Маслоу Абрахам Гарольд. 33 страница

<хорошая>, <совершенная>, <цельная>, <исполненная жизни>,

<справедливая>, <прекрасная> и т. д. Он подберет для рассказа об

увиденном именно оценочные слова. Традиционная дихотомия есть и должно

остается внизу, на более примитивных уровнях жизни; здесь же, на

высшем уровне жизни, где действительное и ценностное сливаются

воедино, она преодолена. Напомню, что эти слова, имеющие одновременно

и дескриптивное, и нормативное значения, можно назвать <двойственными

понятиями>.

На этом уровне <любовь к высшим ценностям> сливается с <любовью к

совершенной реальности>. Приверженность фактам здесь значит не что

иное, каклюбовь к фактам. Тягостные потуги к объективности восприятия,

прищур и философичность, сопутствующие попыткам свести к минимуму

пагубное воздействие наблюдателя, его страхов, желаний и эгоистических

расчетов, теперь не нужны. Реальность приходит к человеку как

эмоциональный, эстетический и аксиологический результат, результат, к

которому стремились и приближались величайшие ученые и политики,

наиболее проницательные философы, художники и духоборцы.

Такой человек провидит высшие ценности в каждом предмете, созерцание

для него ничем не отличается от постижения. Поиск истины (или

абсолютно конкретного решения проблемы) для него ничем принципиально

не отличается от поиска красоты, порядка, цельности, совершенства,

справедливости (может быть, вполне житейской), то есть приближение к

истине возможно для него посредством любой другой высшей ценности.

Скажите, чем тогда наука отличается от искусства, от религии,

философии? Не присутству-

Метамотивация

ет ли в любом естественнонаучном законе духовное или аксиологическое

откровение?

Если мы согласимся с подобным отношением к объективной реальности, или

по меньшей мере к высшей реальности в том виде, как она представляется

нам в лучшие мгновения жизни, когда сама реальность пребывает в лучшем

своем качестве, - то уже не сможем относиться к ней только <холодно>,

чисто когнитивно, рационально, логически, отстранение, с отрешенным

смирением. Мы испытаем, глядя на нее, созерцая ее и сталкиваясь с ней,

теплый эмоциональный отклик, любовное чувство, преданность,

причастность, а может даже и предельные, высшие переживания.

Реальность, представшая перед нашим взором в лучшем своем свете, не

только преисполнена истины, справедлива, организованна, интегрирована

и т. д., она просто хороша, прекрасна, восхитительна.

Если посмотреть на мое предложение несколько иначе, то можно понять,

что подобное отношение позволяет ответить на самые важные религиозные

и философские вопросы, вроде проблемы философского и религиозного

познания, вопроса о смысле жизни.

Предложенная вашему рассмотрению теоретическая конструкция

представляет собой не более чем набор гипотез, нуждающихся в проверке

и подтверждении, или, возможно, опровержении. Я, можно сказать, соткал

ткань из <фактов> различной степени научной надежности, из клинических

и личных наблюдений, и сметал ее широкими стежками интуиции и догадок.

Кажется, у меня получилось прекрасное платье, или, говоря проще, я

верю в будущее подтверждение моих гипотез и уверенно предсказываю его.

Но вы не должны верить мне на слово. Я призываю вас к скепсису и

осторожности. В конце концов, я и сам понимаю, что предлагаю вам лишь

набор предположений, которые тем не менее могут оказаться верными и их

нужно проверить.

Если высшие ценности идентифицируются с человеческим <Я>, становятся

его определяющими характеристиками, не значит ли это, что реальность,

мир, космос также сливаются с человеческим <Я>, становятся его

определяющими характеристиками? Что конкретно означает такое слияние?

В первом приближении это очень похоже на слияние мистического провидца

с миром или с богом. Мне сразу приходит на ум что-то из восточных

религий, вроде слияния индивидуального <Я> с космосом и растворения в

нем.

