Часть первая: На самом донышке души 1 страница

Эпилог

Душа моя, ты губишь свою душу.

Уильям Батлер Ейтс

Джинни медленно закрыла «Взметнитесь, Брюки!» и положила книгу на подоконник у кровати. Это была последняя часть «брючной» трилогии, подарка Драко на Рождество, и как Джинни ни растягивала удовольствие, на дворе уже стоял май, и последняя страница книги была только что перевёрнута.

…Вот и всё, – подумала она, обнимая подтянутые к груди колени.

Как это бывало частенько, едва закончился очередной любимый роман, стало не по себе, накатила странная хандра – такое случалось даже при хэппи-энде, после которого неотвратимость прощания всё так же напоминала смерть… ну, или сулила как минимум долгую разлуку со знакомыми и уже успевшими полюбиться героями. И вообще, от хэппи-эндов становилось только противней, особенно от таких, когда все сюжетные ниточки были аккуратненько связаны. В жизни подобного отродясь не дождёшься: вечно-то в ней всё наперекосяк, и твоей любви не светит ни воздаяния, ни кары, вот и увядает она где-то на задворках, утопая в кипучей массе вопросов, так и не получивших ответов.

Ничего не поделаешь: хочешь повзрослеть – терпи.

Печальная, но с ощущением, будто стала чуть мудрее, Джинни высунулась из окна. Стоял восхитительный день начала лета, веял прохладный ветерок, и небо голубой фарфоровой чашей опрокинулось над землёй. Высыпали на лужайки студенты, разлеглись на расстеленных пледах, смакуя первое тепло. У озера виднелись тёмные фигурки гуляющих – в основном, держащиеся за руки парочки. Сама Джинни не была там с зимы, да и не собиралась – слишком уж много связано с тем местом воспоминаний, которых хотелось бы избежать.

Стук в дверь прервал её размышления. Она сползла с подоконника, мельком бросив на себя взгляд в зеркало: волосы, не стриженные с зимы, вились уже до пояса, выбиваясь из кос непослушными прядками.

– Да?..

– Ты одета? – в дверь просунулась голова. Соседка по комнате, Элизабет. – Тебя кое-кто ждёт у портрета.

– Да? И кто именно?

Элизабет ухмыльнулась.

– Кое-кто из Слизерина.

– А так скалиться обязательно? – Джинни натянула жакет и застегнула пуговицы. К собственной радости, с зимы она наконец-то поправилась, и жакет начал обтягивать грудь. – Ладно, иду…

Окна в гостиной были распахнуты навстречу майскому ветру, полному запаха свежей травы, вскопанной земли и распускающихся цветов. В одном из роскошных кресел угнездился Невилл Лонгботтом, играющий со своей жабой, Тревором Вторым, в Летающие Слова. Он махнул Джинни рукой. Она пересекла гостиную и нырнула в проход, не обращая внимания на бурчание Полной Леди по поводу длины её юбки и узости жакета.

– Привет, – выпрямилась она, когда портрет захлопнулся за её спиной, – так и думала, что это ты.

– Само собой, – откликнулась Блэз.

Джинни прикинула, получила ли слизеринка взбучку от Полной Леди – плиссированная юбка Блэз была короче терпения Снейпа, а в вырезе свитера виднелась кружевная оторочка лифчика. Одним апрельским днём Блэз постриглась, и короткие теперь волосы волнами обрамляли лицо и огненными язычками вились у висков.

– Слушай, ты не против прогулки? Разговор есть.

– Только не у озера, – моментально заявила Джинни.

Блэз приподняла бровь:

– Розарий подойдёт?

– Нет, тоже отпадает. Как насчёт квиддичного поля? – предложила взамен Джинни и, видя удивление Блэз, пояснила: – Едва ли там сейчас кто-то есть.

Та грациозно повела плечами:

– Как угодно.

