Часть первая: На самом донышке души 3 страница

– Как понять – не всю? Он солгал?

Драко тихо хмыкнул.

– Блин, я вообще временами сомневаюсь, что этот старпёр когда-нибудь говорит всё как есть, – ещё несколько листьев упали на землю, древесный сок, будто кровь, выступил на коре. – В общем, похоже, Дамблдор со Снейпом не слишком-то верили в наши магидские силы, так что слегка им, так сказать, поспособствовали, чтобы уж наверняка. И вот – вуаля! – перед вами телепатически сплочённая, непобедимая команда борцов с Вольдемортом.

– Но… зачем?! – ахнула Гермиона. – Почему ты?! Зачем им это понадобилось?!

– Кто ж ещё! Нужен был именно магид – сама понимаешь, вы с Уизли отпали сразу. Может, они и к Флёр примеривались, но потом отказались – у неё семь пятниц на неделе. А единственным, кроме Гарри, магидом в школе оказался именно я.

– Я всё ещё не понимаю…

– Думаю, им требовался человек, который пошёл бы за Гарри куда угодно и был бы готов умереть, защищая до самого конца. Он-то у нас ведь на вес золота. Был. Пророчество, опять же: никто другой не может убить Вольдеморта. И потом – кто не знает Гарри? Он же перед финальной битвой сам кинется вперёд в одиночку, лишь бы не подставлять друзей… Так что пришлось подсовывать того, от кого бы он не сбежал.

– Но ведь вы… вы же ненавидели друг друга! Презирали! Ты же последний человек, с которым Гарри бы…

– Да какая разница, – странным, неживым голосом откликнулся Драко. – После сделанного с нами мы уже не могли друг друга ненавидеть… Думаю, перед ними встала непростая дилемма, когда они обнаружили отсутствие в школе других магидов, кроме меня. С одной стороны, весьма кстати пришлись мои навыки в области Тёмных Искусств и оружия, но с другой – а где гарантия моей лояльности? – Драко кинул облысевшую веточку, и та с тихим плеском упала в воду. – Не хватало уверенности, что для меня безопасность Гарри окажется столь же важна, как и собственная. Им нужно было связать нас. Намертво.

–…и они создали вам одну душу, – вспоминая кое-что, пробормотала Гермиона. – В двух телах.

– Но осталось недолго.

– В смысле?

– Эксперимент превзошёл все ожидания, однако оставался экспериментом. И на всякий случай под рукой был Снейп с противоядием, при помощи которого мы бы снова стали прежними.

– Прежними? Погоди, но ведь и так всё неплохо вышло: если им нужна была неразделимая команда, они её получили. А то, что узы между вами создала магия, не делает их менее реальными.

– Пока да. Но сделает, когда на следующей неделе Снейп даст нам противоядие.

Гермиона вытаращила глаза. Её лицо онемело, и не только от холода.

– Ч…что?!

– Противоядие. Зелье, отменяющее эффект предыдущего. Так-то вот. И всё – завязываем с этой мысленной болтовнёй. Снова станем нормальными.

– Но я… Ты действительно этого хочешь?

– А кого интересуют мои желания? Судя по намёкам Дамблдора, они вообще не предвидели настолько сильный эффект. А если нельзя предсказать исход опыта, то самое безопасное – прервать его. И вообще, старый хрыч тянул так долго лишь для того, чтобы не портить нам конец учёбы.

– А что Гарри?

– Гарри-то? «Отлично, – говорит, – и когда?»

– Он даже не разозлился?! – не поверила Гермиона.

Драко дотянулся до очередной веточки и начал её обдирать.

– Может, и разозлился. Но, кажется, уже привык, что благо волшебного мира нужно ставить вперёд собственной жизни. Хех. Чёрт, да и я тоже.

– Драко, они тебя не заставят, ты можешь сказать, что…

Малфой повернулся и посмотрел на неё с прохладным презрением:

– Ты действительно думаешь, будто я откажусь от противоядия, тогда как Гарри хочет его принять?

