Часть первая: На самом донышке души 4 страница

Я вас угощаю, так выпьем до дна!

Чтоб вьюшки – открыты, метёлки – упруги,

И пусть наша жизнь будет столь же полна!

Снейп закончил петь, холодно поклонился и удалился со сцены. Так и не закрыв рот, Сириус смотрел ему в спину.

– Когда ты сказал, что Снейп хочет «зарыть топор войны», – очнувшись, пробормотал он, – я и подумать не мог, что этот топор засунут мне прямиком в уши.

– А что – вовсе даже и неплохо, – возразил Гарри.

Сириус всё тряс головой:

– Никогда не знал…

– Теперь знаешь, – фыркнул Люпин в кружку с пивом.

* * *

Гарри всегда поражало, что даже летом в стенах Имения было холодно, как на Северном Полюсе. Он свернулся клубком под толстенным одеялом – кстати, об одеялах: к этой комнате прилагалось чёрное, расшитое серебряными змеями. В итоге Гарри не мог отделаться от кошмаров, в которых змеи оживали и начинали по нему ползать… В общем, Гермиона отдала ему своё запасное – жёлтое в голубенький цветочек. Гарри предположил, что, в конце концов, змеи – это всё-таки не его.

Словом, он ёжился под толстым одеялом, когда в дверь забарабанили. Пришлось, чертыхаясь, вылезти из кровати и, едва ноги коснулись ледяного пола, зачертыхаться цветистее. Подскакивая на цыпочках и бормоча проклятья, Гарри перебежал огромную комнату и распахнул дверь: кто бы там ни стоял, решил он, мало ему сейчас не покажется.

А стоял там Драко: чёрные джинсы, чёрный свитер – ну вылитый Том Круз из «Миссия невыполнима», разве что только блондин и с удивлённой физиономией.

– Поттер, это ты изливался? Где ты этого нахватался?! И не знал, что, оказывается, можно засунуть…

– Третий час ночи, Малфой, – перебил Гарри. – Какого чёрта тебе надо?

–…хотя шестифутовая клизма – это впечатляет. Стоит у тебя поучиться, – он прошёл в спальню и содрогнулся. – Господи прости. Где ты нашёл это одеяло, на какой распродаже в преисподней?

– Гермиона дала, – коротко пояснил Гарри. – Кстати, если тебя принесло, чтобы снова поскулить за любовь, то знай – я устал от разговоров про девушек. Толку никакого, и в итоге сам себя жалеть начинаешь.

– Наверное, пора оказывать тебе моральную поддержку, – отметил Драко.

– Помнится, в последний раз ты обозвал меня тупорылым нытиком и напомнил, что именно нытиков девушки терпеть не могут…

– Что делать – так оно и есть.

– Если ты такой эксперт, почему ж в твоей жизни полный бардак? – весьма резонно поинтересовался Гарри.

Драко вопрос проигнорировал.

– Итак, ты идёшь или нет?

Гарри аккуратно тюкнулся головой о косяк.

– Нет. Я с тобой, Малфой, никуда не пойду. Завтра свадьба, и мне нужно выспаться: меня ждут тосты, которые придётся провозглашать, реплики, на которые придётся отвечать, церемониальное барахло, которое придётся напяливать…

Вопреки всем намерениям уже через десять минут Гарри стоял в коридоре, причём в полном облачении и с очками на носу. Рядом был Драко и две метлы, прислонённые к стене. Драко мялся – явный признак, что ему есть что сказать, хотя говорить об этом и не слишком-то хочется. В Гарри начали зреть подозрения.

– Ну, – спросил он, – и к чему это всё?

– В общем…

– Услышу что-нибудь про любовь – камнем прибью.

–…не любовь это, четырёхглазый, не любовь. Мои Эпициклические Заклятья.

Гарри настолько не ожидал услышать именно эти слова, что даже покачнулся:

– Что?..

Драко оттянул ворот свитера, продемонстрировав поблёскивающие на бледной коже цепочки.