* * *

– Ты, вроде, утверждал, будто тут никого не будет, – пожаловался лежащий на траве Драко, переворачиваясь на живот и подперев подбородок руками. Покосившись, он добавил: – И этих «никого» несёт как раз сюда…

– Наплюй, – Гарри сидел по-турецки, силясь следовать своему же совету. Но давалось это нелегко: слизеринец не относился к тем, кого можно заткнуть приказом посидеть тихо, потому что тебе-де надо подумать; напротив, Драко был из тех, кто считает, что его блистательные речи исключительным образом стимулируют мыслительный процесс. И при этом не имеет значения, какого труда тебе стоит сосредоточиться на чём-то другом. – И заткнись.

– Знаешь, – сказал Драко, – никак не возьму в толк, зачем ты меня сюда приволок, коли хочешь, чтобы я тут просто молча красовался… Это, разумеется, вовсе не значит, – тут же добавил он, – будто сие не входит в список моих многочисленных талантов.

– Это не талант, а раздражающая привычка, и приволок я тебя сюда для молчаливой моральной поддержки… Как пишется «бессмертная» – через «з» или «с»?

– Через «с». Однако словцо не самое впечатляющее. Только не говори, будто собираешься разводить трепёж по поводу бессмертной любви, я этого не переживу.

Гарри отшвырнул перо.

– Это же свадьба! Ты где-нибудь видел свадьбу без трепежа про бессмертную любовь? А о чём мне тогда говорить свой тост? – Гарри прищурился. – О! Джинни!..

– Че-го? А она тут каким боком? Собираешься приплести её в свою речь?

– Нет, – отозвался Гарри тоном, недвусмысленно дающим понять, что Драко сегодня на редкость тормознутый, – она во-он там, у трибун.

Драко c несчастным видом вжался поглубже в траву.

– Как думаешь, зачем она здесь?

– Поди, тебя пришла прикончить, – Гарри снова взялся за перо.

– Нет в тебе сострадания, Поттер, – возмущённо взглянул на него Драко. – И жалости тоже нет. Это-то тебя и губит.

– Видишь ли, в чём дело, – вполне резонно возразил Гарри, – ежели б ты мне поведал, что там у вас с Джинни стряслось, я бы, может, и посочувствовал.

– Понятно. Хочешь сказать, все эти издёвки и прочая клевета – следствие информационного голода.

– О! В самую точку.

Драко уселся, вытряхнул из волос траву и прищурился, глядя в сторону маленькой ярко-рыжеволосой фигурки вдалеке. Гарри искоса следил за ним. Временами ему удавалось заметить, как, словно на фотографии с двойной экспозицией, сквозь этого Драко проступал другой – с бледным тонким лицом, будто вылепленным из заострённых теней, с сиреневыми кругами под глазами… Тот Драко был тонок настолько, что порыв ветра, несомненно, унёс бы его прочь, и держался на ногах одной лишь силой воли.

Ресницы дрогнули, и мираж исчез: перед Гарри сидел пышущий силой и здоровьем худощавый парень со светлыми волосами, чья кожа уже зазолотилась ранним летним загаром, а глаза, безо всяких теней вокруг, были серыми и яркими. Гарри не в первый раз подумал, не подсыпали ли чего дополнительного в противоядие – чего-то такого, что не просто вернуло Драко былое здоровье, но сделало его ещё крепче.

– Похоже, она меня избегает, – задумчиво покусывая травинку, изрёк Драко.

– Они нас пока просто не заметили. А с кем она?

– С Блэз, – уныло отозвался слизеринец.

– О, точняк. Забыл, что она обстриглась. А раньше ей лучше было…

– Поттер, ты у нас практически уже женатик, тебе не положено обращать внимание на причёски всяких посторонних девиц.

Гарри возвёл очи горе.

– Малфой…

– Готов спорить, они говорят обо мне, – с жизнерадостностью французского аристократа, вершащего путь к гильотине, поделился Драко.

– Можешь мне не верить, Малфой, – чуть резковато заметил Гарри, – однако не все и не везде говорят о тебе.

* * *

– Это насчёт Драко, да? – скрестив руки на груди, Джинни развернулась к Блэз. Над квиддичным полем дул пронизывающий ветер, и Джинни, задрожав, обхватила себя за плечи.