– Да не хочет он, не хочет!

– А ты? – задумчиво спросил Драко. Гермиона не ответила. – Я не могу винить его за такое решение. Он наверняка здорово устал.

– От чего устал?

Драко поднялся. Солнце уже село, но озеро собрало все остатки дневного света и мерцало отполированным зеркалом.

– От всех нас.

…Вовсе он не устал, – запротестовал её внутренний голосок, но Гермиона не стала возражать вслух, поскольку Драко, при всех его заморочках и выкрутасах, имел потрясающее чутьё на неприятную правду, зрил в корень, когда дело касалось других людей. Гермиона подумала о вопросах, так и не прояснённых между ней и Гарри, и снова содрогнулась.

– Ты знаешь, что он собирается делать после окончания школы? – в лоб спросила она.

Драко повернулся, и она заметила его недоумение по чуть изменившейся линии рта, хотя голос ничем не выдал хозяина:

– Нет. Не знаю.

– А ты?

– Собираюсь отправиться в путешествие, – легко, как-то слишком легко отозвался он. Выверенный, отполированный, голос звучал фальшиво. – Я тут чуть не помер, так что вдруг задумался о вещах, которые никогда не делал. Вот и решил посмотреть мир. Может, с годик или типа того.

– Ясно… – у неё кольнуло сердце. – А поближе к дому ничего подходящего для просмотране нашлось?

Улыбка Драко стала отчётливей и заметно глумливей.

– О! Есть предложения?

– Ладно, забудь, – Гермиона стрельнула в него сердитым взглядом и, чтобы согреться, обняла себя за плечи.

Теперь Драко был само раскаяние.

– Ты дрожишь. Возвращаемся?

Гермиона полузакрыла глаза. Поблёскивало серебристым полумесяцем озеро, сплетались, вздымаясь ярусами церковных хоров, ветви – влажные, чёрно-зелёные, расцвеченные розовыми осколками свежераспустившихся цветов; над головой разлился насыщенный кобальт неба… И вдруг Гермиона отчётливо осознала: больше ей так никогда не сидеть и не провожать заходящее за Запретный Лес солнце, воспламеняющее своим прикосновением верхушки деревьев. Она-то полагала, что разделит это мгновение с Гарри… однако вещи не всегда идут так, как хотелось бы.

– Нам никогда не вернуться, – пробормотала она. – Никогда.

Драко приподнял бровь. С озера дунул ветер, отбросив с его лица серебристую завесу волос.

– Что ты сказала?

Она поднялась, стряхнула с юбки листья и влажные лепестки.

– Нет-нет, ничего…

* * *

У Джинни заурчало в животе. Она лежала на кровати за задёрнутым пологом, коря себя за непредусмотрительность: стоило захватить хотя бы бисквитиков, ну или же, на худой конец, чипсов, коль скоро она решила не спускаться на ужин. Этот вечер был последним в стенах Хогвартса, и, как водится, в Большом Зале царила предпраздничная атмосфера, к которой Джинни не желала иметь никакого отношения. Будто её волнует, какой из факультетов выиграл Кубок по квиддичу или набрал максимальное количество баллов!

Она обняла себя поперёк живота и вздохнула. Вечно она от расстройства поесть забывает – так и до своих январских размеров усохнуть недолго. Разумеется, в бочку превращаться тоже не хотелось, но Джинни куда больше нравился собственный вид, когда и грудь не проваливалась, и торчащие рёбра не навевали ассоциаций с ксилофоном.

Мысли потекли в сторону платья, лежащего поверх прочих вещей в сундуке в ожидании мига, когда она наденет его на свадьбу. С выбором помогла Блэз: шёлк, алый-алый шёлк – пылающий, как раскалённый кончик кочерги. Джинни всегда считала, будто рыжим красный не к лицу, и сказала об этом, а Блэз ответила – не стоит-де верить всему, что печатается в «Юной Ведьме». Слизеринка хотела её развеселить, но «Юная Ведьма» лишь напомнила Джинни о Драко – как, сидя на камне у драконьего лагеря Чарли, рассказал он ей о своих снах. Правда, рассказал в вечной своей манере – так, что она решила, будто он шутит.