– Вот. Не представляешь, как они меня достали, – снять нельзя, вечно таскаешь на шее…

– Могу одно взять, – тихо предложил Гарри.

– Нет, – без колебаний отверг Драко. – Не хочу.

– Тогда… – Гарри почувствовал укол чего-то, сильно напомнившего ревность, и поборол его. – Хочешь передать их кому-то другому? И чтобы я тебя проводил?

– Хочу, чтобы ты меня проводил, – кивнул Драко и, взяв одну из мётел, протянул гриффиндорцу.

– Но ведь первому встречному его отдавать нельзя, – принимая её, напомнил Гарри. – Только тому, кому действительно доверяешь.

– Знаю.

Драко взял собственную метлу, направился к открытому окну в конце холла – нежный весенний ветерок колыхал занавески – и выглянул. Гарри последовал его примеру.

– Только тому, кто…

–…любит меня? – чуть насмешливо взглянул на него Драко. – Ты, прям, как девчонка, Поттер. Давай же погоняемся, – готовый к поединку, он стоял на самом краю подоконника с метлой в руке.

Гарри, заводясь на глазах, вскарабкался следом:

– Я, конечно, мог бы тебя погонять, если…

– Погонять меня?.. Восхитительно звучит.

–…если бы знал, куда мы направляемся. Кому ты собрался передать Заклятья?

Глаза Драко таинственно блеснули из-под ресниц:

– Тому, кому доверяю. Бесконечно, – сказал он и кувыркнулся с подоконника, рассекая ночь с беззаботностью ангела, коему не терпится низринуться с небес на грешную землю.

* * *

Преследование Драко сквозь сплетение ветвей и деревьев вокруг Имения Малфоев для любого другого, не такого талантливого летуна, как Гарри, оказалось бы и вовсе невозможной задачей, если даже ему сейчас приходилось туговато. Драко знал тут каждую тропку, каждое деревце и сучок, и нёсся меж ними серебристой искрой в ночи. Гарри понимал: на самом деле Драко вовсе не собирался воспользоваться своим преимуществом и ускользнуть – он просто любил летать, и сейчас, наконец-то, мог лететь так, как хотел, в полное своё удовольствие. Из леса их вынесло на какую-то уходящую на восток бесплодную равнину. Драко сделал несколько кульбитов. Далеко на западе поблёскивало сказочным замком Имение, восток, покуда глаз хватало, был объят безжизненной тьмой. Наконец Драко направил метлу к земле, Гарри повторил его манёвр, и только тут до него дошло, что эта за тьма.

Бездонная Пропасть.

– Малфой! – заорал он, хватая друга за руку и дёргая к себе. – Ты чего творишь?!

– А ты сам-то как думаешь? – Драко жмурился от ветра, и по его превратившимся в узенькие щёлочки глазам Гарри не мог сказать, что сейчас чувствует слизеринец – счастье, ликование, отчаяние, безысходность, скуку?.. Он потянулся было к его разуму, но в преддверии встречи с Дамблдором в ближайшие два дня, это лишь сыпало обоим соль на раны. – Хочу сбросить мои Заклятья в Пропасть.

– Но…

– Что «но»? Это просто идеальное решение: они будут падать вечность – не ударятся о дно, не разобьются. И никто и никогда их не найдёт.

– Не понимаю… Почему именно сейчас?

– Да просто не хочу их больше носить, – даже ресницы не скрывали блеска серых глаз.

– Говорю же – я бы мог…

Ветер стих, и Драко смог открыть глаза. В них не было ни капли сарказма.

– Я бы вручил тебе свою жизнь, не задумываясь, если б речь шла только обо мне.

– Я не против риска. И ответственности.

Малфой отвернулся, обратив взгляд в бесконечный мрак Пропасти.

– Гарри, – сказал он, – ты никогда не отказывался ни от риска, ни от ответственности – тебе вообще не дозволялось принимать их во внимание. Ты жил ими, как дышал. Но, скажи, каким бы я оказался другом, если б сейчас, когда ты наконец-то можешь освободиться, взвалил тебе на плечи очередное бремя?

