Кассандра Клэр Трилогия о Драко 59 страница

Портье, улыбнувшись, продемонстрировал ряд острых металлических зубов.

– Сэр, мы будем счастливы о Вас позаботиться. Что касается комнат, сейчас свободны только те, что наверху, в подземельях всё занято. Вы бы хотели номер на полночи или на ночь целиком?

– Целиком, – кивнул Том, удовлетворённо осматриваясь: клуб, и впрямь, не поменялся за полвека. Те же аляповатые хрустальные люстры, скабрезные картины на стенах. Ароматизированные свечи горели перед триптихом, на котором обнажённые нимфы играли и плескались в водоёме. Том приподнял бровь: нимфы были очень даже ничего, но совершенно не в его вкусе.

– У вас очень мило, – заметил он.

– «Полночный клуб» – предмет нашей общей гордости, – подмигнув, сообщил гоблин. – Сэр, к сожалению, я должен попросить Вас оставить палочку. В наших стенах волшебство не допускается.

– О, я понимаю – конечно, – Том с трудом сдержал усмешку, вытаскивая из кармана и протягивая портье палочку Симуса. Наверняка под столом они держали каталог с фотографиями всех зарегистрированных магидов. Симуса Финнигана среди них не было, и быть не могло. Том безо всякого сожаления проследил, как гоблин запирает его палочку в шкаф.

– А теперь, сэр, что касается Вашего сопровождения… – деликатно начал гоблин.

– Сопровождения, – на губах у Тома появилась улыбка, о которой он тут же пожалел. – А, Вы хотите знать, хочу ли я проститутку?

– Сэр, мы предпочитаем не использовать эту терминологию, – гоблин явно выглядел огорчённым. – Это несколько старомодно.

– Я тоже, – кивнул Том, – весьма старомоден в отношении некоторых вещей. Так что вы можете мне предложить?

– О, в Вашем распоряжении прекраснейшие девушки – выбор за Вами, – пропел гоблин, – самые прекрасные девушки и, разумеется, прекрасные юноши.

Том покачал головой.

– Нет, я хочу нечто особенное. Особенную девушку.

– Ну, разумеется – в Вашем распоряжении и знаменитые ведьмы с колдунами, стоимость которых зависит от того, насколько трудно достать их… ингредиенты. Вы удивитесь тому, сколько квиддичных игроков продается на чёрном рынке – немного золота и никаких вопросов. Но если вы хотите, скажем, Гарри Поттера… нам приходится идти на весьма специфические кражи. Так что…

– Я же сказал, что хочу девушку, – перебил его Том. – Ваши знаменитости меня не волнуют. Он размотал обвившийся вокруг безымянного пальца волос и протянул его портье. – Эту девушку.

Гоблин бережно принял волос из рук Тома.

– Чудесные рыжие волосы… Девушка так же чудесна?

– Вполне, – бесстрастно ответил Том. – Кроме этого, у меня есть дополнительные пожелания.

По мере того, как Том говорил, желто-зелёные глаза гоблина всё расширялись и расширялись от удивления; он замер, не донеся руку до ключа от комнаты двадцать восемь.

– Сэр, это потребует какого-то времени. Как минимум – несколько часов.

– Я вас не тороплю, – успокоил его Том, с улыбкой протягивая руку за ключом. – Я всё равно собирался почитать.

* * *

В тот миг, когда Том отпирал дверь комнаты двадцать восемь. Гарри лицом вниз лежал и грелся у камина в своём номере. Тепло шло, словно, сквозь него, он уже взмок от пота и теперь дрожал. Если бы ему не было так плохо, он бы давно понял, что у него жар. Честно говоря, очень немногие люди могут без последствий бегать под ледяным дождём, не спать сутками, путешествуя на огромные расстояния. И Гарри явно был не из их числа.

Но сам он об этом не подозревал. Единственное, что он понимал, – это то, что никак не может согреться, хотя лежит прямо у огня. И никак не может заснуть, сон удалился в какие-то заоблачные дали. Мысли разбегались в разные стороны, но всё становилось ясным и понятным, одновременно неся облегчение и тревогу.