…Интересно, почему мысль о нём, как огонь, испепеляет все прочие?.. И почему я так долго не уставала от этих вопросов и криков, на которые никто никогда не отвечал и не откликался?..

Полог вокруг кровати зашуршал, и Джинни рывком села, зачем-то выставив перед собой подушку:

– Кто тут? Элизабет?

– Нет, – решительная рука раздёрнула занавеси. Гермиона. С листьями в волосах. Румяная. – Это я.

– Угу, – Джинни прижала подушку к себе. – Явилась читать лекции о моей предвзятости и непотребных идеях?

– Опять нет, – гриффиндорская староста протянула вторую руку, в которой держала серебряную фляжку с рисунком из змей по горлышку. – Пришла отдать тебе это.

Джинни почувствовала, как её глаза натурально лезут на лоб:

– Что это?

Гермиона нахмурилась.

– Тут, правда, осталось всего на глоток, но тебе хватит. Однако помни: эффект длится в течение получаса, так что постарайся уж, чтобы первым, кого ты увидела, был твой чёртов Симус… Только смерть может прекратить действие зелья, и что до меня, я чертовски не хочу повторить свой былой опыт, – Гермиона ткнула фляжку ей в руки: – Бери.

Дважды повторять не потребовалось. Джинни выхватила сосуд из пальцев Гермионы.

– Это точно Любовное Зелье?

– Точно.

– Надо же, как быстро ты его сделала…

Глаза Гермионы блеснули.

– Просто знала, где его добыть. И фляжку я взяла без ведома хозяина, поэтому припрячь подальше.

– Не думала, что ты…

– Я тоже, – отрезала Гермиона. – Вот и не заставляй меня сожалеть о моём поступке.

Рывок – и она задёрнула полог, оставив онемевшую от удивления Джинни в темноте и одиночестве.

* * *

И вот Джинни сидела в обитой бархатом малфоевской коляске напротив Симуса. На коленях – серебряная фляжка с Любовным Зельем. Если выглянуть в окно, будет видно толпу студентов, стекающую по лестнице на газон, а у дверей – Дамблдора, Макгонагалл и других профессоров. Учителя махали и улыбались.

Гарри, Гермиона, Рон и даже Драко толкались среди остальных – провожались. Джинни, конечно, могла к ним присоединиться, но ей не хотелось – как ни крути, она-то на следующий год вернётся. Гарри, Рон и Гермиона всё утро болтались по замку, прощаясь со знакомыми и любимыми уголками, или – как в случае со снейповскими подземельями – с местами знакомыми и ненавистными.

Джинни понимала их чувства, но в душе её сейчас доминировало усталое нетерпение: сколько ж можно-то?.. И вообще, вернуться в школу, где больше нет лучших друзей, куда хуже, чем вовсе не возвращаться. Но кто её сейчас послушает, в этом-то приступе псевдоностальгии по месту, о котором, на деле, пока ещё не скучаешь… Продавайся в Хогвартсе сувениры – хоть чайные полотенца! – выпускники бы, само собой, сейчас размахивали ими, как флагами.

Симус чувств однокурсников не разделял. Он, устало опустив ресницы, съёжился на противоположной скамье коляски. Тень легла на его лицо, но, почувствовав взгляд Джинни, он посмотрел на неё тёмно-синими, почти фиалковыми глазами.

– Тебе получше? – спросил он.

Джинни чуть было не забыла, что накануне вечером послала ему сову с запиской – мол, она неважно себя чувствует и на ужин не придёт.

– Да-да, гораздо лучше.

Симус улыбнулся и – как всегда, когда улыбался, – снова стал самим собой. Он качнулся вперёд:

– Ждёшь-не дождёшься свадьбы?

– Ага, – Джинни с немалым удивлением поняла, что говорит чистую правду. – Повеселимся.

