Пути становления 2 страница

Показателем достижения ядром группы высокого уровня развития ЛГ УСД становится способность ядра эффективно решать сложные трудовые, организационные и педагогические задачи при поддержке и помощи всей группы, с минимальной помощью со стороны взрослых руководителей; умение органов самоуправления в основном самостоятельно преодолевать трудности, возникающие в процессе деятельности, справляться с неудачами в достижении поставленных целей; поддерживать ровное и оптимистическое настроение товарищей. Иллюстрацией деятельности группы, достигшей ЛГ УСД, может быть работа подростков и старшеклассников педагогического отряда «Дозор». Организованный на базе школы № 38 Гагаринского района Москвы, он за короткое время существования стал центром школьного самоуправления и инициатором внеучебной педагогически организованной деятельности учащихся. Однако это была лишь одна сторона дела. Другая состояла в обострении ряда противоречий в школьном коллективе. Рост общественной активности десятков школьников был встречен практическим бездействием школьных педагогов, проистекавшим из глубокого убеждения, что воспитательная работа - не их дело. Несмотря на все приглашения, 17 сборов школьного актива дважды посетило только два учителя - по одному на сбор. Временами наблюдалось придирчиво недоброжелательное отношение некоторых преподавателей к наиболее активным подросткам. Самым тревожным было то, что внеучебная общественно полезная деятельность школьников одними педагогами оценивалась и перед учащимися, и перед родителями как положительное, другими - как отрицательное явление. Это дезориентировало и школьников, и их семьи. Администрация школы формально занимала позицию невмешательства, не без выгоды, впрочем, используя отряд. Скажем, на встрече школьного актива с городским семинаром директоров школ, где «дозоровцы» без подготовки отвечали на любые вопросы аудитории. Одновременно с этим, этажом выше, один из видных учителей школы, отводя душу, поносил перед девятиклассниками «наглецов, смеющих без смущения разговаривать с уважаемыми людьми». В этих условиях не только педколлектив, но и школьники разделились на «лагеря», а некоторые родители сделали вывод, что «общественная работа мешает учебе». Кое-кто из школьников, пришедших в отряд, стремился скрыть этот факт и от классного руководителя, и от родителей. При этом нельзя было отрицать, что в ядре отряда находились, как правило, лучшие по успеваемости ученики школы. Однако это ничего не меняло. Возникшая череда конфликтов привела к уходу руководителя отряда - организатора внеклассной воспитательной работы школы - в районный Дом пионеров, и отряд перешел под эту крышу, тем более, что пополнение «Дозора» в тот период большей частью шло за счет притока подростков из разных школ района. Полем деятельности «Дозора» на новом месте стала, по существу, пропаганда идей и методики коммунарского самоуправления, а формой работы - организация районных сборов школьного актива, лагерей труда и отдыха для желающих, педагогических десантов по заявкам школ и туристских походов. В это время отряд пополнился студентами педвузов, но основой его состава были по-прежнему подростки и старшеклассники. Уровень деятельности отряда в этот период стал, по-видимому, соответствовать лично-групповому уровню, а возможно, и коллективно-групповому (КГ УСД). Во всяком случае, отряд мог самостоятельно организовывать сложные трудовые операции.

По словам многих дозоровцев, в этот период жизни отряда внешняя занимательность «предмета» для новичка сводилась к минимуму. Ведущую роль играл стиль взаимоотношений в коллективе, и вновь пришедшие подростки улавливали это очень быстро, хотя и не всегда осознавали. Обычно первыми реакциями новичка были удивление и безотчетная радость, удовлетворенность «интересной жизнью». Например, одна девочка, пробыв в отряде три года, так писала о времени своего прихода: «На этом сборе я увидела то, что не знала и не видела никогда: веселую, интересную жизнь, настоящую дружбу, доброжелательные человеческие отношения и вообще много такого, что меня вначале очень поразило и удивило... Так и пришли постепенно: сначала удивление, потом радость, а потом и счастье!»

Студенты МГПИ - практиканты, принимавшие участие в сборах отряда, писали в своем отзыве: «Коллектив детей, не осознающий воздействие взрослых. Отсюда ощущение долга, больше, чем где бы то ни было. Остальное - производное. В лагере педагоги внешне как будто незаметны, но влияние их чувствительно и сильно».