Перед глазами в этом разбухшем от дождя переулке стоял юноша, которого он принял за Драко. Было так странно, когда тот его поцеловал, – но это не испугало и не удивило Гарри. А испугал и удивил его взгляд «Драко», когда тот разговаривал с ним: словно Гарри был пустым местом. Гарри не привык к такому взгляду – Драко всегда смотрел на него так, словно он был центром мира.

Перевернувшись на спину, Гарри уставился в потолок, на гладкой поверхности которого плясали тени и отблески пламени. В голове звучал голос Драко, невнятный, дремотный:

– Ты посидишь со мной?

– Да, я посижу.

Но он не остался, и получилось так, что последнее, что он сказал Драко, оказалось ложью. Гарри передёрнулся. Одежда чуть подсохла. Желудок завязался узлом. Он мечтал снова услышать в голове этот голос.

– Это то, чего ты хочешь?

– Да – это то, чего я хочу.

– Что ж, тогда я сделаю это.

Гарри снова заворочался и повернулся к огню, немедленно лизнувшему жаром его лицо, на что юноша не обратил никакого внимания. В костях поселился такой холод, что, казалось, теперь ему никогда не согреться. Память отбросила его назад, на замёрзшую башню: вот он присел на корточки рядом с Драко. Сверху на них лился лунный свет – яркий, резкий, ядовитый – как чистый спирт.

– Может, ты меня просто ненавидишь? – спросил Гарри, подрагивая от пробиравшего до костей мороза.

– Ненавижу? – переспросил Драко. – Я никогда не смог бы тебя ненавидеть.

Гарри не был уверен, что Драко сказал именно эти слова. Память, разум – они едва ли слушались его теперь: вот он стоит на коленях, держа в горсти окровавленные осколки. Он специально собирал стекляшки, не пытаясь поберечь руки, – он хотел порезов, хотел боли.

– Ты ненавидишь меня, – бросил он залитому луной коленопреклонённому юноше напротив, – Я всегда думал, что ты ненавидишь сам себя, но, возможно, всё дело в том, что тебе ненавистен именно я.

Он не смог вспомнить ответ Драко. Кажется, тот возразил… в голове крутились какие-то обрывки фраз. Эти воспоминания вызвали дурноту: господи, как у него язык повернулся сказать такую чушь?! Он вспомнил, как Драко пнул флакон с противоядием, разбив его вдребезги. Гарри тогда захлестнула ярость и слепое отчаяние: как он посмел, как он мог такое со мной сделать?! Конечно, на самом деле Драко не собирался ничего делать с Гарри, в противном случае это свидетельствовало о такой степени преданности, которой тот считал себя недостойным.

Да, конечно, дело было не в нём, да и не стоило обвинять Драко в ненависти – ведь он же сам понимал, что это совсем не так, ведь он же мог сказать совершенно чётко, когда Драко ненавидел его. Как раз тут, в промёрзшем переулке, юноша, разговаривая с «Драко», думал, что того переполняет ненависть. Гарри не ожидал этого, был сбит с толку, ведь он прекрасно помнил времена, когда они с Малфоем не переносили друг друга: тот бы, без сомнения, с упоением порвал ему глотку при первом же удобном случае и с улыбкой отправился восвояси. Гарри не представлял, что ощущает тот, кого ненавидят, – вернее, представлял, что это вряд ли может кому-нибудь понравиться. Однако тёмная, извращённая гордость где-то внутри него шептала, что на свете существовал всего один человек, способный заставить Малфоя полностью потерять его хвалёное самообладание; более того, иногда – пусть нечасто, но всё же – Гарри даже доставляло удовольствие доводить Малфоя: губы у того начинали забавно дергаться, кулаки, побелев от напряжения, сжимались и разжимались, словно Драко был готов кинуться на Гарри и придушить его.