– Э… Ну… – Блэз замялась. – Ладно. О нём. Как ты догадалась?

– У тебя на лице написано, – угрюмо пояснила Джинни. – Вид под кодовым названием «Только Драко Малфой Способен Настолько Довести Меня До Ручки».

– Верю на слово, – Блэз в смятении поискала прядку, чтобы покрутить её в пальцах, не нашла и, сообразив, что нынче волосы у неё коротковаты для этого, опустила руку. – В общем, так: Драко спросил, не пойду ли я с ним на свадьбу в субботу.

Джинни опешила. Ветер разом стал ещё более пронизывающим.

– Я не… В качестве его девушки?..

После паузы Блэз ответила:

– Ну, я бы не стала утверждать наверняка, но, похоже, он, с одной стороны, ищет компанию, а с другой – не хочет никого приглашать, потому-то и остановился на мне. В конце концов, мы по-прежнему ладим и, рискну предположить, понимаем друг друга.

Джинни сунула руки в карманы.

– В любом случае, это не моё дело. Я, разумеется, буду с Симусом.

– Разумеется, – Блэз не стала задавать вопросов об отношениях Джинни с Симусом, как не осмеливались задавать их остальные. Как будто если проблему игнорировать, она исчезнет сама собой. – Просто не хочу совершать поступок, который тебя расстроит.

– Какая предусмотрительность, – процедила Джинни.

Она так предвкушала свадебную церемонию… Для неё это была возможность в последний раз повеселиться с друзьями, прежде чем их всех разметает по белому свету, – ведь в следующем сентябре в школу она отправится уже одна. Одна… Теперь же перед глазами встал, как наяву, искрящийся Бальный Зал Имения Малфоев и хохочущая в руках Драко Блэз – они кружились под парящими в воздухе люстрами…

Джинни стало страшно.

– Дело не в предусмотрительности, – хмыкнула Блэз. – Зная твой характерец, не желаю получить чашей с пуншем по физиономии в самый разгар произнесения клятв.

– Прекрати, я бы так не поступила. И вообще, у меня есть парень, так что факел неугасимой любви к Драко в моей душе не горит.

Блэз приподняла бровь.

– Спасая его жизнь, ты прошла через все круги ада. Это даже не факел, это форменное аутодафе.

– Было да быльём поросло, – пожала плечами Джинни. – Если б нам что-то предстояло, всё бы давным-давно случилось. И вообще – у меня Симус, я уже говорила.

– Говорила. Но вот любишь ли ты его? В смысле – Симуса.

Незваные, всплыли в памяти слова Тома.

…Я исконный её враг, я – её возлюбленный, я – её радость и отвращение, её неразделённая страсть. Я – её вина, её воспоминание. Её сладкое отчаяние. Все её несбыточные мечтания и грёзы. Я создан из крови, слёз и чернил. Она – мой создатель. И я никогда не покину её…

…Он ошибался… Это я никогда его не покину.

– Конечно, люблю.

Уголки губ Блэз приподнялись.

– Ой, а ты помнишь – тогда, в Большом Зале, когда у Симуса ум за разум зашёл, а Драко…

– Нет, – отрезала Джинни.

– Как скажешь, – с сомнением кивнула Блэз.

* * *

Само собой, Джинни соврала. Она всё помнила. Ещё как помнила!

Едва она убедилась – убедилась целиком и полностью – что Драко выживет, как принялась изо всех сил его игнорировать. С началом учёбы старательно избегала встреч в коридорах и после кубковых игр, держалась подальше от Гарри и Гермионы, если те собирались с ним повидаться, и ныряла за колонны во дворе, едва заметив серебристый проблеск волос или заслышав знакомый смех.

Слава тебе, Господи, столкнуться с ним один на один было практически невозможно – вокруг него вечно толклись другие слизеринцы. И если вокруг Гарри ходил на цыпочках весь Гриффиндор (по меткому замечанию Рона, сложновато хвастаться зимней поездкой на Ибицу перед парнем, который провёл Рождество в смертельной схватке с Вольдемортом), то сокурсники Драко, будто бы решив перещеголять друг друга в искусстве лести, наперебой к нему подлизывались.