– Дружба не есть бремя.

– Большинство людей не держит в руках жизни друг друга.

– А мы – исключение, – нашёлся Гарри, однако по глазам Драко он уже знал – тот принял решение, и отпустил его руку. – Ладно, если тебе действительно этого хочется…

– Действительно хочется, – сказал Драко и лёгкими шагами подошёл к краю Пропасти. Заглянул в неё. Гарри присоединился к нему на обрыве, и они вместе воззрились в разверстый зев пустоты. Она – будто море, подумалось Гарри. – Млечный свет луны проникает лишь через верхний слой, а ниже – плотная чернота.

Ему вспомнилось падение – как выскользнула рука из пальцев Гермионы, как понесло его в небытие…

Стоящий рядом Драко глубоко вздохнул и поднял руку. Эпициклические Заклятья болтались на пальцах, блестя, будто слёзы. Созданное из страха и горечи одно, рождённое из страха и любви другое – оба они предназначались для того, чтобы контролировать Драко – сломать его, убить его, – и, просто держа их на ладони, Гарри чувствовал, как тем самым уберегает и охраняет его…

Но возможно, это был чистой воды эгоизм.

Драко отвёл руку назад и со всей силы швырнул Заклятья. Сплетясь цепочками, они на какое-то мгновение напоследок зависли над Пропастью, а потом, вращаясь и поблёскивая, дали мраку беззвучно поглотить себя.

Драко отступил от обрыва. Светлые волосы сияли под луной, а дышал он так, словно только что откуда-то примчался.

– Вот и всё.

– Всё, – согласился Гарри.

– Сердишься на меня? – покосился слизеринец.

– Нет, – сам себе удивляясь, ответил Гарри. – Если подумать, ты совершенно правильно поступил. Так и надо.

– И почему же?

– Да потому что теперь часть тебя всегда будет лететь.

* * *

Джинни почивала дурно, снедаемая странными видениями. В них она танцевала, кружась, как сумасшедшая, в центре огромного бального зала, окружённая несущимися из теней издевательскими смешочками. Когда она проснулась, солнце вовсю хлестало сквозь оконные стёкла, голова болела, а глаза опухли.

…Сегодня, – сказала она себе, глядя в потолок. – Сегодня приму зелье. После церемонии, но перед торжеством. Сегодня буду танцевать в объятиях Симуса. Счастливая.

Она представила себя – сияющую, улыбающуюся, счастливую и радостную, – и глаза медленно наполнились слезами.

* * *

Само бракосочетание прошло как по маслу. Скромное – куда скромней грядущего вечернего празднования, – оно состоялось в розарии, над которым Нарцисса хлопотала со времени, как Люциус покинул Имение. Белые розы были повсюду: нависали плетёной стеной над алтарём, охапками вращались в воздухе благодаря Парящим Чарам, опоясывали ряды кресел, с которых приглашённые должны были лицезреть церемонию. Белые лепестки вымостили дорожку, по которой Нарциссе предстояло шествовать к Сириусу – тот красовался меж Драко и Люпиным. Нарциссу никто не провожал – прекрасная, ликующая, она сама спустилась к будущему супругу.

От розового амбре Джинни уже начало мутить.

– Ну не чудо ли… – выдохнула миссис Уизли. На ней была накрахмаленная розовая мантия и розовая же шляпа с брызгами жёлтых цветов, в одной руке – платочек, в другой – рука мистера Уизли. – Я просто обожаю свадьбы. А ты? – обратилась она к Симусу. С золотистыми волосами, в тёмно-синем костюме, он сегодня был особенно пригож и, к тому же, как-то сделал комплимент и её свитерам, и ей самой.

– Не слишком, – с пустым взглядом отозвался он.

Миссис Уизли растерянно умолкла, мистер Уизли едва не фыркнул, а Джинни снова вернулась к церемонии.

Нарцисса уже добралась до алтаря и теперь стояла рядом с Сириусом. Ремус что-то говорил согласно кивающему Драко.