Может быть, постигая реальность как абсолют, сливаясь с ней, человек

приблизится к пониманию многогранной и единой, абсолютной Высшей

Ценности? А если это все-таки произойдет, вправе ли мы назвать это

знание человеческим? Или это сверхчеловеческое знание?

Вы чувствуете, что я приблизился к такому уровню проблем, которые

человеческий язык почти не в состоянии выразить. Я обратил ваше

внимание на них и ухожу в сторону. Я оставляю вопросы без ответов,

проблемы нерешенными, а двери открытыми. Вы понимаете, что моя теория

требует развития.

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей

XXII

Человек.- часть природы, а природа - часть человека, но это не все

отношения, которые связывают их между собой. Человек, чтобы быть

усизнеспособным в природе, должен быть в какой-то, пусть минимальной,

степени изоморфен ей. Природа обеспечила эволю1\ию человека. И поэтому

тесную связь человека с тем, что трансцендировало его, нет нужды

определять как мистическую или сверхъестественную. Изоморфизм человека

природе можно понять как своего рода <биологический> опыт.

Хешел (47, с. 86) заявляет, что <истинное исполнение человеческого в

человеке зависит от связи человека с его трансцендентами>. В некотором

смысле это естественно и очевидно. Но, пожалуй, требует некоторого

пояснения.

Мы показали, что между человеком и объективной реальностью,

реальностью вне человека, нет непроходимых границ и полной

отчужденности. Человек в состоянии достичь слияния с ней, объять

реальность своим <Я>, относиться к ней как к самому себе. И тогда он

становится частью объективной реальности, а она становится частью

него. Происходит взаимное слияние.

Такая формулировка перекидывает мостик в другую дискурсивную

реальность, а именно к теории биологической эволюции человека. Человек

- не только часть объективной реальности, то есть природы, но он

должен быть в некоторой степени изоморфен ей. Нельзя противопоставлять

человека и природу. Нельзя утверждать, что человек полностью отличен

от природы, потому что в таком случае человек как вид не имел бы права

на существование.

Уже сам факт жизнеспособности человека как вида доказывает нам, что он

по меньшей мере совместим с миром природы, способен слышать ее язык.

Он принимает ее требования и подчиняется им хотя бы в той степени, в

какой это обеспечивает его видовое существование. Природа пока не

казнила его. Можно сказать, что человек достаточно дипломатичен, чтобы

принять ее законы. Потому что, если он не примет их, человечество

будет обречено на вымирание. Человек ладит с природой.

А для этого он, хотя бы в какой-то степени, должен сохранять подобие

ей. Наверное, мы имеем в виду именно это, когда говорим о слиянии

человека с природой. Наверное, однажды мы поймем, что благоговение и

трепет, которые испытывает человек перед лицом природы (когда он

воспринимает ее истинность, красоту, благость и т. д.) - лишь

отголоски узнавания им самого себя в зеркале природы, постижения себя,

лишь указатели верного пути к себе и к собственному величию,

благодарность за то, что природа всегда готова принять своего блудного

сына, чувство биологической аутентичности, <биологическое откровение>.

Наверное, однажды человек сможет ощутить мистическое или абсолютное не

только в слиянии с тем, чего он желает от всей души, но и в постижении

слиянности, данной ему изначально, в чувстве принадлежности,

причастности, родства:

Метамотивация

<...со временем к нам приходит все большая уверенность в концепции

единства человека с космосом> (Гарднер Мерфи).

Биологическая или эволюционная теория происхождения мистического опыта

и высших переживаний (возможно, с тем же успехом мы можем говорить о

духовном и религиозном опыте) вновь возвращает нас к утверждению, что

в конце концов человек должен перерасти устаревшее противопоставление

<высшего> <низшему>, или <глубинному>. Теперь мы можем понимать

<высшее> переживание и как радостное слияние с запредельным знанием, с

одной стороны, и как глубинный опыт человеческой животности, как

чувство принадлежности к виду, согласие с собственной глубинной

биологической природой, изоморфной всему миру природы, - с другой

стороны.