Но иногда удержаться было просто невозможно: когда на пятом курсе Гриффиндор снова стал обладателем Кубка по квиддичу, Гарри попросил Добби, чтобы тот подошёл во время завтрака к слизеринскому столу и вручил Драко бархатную подушечку, на которой красовался маленький пластмассовый стаканчик. И записка: «Наверное, этот размерчик тебе подойдёт больше: Малфою от Г.Поттера»

Тогда Драко ничего не сделал, но чуть позже, торопясь на зелья, Гарри вдруг почувствовал, как кто-то схватил его за рукав, обернулся, и, не успев ничего сообразить, очутился под ближайшей лестницей, сбитый с ног. А Драко сидел верхом на нём и прилагал все усилия, чтобы разбить об каменный пол голову Гарри.

Гарри был удивлён гневу, почти ослепившему Драко, но кулачный боец из того был неважный: слизеринец всё больше занимался танцами и фехтованием, тогда как у Гарри была неплохая выучка: со времён издевательств Дадли он прекрасно умел уворачиваться от тумаков. Он пихнул Драко ногами, вывернулся и, сцепившись, они покатились, пинаясь, лягаясь, и осыпая друг друга ударами. Остановила их лишь дальняя стена: Драко коленями прижал Гарри к полу, метясь кулаками ему в голову. И в тот миг, когда Гарри уже собирался увернуться от удара, он понял, что единственное, чего ему сейчас хочется, – это, как следует врезать Малфою.

Гарри прекратил елозить и дёрнулся вверх – так резко, что обидчик не удержался и свалился. Гарри кинулся на него – теперь он сидел верхом, размахнувшись, он ударил Драко кулаком в лицо – раз, другой… На третий раз кулак оказался в крови; Драко зажал рукой горло Гарри, пытаясь задушить его, шаря между ними второй рукой. Гарри понял, что тот ищет свою палочку, и поступил так, как поступил бы Дадли – резко и со всей силы дёрнул коленом вверх. Драко задохнулся, Гарри отпихнул его прочь и поднялся на ноги, сжимая палочку врага в окровавленном кулаке.

Задыхаясь от боли, Драко лежал на полу. Наконец, он с трудом поднял голову и взглянул на Гарри; и глаза его распахнулись, когда он увидел свою палочку в руках гриффиндорца. Это была очень дорогая палочка красного дерева – Гарри не раз слышал, как Малфой хвастался, что та была изготовлена для его далёкого предка ещё во времена Тюдоров. Она была гладкой и прохладной на ощупь и как-то странно светилась.

– Хочешь, чтобы я сломал твою палочку, Малфой? – прорычал Гарри. – Интересно, что бы сказал на это твой отец?

Драко с трудом приподнялся на колени и взглянул на Гарри из-под упавших на глаза волос. Щека была разбита, кровь из расквашенной губы стекала на рубашку. Он всё никак не мог справиться с дыханием.

– А, ну… верни мне… палочку, Поттер… долбаный дурак…

Палочка издала певучий звук, напряжённо изогнувшись в пальцах Гарри. Она была гибкой, и всё же – приложи Гарри малейшее усилие – и она сломалась бы.

Драко не мог отвести от неё глаз, как ни старался, дыхание участилось, грудь вздымалась и опадала под рубашкой.

– Извиняйся, – велел Гарри.

Драко задохнулся от негодования.

– За что?

Внутри Гарри вскипела странная ярость, поразившая его своей неудержимой силой.

– За всё! – заорал он. – За то, кем ты являешься. За то, что ты мерзкий, скользкий, гадкий, ухмыляющийся расист, за то, что ты жалкий червяк! Так что быстро открывай пасть и извиняйся, а иначе я раскрошу твою палочку в щепки – я не шучу!

В повисшей тишине Драко взглянул на Гарри: долго, пристально, словно примериваясь – и на какой-то безумный миг Гарри показалось, будто тот, действительно, сейчас извинится или же сделает какой-нибудь примирительный жест… во всяком случае, было не похоже, что слизеринец попробует снова броситься на него… как вдруг Драко качнулся на руках вперёд и плюнул кровью прямо Гарри на ботинки. Гарри инстинктивно отступил назад, а Малфой снова уселся на пол, опустив голову и прикрыв глаза.