«Кто хоть раз почувствовал себя полноправным членом коллектива, тот будет об этом думать и вспоминать всю жизнь. Я с удовольствием ездил бы каждый год в такой лагерь. А если бы были такие и пионерские лагеря, то учителя школ осенью получали бы не разболтавшихся за лето детей, а людей, готовых к трудной и кропотливой работе - учебе.»

«Выборы дежкома на один день - мудрое решение. Каждый чувствует ответственность... Люди становятся дружелюбней, внимательней друг к другу, откровенней, слетает налет пошлости в отношениях, и как сказал бы один член отряда, здесь друг к другу относятся как родственники.»

Однако были здесь и свои проблемы. Оказалось, что неразвитый нравственно подросток не всегда в состоянии принять в качестве предмета деятельности объект, связанный с высоким уровнем самоотдачи обществу. Нередко новички-подростки и, особенно, старшеклассники с удовольствием принимали участие в организованных для них походах и играх, но в дальнейшем не хотели работать с другими, младшими школьниками, т.е. выступать организаторами дел, рассчитанных на младших. Это происходило совсем не от неумелости. Главным было нежелание тратить свои силы и время для других. Опыт работы «Дозора» свидетельствует, что подросток может постепенно принять тот уровень самоотдачи, который непременно отпугнул бы его, будучи предложен слишком рано.

Максимум, показавший, на что способен отряд на высоком уровне сформированности совместной деятельности, был достигнут в июне-августе 1978 г., когда «Дозор» взялся за организацию лагеря труда и отдыха экспериментальной школы-интерната. Основная сложность заключалась в том, что если до этого педотрядовцам приходилось иметь дело с ровесниками из общеобразовательных школ, то в этом «трудовом лагере» они впервые столкнулись вплотную с детьми из тяжелейших семей, прошедшими, как правило, два-три детдома и интерната, знакомыми с бродяжничеством, преступным миром и пороками, о которых «нормальные» дети обычно и представления-то не имеют. По результатам обследования 62% этих подростков характеризовались эгоистической направленностью личности.

В трудовом лагере интерната «дозоровцы» впервые встретились с парадоксальным, на первый взгляд, явлением меньшей заинтересованности в демократическом самоуправлении, чем в подчиненности единоличной диктатуре взрослых. Среди воспитанников интерната явно прослеживалась тенденция к выделению старших, волевых, более сильных ребят с определенными организаторскими чертами, стремившихся к завоеванию лидерских позиций в коллективе. За определенные льготы и привилегии эти подростки готовы были взять на себя ответственность за организацию внешнего благополучия; в противном случае они становились центром оппозиции. К трудовым заданиям легче привлекались младшие и слабые воспитанники, чем старшие и сильные. Разгадка была проста: последние не привыкли работать сами, за них обычно работали другие, «подчиненные». Впервые ребята из педотряда столкнулись с восприятием участия в КТД интернатовскими как нагрузки. Этих детей отличала агрессивность, вздорность, ежеминутная готовность к обороне и нападению на партнера по общению. Среди интернатовских бытовали брань и рукоприкладство, моральная и физическая нестойкость в работе. Безусловно, с такими подопечными было трудно. Каждый из педотрядовцев-подростков -сам девятиклассник практически круглые сутки, без выходных, отвечал за 15-20 раздражительных, недоверчивых, нравственно неразвитых сверстников. К тому же, в отличие от некоторых педагогов, комиссар-дозоровец был лишен возможности отвести душу криком и наказанием. Его оружием оставались только терпение, доброжелательность, настойчивая требовательность, справедливость и личный пример.