Такая эмпирическая, миролюбивая или, лучше сказать природолюбивая,

трактовка высших ценностей уже не будет подталкивать нас к определению

<трансцендировавшей человека> природы в терминах внешнего по отношению

к человеку и чуждого ему, как это делает Хешел. Тесную связь человека

с трансцендировавшей его природой можно назвать <биологическим опытом>

человека. Пока мы не можем заявить, что природа любит человека, и все

же она не враждебна к нему, она разрешает ему жить, развиваться и

время от времени дарует ему мгновения великой радости.

XXIII

Высшие ценности - это не отношение к ним того или иного человека, не

его эмоциональная реакция на них. Высшие ценности требовательны к

человеку, вызывают у него своего рода <чувство долга> и чувство

собственной ничтожности.

Высшие ценности разумно было бы отделить от отношения к ним, отделить

хотя бы в той мере, в какой эта трудная задача выполнима. Приведу

перечень разных видов отношения к высшим ценностям (или к высшей

реальности): любовь, благоговейный трепет, обожание, уничижение,

почтение, чувство незаслуженности, удивление, ощущение чуда,

экзальтация, благодарность, страх, радость и другие (85, с. 94).

Очевидно, что все это - эмоционально-когнитивные реакции человека на

нечто внешнее, отдельное от него или описанное как отдельное от него.

Понятно, что по мере слияния человека с миром в высшем переживании или

посредством мистического опыта частота подобных, отнесенных вовне,

реакций будет снижаться, <Я> как отдельная сущность будет стремиться к

исчезновению.

Я предполагаю, что главной причиной, из-за которой отдельность <Я> все

же сохраняется (я не говорю сейчас об очевидных преимуществах ее для

теоретического осмысления и научного исследования), является редкость

и кратковременность величайших мгновений высших переживаний, мгновений

озарения, безысходного отчаяния, экстаза и мистического слияния. Даже

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей

самые чувствительные люди тратят на них мизерную долю своей жизни.

Гораздо большее время они более-менее спокойно созерцают открывающиеся

им пределы постижимого и радуются возможности и близости озарения (не

стремясь при этом к экстатическому слиянию с высшим). Вернее было бы

говорить о <приверженности> постижению высшего, как это делает Ройс

(131), но кроме этого также о долге, ответственности и преданности

этому делу.

Кроме того, приняв подобную теоретическую структуру, мы уже не станем

думать, что реакции на высшие ценности могут быть случайными или

предумышленными. Все изложенное выше заставляет думать о них как о

необходимых, уместных, требуемых, правильных, логичных и верных, то

есть, мы начинаем понимать высшие ценности как нечто заслуживающее или

даже требующее, взывающее к любви, благоговейному страху, почтению.

Наверняка вочеловеченный человек не мыслит себе жизни без этих чувств.

Нельзя забывать, что постижение абсолютных истин зачастую вызывает у

человека острое чувство собственной ничтожности, ограниченности и

порочности перед лицом высшего; он понимает краткость, быстротечность

и конечность своей жизни, свою человеческую беспомощность.

XXIV

Весь словарь терминов, описывающих мотивацию, должен быть иерархичным

хотя бы потому, что метамотивы (или мотивы роста) требуют несколько

иных характеристик, чем базовые потребности (<нужды>).

