– И что – это твой совет?

– Что ж, – задумчиво промолвил Драко, – на твоем месте – хотя слава Богу, я не на нём, – я бы тебе посоветовал осознать то, что Гермиона раз в шесть умнее тебя. И меня, коль на то пошло. Так что тебе стоит быть с ней честным, в противном случае она тут же это заметит.

– Быть с ней честным – и это весь твой совет?

– Ладно, давай пока остановимся на этом. Если не сработает, придумаем план посерьезней. И вообще – чего ты ко мне-то обращаешься? У меня подружки нет.

– У тебя есть подружка, – возразил Гарри.

– Больше нет, – Драко спрыгнул с подоконника. – Давай, попробуй сегодня подойти к Гермионе, и если она шарахнет дверью у тебя перед носом, я сам с ней поговорю.

– Спасибо, – скованно пробормотал Гарри, и Драко почти ощутил, как тому ненавистна сама мысль о том, что Драко может переговорить с Гермионой, а сам он – нет. С другой стороны, он прикусил язык, и Драко не мог не оценить это.

– Мне бы немного поспать, – сказал Драко. Это было чистой правдой: усталость ледяной водой текла по его жилам. Гарри начал плыть у него перед глазами, а в ушах стучало. – За тебя можно не беспокоиться?

– Со мной все будет хорошо, – ответил Гарри, взглянув Драко в лицо и почти улыбнувшись. – Малфой, ты выглядишь, как мечта старьевщика. Иди в кровать.

Голос Гарри остановил Драко на полдороги к дверям, он удивленно обернулся, думая, что Гарри зовет его назад, но нет: тот стоял, еще опираясь рукой на подоконник, но уже готовый двинуться с места.

– Малфой?

– Что?

– Как думаешь, кто она?

Драко тут же понял, о чем он.

– Не знаю, – честно признался он. – Она выглядит как Гермиона. Прекрасно замаскировалась.

– Но ведь у тебя же есть предположения? Ну же, я знаю, что есть.

Драко кивнул.

Солнце уже встало, однако его свет не оживил красок на лице Гарри, тот по-прежнему был бледен и похож на призрак. Именно так он выглядел на втором курсе, сорвавшись с метлы во время матча и с хрустом сломав себе руку. Не то, чтобы Драко чувствовал вину или сильное огорчение по этому поводу – но какое-то сочувствие, заложенное изначально в каждом человеке, заставило его поморщиться. Бледное лицо, перекошенное от боли – да, сейчас он был точно таким же.

– Кто же меня так ненавидит? – с тоской спросил Гарри. – Кто все это придумал?

– Если это сможет тебя утешить, Поттер, – как можно мягче заметил Драко, – то, по моим подсчетам, это никак не связано с ненавистью к тебе.

* * *

Гермиона сидела в кабинете и ждала появления Дамблдора, безразлично глядя в окно, на светло-серое небо, расчерченное темными полосками облаков. Она устала, она не сомкнула ночью глаз, ее слегка шатало. О завтраке она думала с ужасом, но, к ее вящему облегчению, первым, кто утром постучался в дверь ее комнаты, была профессор Макгонагалл, сообщившая, что ее ждет директор. Вернее, не совсем первым: Гарри ночью рвался к ней, она открыла и, лишь взглянув на него, захлопнула дверь.

Знаю, он приходил извиняться, – подумала она. – Это было видно по его лицу.

Но ей больше ничего не хотелось выслушивать, она бы подивилась, если бы у нее на это хватило сил.

Дверь за ее спиной открылась, и она услышала, как кто-то вошел в комнату, прокашлялся и заговорил – это был Дамблдор, как она и думала.

– Боюсь, я вынужден кое о чем поговорить с вами, мисс Грейнджер.

Гермиона подняла к директору безразличный взгляд:

– Я знаю, сэр.

Мрачный и печальный, он встал за своим столом:

– Подойдите и присядьте, мисс Грейнджер.