– А потом…

–…поедем в Ирландию к твоим родителям. Я помню, – она старательно прятала раздражение.

– Я не видел… не видел их с тех самых пор, как всё случилось… – он глубоко вздохнул. – Ты нужна мне там.

– Я там буду.

– Если, конечно… – он потянулся и сжал её пальцы. – Если, конечно, тебя это не расстроит. Я хочу, чтобы ты была счастлива – только и всего…

Джинни оставила свою ладонь в его. Вторая рука крепко стиснула горлышко серебряной фляжки.

– Не беспокойся. Буду.

Часть вторая: И той любви конца и края нет…

– Ну-с, – Драко подался вперёд и облокотился на колени, – у нас имеются три часа дороги, скука и очень плотные занавески на окнах. Как насчёт…

Блэз, поглядывающая в окно на экипаж позади, в котором ехали Гарри, Гермиона и Рон, задёрнула штору и устремила на него строгий взгляд:

– И не надейся, я тут с тобой кувыркаться не собираюсь. И не важно, чем закончится вечеринка, я всё равно с тобой спать не стану. Мы друзья – и только.

Драко улыбнулся, чуть заметно приподняв уголки губ:

– Полагаю, не стоит козырять, что я чуть не умер?

– Да сколько угодно, только тогда не обессудь, если и я козырну, напомнив, как чуть не залетела.

Драко откинулся на спинку и забросил длиннющие ноги на противоположное сиденье, рядом с Блэз.

– Давно ли ты такая скромница? – поинтересовался он. – А помнишь – тогда, в раздевалке, после победы над Хаффлпаффом?..

– Какой именно победы над Хаффлпаффом? – рассеяно уточнила она.

– После всех трёх, если память мне не изменяет, – пояснил Драко. – Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось…

Блэз всплеснула руками:

– Слушай, может, хватит? Право слово, Драко, знай я, что ты будешь так себя вести, вообще бы не пошла с тобой на свадьбу.

– Пошла бы. Знаешь, что ты любишь больше, чем крутые вечеринки? Являться на эти вечеринки с самым красивым парнем из всех присутствующих. Я смог обеспечить тебе и то, и другое. А что скажешь насчёт платья?

Она не сумела удержать улыбку:

– Потрясающее. Никогда не видела такого алого оттенка, – она поглядывала на него в полумраке – сейчас, кабы не длина волос, её запросто можно было бы спутать с Джинни. Может, затем она и подстриглась?.. – Знаешь, мне вот любопытно…

– Что именно?

–…а не связано ли всё это с Джинни?.. И то, что ты пошёл на свадьбу именно со мной, и платье…

Он приподнял брови.

– Если пытаешься заставить её поревновать, – продолжила Блэз, – то ничего не выйдет.

– Значит, когда я общаюсь с тобой по-людски, ты сразу начинаешь воображать себя зубчиком в шестерёнке моих великих и коварных замыслов? Пожалуй, тебе не мешает поработать над самооценкой, дражайшая Блэз.

Она даже не моргнула:

– Ты не нуждался во мне, когда я была рядом. Не нужна я тебе и теперь.

– Я…

– Ты меня не любишь, – отрезала она.

– Эта лазероподобная проницательность начинает действовать мне на нервы, – убирая ноги с подушек, сообщил Драко. – Ну-с, и чем предлагаешь заняться в ближайшие часы? Несомненно, у нас богатый выбор полезных для здоровья увеселений.

– Можем побеседовать. Это нам всегда особенно удавалось. Байки, шутки…

– Сколько же нужно хаффлпаффцев, чтобы завернуть одну лампочку? – изучая свои безупречные ногти, подхватил Драко.

– Что-что завернуть?

– Лампочку. Такая маггловская штуковина для освещения. Чтобы она заработала, нужно её ввернуть. Да ладно – признавайся, что не знаешь.

– Не знаю.

– Весь факультет, – сказал он. – Один будет вворачивать, остальные обеспечат моральную поддержку. А сколько для этого же нужно гриффиндорцев?