«Сейчас, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю все сборы, на которых я бывала, - писала семнадцатилетняя Женя Цейтлина, выросшая в отряде с пятого класса, - я понимаю, что я открыла для себя «Дозор» в год работы с ребятами из интерната. Только тогда я впервые увидела свое место в отряде, почувствовала, что «Дозор» необходим этим ребятам и поняла, что для «Дозора» это начало какой-то другой жизни, гораздо более серьезной и нужной, чем прежняя. Несмотря на то, что последние лагерные сборы были очень трудными для дозоровцев, я всегда вспоминаю о них как о самом важном и дорогом для меня времени. И когда я сейчас с ужасом думаю, что больше не будет сборов, мне становится страшно не только от того, что никогда больше не будет «зимовки» в Маклаково, а оттого, что никогда больше не повторится лагерь в Ильинском. Я часто думаю: отчего это? Ведь на «зимовке» было так интересно, были такие прекрасные люди, замечательные творческие дела. А что было в Ильинском? Сплошные истерики и переживания, бесконечные ЧП и срочные СК, на которых только и думали, кого выгнать из лагеря. Может быть, оттого, что работе с этими ребятами было отдано столько сил, было вложено столько труда, чтобы научить их элементарным человеческим отношениям, чтобы показать им, как можно и как нужно жить, может быть, поэтому те ребята и лагерь так памятны и дороги мне. Только тогда я до конца поняла, как необходим «Дозор», какое большое дело мы делаем, как нужны этим ребятам, которые так несправедливо обижены судьбой. Возможно, если бы не было последних сборов, «Дозор» остался бы для меня просто приятным и легким воспоминанием, теперь все это гораздо серьезнее и глубже».

Другая дозоровка, Саша Григорян, вынуждена была по семейным обстоятельствам уехать из «нашего лагеря». В письме друзьям по отряду она пишет: «...У меня все условия для отдыха: спать могу хоть по 12 часов в сутки, работать не нужно, еды могу поглощать сколько хочу. Но мне не хватает вас, тепла человеческого, которое было у нас в лагере, и я променяю все эти удобства на лагерь с полем длиной хоть в 1000 метров (имеется в виду прополка. - О.Л.)....Если хотите, можете прочитать это письмо ребятам. Пусть поймут, что главное - это когда мы сами думаем, что сделать, чтобы было хорошо».

То, что в лагере за два месяца практически исчезла откровенная брань; что выход на работу даже в 5 или 6 утра из-за жаркой погоды не являлся больше проблемой; отбой занимал всего 20-25 минут; что практически не возникало крупных конфликтов, а сколь-нибудь серьезные проступки оценивали сами воспитанники интерната, - показывает, что социально зрелый коллектив старшеклассников, вооруженный продуманной системой педагогического воздействия, может решать задачи, которые не всегда по плечу даже профессиональным педагогам. Было бы нечестно умолчать, однако, еще об одном испытании: в самом конце смены дирекция интерната в приказном порядке, против их воли, прислала группу старших воспитанников. Все успехи, достигнутые потом и кровью педотряда, оказались под угрозой: вновь приехавшие не дорожили ни атмосферой лагеря, ни его традициями, а главное, - были присланы сюда насильно; отпустить их куда-либо руководители трудового лагеря не имели права. Это обстоятельство практически свело на нет в принципе успешное развитие событий в трудовом лагере и во многом испортило воспоминания о нем у ребят из «Дозора».

Характеризуя этот высший этап деятельности педагогического отряда, надо отметить, во-первых, высокий уровень гуманистической направленности. Он проявлялся в остро выраженной готовности работать для людей, пусть даже ценой серьезных трудностей. Сказанное подтверждают результаты исследования мотивационной сферы участников трудового лагеря. Группа «комиссаров» с трех-четырехлетним стажем пребывания в отряде (8 человек) обнаружила резкое преобладание мотивов социальной идентификации с группой (отрядом интернатовцев) и мотивов социальной ответственности. Все остальные мотивы были выражены слабо. Направленность деятельности этих ребят мы оцениваем как гуманистическую альтруистической акцентуации. От них заметно отличались мотивационные профили дозоровцев-девятиклассников со стажем пребывания в отряде менее года (5 человек), работавших в отряде на вспомогательных ролях. У них были выражены практически все мотивы, причем максимум далеко не всегда приходился на социальную ответственность. Аналогичен был и мотивационный профиль младших воспитанников школы-интерната. В обоих случаях имела место полимотивность ситуативного характера. В отличие от этого варианта направленность деятельности старших воспитанников интерната отличалась полимотивностью с преобладанием мотивов непосредственного (процессуального) удовольствия от труда, честолюбия, личной выгоды, идентификации с воспитателем и с группой. Значительно слабее был выражен мотив социальной ответственности. В целом такую направленность можно определить как лично-деловую, корпоративную с пониженной социальной ответственностью. Именно эти старшие воспитанники выступали против идей демократического самоуправления, коллективного труда, ответственности каждого перед всеми. Интересно, что опыт замера с помощью тестов отношения к труду у молодых людей, бывших дозоровцев, участников работы в лагере интерната, сделанный через пять лет после описанных событий, показал, что у них преобладала направленность гуманистического характера с индивидуалистической акцентуацией. Этот опыт показывает ошибочность опасений противников коллективистического воспитания о воспитании таким путем «слишком хороших» людей, не от мира сего. Жизнь откорректирует «излишний альтруизм», а вот порядочность останется.