– Большинству кажется, что с Пожирателями Смерти они дали маху, – как-то вечером в библиотеке поделилась с Джинни Блэз. – И дело, само собой, не в том, что те олицетворяют зло, а исключительно в их поражении. А Драко чуть ли не единственный с нашего факультета, кто ухитрился сохранить хорошие отношения с нынешними ключевыми министерскими фигурами. Все, ясное дело, думают, что это просто блестящая игра, однако никто не желает попасть ему под горячую руку. А то, не ровен час, ещё Гарри на них науськает, – она усмехнулась.

– В гробу Гарри их видал, – холодно ответила Джинни.

И действительно: вопреки всем волнениям друзей, вопреки случившемуся и осадку, который остался у него в душе, Гарри отлично вписался в обычную школьную жизнь. Дамблдор преуспел и держал Министерство в стороне, наложив до окончания школы вето на церемонию вручения Ордена Мерлина, отменив несколько праздничных демонстраций в Хогсмиде и запретив репортёрам из «Пророка» и нос казать на хогвартские просторы под угрозой скормить их Клыку. Разумеется, Гарри по-прежнему ели глазами. Но Гарри всегда ели глазами. Тоже мне новость…

Новостью стал взгляд, которым он отвечал, – не провоцирующий и не защищающийся, не оскорблённый и не смущённый. «Я знаю, кто я, – вот что говорил этот взгляд, – смотрите на здоровье, мне всё равно».

Джинни помнила, каким был Гарри несколько лет назад, когда пригибался и закусывал губу в приступе болезненного возмущения при виде значков «Поттер – вонючка». Того Гарри больше не существовало.

– Вырос, – заметила Гермиона печально-счастливым голосом, допустимым только для той, кто знал Гарри с одиннадцатилетнего возраста.

…Ну, не знаю, не знаю… Он не выше меня.

Это сказал не Драко, но голос Драко в голове Джинни. Иногда она слышала этот шепоток, хотя его самого рядом не было. И пусть она знала, что это происки непослушного воображения, ей всё равно стало неловко смотреть Гермионе в глаза, а потому Джинни сбежала, так и не ответив.

Тем вечером за ужином Дамблдор объявил о проведении поминальной службы по Пенси Паркинсон и другим невинно убиенным в так называемом «Рождественском Кровопролитии». Джинни знала, что директор полностью в курсе роли, которую сыграла Пенси в похищении Рона и прочих прискорбных делах, равно как знала, что он ни словом об этом не обмолвится, – и да пусть в памяти всех Пенси упокоится с миром. Само собой, ответственность за все жертвы была возложена на Вольдеморта – и хотя сие не кривило против истины, однако же оставляло у Джинни болезненное ощущение вины.

Во время речи Дамблдора она сидела рядом с Симусом и видела, как напряглись его плечи при первом же упоминании Рождественского Кровопролития. Директор вещал: надо-де примириться со смертью, понять, что это – часть жизни, хотя и не отрицал вполне понятные ярость и внутренний протест, тем паче жертвы были столь юны, а убийства – бессмысленны.

– Как и три года назад, когда погиб Седрик Диггори, мы снова смотрим в уродливый лик крайнего фанатизма, редкостной нетерпимости, и даже лучшие из нас иногда способны дать приют… – тут у Джинни зазвенело в ушах, и она пропустила следующие слова, –…злу. Злу, о котором, по мнению Министерства Магии, вам по молодости лет даже представления иметь не положено. Однако если мы не признаем существование зла, то никогда не сумеем его опознать, а значит, не сможем углядеть в наших душах…

Звон в ушах стал пронзительней, и Джинни наконец сообразила, что дело не в чувстве вины – это вилка Симуса, зажатая в его трясущейся руке, всё громче и громче колотилась о край тарелки. Джинни вилку отобрала.