Блэз снова отодвинула штору и выглянула в окно:

– Понятия не имею.

– Три. Лампочкой займётся Гарри, а Гермиона с Роном будут стоять рядом и твердить, чтобы он был осторожен. Ну-с, а сколько же для этого потребуется слизеринцев?

– Господи, эк тебя… Не знаю.

– Нисколько, – он дотянулся и задёрнул занавеску. Она почувствовала прикосновение пальцев, сначала крепко сжавших запястье, потом очертивших его нежным прикосновением. Пряный запах одеколона пощекотал нос. – Нам нравится в темноте…

* * *

Когда кареты прибыли в Имение, солнце уже садилось. К бракосочетанию Нарцисса украсила дом тысячами парящих в воздухе осветительных чар, превративших его в сказочный замок – от сада, перевитого лентами света, до возносящихся в поднебесье башен. Джинни почувствовала легкую дрожь, сделав шаг из экипажа и подняв взгляд, – сразу нахлынули воспоминания, как на одной из этих самых башен Люциус заточил Драко с Гарри – горькой-горькой зимней ночью, когда морозным сахаром хрустит-похрустывает снег.

– О чём задумалась? – поинтересовался рядом с ней Симус.

От ответа её избавил треск гравия – подкатили другие коляски. Из первой вывалились Гарри, Рон и Гермиона, из второй – Блэз и слегка взъерошенный Драко, который подал своей спутнице руку. Блэз помощь проигнорировала и – вся красная – прошла мимо него прямиком к Джинни.

– Какая там духота… – обмахиваясь унизанной кольцами рукой, сообщила она. – В вашей тоже было жарко?

– Да нет, – ответила Джинни.

Симус молча ел слизеринку глазами, и Блэз это не понравилось:

– Знаешь, этот твой пронзающий миры и расстояния Взгляд Зла действует мне на нервы. Полагаю, тебе стоит быть в курсе.

– А может, у тебя охлаждающие чары поломались? – всё так же пялясь на неё, предположил он.

– Господи ты боже мой… Теперь-то ты специально таращишься, верно?

– Может, и так, – признался Симус.

Уголок рта Джинни дёрнулся. Она невольно порадовалась: надо же, в кои-то веки Симус заставил её улыбнуться!

– Наконец-то! – ликующе донеслось с верхней площадки лестницы – там стояла Нарцисса в роскошной весенней мантии какого-то игристого оттенка розового, который вызвал у Джинни жгучую зависть. Ей всю жизнь хотелось носить розовый, но увы – в нём у неё был вид ошпаренного поросёнка. Позади Нарциссы появились Сириус с Ремусом – оба улыбающиеся; начались объятия-приветствия-«не хотите ли освежиться?»… Багаж уплыл в соответствующие комнаты.

Предоставленные Джинни апартаменты были, видимо, тщательно обставлены Нарциссой уже после Люциуса: жёлтые стены и бледно-зелёное пуховое одеяло заставляли ощутить себя словно в цветке – как-то очень не по-малфоевски. Она стянула дорожную мантию, переодевшись в лёгкое платье и босоножки, мимоходом глянула на себя в зеркало и сразу отвернулась: господи, до чего усталый вид! Из кармана валяющейся на кровати дорожной одежды она вытащила фляжку с Любовным Зельем и осторожно пристроила на прикроватный столик. Свет, льющийся в окно, тут же превратил её в искрящуюся драгоценность – яркую, как все пустые обещания…

* * *

Сириус решил, что без мальчишника никак нельзя, – ничего грандиозного, просто несколько друзей в «Холодном Рождестве», – а потому пригласил Ремуса, Гарри с Драко, само собой, Рона со всем остальным уизливским выводком мужского пола. Рон, однако, явился в одиночестве: прочие собирались прибыть в Имение только назавтра. Симуса тоже позвали – скорее, из сострадания; к облегчению Драко, приглашение было отклонено.