Кроме высокой социальной ответственности и гуманистической направленности ядра отряда его членам на этом этапе развития была свойственна высокая степень подготовленности к совместной деятельности. Успех трудовых лагерей и сборов, где члены «Дозора» выступали в роли вожатых и работали без прямой помощи взрослых, доказывает это вполне убедительно.

В-третьих, отличительной чертой деятельности отряда на этом этапе являлась высокая степень организационного и психологического единства, которая, собственно, и давала возможность существования такой деятельности. Это единство опиралось на диалогический стиль общения в отряде, при котором включение в психологическую сферу партнера необходимо строится на уважении суверенитета чужого сознания и чужой жизнедеятельности. В этом случае коммуникатор заинтересован в сохранении у реципиента самостоятельности суждений, т.е. в стремлении к равноправному диалогу. Эта задача, в свою очередь, достигается и традиционно круговым интерьером, облегчающим общение, и возможностью каждому взять слово, и равенством всех перед законами сбора. Опыт истории педагогического отряда «Дозор», на наш взгляд, дает представление о психологических возможностях педагогически организованной деятельности, достигшей первого из высоких уровней сформированности. В практике отечественной педагогики такой опыт, естественно, не единственный. Существовал отряд М. Баринова, славный тем, что он своими силами поднял колокола на звонницу Святогорского монастыря. В Ленинграде работала «Фрунзенская Коммуна», созданная И.П. Ивановым и руководимая Ф.Я. Шапиро. Она дала начало российскому коммунарскому движению молодежи. В 2000 году сорок лет исполнилось «Каравелле», созданной в Свердловске (ныне Екатеринбурге) В. Крапивиным. Сорок лет существует в Тюмени клуб «Борей» («Дзержинец»), основанный Г.А. Нечаевым, который доказал возможность кардинальной перестройки поведения самых что ни на есть «поду-четных» подростков большого промышленного города. Сорок лет отметил в этом году Архангельский Городской Штаб Школьников им. Гайдара (АГШШ) под руководством В.Н. Дурнева. Долгое время существовали ребячьи объединения: театральный отряд имени М. Светлова при клубе газеты «Известия» под руководством Светланы Шехтер, школьное лесничество С.Л. Ящук в Брестской области, тульский «Искатель» журналиста Е. Волкова... Их было и есть довольно много, все перечислить трудно. Они рождаются, живут и борются за существование, делают много доброго и уходят в историю, как правило, с уходом руководителя, поскольку он - душа объединения. Подростково-юношеский клуб - дело сугубо личностное.

И еще. Подобно человеческой жизни, жизнь подростково-юношеского объединения не представляет собой прямую. Это череда взлетов и падений, обычно - между АИ УСД и ЛТ УСД уровнями. Может быть, поэтому их существование есть постоянное напряжение и в чем-то борьба с собой за высшие цели. Тем эта жизнь и хороша.

Однако было бы нечестно не сказать ни слова о теневых сторонах и «подводных камнях» подростково-клубной работы. И здесь, как правило, все упирается в личность руководителя. Описанная система организации деятельности подростково-юношеской группы в норме рассчитана на постоянный диалог педагога-руководителя и остальных участников объединения. Однако можно утверждать, что именно в силу диалогичности эта система рождает предельно высокий в глазах старших подростков авторитет педагога-воспитателя. Его буквально готовы носить на руках (если группа достигла в своем развитии ЛГ УСД), поскольку именно детям этого возраста свойственна персонификация своих симпатий. Безусловно, практически любому педагогу такое выражение чувств приятно. Но одни воспитатели ясно отдают себе отчет, что восторги подростков принадлежат не столько ему лично, сколько системе отношений, в которую они включены, и психологически безрадостному отношенческому фону с другими взрослыми в семье и в школе. А другой - искренне верит, что причиной всего являются его необыкновенные таланты. Психология знает авторитарность объективную и субъективную. Согласно психологическому словарю, авторитарность - это «социально-психологическая характеристика личности, отражающая ее стремление максимально подчинить своему влиянию партнеров по взаимодействию и общению. Авторитарность связана с такими личностными чертами как агрессивность, завышенные самооценка и уровень притязаний, склонность к следованию стереотипам, слабая рефлексия и т.п.»*. Объективная авторитарность воспитана в человеке жизнью. Он видит ее как свойство своей личности и, может быть, оценивает как свой недостаток. Однако, если он полагает в этом своем качестве лишь достоинство, мы имеем дело с субъективной авторитарностью. При наличии предпосылок в виде объективной авторитарности ситуация преувеличенных подростковых восторгов по поводу личности любимого руководителя может спровоцировать у него «острый приступ» субъективной авторитарности, причем в то время, когда этого никто не ожидает, чаще всего - в психологически сложных обстоятельствах. Это происходит внезапно для окружающих и воспринимается как «измена себе», но по сути - процесс вполне закономерен.