– Симус…

Он отшатнулся, вскочил; покачиваясь, будто пьяный или слепой, побрёл к выходу. По Залу пробежал недоумённый ропоток, словно зажужжали летним днём пчёлы, и Джинни встретилась взглядом с Драко: подперев рукой подбородок, тот смотрел на неё из-за слизеринского стола.

Она кинулась следом за Симусом, найдя его в одном из прилегающих коридоров. Привалившись к стене и уткнув лицо в ладони, он что-то лепетал. Джинни уловила нечто вроде «мои руки – не мои руки…» и отдёрнула его ладони от лица, сжала в своих, борясь с желанием встряхнуть Симуса как следует.

– Что происходит, Симус? Что не так?

Он сурово взглянул на неё сквозь соломенные волосы до странности тёмными для синего оттенка глазами.

– Внемлите же, ибо отмщение в руце Моей, и Аз воздам, аще кто преступит закон Мой.

Джинни попятилась.

– Это ещё откуда?

– Не знаю. Но я услышал эти слова, когда зажмурился.

– Почему ты сбежал из Зала?

– Потому что Дамблдор говорил обо мне. И я чувствовал, как все вокруг таращатся! Зло во плоти, – он резко хохотнул.

– Никто на тебя не таращился, – стараясь удержать гнев, возразила Джинни. – И даже в мыслях ничего подобного не держал.

– Я держу.

– Вот и прекрати. Сколько ты собираешься пытать себя, Симус? Сколько собираешься пытать меня?! – она немедленно поняла – последняя фраза была лишней.

– Ты не обязана оставаться со мной, Джинни, – отрезал он. – Я пойму, если ты уйдёшь. Любой бы понял.

Она полуприкрыла глаза и вновь увидела Liber-Damnatis и чернильную кровь дневника, пятнающую пальцы, пока Джинни вытаскивала его из огня, и страницы, что испуганными птицами бились в руках, когда она отдирала их от корешка.

Ненавижу тебя, Том.

– Но Симус! Я хочу, чтобы ты поправился! Мне нужно, чтобы ты поправился!

Он поднял на неё глаза:

– Зачем?

Мгновение колебания – и…

– Потому что я люблю тебя.

Его лицо сразу смягчилось.

– Джинни… – Симус убрал с её лица волосы, погладил по скуле, на миг превратившись в того веснушчатого мальчишку, который перед Рождеством целовал её за кладовкой с квиддичным инвентарём и приглашал к себе в Ирландию, чтобы познакомить с роднёй…

Речь об этом с тех пор не заходила – то ли он больше не доверял Джинни, то ли сторонился своих обожающих сына и совершенно сбитых с толку родителей – тем только было очевидно, что с сыном неладно, но вот что именно?..

Само собой, никто этого толком не знал, даже сам Симус. Его терзали кошмары, странные голоса нашёптывали что-то ночи напролёт, обрывки слов и образов обращали жизнь в ад наяву. И лишь Джинни дарила ему утешение, лишь она стояла меж ним и тьмой.

Она прильнула щекой к его ладони:

– Наверное, тебе стоит отдохнуть. Давай вернёмся в гостиную…

– Я бы прогулялся. Может, сходим в розовый сад?..

– Нет! – перебила она так резко, что Симус аж отдёрнул руку. Сад, полный льдистых лучинок-звёзд, розы в снегу… – Там холодно, – неуклюже заоправдывалась она. – Мне тогда надо хотя бы мантию набросить…

Его глаза помрачнели, он отступил.

– Не стоит. Мне не мешало бы побыть одному, – Симус развернулся и зашагал прочь, напряжённо расправив плечи.

Вонзив зубы в нижнюю губу, Джинни смотрела ему вслед.