– Получи свои извинения, – прошипел он едва слышно. – Делай, что хочешь.

Гарри посмотрел на его напряжённые плечи, вцепившиеся в колени пальцы – юноша ждал хруста своей драгоценной палочки – подумал о Люциусе Малфое… и не смог сломать её.

Проклиная свое дурацкое малодушие, Гарри с размаху швырнул палочку на пол:

– Забирай! Забирай и катись с ней ко всем чертям!..

Драко рывком вскинул голову – в его глазах не было благодарности, одна сплошная чёрная ненависть. Он не шелохнулся, – ни чтобы поднять палочку, ни чтобы стереть кровь с губ. И когда он снова заговорил, было в его голосе что-то странное, словно он сдерживал крик. Или же плач.

– Почему ты никак не сдохнешь, Поттер? – свистящим шёпотом спросил Драко. – Почему… ты просто… не возьмешь и не сдохнешь… чтоб тебя?..

И переполнявшее его голос отвращение буквально ошеломило Гарри. Потом он понял, что их взаимоотношения с Драко были неравными: слизеринец было многократно чувствительнее его самого. Ведь Гарри никогда не питал к тому столь концентрированной ненависти. Всю её глубину и многообразие Гарри приберегал для Вольдеморта, испытывая к Малфою просто сильную неприязнь, ведь, в конце концов, он же не убивал никого из тех, кого Гарри любил. С таким же успехом можно было ненавидеть камешек в ботинке, стертую до крови ногу или навязчивую песенку, вертящуюся в голове.

И Малфой это понимал.

– Ненавижу тебя? Я никогда не питал к тебе ненависти, – искренне ответил Драко. Да, он не кривил душой – как раньше он не мог представить свою жизнь без ненависти к Поттеру, так теперь он не понимал, что значит ненавидеть его. Что бы он ни делал – любил ли, ненавидел ли – он делал это от всей души. Гарри так не умел и только-только начал осознавать, что из-за своей бесчувственности может причинить Драко боль, не желая того.

В груди, словно, что-то взорвалось, Гарри вдруг осознал, как нечестно всё происходящее; ему захотелось кинуться на поиски Драко, схватить его, тряхнуть и объяснить – то, что когда-то они были неравны в ненависти, вовсе не значит, что теперь они навсегда обречены на неравенство во взаимоотношениях. Судьба и история, столетия, не приносящие никаких изменений, – Малфой верил им, тогда как для Гарри эти слова ничего не значили: когда ему был год, жизнь, шедшая своим чередом, повернулась к нему спиной. И теперь ему хотелось сказать Драко, что не существует единственной дороги, что путей много…

Но, увы, он не мог: всё уже было в прошлом, он упустил свой шанс, он всё разорвал и всех бросил, начав сначала и запретив себе думать о том, что он совершил, и о тех, кого оставил, – о Драко и Гермионе, Роне и Сириусе – о тех, кого любил он и кто любил его.

Гарри завозился, полуослепнув от захлестнувшей его вины и отчаяния, но сделать ничего было нельзя, как ни глупо это звучало: он выбрал свой путь, он встал на него – назад пути не было. Даже теперь, когда начали обретать смысл вещи, никогда доселе не имевшие для него никакого значения.

У Гарри появилось ощущение, будто он сидел взаперти в тёмной комнате, прислушиваясь к доносящимся из-за двери странным звукам. А потом дверь вдруг распахнулась, и непонятные звуки оказались музыкой, слились в знакомую мелодию. Мелодию, которую он до сих пор ни разу не слышал целиком, во всей её красоте и полноте.

Но поделать ничего было уже нельзя. Немного есть на свете вещей хуже, чем сожаление о том, что мог бы – но не сделал. Внутри у Гарри всё перевернулось, он привалился спиной к стене рядом с камином и швырнул себе в лицо горький упрек: «Что же я наделал? Боже, что же я натворил?»