На основе описанного выше различия между сущностными ценностями и

отношением к ним можно сконструировать еще один иерархический Перечень

мотивов (я говорю о <мотивах> в самом общем и широком смысле этого

слова). Я уже рассказывал об иерархических отношениях между разными

проявлениями удовлетворения, наслаждения и счастья, выстроенных в

соответствии с иерархией потребностей - от <нужд> к метапотребностям

(82). Мы должны помнить, что само по себе понятие <удовлетворение

потребности> на уровне метамотивов, или мотивов роста,

трансцендируется, на этом уровне невозможно буквальное удовлетворение

потребности. То же самое относится и к пониманию счастья, которое

тоже может быть трансЦендировано на высших уровнях. То, что на более

низких уровнях было удовлетворением, наслаждением или счастьем, здесь,

на более высоких уровнях может трансформироваться в своего рода

космическую печаль, грусть или отрешенное созерцание. На низших

уровнях, на уровнях базовых нужд мы говорим, что мы движимы чем-то или

отчаянно хотим чего-то, страдаем от нехватки чего-то, боремся за

что-то или нуждаемся в чем-то, как например, когда нам нечем дышать

или сильно болит голова. По мере того, ка"к мы поднимаемся на более

высокие уровни потребностей, мы все чаще употребляем такие слова как

<желание>, <стремление>, <предпочтение> или <вы-

Метамотивация

бор>. Но на высших уровнях, на уровне метамотивации, и эти слова

становятся неуместны, и мы начинаем говорить о любви, обожании,

восхищении, воодушевлении, вдохновении, завороженности, очарованности.

Здесь же, на уровне метапотребностей, мы наверняка столкнемся с

проблемой ограниченности нашего языка, с его неспособностью верно

передать чувство правильности, долженствования, уместности, абсолютной

справедливости нашей любви к тому, что по определению и сущности

заслуживает и требует любви, что должно любить.

Все эти слова предполагают отдельность любящего человека и предмета

его любви. Но где найти слова для описания любви и желания, когда

отдельность преодолена, когда любящий во многом идентичен любимому, а

желанное стало частью взыскующего? Как рассказать о слиянии желания и

желанно сти?

Могу предложить вам описание этого в духе Спинозы, как трансценденцию

свободной воли во имя высшего детерминизма. Человек, взошедший на

уровень метамотивации, свободно, счастливо и всем сердцем принимает

детерминизм бытия. Человек соглашается и желает предначертанного ему

не подневольно, не <эго-дистонично>, но с любовью и энтузиазмом. И чем

ярче озарение, приведшее его на эти высоты, тем более <эгосинтонично>

слияние свободной воли и детерминизма.

XXV

Высшие ценности требуют от человека, кроме субъективных переживаний,

также и поведенческих реакций, требуют <торжества>.

Я полностью разделяю мнение Хешела (47, с. 117) о <торжестве>, которое

он описывает как <акт выражения уважения или почтения к тому, в чем

человек нуждается или что он чтит... Сущность торжества -привлечь

внимание окружающих к возвышенным или священным аспектам жизни...

Торжествующий человек стремится поделиться великим, приглашает вместе

с ним поучаствовать в вечности>.

Нужно заметить, что высшие ценности не только вызывают прилив уважения

у человека, не только несут ему радость, но также подталкивают его к

экспрессивным поведенческим реакциям, которые легче поддаются

объективному исследованию, чем субъективные состояния и переживания.

Кроме того, в описании торжества можно заметить еще одно

феноменологическое значение <чувства долга>. Торжествовать праздник

встречи с высшими ценностями, прославлять их кажется настолько

правильным, уместным и подходящим, что человек с удовольствием

принимает на себя эту обязанность. Наверное, это наш долг перед

высшими ценностями, мы обязаны хотя бы так отплатить им, это

справедливо, правильно и естественно -

оберегать их, стремиться к ним, возвышаться до них, радоваться встрече

с ними и праздновать ее.

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей

XXVI

Если мы научимся различать высшую реальность и реальность низших

<нужд>, если мы на уровне языка предопределим различие между ними, нам

удастся добиться известных преимуществ как в образовательной, так и в

терапевтической практике.