Она кивнула, не представляя, откуда они могли узнать о событиях минувшего вечера, однако, судя по их лицу Дамблдора сейчас и лицу Макгонагалл, когда та пришла за ней, дело было серьезным. Не будь она в таком состоянии, она бы умерла от унижения, однако сейчас ей было не до того. Она прошла и села, куда указал Дамблдор, положив руки на коленки:

– О чем вы хотели поговорить со мной, профессор?

Дамблдор сел и печально взглянул на нее поверх своих очков-полумесяцев.

– Боюсь, что тема весьма серьезна, – тихо начал он, – в противном случае я бы не стал приглашать вас сюда, чтобы обсуждать личные дела других студентов, даже такого близкого вам друга…

– Я знаю, – уставясь в стол, перебила она, слыша отчаяние в своем голосе. – Вы хотите поговорить со мной о Гарри.

Дамблдор не ответил. Она сидела, не поднимая глаз. Наконец, он заговорил:

– Нет, мисс Грейнджер. Я хотел побеседовать с вами о мистере Уизли.

Она медленно подняла взгляд и увидела в его глазах жалость, доброту и сострадание.

– О Роне? – переспросила Гермиона шепотом.

Он кивнул:

– Мистер Уизли покинул нас.

На какой-то жуткий миг Гермиона подумала, что Рон умер. Комната вокруг дрогнула и покачнулась, и ей пришлось вцепиться в стол.

– Он… что?

– Он покинул свой пост старосты школы среди юношей, – Дамблдор опустил глаза и, взглянув следом за ним, она только теперь поняла, что поблескивающий квадратик на столе это значок… Это значок Рона, его значок старосты! Вот выгравированное имя Рона – со своего места она видела его вверх ногами… – Он покинул Хогвартс…

– Покинул школу? Как же он мог!..

– Учеба окончилась. Конечно, я мог бы задержать его, однако я не видел в этом никакого смысла. Надеюсь, что после каникул ему захочется вернуться…

– Нет, – прошептала Гермиона, не сводя глаз со значка на столе. – Он не сможет вернуться, не сможет…

– Мисс Грейнджер, я надеялся обсудить с вами тот факт, что теперь у нас нет более исполняющего обязанности старосты школы среди юношей.

– Нет, – повторила Гермиона и поднялась так резко, что уронила на пол свой стул. – Директор, скажите, может, он еще тут, может, еще не уехал?

Дамблдор встревожено взглянул на нее:

– Он освобождает свою комнату. Собирает вещи, – начал он и хотел, наверное, добавить что-то еще, но Гермиона не стала этого дожидаться. Она повернулась и пулей вылетела из кабинета, оставив Дамблдора смотреть ей вслед.

* * *

Дверь в комнату Рона была закрыта, но не заперта. Гермиона распахнула ее, шагнула внутрь – и у нее оборвалось сердце. Комната была пуста.

На стенах не было плакатов Палящих Пушек, исчез сундук, что стоял в ногах кровати, исчезли учебники с полки у двери, не было лоскутного одеяла, что миссис Уизли на пятом курсе сшила для Рона – кровать стала безразличной и пустой, как больничная койка. Единственное, что осталось от жившего здесь когда-то Рона, – заткнутая за раму висящего на стене у окна зеркала фотография, которую Гермиона осторожно вытащила.

Это была не волшебная, а простая фотография, сделанная ее собственной маггловской камерой, поставленной на автоматическую съемку с задержкой. Она в школьной мантии стояла между Гарри и Роном, положив руки им на плечи. Они такие счастливые… они смеются… Она почувствовала, как у нее заныло сердце.

Она медленно опустила фотографию на подоконник и отвернулась. Вдруг дверь открылась, и она рванулась навстречу вошедшему – тонкая белая рука на ручке, огненная шевелюра – это была Джинни, которая разговаривала с кем-то, кто стоял за дверью.

– Если хочешь – взгляни еще раз, проверь, что ты ничего не забыл, – говорила она. – А потом мы можем…

Рон, – оцепенев, поняла Гермиона. Застыв на месте, она пропустила и то, что сказала Джинни, и то, что Рон ей ответил. В отличие от Джинни, он тут же увидел ее – его глаза метнулись к ней, они молча посмотрели друг на друга.