Не было больше сил терпеть это: Гарри поднялся, подошёл к столу и нашарил перо и пергамент

* * *

– Полагаю, нам нужны фальшивые имена, – позвякивая медной ложкой в маленьком котле с противоядием, заметила Гермиона. – По крайней мере, тебе.

Драко посмотрел на неё с лёгким удивлением. Он сидел на столе рядом с наспех организованным рабочим местом, которое на кухне их гостиничного номера устроила Гермиона. Именно она настояла на том, чтобы в их комнате была кухня для того, чтобы заниматься противоядием, Драко же – на том, чтобы им предоставили самый большой и дорогой номер отеля. Их требования были удовлетворены, и всё шло, просто, как по маслу, за исключением того, что Гермиона, будучи дочерью средней руки дантистов, не смогла сдержать ужаса при виде кричащей роскоши отеля. Хотя и подозревала, зная Драко, что будет нечто подобное.

Мраморный пол, два огромных камина, две спальни – белоснежная и зелёная с золотом. Гермиона старалась не смотреть на огромную ванную с кранами в виде серебряных русалок и плавающими волшебными подушечками. Занавески белого бархата спадали до самого пола. На ощупь они были плотными и восковыми, словно лепестки лилии. И ещё была кухня с заколдованными медными горшочками и самомоющимися тарелками.

– Фальшивые имена? – переспросил Драко. – И зачем же?

– Ты слишком известен, – пояснила Гермиона. – И имя у тебя весьма необычное. Каждый, кто увидит, как я называю высокого блондина Драко, обернётся.

– Вовсе я не известен, – с легкой улыбкой возразил Драко.

Когда они регистрировались в отеле, она боялась, что им придется представиться. Драко же привалился к стойке администратора, поставил ногу на медную приступочку у стойки и, словно у уличного фокусника, галлеоны потекли из его рукава прямиком на регистрационный бланк. И тот исчез в столе, словно по мановению волшебной палочки – без единой пометочки.

– Молчание стоит золота, – произнёс он, когда лестница возносила их к дверям номера. – Теперь он не проболтается.

– Конечно, эта известность не такая, как у Гарри, которого все знают, – продолжила разговор Гермиона.

Драко тут же отвел от неё глаза, как всегда, когда она говорила о Гарри. Гермиона промолчала, продолжая помешивать противоядие. Подняв взгляд, она посмотрела на юношу: черный свитер слегка висел на нём, из рукавов виднелись лишь кончики пальцев, а из-под капюшона торчали пряди светлых волос. Он покусывал губу.

– Хорошо, предложи имя для меня.

– Надо, чтобы оно звучало почти как твоё… – задумчиво протянула Гермиона. – Может, Дрейк?

Драко вскинул голову, из-под капюшона полыхнули серые глаза:

– Только посмей меня так назвать – я тебя сразу убью.

– Нет? – улыбнулась Гермиона.

– Не люблю клички, – коротко пояснил он. – Можешь с тем же успехом называть меня «пирожком» или «медвежонком».

– Это мысль…

– Согласно правилу 413 Кодекса Поведения Семейства Малфоев мне не запрещается применять насилие по отношению к женщинам. Я сейчас надену тебе на голову горшок, в котором ты бултыхаешь ложкой.

Гермиона хмыкнула.

– Кстати, не подержишь, пока я переливаю? – она протянула ему ложку с длинной ручкой, которую Драко принял с самым мятежным видом. Она, тем временем, перелила половину зелья в чашку, высыпала туда содержимое пакетика, схватила ложку и начала яростно размешивать – эта часть приготовления противоядия должна быть выполнена быстро, иначе всё шло коту под хвост.

– Думаю, стоит подыскать имечко для тебя. Что-то шикарное. Как насчет Трикси Ла Буч? Бубс Макчести?

– Я не нуждаюсь в имени, которое звучит как имя порнозвезды, – отрезала Гермиона, размешивая зелье и почти задыхаясь от напряжения.

– Я всегда мечтал вырасти и стать порнозвездой по имени Барон Хоткок фон Хьюгенштейн, – с поддельной тоской в голосе проныл Драко.

– Ты хотел стать порнозвездой? – потрясённо переспросила Гермиона.