…Надо же, как у него быстро волосы отрасли, – подумала Джинни, – ещё неделю назад были совсем короткими, а теперь вьются над ушами и на глаза падают. Сразу хочется поправить. Будь у него нормальная подружка вместо Блэз с их загадочными игрищами, та бы взялась за его причёску всерьёз…

Джинни тут же почувствовала укол совести: в конце-концов, они с Блэз дружили, и слизеринка в бело-розовом платье с высоким воротом сегодня выглядела яблонькой в цвету. К вечеру же было приготовлено совсем другое платье. Тот подарок Драко – платье с глубоким декольте – сшили из такого облегающегои дорогого материала, что, коснувшись его, казалось, будто по руке проскользнула змея. Блэз продемонстрировала наряд Джинни, и та чуть не умерла от зависти. С другой стороны, такой цвет не каждой пойдёт, и Джинни сомневалась, что ей бы он оказался к лицу. Вернее, почти не сомневалась, что не оказался бы.

Добродушный волшебник, которого Нарцисса пригласила скрепить брачные узы, начал речь. Джинни слышала, что он, вроде бы, дальний нарциссин дядюшка, хотя внешне больше напоминал брата Дамблдора – того, что имел печальное пристрастие к мелкому рогатому скоту. В данный момент он, похоже, декламировал стихи:

– Любовь правит миром. Как говорил апостол Павел: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт…»

Тут раздался резкий грохот – обернувшись, Джинни, к своему ужасу, увидела, что Симус вскочил, уронив стул. Он задыхался, на белое, как мел, лицо налипли склеившиеся от пота волосы. Резкий поворот – и Финниган начал торопливо пробираться сквозь сидящих гостей, чуть не сшибая их на землю. Взвыл Рон, которому оттоптали ногу. Симус пробормотал какие-то извинения и кинулся из сада так, словно у него на пятках висели адские гончие Люциуса.

Обернулись даже Сириус с Нарциссой. Джинни слышала шепотки, чувствовала устремлённый на неё цинично-прищуренный взгляд Драко. Она начала пробираться следом, когда кто-то схватил её за запястье.

Гермиона.

– Даже не вздумай, – прошептала гриффиндорская староста.

Гарри рядом с ней оторопел:

– Но, Гермиона…

– Кто-то же должен, – шепнула в ответ Джинни, чувствуя буравящие её взгляды окружающих. – А не то покалечится или ещё что…

Гермиона встала:

– Я пойду.

Даже раздражённые протесты Гарри не произвели на неё впечатления: она покинула церемонию и бегом бросилась к Имению.

Щёки горели, будто ошпаренные. Джинни вернулась на своё место подле матери, мечтая превратиться во что-нибудь маленькое-премаленькое, чтобы исчезнуть с глаз долой. Волшебник, похожий на Аберфорса, но не Аберфорс, прокашлялся и продолжил речь.

– Не волнуйся, детка, – утешающе похлопала её по руке миссис Уизли. – Это же свадьба. На свадьбах мужчины вечно сами не свои.

Джордж за их спинами громко фыркнул. Они с Фредом портключнулись за пару секунд перед началом бракосочетания – усыпанные новообретёнными под белизским солнцем веснушками, распространяющие вокруг запах кокосового рома.

– Да уж, Финниган – это что-то. Я бы даже сказал – нечто, – не внемля суровому взгляду матери, продолжил Джордж.

– Раньше, вроде, за ним такого не водилось, – заметил Фред. – Впечатлительный он какой-то стал.

– Знаешь, Малфой в качестве её кавалера нравился мне больше, – сообщил Джордж.

Миссис Уизли замотала головой так, что цветы на шляпе поникли, как под порывом ветра:

– Пресвятой Мерлин, – простонала она, – типун тебе на язык!..

* * *

Джинни сидела на подоконнике в холле на втором этаже – в руке перо, на коленях – чистая тетрадь. В окно было видно, как внизу, в саду, хлопотали домашние эльфы: собирали стулья, уносили цветочные гирлянды – прибирались после бракосочетания.