* Психологический словарь. М., 1990. С. 8.

Куда драматичнее развиваются события, если в центр педагогически организованной деятельности встает глубоко порочный, способный и расчетливый человек, сознательно использующий свой имидж, возникающий благодаря прогрессивной методике, которую он использует в качестве отмычки к сознанию (и подсознанию) людей. Нам известен факт, когда в такой роли выступил растлитель детей, создавший сложную многоуровневую систему, вполне гарантирующую ему конспирацию от внешней социальной среды. Роль «внешнего обвода» в данном случае играл нормально развитый временный летний коллектив ЛГ УСД, в основном состоящий из младших подростков. "Внутри" находилась относительно замкнутая группа старших подростков постоянного состава - актив, игравший роль младшего комсостава и восторженно относящийся к своему руководителю. Последний, в свою очередь, это отношение умело подогревал, создавая к тому же ореол загадочности и трагичности вокруг собственной персоны. В активе вербовались доверенные лица, по сути - соучастники руководителя-преступника. Этим подросткам давались инструкции по поведению в беседе с журналистами, с родителями, со следователем, к тому же ребята подвергались специфической идеологической обработке и, по-видимому, до поры до времени гордились своей исключительной и глубоко законспирированной ролью соратников великого и непризнанного таланта. А человек этот был и вправду талантлив. Только лжив, потому и талант его был античеловечен. Речь идет о факте, широко обсуждавшемся в центральной печати в начале 90-х годов, а именно: о многолетнем благополучном участии в воспитательной работе человека, дважды судимого по обвинению в растлении несовершеннолетних и дважды освобожденного от наказания в связи с невменяемостью (шизофрения)*. Несмотря на документальное подтверждение фактов преступлений, на заключения психологов, заявления свидетелей и жертв растлителя, у Ю.М. Устинова нашлось немало защитников, в том числе среди журналистов, людей искусства и, как это ни странно, педагогов. Одни из них не верили, потому что не хотели поверить в порочность этого "обаятельного человека", другие - потому что не видели в совершении гомосексуального акта с детьми ничего предосудительного: в Древней Греции, мол, и не то еще бывало! Третьи утверждали, что такому таланту, как Устинов, можно все простить. Известную роль в многолетней безнаказанности растлителя играли его личные качества: эгоцентризм, самоуверенность, умение произвести выгодное впечатление и, наконец, упорная и бессовестная лживость. Не стоит сбрасывать со счетов и беспомощность государственных структур, не способных защитить интересы детей, и вялость российского общественного мнения, к концу века и не то прощавшего отечественным педофилам. (В Англии, между тем, в настоящее время проводится широкое обсуждение вопроса о пожизненной изоляции педофилов от общества.) Нельзя сбрасывать со счетов и саму возможность использования преступниками передовых педагогических технологий и манипулирования с их помощью мнением легковерных и безответственных людей, чем мастерски воспользовался Ю.М. Устинов. Он создал эффективно действующую систему растления младших подростков, опираясь на их готовность подчиниться воле взрослого, ориентацию на группу, неопытность. «Нам рекомендовалось вступать в гомосексуальные контакты и друг с другом, - пишет мужественный человек, переживший в детстве "заботу" педофила и сумевший от нее освободиться. - Нам объяснялось, что в этом смысл нашей жизни. Ю.М. учил нас отыскивать мальчиков "нашего устройства", "людей будущего". Когда появлялся новичок, мы участвовали в его "обработке". Неподдающихся кормили снотворным, и Ю.М. вступал с ними в контакт, пока они спали. Он это называл "посев", утверждая, что во сне "сеет в душе спящего наши ростки", и потом человек придет к нему сам. На тот случай, если бы спящий проснулся и понял, что с ним делают, всегда рядом находился кто-нибудь из нас, причем тот, кому еще не было 14 лет, потому что ответственность за развратные действия, объяснил нам Ю.М., начинается с этого возраста. Кроме того, все мы очень хорошо знали, как вести себя со следователем, если до этого дойдет, т.е. мы должны были все отрицать и вообще не понимать, о чем идет речь. (...) Определенным образом выучены были мы и общаться на людях: как можно меньше разговоров, не называть друг друга по именам и фамилиям, не вступать в разговоры с чужими.