…Беги же, беги за ним, он так этого хочет! – твердил разум, но усталость связала её по рукам и ногам. Ей тоже захотелось одиночества – без беспрестанного контроля за каждым жестом или колебанием настроения, без постоянной готовности прийти по малейшему намёку на то, что он в ней нуждается, – просто рухнуть в гриффиндорской гостиной на какую-нибудь кушетку у камина, закрыть глаза и…

– Лично мне, – зазвучал за спиной протяжный голос, – спич Дамблдора показался скучным. Я вообще предпочитаю во время них дремать. Но закатить истерику в Большом Зале – это, конечно, впечатляюще, хотя, возможно, и не слишком практично…

– Не пори чушь, – буркнула Джинни, разворачиваясь навстречу приближающемуся по коридору Драко. Ей давно не доводилось смотреть на него в упор, и вид Драко её поразил. Она-то помнила его таким, каким он сидел у её кровати в ночь, когда она, едва не умерев, отыскала противоядие: худой юноша с запавшими глазами, вокруг которых залегли тёмные, словно чернильные, тени. Теперь ничего этого не было, измождённость исчезла. От того Драко остался лишь широкий шрам на левой руке да яркий серебристый блеск в глазах.

– А я и не порю, – возразил он.

– Порешь, порешь. Ты прекрасно понимаешь, почему я выбежала из зала – уж вовсе не от скуки.

Он приподнял брови:

– Какая внезапная откровенность!

– Симусу стало нехорошо, – объяснила Джинни, – нужно было проверить, как он.

Драко развёл руками, и Джинни увидела шрам, крестом рассекавший его левую ладонь.

– А ты ведь стала такой же, заметила?

– Какой – «такой»?

– Я слышал, как ты говоришь в коридорах, – с горечью пояснил Драко, – не со мной, конечно, со мной-то ты не разговариваешь, хотя, вроде, и не онемела. Каждое второе слово «Симус-Симус», а то и «Сим-Сим» – что, надо понимать, отвратная кличка нашего колхозного друга Финнигана.

Джинни прильнула щекой к прохладе каменной стены.

– Ревнуешь? – она тут же пожалела о сказанном. У неё и в мыслях не было поддевать Драко, ей хотелось, чтобы он оставил её в покое. Рядом с ним в нынешнем-то состоянии? Ох нет, её словно наизнанку выворачивало.

– А то! Я, понимаешь, сам рвался в сиделки к потенциально опасному шизику, но ты меня обставила.

– Симус не опасен. И он не шизик. Он…

– Сломался?.. – подсказал Драко.

Джинни почувствовала, как губ коснулся призрак улыбки.

– Я бы сказала «надломился».

Драко не засмеялся.

– Любишь ты возиться со сломанными игрушками. Меня вот тут заинтересовало, почему ты не разговариваешь со мной с тех самых пор, как я излечился…

– Вовсе я не…

–…и единственный напрашивающийся вывод – умирающий, я был тебе милее. Но теперь под рукой Финниган и, коль скоро можно чинить его, во мне больше надобности нет.

Джинни с усилием распрямилась. Кости просто-таки горели от усталости, особенно запястья и спина.

– Так нечестно…

– Какая разница, честно или нет. Я хочу знать, правда ли это.

Драко приблизился ещё на шаг, и полыхнувший факел швырнул пригоршню золотых бликов на его лицо и волосы. Изгиб чуть приподнятых губ был настолько ей знаком, что Джинни нарисовала бы его, даже разбуди её среди ночи.

– Неужто такой трудный вопрос?

– Какой же это вопрос – скорее, утверждение. А вот верное ли… – Джинни подняла глаза. Драко сейчас стоял так близко, что она даже увидела светлеющий под глазом шрамик в виде полумесяца. – Какая тебе, собственно, разница?

– Ты обрекаешь себя на муки, поскольку считаешь, что случившееся с ним – на твоей совести. И в итоге превратилась в праведную бледную немочь. А зря – мне ты куда больше нравилась веснушчатая и порочная.

– Кто бы мог подумать, что тебе может нравиться нечто порочное, – огрызнулась Джинни, а сама уже льнула к нему, как льнёт виноградная лоза к решётчатой ограде.

– Напротив, напротив – я просто-таки фанат несовершенства. Безгрешность скучна, – рука Драко приподняла её лицо за подбородок, принуждая Джинни смотреть ему прямо в глаза. – Он не кровь, которую тебе надо смыть со своих рук, не столб для аутодафе – он просто парень. Как думаешь, каково ему будет узнать, что это не любовь, а наложенная на себя епитимья?