За дальние деревья закатывалось в багряный пожар солнце.

Джинни вернулась к раскрытой на коленях тетради. Когда исчез Том – исчез окончательно и бесповоротно – она подумала, а не начать ли новый дневник. После того, чем дело закончилось в прошлый раз, на первом курсе, она до ужаса этого боялась. Однако, в принципе, в дневниках нет ничего дурного – тем паче, в дневнике, приобретённом в тихом-мирном маггловском магазинчике. Раз не с кем поделиться своими мыслями, то уж самой-то себе можно довериться.

Правда, всё, что Джинни пока написала, было слово «сегодня».

Она почесала пером лоб, как если б после этого её должно было немедленно осенить, но мозги жужжали и думать отказывались. После церемонии она отправилась в комнату к Симусу, постучала, но ответом стала тишина. Часть её понадеялась, что всё в порядке. Другая часть – поменьше, красная от стыда, – понадеялась, что нет.

– Холст, масло, – удивлённо-насмешливо прозвучало рядом. – «Гений творящий». Что творим?

Драко. Чёрно-белый, как портреты Бердслея, он стоял рядом в парадной мантии и смотрел на Джинни с напускной беспечностью.

– Ничего, – она захлопнула тетрадь.

– Боже. Делала мои наброски в непристойном виде и позах, угадал? Не могу тебя в том винить.

– Ты тут вообще ни при чём, Драко.

– Свежо предание, а верится с трудом, – молниеносное движение руки, и дневник вылетел из пальцев Джинни раньше, чем она успела дёрнуться. Драко мельком глянул на страницу и снова на неё:

– «Сегодня»? Весьма лаконично. Это дневник или симфоническая поэма?

– Придурок, – Джинни потянулась, чтобы отобрать тетрадь. Последовало краткое перетягивание каната, в итоге Драко отпустил её именно тогда, когда Джинни дёрнула: тетрадь выпорхнула в окно, после чего снаружи донёсся звон бьющегося стекла и вскрик.

Драко перегнулся через подоконник:

– Ну и ну. Ты грохнула одну из хрустальных ваз… Ложись!

Он пригнулся и замер под подоконником, дёрнув Джинни к себе.

– Боже… – она задохнулась виной. – А твоя мать не расстроится? Надеюсь, я не сорвала приём?..

– Да не бойся, у нас их дюжины, матери уж точно до этого дела нет: если кто и должен расстраиваться, так это домашние эльфы – вот уж вечно всё в свой адрес принимают… Не поверишь – уже скучаю по дням, когда они, трепеща перед моим отцом, по струнке ходили. А мать начала и оплачивать всякие прожиточные минимумы, и права в придачу дала… И что ты думаешь – тут же от рук отбились: нынче утром один отказался отполировать языком мои ботинки – прикинь?

Джинни завела глаза к небу.

– Я прекрасно знаю – на самом деле ты так не считаешь, – сказала она. – Ума не приложу – зачем тебе нужно постоянно кривляться?

Драко ухмыльнулся:

– А мне нравится, когда ты начинаешь анализировать моё поведение.

Сейчас они стояли на коленях лицом друг к другу, так близко, что Джинни видела светлый полумесяц шрама на его щеке и каждую ресничку – будто металлическую, будто нарисованную серебряным карандашом. Потянись она вперёд – смогла бы его поцеловать. Проще некуда. Отличный способ проститься.

Джинни поднялась, выдернув свои руки из его ладоней.

– Мне нет дела до того, что тебе нравится, – холодно сообщила она и, повернувшись, зашагала по коридору. Она чувствовала спиной его взгляд – этого хватило, дабы заволноваться так, что даже рука чуть дрожала, когда она поворачивала ручку двери своей спальни…

Не своей спальни.