– А что – разве я один?

Гермиона попробовала представить Гарри, мечтающего стать порнозвездой, и потерпела фиаско. Подавив смешок, она опустила ложку – противоядие было готово.

– Ну, это не совсем соответствует действительности, – заметила она, переливая противоядие в стакан.

– Откуда ты знаешь? – оскорбился Драко.

– Я о том, – она сунула стакан ему в руки, – что ты не барон, – он бросил на неё полный подозрений взгляд. – Давай-давай, пей свое противоядие.

Он выпил, полуприкрыв глаза, три глотка, потом подавился, отшвырнул стакан и, обхватив голову руками, зажмурился. Тело затряслось в судорогах.

Гермиона испуганно схватила его за руку, потянула вниз – он вцепился в её запястье так, что захрустели кости. Наконец, от отпустил её и сел, бледный, задыхающийся, с лихорадочными красными пятнами на скулах.

– Ну, как ты? – спросила Гермиона.

– Великолепно, – ядовито ответил он.

Пустой стакан закатился за стойку. Гермиона молча подняла его и начала споласкивать, пытаясь что-то сказать, но в голову ничего не приходило. Снейп предупреждал, что с каждым разом Драко будет чувствовать себя всё хуже, принимая противоядие. Кажется, хуже уже некуда – что же ей делать?

– Драко, – она заправила мокрую прядь за ухо, но прежде чем она успела продолжить, окно глухо зазвенело. Словно сова стучала в стекло клювом. Но кто мог послать им сову? Гермиона растерянно подошла и отодвинула занавеску – там, и впрямь, была сова; влетев сквозь открытое Гермионой окошко, птица отряхнулась от снега, подлетела прямо к Драко, кинула ему на колени свёрнутый пергамент и зависла около юноши, пока тот не вытащил из кармана сикль и не дал ей. Клюв защёлкнулся вокруг серебряного кругляша, и птица вылетела в окно.

Заперев форточку, Гермиона вернулась к Драко, не сводящему глаз с запечатанного письма, лежащего у него на коленях. Наконец, он поднял голову, и взглянул на Гермиону огромными от потрясения глазами, сиявшими на белом, как полотно, лице.

– Это от Гарри, – сказал он.

* * *

И решил колдун проследить за своей женой, когда она в очередной раз выйдет из замка. Ему не пришлось долго ждать: у той была привычка гулять в лесу по вечерам – завернувшись в мантию-невидимку, он последовал за ней.

Укрывшись темнотой, она нырнула в самую чащу леса, освещая себе путь ведьминским фонарём, пока не дошла до поляны. Она вышла на неё и закричала голосом, заставившим его содрогнуться. И из-за камней, из-за деревьев на поляну начали собираться другие женщины, такие же, как и его жена – черноволосые красавицы с сияющими черными глазами, одетые сплошь в чёрное. Прислонившись к дереву, волшебник взирал на них.

Сойдясь, эти женщины поприветствовали друг друга как сёстры, потом, усевшись в кружок, начали беседовать. Все они были суккубами, и каждая недавно вступила в брак со смертным по приказу главного демона, повелевавшего ими. И каждая горько жаловалась на скуку и тоску этих браков, на странности мужей-людей и отвратительности их по сравнению с демонами-мужчинами. Услышав их слова, колдун почувствовал, как похолодело его сердце и как всё внутри окоченело – удивительно, что кровь, вообще, могла струиться по венам.

Демонессы начали философствовать: судя по всему, срок их рабства истекал: все вступили в брак с мужчинами, дабы обзавестись отпрысками – полу-людьми, полу-демонами – сочетающими в себе силу и тех, и других, и лишёнными их слабостей. Эти дети-демоны могли бы гулять под солнечными лучами и прикасаться к золоту. Эти дети-люди были бы бессмертными. Впрочем, демонесс не особенно это интересовало: больше всего им хотелось освободиться от уз брака и вернуться к своей привычной жизни – жизни суккубов, соблазняющих мужчин и высасывающих из них все силы и саму жизнь.