Я нашел для себя очень полезным различать высшую реальность и

реальность <нужд>, то есть различать вечное и <житейское>. Это полезно

уже для того, чтобы жить полноценной жизнью, самостоятельно

выстраивать ее стратегию и тактику, не ожидая, когда кто-то или что-то

определит ее за Тебя. Повседневные хлопоты и спешка отвлекают от

вечного и главного, и особенно это относится к молодым людям. Зачастую

мы едва успеваем отщшкаться на внешние стимулы, на поощрения и

наказания, на насущное, на боль и страхи, на требования других людей.

И поначалу требуется особое,.предумышленное усилие, усилие ad hoc,

чтобы обратиться к вещам сущностным и высоким, - человек начинает

искать уединения, учится слушать музыку, ищет общения с хорошими

людьми, рвется за город, к природе и т. п. Только накопив некоторый

опыт общения с высшим, человек научается с легкостью, автоматически

переселяться в высшую реальность, научается жить <унитивной> жизнью,

<мета-жизнью>, <высшей жизнью>, уже не предпринимая сознательных

усилий к тому.

Мне кажется полезным использовать особые слова для обучения людей

лучшему осознанию высших ценностей, унитивному сознанию; нужно

говорить с ними на особом языке, языке бытия, которым только и можно

описать абсолютные факты бытия и высшую жизнь. Предлагаемый мною

словарь пока несколько неуклюж, отдельные слова в нем могут вызывать

раздражение, но он служит своей цели (85, Приложение 1). Он хорош хотя

бы Тем, что был с успехом использован в качестве основы

экспериментального исследования.

Хочу выдвинуть еще одну частную гипотезу. Как я могу судить по

отдельным наблюдениям за высокоразвитыми, зрелыми личностями (за

<металичностями>?), они на удивление легко и быстро находят общий язык

друг с Другом, находят точки соприкосновения интересов именно в высших

сферах и именно с помощью этого высшего языка, который я называю

языком Бы"ПМ. В первом приближении это наблюдение лишний раз

доказывает существование высших ценностей или ценностей Бытия,

доказывает их непреложность и реальность, показывает, что они с

легкостью постижимы одними людьми и не постижимы другими, позволяет

выдвинуть гипотезу, что коммуникация с людьми, не постигшими высшей

реальности, коммуникация полноценная и истинная возможна, но должна

строиться на иных, менее высоких этажах осознания реальности.

Я пока не нашел способа проверить эту гипотезу. Меня сбило то, что

некоторые люди уверенно пользуются лексиконом высшего, на самом деле

не понимая, о чем говорят. Мне приходилось слышать множество

авторитет-

Метамотивация

ных суждений о музыке или любви от людей, которые никогда

по-настоящему не умели чувствовать прекрасного.

Кроме того, у меня сложилось впечатление, что люди, нашедшие

взаимопонимание на языке Бытия, испытывают друг к другу доверительные,

почти интимные чувства. Глядя на таких людей, ощущаешь, что они

исповедуют общие ценности и идеалы, заняты одним делом, чувствуешь

родство их душ, даже предустановленную парность, некое <simpatico>.

XXVII

<Сущностная совесть> и <сугцностная вина> в конечном итоге также имеют

биологические корни.

Сегодня большинство гуманистических ученых, следуя за Фроммом с его

<человечной совестью> (37) и Хорни, переосмыслившей фрейдовское

<супер-Эго> (50), согласились с мыслью, что кроме <супер-Эго> есть

<сущностная совесть>, так же как и <сущностная вина>, которую следует

рассматривать как заслуженное самонаказание за предательство своего

подлинного <Я>.

Я полагаю, что тезис о биологической природе метамотивации в будущем

прояснит и сделает более употребительными эти понятия.

Хорни и Фромм, возражая нарочитой тенденциозности фрейдовской теории

инстинктов, поневоле преувеличили роль социального детерминизма и

отвергли всякие варианты <биологизма> и <теории инстинктов>. Но,

если признать верной логику моих рассуждений, тем самым они допустили

серьезную ошибку.