Они сидели за длинным деревянным столом и пили эль вперемешку с вязовым вином, слушая неприличные истории о прошлом Сириуса в исполнении Люпина. Как тот по ошибке одновременно назначил свидание в ванной старост двум барышням – приглашая вторую, просто позабыл про первую. Девушки были настолько возмущены, что связали его – голым – Зубочистными Нитями и оставили на милость домашних эльфов.

– Я не был голым, – поправил Сириус, когда стол взорвался хохотом, – на мне оставались носки.

– Три штуки, если я всё правильно помню, – заметил Люпин.

– Не понимаю, о чём ты, – сказал Сириус. – Абсолютно.

– Должно быть, те девушки на тебя крепко разозлились, – впечатлился Гарри, сам побаивавшийся бушующих женщин: что Гермиона, что Джинни в запале гнева могли напугать кого угодно.

– И меркнет ад пред женщинами, коим предложили сообразить на троих в ванной старост… Только не думайте, будто я сужу по личному опыту, – тут же добавил Драко. – Мои соболезнования по поводу небрежного планирования.

– Знакомая песня, – заявил Рон, взмахнув опустевшей кружкой, словно знаменем. – Нечто подобное я уже слышал.

– Не «Подводное Волшебство»? – поинтересовался Драко.

Рон пропустил реплику мимо ушей.

– Женщины, – возгласил он. – Женщины сбивают нас с пути истинного.

– Так-так… – протянул Драко. – Похоже, пришло время долгожданной проповеди о женоненавистничестве.

Он подозвал официанта и заказал кряду несколько мартини с водкой, после чего повернулся к столу и величественно махнул рукой:

– Прошу вас, продолжайте.

– Женщины, – по новой завёл Рон. Его бровь слегка подрагивала – верный признак того, что он набрался. – Женщины. Они используют тебя. Они лгут тебе. Они вонзают кинжал тебе в грудь – и исчезают, а ты корчишься в темноте – один, захлёбываясь собственной кровью…

– Ох ты, страсти какие, – покачал головой Люпин. – Право, самое ужасное, что женщина сделала со мной, – стала звать меня «Волчок-Серый Бочок», когда узнала, что я оборотень.

– От женщин одни неприятности, – глубокомысленно согласился Сириус, высматривая что-то на дне опустевшей кружки.

– Кто бы говорил, – откликнулся Гарри. – Уж не ты ли завтра женишься.

– И да будет позволено напомнить – на моей матери, – уточнил Драко, прикончив очередной мартини и потянувшись за следующим.

…Всё ещё держится, – подумал Гарри, – хотя, судя по блеску глаз, ждать осталось недолго.

– От всех женщин, кроме моей невесты, – поправился Сириус. – Она – бриллиант чистой воды.

– Обожди чуток, – заявил Рон, тыча в Сириуса пальцем, – и она обратится в демона или сбежит к профессору Люпину…

– Эй, меня-то не впутывай! – запротестовал Ремус.

–…или выяснится, что она с помощью Многосущного Зелья приняла облик женщины твоей мечты, чтобы творить зло твоими руками. Или же она бросит тебя ради…

– Знаешь, Уизли, – перебил Драко, – думаю, ты – единственный, кто ухитрился вляпаться в подобную историю.

– Бог мой, – проговорил Сириус, глядя на Рона, – похоже, несладко тебе пришлось в последнее время… Помнится, в вашем возрасте я думал лишь о том, как бы имена не перепутать.

Рон ничего не ответил. Он уронил голову на стол и захрапел.

– Один готов, – подытожил Гарри, пристраивая свою опустевшую кружку другу на голову. Посудина закачалась в неустойчивом равновесии.

– Очень мило, – звучно раскатилось над их головами. – Определённо придаёт всей картине je ne sais quoi *некоторую изюминку*.

Гарри поднял голову и заморгал от неожиданности – перед ними стоял Снейп, как всегда напоминающий летучую мышь в своих развевающихся чёрных одеждах. Сальные чёрные волосы свисали ему на плечи.