Впопыхах она открыла дверь соседней комнаты – комнаты Блэз, что можно было заключить по ярко-розовому чемодану, переполненному нарядами, алому платью, небрежно брошенному поперёк кровати и по тому, что Блэз собственной персоной сейчас лежала рядом с кроватью на полу, сплетясь в страстном объятии с братом Джинни, Роном.

Рука Джинни сама собой вспорхнула к губам:

– Рон!..

– Уизли?.. – раздался не менее потрясённый возглас за спиной.

Блэз взвизгнула и села. Платье, волосы – всё находилось в беспорядке. Рон побагровел, однако даже этот густой оттенок не сумел скрыть следы помады на его лице.

Первой дар речи вернулся к Блэз:

– Вы когда-нибудь слышали, что по правилам вежливости полагается стучать? – негодующе спросила она, вставая и поправляя одежду.

– А ты когда-нибудь слышала, что по правилам вежливости не полагается сливаться в экстазе со слабоумным троглодитом за каких-то пару часов перед тем, как выходить в люди со мной?! – той же монетой отплатил Драко.

Рон робко поднялся на ноги позади Блэз и начал застёгивать рубашку. Блэз даже не повернулась к нему:

– Это случайность, – заявила она.

– Ясно. Споткнулась – упала, а там – гляди-ка! – рот.

Слизеринка всплеснула руками:

– Слушай, что ты хочешь от меня услышать?! Так получилось – и всё! – она раздражённо развернулась к Рону: – Ну же, скажи! Скажи, что это просто случайность!

Рон посмотрел на неё, потом на Джинни и, наконец, на Драко. Это был спокойный, оценивающий взгляд безо всякой ожидаемой там Джинни ненависти – словно, глядя на Драко, он смотрел не на соперника, не на врага, словно видел в нём просто человека.

– Это не случайность. Мы вместе уже несколько месяцев.

Блэз была готова вот-вот разрыдаться:

– РОН, ТЫ ЖЕ ОБЕЩАЛ!

– Обещал. Но ещё я пообещал самому себе больше не делать тайны из отношений. И, что бы там я ни думал о Малфое, он не заслужил подобной лжи.

Блэз зажала рот рукой, но не произнесла ни слова. Драко холодно взглянул в её широко раскрытые глаза:

– Надо же, какой оригинальный способ согрешить, Блэз…

– Да хватит же! – сорвалась, внезапно взъярившись, Джинни. – Ты и не то выделывал. Только не понимаю, зачем вы прятались, – она развернулась к Блэз. – Из-за Драко?

– Нет! – отдёрнула руку от лица слизеринка. – Из-за тебя.

– Меня?! – опешила Джинни.

– Ты моя подруга, и я не хотела, чтобы ты подумала, будто наша дружба – только для того, чтобы стать ближе к Рону.

Драко фыркнул:

– Стать ближе к Рону?! Если станешь с ним ближе, у тебя…

– Захлопнись, Драко, – хором сказали Джинни с Блэз. – Тьфу, – для убедительности добавила Джинни. – Не забывай, речь идёт о моём брате, Драко.

Слизеринец снова фыркнул и прислонился к косяку с таким видом, словно всё происходящее его развлекает, в то же самое время вызывая скуку смертную.

– Кругом одни рыжие, – сообщил он, обращаясь к Блэз. – Уже глаза режет.

Блэз послала в ответ возмущённый взгляд, но сдержалась.

– Прости, что причинила тебе боль, Драко.

– Вот уж точно – боль так боль. Образ Уизли, обслюнявливающего твоё ухо, теперь будет вечно жечь сетчатку моих несчастных глаз.

– Я имела в виду – эмоционально, – с напускным терпением уточнила она.

– Пустяки, меня это не заботит, – Драко улыбнулся.

Блэз с заметным облегчением повернулась к Джинни:

– Мне ужасно неловко, что я утаила это именно от тебя… Ты мне действительно… нравишься.

Джинни знала, что для сдержанной слизеринки подобное признание более чем серьёзно.

– Ты мне тоже, – с этими словами она подбежала к Блэз и заключила её в объятия, и та со вздохом облегчения обняла Джинни в ответ.