…а хочешь, спускайся вниз и подожди, я сама могу взглянуть…

– Джинни… – очень тихо произнес Рон.

Джинни осеклась и повернулась, следуя за его взглядом. Увидев Гермиону, она побледнела, однако удержала себя в руках.

– Привет, – прошептала она.

Гермиона лишь кивнула в ответ, чувствуя, что не сможет вымолвить не слова.

– Я… мы с Роном собираемся спуститься, – Джинни быстро огляделась по сторонам и снова взглянула на брата. – Похоже, мы ничего не забыли, так что…

Гермиона почувствовала, что комок в горле пропал.

– Ты забыл это, – она схватила фотографию с подоконника и протянула ее Рона. Тот взглянул и побелел.

– Она больше тебе не нужна? – Джинни потянулась к фотографии, но Гермиона убрала руку. Джинни с беспокойством взглянула на брата:

– Нам лучше пойти вниз…

Гермиона прикусила губу:

– Пожалуйста… – умоляюще попросила она Рона. – Просто поговори со мной шесть минут, и тогда уходи, я больше ни о чем тебя не попрошу. Обещаю, – ее голос дрогнул. – Ты мне должен хотя бы эти шесть минут…

– Шесть минут? – с недоумением переспросила Джинни.

Однако, как и ожидала Гермиона, Рон понял ее.

– Шесть лет, – отчужденным голосом пояснил он. – По одной за каждый год нашей дружбы.

На лице Джинни появилось совершенно несчастное выражение.

– Рон… – но тот смотрел мимо сестры.

– Хорошо… Хорошо, я поговорю с тобой.

Джинни поменялась в лице, взглянула на брата – но тот упрямо сжал губы. Она покорно пожала плечами и вышла.

– Встретимся на лестнице, – произнесла она в дверях.

Дверь закрылась, и Рон с Гермионой остались вдвоем в этой пустой тихой комнате. Рон, глядя куда-то за ее левое ухо, словно не в силах посмотреть в прямо глаза, скрестил руки на груди и обхватил ладонями локти, словно мерз.

– Ты не можешь уехать, – сказала она, произнеся вовсе не то, что собиралась. – Не можешь.

Он все еще не мог взглянуть на нее.

– Я уезжаю. Решено. И не надо мне говорить, что я не должен уходить в отставку…

– Я рада, что ты сделал это, – холодно перебила она. – Я имела в виду другое. Ты не можешь уехать, не поговорив с Гарри.

Теперь он вскинул на нее взгляд, его синие глаза расширились от удивления:

– Поговорить с Гарри?

– Хотя бы извиниться перед ним.

– Извиниться? – дернулся Рон. – Ты что, думаешь, что это что-то вроде того небольшого недоразумения, что было между нами на четвертом курсе, которое вполне можно разрешить с помощью извинений? Гермиона, после всего того, что я наделал, он меня теперь ненавидит…

– Но ведь на самом деле ты этого не делал…

– Делал, – он снова обхватил себя, так, что побелели костяшки пальцев. – Если рассудить – делал.

– Но почему? – вопрос сорвался с ее губ, хотя она поклялась себе, что ни за что его не задаст. – Зачем ты это делал?

Он замолчал. Через минуту он вдруг опустил руки. Выпрямился. И взглянул ей в глаза.

– Я думал, ты любишь меня. Я думал…

Голос его оборвался, и воцарилась тишина. Она впервые видела его таким бледным и напряженным: рыжие волосы прилипли к вспотевшему лбу, под глазами были круги, до которых было далеко самым ужасным фиолетовым теням Пенси, одежда была такая мятая, словно он в ней спал, – он походил на человека, который болен не первый день.

Она хотела ненавидеть его, она знала, где этот гнев, она потянулась к нему, но ярость утекала прочь, оставив после себя какую-то оцепенелость. Перед ее мысленным взором тенями, несущимися по стене промелькнули картинки-воспоминания.

Дата добавления: 2015-07-13