– Мечтаю, чтобы он умер у меня на руках, – поделилась жена волшебника. – Хочу, чтобы он умер медленно и чтобы, умирая, он содрогался у меня на руках.

В ярости от услышанного, волшебник с трудом удержался от желания немедленно выхватить палочку: только знание того, что Смертельные проклятья для демонов безопасны, удержало его от этого неосмотрительного поступка.

Он стоял, наблюдая, как смеются демонессы, рассуждая о грядущих смертях их мужей, не шелохнулся когда они, расцеловавшись на прощанье, разошлись с поляны, отправившись к своим ни о чём не подозревающим мужьям. Он не двинулся с места, пока не посветлело небо, и солнце не поднялось над лесом. Настал день, и сердце его сжалось и ссохлось, превратившись в стеклянный осколок. И мысли его были только о мести.

Ой, ты и, правда, дрожишь. Дай-ка руки, давай я укрою их плащом. Нет-нет, зачем ты краснеешь? Ничего сложного для меня нет: тебе станет теплее, а сама я всё равно не чувствую холода.

* * *

– В этой книге, – заметил Бен, когда Джинни, ходившая на поиски чего-нибудь съестного, вернулась в комнату, неся блюдо с сэндвичами, – полно исторических ошибок.

Джинни недоумённо захлопала глазами и опустила блюдо на кровать: Бен с Гаретом сидели рядышком на столе, листая «Брюки, полные огня». Их волосы – светлые и тёмные – перепутались, когда они вместе склонились над книгой. Это напомнило ей о Гарри и Драко.

– Поверить не могу, что вы это читаете, – только и смогла произнести она.

– Будто не мы изобрели в Х веке Заклятье Памяти, – сварливо пробормотал Бен. – Так что не нужно…

– А, так ты на том месте, где Тёмный маг Морган похищает Риэнн, – со вкусом произнесла Джинни. Это была одна из самых любимых ею глав.

– Одно слово – похищение, – подключился к разговору Гарет. – «Она делала вид что сопротивляется, но признать это борьбой могла бы только её мать».

– Удивительно захватывающая книга, – признался Бен. – Ты будешь возражать, если я захвачу её с собой в прошлое?

– Буду, я сама ещё не дочитала – ответила Джинни. – Впрочем, мы могли бы договориться: книга в обмен на информацию.

Гарет покосился на Бена, тот пожал плечами.

– И что за информация тебя интересует? – осторожно поинтересовался он.

– Так, я хотела бы узнать, что вы тут делаете… – но это не считается. Я, вообще, не понимаю, зачем вы сюда прибыли, коль скоро вы ничего не собираетесь объяснять.

– Я хотел есть, – сообщил Гарет. Вытащив из ножен короткий кинжал, он наклонился через Бена и насадил на клинок сэндвич. У Джинни мелькнула мысль, что, в отличие от его потомка, у Гарета не было проблем с арахисовым маслом.

– Тысяча лет – слишком большой путь, чтобы проделать его ради сэндвича, – заметила Джинни. – Нет, я, конечно, рада видеть тебя… вас обоих, и всё же…

Наконец, Бен смягчился и, откинув плащ, вытащил что-то из висящей на поясе сумки.

– Я пришёл, чтобы передать тебе вот это, – на его раскрытой ладони лежала какая-то маленькая золотисто-зелёная веточка, которую он и вручил Джинни.

– Цветок? – захлопала глазами Джинни.

Это был не совсем цветок – просто оторванная от какого-то цветущего растения веточка с мягким темно-зелёным стеблем и бледно-жёлтым, цвета свежего масла, цветком.

– Flora fortis, – сообщил Бен. – Разговорное название Сила Воли. Используется в изгородях, но является прекрасным лекарством. Каждый день съедай по одному бутону. Главное – сохранить стебель живым.

– Э… спасибо, – с сомнением сказала Джинни. – А не можешь ли точно сказать, зачем мне нужно это делать?

– Знаешь, я, и сам, не очень понимаю, – жизнерадостно откликнулся Бен.