– Наконец-то хоть что-то интересненькое, – с удовольствием прокомментировал Драко и получил от Рона негодующий взгляд и негодующее же:

– Нечего пялиться на мою сестру! И мою девушку!

– Была б тут ещё твоя матушка, ты б, наверное, собственным возмущением захлебнулся.

– Матушка? – отлипла от Блэз Джинни и осеклась, увидев на пороге Гарри с ошеломлённой Гермионой.

– Что тут происходит? – спросила она. – Что за крики? И про какую-такую твою девушку ты говорил, Рон?

– У Рона девушка? – обнимающий Гермиону за талию Гарри был явно поражён. – Никто мне не рассказал… И кто же она? – с любопытством повернулся он к другу, у которого был вид пробежавшего дистанцию марафонца.

– Я, – холодно сообщила Блэз.

Брови Гарри взлетели на лоб:

– Я думал, ты встречаешься с Малфоем… Ты ведь с ним встречаешься, правда? Или ты его уже послала?

– Гарри! – зашипела Гермиона. – Вспомни о такте!

– Такт – удел лживых взрослых, – не задумавшись, выпалила Джинни и увидела, как Драко с удивлением покосился в её сторону.

– Мы с Блэз не встречаемся, – заявил Драко. – Мы планировали вместе выйти к празднеству – как друзья, – но коль скоро она обрела любовь… пусть даже находящуюся в пищевой пирамиде чуть ниже, чем я рассчитывал, я уже не могу себе позволить стоять у неё на пути.

– Ценю твою сдержанность, – очень по-слизерински ответила Блэз. И усмехнулась: – Правда, то, что мы собирались пойти туда именно как друзья, не помешало тебе попытаться залезть мне в панталоны по дороге в Имение.

– Исключительно ради того, чтобы выяснить, по-прежнему ли ты откликаешься на мои чары, – надменно отрезал Драко. – Ни о каком причинении вреда и речи не было.

– Боюсь, со своей стороны обещать этого не могу, – сказал Рон, меряя Драко таким взглядом, будто собирался спустить его кубарем с лестницы.

– Мне нравится, когда ты такой собственник… – руки Блэз обвились вокруг Рона, к немалому того удовольствию и, хотя и в меньшей степени, – смущению. Глаза слизеринки обратились к остальным, губы изогнулись в улыбке: – Сейчас тут станет немножко жарко, – проинформировала она. – Если не хотите оказаться зрителями, предлагаю очистить помещение.

Гарри, Гермиона, Драко и Джинни рванули из комнаты единым порывом, чуть не застряв в дверях – Гарри пришлось упереться слизеринцу в спину и пропихивать его вперёд. На полной скорости они выскочили в коридор, и Гарри захлопнул дверь.

– Честное слово! – ахнула изумлённая Гермиона. – Блэз Забини и Рон! Кто бы мог подумать?! В смысле, честное слово…

– А почему бы и не Блэз? – возразила Джинни. – Она очень милая.

– Она же слизеринка, – с сомнением произнёс Гарри и, поймав взгляд Драко, торопливо добавил: – Собственно, в этом ничего страшного нет… – он улыбнулся. – Кое-кто из моих лучших друзей – слизеринцы.

– Смотри у меня, Поттер, – кивнул Драко. Его взгляд перепорхнул Гарри за спину: – Не твоя ли это комната, Джинни?

Она повернулась.

– Моя… Мы с Блэз соседки…

– Похоже, тебе кто-то записку оставил, – он указал, и Джинни убедилась, что так оно и есть: в дверь всунут сложенный кусочек пергамента.

– Странно… – она вытащила записку, которая не была подписана, даже имени получателя не указано. Развернула: «Дорогая Джинни…» – Это от Симуса, – сообщила Джинни, поднимаясь на ноги и читая. Потом перечла, чтобы убедиться. Подняла взгляд и обвела им друзей: – Это прощальная записка, – медленно произнесла она. – Он уезжает.