– Я бы сказал, soupçon de gentillesse *щепотку изысканности*, – мягко поправил Драко, пригубливая уже пятый мартини. – Впрочем, не мне судить.

– Приветствую, Северус. Пришли поздравить Мягколапа? – вежливо осведомился Люпин.

– Ремус спрашивает, – пояснил Сириус, заглатывая очередную порцию огневиски, – за каким… ты сюда припёрся, Снейп? Разумеется, помимо очевидной цели – реять вокруг, предвещая беду. Надеюсь, не собираешься завтра изображать пресловутого свадебного гостя, перебежавшего дорогу и принёсшего несчастье? К тому же, ты и не гость вовсе, поскольку не припоминаю, чтобы тебя приглашали.

(*Сириус имеет ввиду поэму Колриджа «The Rime of the Ancient Mariner». Старый моряк останавливает трёх друзей, спешащих на свадьбу, и рассказывает им свою историю. В общем, все умерли.*)

– Вообще-то я хотел сказать совсем другое, – возразил Люпин. – Честное слово.

– Моё присутствие здесь – чистое совпадение, – успокоил Снейп. – Вчера вечером я заказал комнату в гостинице и, согласно распоряжению Дамблдора, намерен остаться до послезавтра. А пока суд да дело, думал порыбачить.

– Распоряжение Дамблдора? – оторвался от бокала Драко.

– Именно, – подтвердил Снейп, переводя взгляд на любимого ученика. – Я должен находиться рядом, когда он нейтрализует эффект Многосущного Зелья меж тобой и Поттером.

– Ах, да, – подчёркнуто равнодушно отозвался Драко. – Тот самый эффект.

– Вот именно – тот самый, – с нажимом повторил Снейп и повернулся к Сириусу: – А пока позвольте принести мои поздравления в преддверии счастливого события.

Сириус поперхнулся виски:

– Ты серьёзно?

– Конечно, – невозмутимо отозвался Снейп. – Я всегда любил Нарциссу. Если брак с тобой сделает её счастливой, моя радость будет безгранична.

– Да уж – вижу, насколько она безгранична, – скривился Сириус.

– Каждый выражает радость как может, Мягколап, – урезонил Люпин.

– По меньшей мере, добрых девяносто процентов из ста выразили бы её улыбкой, – возразил Сириус. – Я же не прошу его петь песенки.

– Могу спеть, если пожелаешь, – предложил Снейп.

– Чего? – обалдело вытаращился Сириус.

– Намекаешь, будто я не умею петь? – спросил Снейп.

– Не думаю, что это намёк, – возразил Гарри. – По-моему, именно это он и хочет сказать.

– Говорят, у меня приятный голос, – задумчиво заметил Снейп.

– Правда-правда, – подтвердил Драко. – Особенно с квартетом домашних эльфов на подпевке.

Зельевар едва заметно улыбнулся и, развернувшись, зашагал прочь. Сириус провожал его взглядом из-под задранных на недосягаемую высоту бровей.

– Свихнулся, – произнёс он в пространство. – Безумен, как шляпник.

– Не думаю, – отозвался Люпин. – По-моему, просто хочет «зарыть топор войны».

– А что такого безумного в шляпниках? – встрял Драко. Пять мартини и бутылка вина наконец-то его догнали. – Знавал я в Лондоне одного шляпника. Милейший был человек. И никогда не казался мне ненормальным, по крайней мере, не более чем прочие взрослые.

Рон неожиданно сел. Кружка, балансировавшая на его голове, грохнулась об пол и разлетелась вдребезги. Остатки масляного эля выплеснулись Гарри на туфли.

Рон, похоже, ничего не заметил.

– Шляпники использовали соединения ртути для обработки меховой оторочки шляп. Поскольку они работали в плохо вентилируемых помещениях, ртуть проникала в кровь и накапливалась. Со временем шляпники начинали выказывать признаки отравления ртутью, в том числе мозговые расстройства, приводящие к психозам. Отсюда и фраза «безумен, как шляпник».