* Фохт Н. Монстр на тропе // Собеседник. 1992. № 7; Жертвоприношение. Монстр на тропе - 2. Там же. № 13; Лишин О. Голубой ангел // Труд. 1992. 21 мая; Смирнов И. Педагогика Юрия Устинова // Солидарность. 1992. № 30. С. 13; Ханхасаева И. Обаятелен и очень опасен // Российская газета. 1992. 5 июля; МиленкоД. Маргарита Борисовна как она есть (интервью с М.Б. Тереховой) // Московская правда. 1992. 7 марта.

В конце 1981 года у Ю.М. появился новый мальчик, я очень это переживал, но Ю.М. сказал мне, что это глупо с моей стороны и что пора уже мне обзавестись своим мальчиком. Я не хотел никем обзаводиться, потому что любил Ю.М. У меня появились мысли о том, чтобы уйти, но уходить мне было некуда, потому что вся моя жизнь была тут, других друзей у меня не было. Я остался, помогал Устинову охмурять других ребят, разъясняя им «нашу исключительность», но чем старою я становился, тем противнее мне все это было, сам я ни в какую «исключительность» уже давно не верил, но не имел сил уйти от Ю.М. Я понимал, что нас всех просто обманули, и дело вовсе не в том, что мы тут самые лучшие и талантливые в мире, а в том, что Ю.М. нравится спать с мальчиками.

В 1986 году я прекратил общение с Ю.М. Я долго мучился, как я буду жить дальше, нормальный ли я мужчина или на всю жизнь останусь, как говорил Ю.М., гомосексуалистом. В дальнейшем выяснилось, что я все-таки нормальный, но и до сих пор, вспоминая о том времени, мне противно, что нас, малолетних дураков, так обманывали и делали из нас педиков, и при этом объясняли, что мы должны гордиться этим.

Теперь я уже взрослый и мне жалко тех детей, которых Ю.М. Устинов обманывает и развращает сейчас.

Если раньше он это делал потихоньку, неофициально, то теперь, в той неразберихе, что творится теперь в стране, Ю.М., видимо, уже ничего не боится. (...) Он не раз говорил нам, что наше время еще придет. И вот оно пришло, вероятно.

Я же, его воспитанник, знаю, что все это ложь, грязь и стыд. Как знал это другой, воспитанный им парень И.С., который в 1978 году тоже написал письмо в прокуратуру. Помню, всем нам объяснялось, какой этот С. подлец и предатель, и в то время я верил в это, но теперь понимаю, что С. просто вырос и понял, в какое дерьмо его окунули в детстве, а поняв, не захотел, чтоб то же самое делали с другими детьми». (Из заявления в прокуратуру 10 января 1992 года.)

Этот трагический документ и об опасности преступного манипулирования детским сознанием, и о беззащитности массы наших детей, оставленных близкими взрослыми на произвол умелых мерзавцев, и о социальной незрелости нашего общества, слишком беспомощного перед духовным фашизмом развратителей. О необходимости борьбы с этим злом, борьбы жестокой и беспощадной, какую оно только и заслуживает, рассказывает одна из книг замечательного российского писателя и педагога, непревзойденного мастера анализа психологии младших подростков В.П. Крапивина - «Кораблики» (М., 2000).