Джинни шарахнулась в сторону:

– Зачем?! Собираешься ему рассказать?!

Драко хохотнул.

– Даже и не думаю стоять на пути меж тобой и твоим терновым венцом, Святая Вирджиния.

– А сам-то, сам! – швырнула она в ответ. – Пришёл весь такой из себя страдалец – ах, больше я тебе не нужен… Ну а как бы ты поступил, скажи я, что нужен? Что я люблю и любила тебя всё это время? Что жить без тебя не могу?!

Драко опешил. Судя по всему, такой поворот разговора был им не предусмотрен.

– Мне не…

– Знаю-знаю, что ты скажешь! Дескать, тебе не нужно то, что валяется под ногами – а исключительно то, до чего нельзя дотянуться! – она попятилась. – Ну так ты до меня и не дотянешься. У тебя была возможность, Драко Малфой, но ты её проморгал.

Она ожидала боли, но испытала лишь величайшее удовлетворение – такое же, как давным-давно, когда её, пятилетнюю, Рон просто-таки смертельно достал, и она звезданула ему по голове чугунной сковородкой-саможаркой. Единственное различие – крови сейчас было не в пример меньше.

Брови Драко приподнялись ещё выше.

– Кто-то из нас её точно проморгал, – словно невпопад пробормотал он, – вот только не уверен, что именно я.

Джинни предполагала несколько вариантов ответа на своё заявление, но никак не ожидала насмешки. В груди вскипел гнев. Рука потянулась к воротнику, к золотой цепочке. Джинни сдёрнула её с головы и протянула Драко.

В свете факелов закачались, закрутились, поблёскивая, два Эпициклических Заклятья.

– Забирай.

Драко вытаращился на неё с несвойственным ему ошеломлением.

– Чего?!

– Забирай, говорю! – холодно повторила она. – Ты ведь никогда не спрашивал меня – да и всех остальных тоже – где они, что с ними, верно? И кто, по-твоему, хранил их всё это время?!

Малфой мотнул головой. Изумление поблекло, и лицо вновь обрело непроницаемость. Что сейчас тщательно прятал он – гнев? отвращение? горечь? насмешку? – Джинни не могла разобрать. Он протянул руку и принял у неё золотую цепочку и созданные из стекла, золота и плоти заклятья, сжал их в кулаке.

– Уже во второй раз, – заметил он.

Джинни была взбешена до дрожи собственных пальцев.

– Что – во второй раз?

– Ты возвращаешь мне мою жизнь… Однако в лицо швыряешь впервые.

Глаза будто обожгло – Джинни поняла, что вот-вот разревётся и, не желая рыдать перед ним, кинулась прочь по коридору. Слёзы превращали факелы на стенах в смазанные золотистые круги. Остановись она на миг перед поворотом, обернись – увидела бы смотрящего ей вслед Драко на том же месте с по-прежнему вытянутыми руками и выражением иронической покорности на лице.

* * *

– Нет, – повторила Джинни. – Совершенно не помню.

– С тобой точно всё хорошо? – не сводя с неё взгляда, уточнила Блэз.

– Точно, точно.

Слизеринка потянулась и отвела с лица Джинни огненно-рыжую прядку.

– Плачешь?

Та в ответ лишь крепче обняла себя за плечи и снова содрогнулась.

– Это всё ветер. Говорю же – просто ветер.

Блэз убрала руку и пробурчала что-то вроде «упёртая гриффиндорская ослица».

– Мне пора обратно в башню, – заметила Джинни. – Там Симус, и мне бы не хотелось надолго бросать его в одиночестве.

– Ясное дело. Только богу известно, что может стрястись, когда он один: того и гляди, возродит очередного Тёмного Лорда и разнесёт в пух и прах долины со взгорьями.

Джинни прикусила губу.

– Не смешно!