* * *

– Полагаю, под «уезжает» подразумевается, что он уже уехал, – сухо сказал Драко.

Вся четвёрка, стоя в дверях, обозревала отведённую Симусу гостевую комнату – опрятную до скрежета зубовного: кровать застелена, полотенца аккуратной стопочкой сложены на кресле. Вещи Симуса исчезли.

– Но почему? – никак не мог взять в толк Гарри. – Почему он вдруг сорвался и уехал?! – рука привычно продралась сквозь взъерошенную шевелюру. – Может… Может, сову ему послать, а?..

– Не надо, – отрезала Джинни, не сразу сообразив, что в унисон ей прозвучал ещё один голос.

Гермионы.

– Не надо, – повторила гриффиндорская староста, на этот раз потише. – Если хочет уйти, пусть идёт.

Джинни внимательно взглянула на подругу:

– Ты убежала с венчания следом за ним. Что ты ему наговорила?

– Ничего, – пряча глаза и краснея, ответила Гермиона.

– Лгунья из тебя никудышная, Гермиона, – холодно отметила Джинни и, развернувшись, ушла, унося с собой записку Симуса – точнее, сжимая в кулаке оставшийся от неё комок бумаги. Пинок – дверь в спальню распахнулась, она вошла и развернулась, собираясь шандарахнуть ею так, чтобы никому мало не показалось.

Но ничего не вышло. Кто-то придержал дверь снаружи. Джинни угрюмо убрала руку, и дверь открылась.

– Что тебе надобно, Драко? – устало спросила она.

Драко посмотрел на Джинни, потом перевёл взгляд на руку с запиской.

– Может, только к лучшему, что он ушёл? – без обиняков спросил он.

– Не понимаю, тебя-то это каким боком касается, – огрызнулась она. В горле поселилось какое-то странное чувство – его будто резало, будто жгло. То ли слёзы, то ли непонятно что…

Джинни вдруг отчётливо представила комнату за своей спиной, в частности, стоящую на самом виду, у кровати, фляжку с Любовным Зельем.

– Дай-ка догадаюсь… – протянул Драко. – Ему требуется время, чтобы всё переосмыслить.

– Как многословно, – буркнула она.

Ужасно хотелось свалить вину на него, но перед глазами стояла строка из письма: «Я люблю тебя, но так не могу поступить. Что-то неправильно, и мы оба это понимаем. Не знаю, надолго ли уезжаю, но я вернусь».

…Вот так всегда, – устало подумала Джинни. – Всегда эти четыре слова: «Я люблю тебя, но…»

– Если он отбыл, чтобы подумать, это займёт немало времени, – светлые глаза Драко блеснули. – Мозги у Финнигана – что Хогвартс-экспресс: медленные, но верные.

– Не то, что твои, – выдавила Джинни. – Если тебе так по душе язык метафор, они напоминают мне Уэльскую просёлочную ветку.

– В смысле?

– Узкую и грязную одноколейку, – она почувствовала, что, как ни силится, не может сдержать улыбку. – Уверена, ты слышал эту шуточку раньше.

– Насчёт ужины не согласен, но прочее…

Кулак с запиской уже начало ломить, и, опустив к нему взгляд, Джинни подумала о Томе – как он сдавливал и сдавливал её руку, пока на глазах не выступили слёзы.

– Итак, чего же тебе надобно, Драко? Просто пришёл позлорадствовать по поводу отъезда Симуса?

– Без сомнения, пред нами теперь прелюбопытнейшая и презагдочнейшая ситуация: у меня нет пары для приёма, а ведь даже с моим сногсшибательным обаянием найти даму в течение каких-то трёх часов крайне затруднительно, не говоря уже о том, что сейчас среди друзей я как в пустыне.

– Уверена, какая-нибудь одинокая домашняя эльфиха будет просто счастлива составить тебе компанию.

– Ага, что б она мне коленки покусала? Нет уж, спасибо, – он подался к ней и мягко добавил: – Ты ведь знаешь, о чём я прошу, правда?

Дата добавления: 2015-07-13