Все остолбенело вытаращили глаза.

Рон пожал плечами:

– У папы была какая-то маггловская книжка по истории. Оттуда и вычитал. А что?

Гарри подтолкнул к нему наполовину полную кружку с масляным элем:

– Пей, Рон. Умоляю, ты лучше просто пей.

Рон потянулся за кружкой, но рука замерла на полпути, когда звуки знакомого голоса эхом раскатились по залу. Вся компания, и он в том числе, медленно обернулась.

Снейп стоял на подиуме в окружении музыкантов – той самой группы, что недавно наяривала «Зелёные Рукава».

– Леди и джентльмены, – обратился Снейп. Гарри подумал, что тут не обошлось без заклятия Sonorus, поскольку голос, казалось, взлетал прямиком к потолочным балкам. – Я хочу спеть песню в честь моего друга, чья свадьба состоится завтра. Говоря «друг», я имею в виду не этого типа, – Снейп указал на Сириуса, – он-то как раз мне вовсе не друг и, по правде говоря, тот ещё паршивец. Однако он женится на женщине, которой я симпатизирую, и по такому поводу мне хотелось бы исполнить классическую балладу холостяцких вечеринок «Хотя я ростом маловат, зато метёлкой не обижен».

– Вот это да! – удивился Драко. – Никогда бы не подумал, что такая песня взаправду существует.

– О да, – мрачно откликнулся Люпин. – Ещё как существует.

Сириус ничего не сказал. Он неотрывно смотрел на Снейпа, забыв закрыть рот.

Вступил оркестр, и Снейп запел мощным баритоном:

У миссис МакФрай были в саже камины,

Не лучше они и у Молли О’Клю.

Сказал трубочист, подмигнув: «Для тебя я

Достану любимую щётку свою.

Пускай я чумазый и ростом не вышел,

Метёлка моя, как мощнейший рычаг,

Слезу выжимает у стойкой девчонки.

Нельзя ли залезть к вам в очаг?»

Камин прочищать – так себе работёнка,

На ней невозможно звёзд с неба добыть,

Но коль запылилась труба у девчонки –

Хоть мэра жены – можно ей угодить.

Мать сыну пеняла: «Язык твой – что бритва,

Но стать адвокатом не светит тебе.

Отец не упустит ни юбки, ни литра –

Шуршать по каминам фамильный удел».

Как в Южном Уэйне я встретил девицу:

«Где ваш трубочист? Трубы сажей чадят!»

Смеётся красотка: «Он важная птица!

Есть разные трубы для ушлых ребят!»

Парнишке юница твердит, замирая:

«Забита труба – сразу телу теплей».

Хохочет в ответ он, улыбкой сверкая:

«Не сажей забита – метёлкой моей».

«Пускай я чумазый и ростом не вышел,

Метёлка моя, как мощнейший рычаг,

Слезу выжимает у стойкой девчонки.

Нельзя ли залезть к вам в очаг?»

К венцу они с девой отправились вскоре –

Душевнее свадьбы не видывал свет.

Но дети едва не утопли – вот горе! –

Подружки так рьяно ловили букет.

Уж годы не те, и мозги закоптились,

Не помню, где я, а где младший мой брат…

Зато для жены как отмазки сгодились:

«Я сослепу лез во все койки подряд!»

Рыдают селянки, ступая за гробом –

Прощания час с трубочистом настал,

Но тут сорванец заступил им дорогу

И, кланяясь низко, скорбящим сказал:

«Достоинств его перечесть я не в силах,

Однако утешьтесь, подруги-друзья:

Ведь дело своё не забрал он в могилу –

Наследство его – и метла – у меня!»

«Пускай я чумазый и ростом не вышел,

Метёлка моя, как мощнейший рычаг,

Слезу выжимает у стойкой девчонки.

Нельзя ли залезть к вам в очаг?»

Поднимем бокалы, содвинем их, други –

Дата добавления: 2015-07-13