Из всего сказанного следует, что, по-видимому, единственным ключевым признаком опасностей такого рода может служить замкнутость, корпоративность подсистем постоянного актива, в центре которого стоит субъективно авторитарный лидер-педагог. В сущности, постоянно действующий состав соучастников педагога-преступника являет собой устойчивую криминальную группу (по И.П. Башкатову), группу-банду (по классификации А.Р. Ратинова) или антиколлектив (по Л.И. Уманскому). Несмотря на то, что к опасностям такого рода наше общество в целом не готово, а государственные службы тем более (доказательством тому может служить многолетняя безнаказанность вышеупомянутого «педагога»), об этих опасностях следует, по нашему мнению, писать, говорить и думать. Как правило, в 70% случаев на преступления подростков провоцирует взрослый.

Но давайте вернемся к обсуждению методик педагогически организованной деятельности. Коммунарская методика построения подростково-юношеской группы, при всей прогрессивности, далеко не единственная система, способная обеспечить успех. Например, в течении десятилетий, практически весь XX век во многих странах Европы и Америки процветал скаутизм. По нашим наблюдениям, психологически скаутизм от коммунарства отличает подчеркнуто мирный, лишенный духа бунтарства и оппозиции подход к задачам формирования личности. Если идеалы коммунарства, в лице его основателя И.П. Иванова, провозглашали: «Завтрашняя радость - не покой, а бой!», то в скаутизме «важно, чтобы будущий мужчина стал гражданином с хорошим характером, физически сильным, умственно развитым, морально стойким... Скаутизм - это путь превращения мальчика в гражданина с чувством долга»*. Можно сказать, что если идеалам коммунарства была свойственна некоторая пассионарность, то в идеалах скаутов она, по-видимому, отсутствует. Основа скаутизма - не столько выполнение общих законов или групповых норм, сколько и прежде всего выбор «своей программы» из более чем ста индивидуальных программ личностного развития, происходящий в соответствии с принципом: от игры к награде. За каждую преодоленную на пути к цели ступень скаут получает награду - соответствующий значок, причем руководитель обязан этот значок выдать независимо от того, как относится к данному скауту первичный коллектив «патруля» или он сам. В случае конфликта воздействие оказывается через пожелание на «суде чести» или в личном разговоре со скаут-мастером. Этим прямое воздействие группы на личность у скаутов и ограничивается. Конечно, влияние группы-«патруля» нельзя сводить только к вышеперечисленному. Впрочем, это влияние в основном зависит от инициативы «патрульных» и не очень регламентируется. В сущности, можно быть и скаутом-одиночкой. Сравним: референтная группа входит в коммунарские объединения в 80% случаев, у скаутов -лишь в 50%. Несмотря на недостаточно широкий охват исследований, можно предположить, что если в коммунарских объединениях типично ЛГ УСД, то в скаутских - АИ УСД. Возможно, скаутская система воздействия на личность более индивидуалистична, меньше использует и контролирует педагогический потенциал групповой субкультуры. В то же время предпосылкой успешной педагогической практики в скаутизме принято считать достижение эмоционального единства воспитателей и воспитуемых, а также реализацию эмоционального потенциала участников в совместной деятельности и общении. По-видимому, это и делает скаутизм педагогически эффективной системой (подобная эффективность в свое время была утеряна официозной пионерской организацией СССР). Особое внимание в системе скаутинга уделяется младшим подросткам, в частности - развитию их интересов. Это чрезвычайно важная особенность методики. В упомянутом выше исследовании, проведенном под нашим руководством Г.К. Тюлягановой, было показано, что деформация сферы интересов в результате педагогической несостоятельности и низкой культуры семьи можно расценить как один из самых ранних предвестников девиантного развития личности. Если в случае нормального развития личности широта интересов подростка сочетается с их глубиной, то в случае девиантного развития наблюдается высокая степень концентрации интересов в сочетании с их поверхностным характером, низкая мотивация к учебной деятельности. Вероятно, скаутизм в рамках средней школы мог бы помочь справиться с этими недостатками, особенно младшим школьникам и младшим подросткам. В то же время, уже не беря в расчет необходимость наличия подготовленных кадров, необходимо предостеречь школьную администрацию от пагубной попытки сделать скаутинг массовым и подчинить его деятельность интересам учебы и школьной системы в целом. Это было бы равнозначно его уничтожению. Чтобы стать эффективным, школьный скаутизм должен быть в известной мере суверенным и отвечать принципу дополнительности, т.е. давать детям то, что учебная система дать сегодня не может: неформальность общения, добровольность включения и участия в избранной деятельности, диалог, защищенность.

Дата добавления: 2015-08-31