– А вот Драко бы посмеялся, – заметила Блэз, а её глаза безмолвно добавили «…и ты бы тоже посмеялась каких-нибудь полгода назад»…

* * *

Совершенно раздавленная, Джинни свернулась калачиком в постели. Бархатный полог был задёрнут, её окружала кромешная тьма, в которой чёрными птицами реяли мрачные мысли. Под рукой больше нет «Брюк», чтобы это вороньё разогнать, и кровь в ушах шумела неустанным биением их крыльев.

Итак, Блэз с Драко пойдут на свадьбу вместе. Ну и? Едва ли ей пристало жаловаться: с того вечернего разговора в коридоре у Большого Зала Джинни говорила с Драко только однажды, исключительно по причине вежливой необходимости. Она больше не играла никакой роли в его жизни, тем паче в любовной её составляющей. Впрочем, осознание этого ничего не меняло: Джинни ощущала себя тыквой, выпотрошенной к Хэллоуину.

Рука скользнула вверх к медальону, который она по-прежнему носила на шее, пряча под блузкой, чтобы никто-никто не увидел.

«Люблю и надеюсь».

Она вспомнила слова Драко – дескать, всего лишь год, как познал я разницу между ненавистью и любовью. Я ещё такое дитя, тебе нужен кто-то повзрослей… Тот же Финниган.

Тот же Финниган… Мысли перетекли к Симусу: его открытому лицу, синим глазам, его мягкости и заботливости. Драко считал – с Симусом Джинни будет куда спокойней, и в кои-то веки она, пожалуй, была с ним согласна. Что там она думала, чего отчаянно желала на самом деле – всё настолько спуталось, что выпутаться из этого клубка теперь представлялось невозможным.

Джинни осознавала: в каком-то смысле она действительно стала «как все» – все те девицы, что без умолку трещат о своих парнях, нагоняя тоску на друзей, раздражая знакомых и возмущая родню. Она сама совсем недавно на дух таких не переносила: вот ведь трындят – да какой он потрясающий, да какой милашка, да каких шуточек вчера наговорил… а ежели, не ровен час, парень осмелится улыбнуться другой – заливаются слезами в три ручья и требуют, чтобы он всех девчонок от себя отогнал, да и прочих друзей тоже. И не дай бог такой девице напомнить, как в прошлом году её парень пошёл на Рождественский Бал с Орлой Квирке, упился до положения мантий и оную же – новую, шёлковую – уделал: устроит натуральную истерику, хотя сама в то время вовсю зажигала с тем же Эрни МакМилланом, а нынешнего ухажёра в упор не видела. А уж коли отыщется у него какое-нибудь чахлое романтическое прошлое – всё, пиши пропало. Нет – всё ей, лишь ей одной.

Джинни таких особей ненавидела: зачем врать? Зачем рваться в мир фантазий, если рано или поздно реальность от всей души приложит тебя лбом о землю?

Теперь она знала: иногда ложь нужна, иногда ложь – единственное, во что ты способен поверить. Заводя речь о Симусе, она замечала, как смотрят на неё Элизабет и Блэз, ловила на себе встревоженные взгляды Гермионы и шаг за шагом начинала сочувствовать тем девицам, которые, видать, трещали о своих отношениях отнюдь не по причине суперсовершенства своих романов и романчиков… Как раз наоборот.

…А может, любовь – это просто некая разновидность лжи? – подумала она, таращась во тьму. – И чтобы всё сработало, надо просто в неё поверить. Обоим. А если почему-либо не получается – не помогают ни сила воли, ни чувство вины, ни желание – то, наверное, надо просто зайти с другого бока…

* * *

Гермиона устроилась на подоконнике в гриффиндорской башне, взирая сверху вниз на отделанный серыми камнями зелёный весенний газон, пересечённый то тут, то там тропинками, которые протоптали спешащие на квиддичное поле студенты. По одной из тропинок шагали Гарри и Драко – хотя отсюда они казались просто движущимися точками – светлую шевелюру Драко и красный свитер Гарри ни с чем не спутаешь. Погружённые в разговор, юноши шли в сторону замка.

Дата добавления: 2015-07-13