– Я подозреваю, что, когда ты придёшь за ним, ты будешь знать, – произнес Гарет, оторвавшись от своего занятия: он убирал с сэндвича все огурцы и помидоры.

– Ты много ешь, – сказала Джинни, удивлённо глядя на него. Отклонившись назад, чтобы Бен не мог видеть его лица, Гарет скорчил Джинни страшную рожу, и ей пришлось приложить титанические усилия, чтобы не расхохотаться. – Я думаю, цветок укрепляет волю, помогая человеку в битве. Может, с его помощью можно выстоять против Заклятья Imperius?

– Хорошая мысль, – рассеянно кивнул Бен, вернувшийся к «Брюкам, полным огня». – Я похож на Тристана, – сообщил он. – Думаю, она должна с ним сбежать.

– Насчет тебя я не сомневаюсь, – согласилась Джинни, присаживаясь на краешек кровати. Гарет, качая ногой, углубился в чтение через плечо Бена, размеренно пиная того в лодыжку – но Бен, казалось, полностью погрузился в книгу, не обращая внимания ни на что вокруг. Джинни почувствовала, что её охватила странная печаль: то, как они сидели рядом, то, как неосознанно тянулись друг к другу их тела – как растущие рядом деревца – напомнило ей Гарри и Драко. Она, словно, видела их в Бене и Гарете, как в странном кривом зеркале.

– Я ещё что-нибудь вам говорила? – тихонько пискнула она. – Может, что-нибудь про Драко? Что он пошёл на поправку? А про Тома? Про Гарри? Про…

Бен отложил книгу, его тёмные глаза посерьёзнели:

– Нет, – покачал головой он. – Ты лишь дала мне Хроноворот, установленный на этот день и велела передать тебе цветок, сказав, что потом он тебе понадобится и… – Бен подумал и добавил. – Я должен передать тебе, что ты – якорь.

– Что-что? – переспросила Джинни, не расслышав.

– Якорь, – твердо повторил Бен. – Тебе это о чём-то говорит?

– Увы, – печально вздохнула Джинни.

– О! Ты ещё попросила меня напомнить про замок на двери твоей комнаты – чтобы твоя мать не вошла и на обнаружила нас тут.

– Ой, и ты мне говоришь об этом только сейчас! – Джинни вскочила на ноги и, подбежав к двери, заперла её. Секундой позже дверь задёргалась.

– Джинни! – позвала миссис Уизли. – Всё в порядке? Джордж говорил, что ты искала поесть.

– Всё в порядке, мам! – откликнулась Джинни и прикусила губу. – Я спать собираюсь! – она ненавидела врать матери, а тут приходилось юлить и изворачиваться, хотя едва ли мать собиралась задавать ей вопросы о двух молодых и клёвых парнях – путешественниках во времени, явившихся в её спальню из далёкого прошлого и теперь сидящих на столе с романом в руках. – Увидимся утром.

– А, ну ладно, – откликнулась миссис Уизли.

Джинни услышала удаляющиеся от двери шаги матери. С облегчением она сползла на пол и подняла взгляд на Бена и Гарета. Бен недоумённо посмотрел на неё поверх книги:

– Ты не против, если мы останемся и дочитаем? – спросил он. – Ужасно хочется узнать, чем всё закончилось.

– Боже, – пробормотала Джинни.

– Чёрт! Чёрт, чёрт! – мрачно произнёс Гарет. – Я съел все сэндвичи!

* * *

«Малфой!

Я говорил, что не буду писать тебе – но это важно. Не знаю, как это объяснить, но, думаю, стоит присматривать за Симусом Финниганом. Я налетел на него в Диагон-аллее, и он вёл себя очень странно. Я мог бы предупредить Джинни, но, думаю, будет лучше, если ты узнаешь об этом и приглядишь за ними обоими. Со мной сегодня произошло нечто очень странное (дальше всё было заляпано чернилами, и новые строчки аккуратно написаны сверху), и я надеюсь, что с тобой всё хорошо. Вернусь, как только смогу.

Дата добавления: 2015-07-13