Биологические особенности человека вне всяких сомнений являются

необходимым компонентом его <реального Я>. Быть собой, быть

естественным и спонтанным, быть аутентичным, проявлять идентичность -

во всех этих посылах обязательно присутствует биологический момент,

все они предполагают принятие человеком своей конституциональной,

темпераментной, анатомической, неврологической, гормональной и

инстинкте идно-мотивационной природы. Утверждая это, я продолжаю

движение в том же направлении, в котором двигался Фрейд, я ни в чем не

противоречу воззрениям неофрейдистов (не говоря уже о Роджерсе, Юнге,

Шелдоне, Гольдштейне и прочих). На мой взгляд, я лишь ясно и конкретно

формулирую то, к чему ощупью шел Фрейд, необходимость чего он смутно

предчувствовал. Поэтому я склонен счесть это заявление

этш-фрейдистским. Мне кажется, что-то подобное пытался выразить Фрейд

своей теорией инстинктов. Я полагаю, что это заявление не противоречит

концепции <реального Я> Хорни, а наоборот подтверждает ее и дополняет.

Если факты докажут справедливость этой, более биологической,

интерпретации истинного <Я>, тогда у нас появятся новые основания для

того, чтобы отличать невротическую вину от сущностной, проистекающей

из осознания человеком своего предназначения и невозможности

соответствовать ему.

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей

Но исходя из всего вышесказанного получается, что истинное <Я> должно

включать в себя высшие ценности, или ценности Бытия. Только в таком

случае можно предполагать, что обида, нанесенная правде, красоте,

справедливости или любой другой высшей ценности, заставит человека

испытать чувство вины, сущностной вины (мета-вины?), вины заслуженной,

вины в биологическом смысле. В чем-то это похоже на боль. Боль

сигнализирует нам, что нечто вредит нашему здоровью. И поэтому боль

можно воспринимать как благо. Также и сущностная вина сигнализирует

человеку, что нечто вредит его <Я>, когда он предает высшее. Человек

страдает от чувства вины, и в определенном смысле он должен страдать,

это страдание является благом для него. Такой <долг страдания>

означает новое понимание <потребности в наказании>, которую теперь

можно рассматривать позитивно, как желание <очиститься> посредством

искупления (118).

XXVIII

Наш подход к высшим ценностям решает те же проблемы, решение которых

брала на себя религия.

Человечество всегда стремилось к вечности и абсолюту, и мне кажется,

что высшие ценности в какой-то степени могут служить этим целям.

Онкрег se, они самостийны, они не зависят от прихотей человека. Они

познаются, постигаются, но не изобретаются. Они трансчеловечны и

трансиндивидуальны. Они внеисторичны. Их можно понять как своего рода

совершенство, идеал. И в то же время они конкретны и воплотимы.

Но они и человечны в строго определенном смысле. Они не только

свойственны, но и присущи человеку. Они требуют обожания, почтения,

прославления, жертв. Они заслуживают того, чтобы ради них жить и

умереть. Постижение их или слияние с ними приносит человеку величайшее

счастье.

Бессмертие в этом контексте также приобретает совершенно определенный

и понятный смысл - ценности, ставшие сутью человека, частью его <Я>,

бессмертны, они продолжают жить после его смерти, то есть в

определенном, очень понятном смысле человеческое <Я> трансцендирует

смерть.

Подобным образом можно рассмотреть и иные функции, которые пытаются

исполнять религиозные институты. По-видимому, все или почти все

понятия и переживания, которые принято считать религиозными,

когда-либо описанные как религиозные как в теологических, так и в

атеистических труДах, как в рамках западной, так и восточной культуры,

могут быть включены в эту теоретическую структуру и могут быть

выражены эмпирически.

Примечания

' Бихевиоризм - направление в психологии, которое зародилось

первоначально в США как результат наблюдения над животными (Э.

Торндайк, Дж. Уотсон). Бихевиоризм отказывается от рассмотрения

субъективного мира человека в качестве предмета психологии и

предлагает считать таковым поведение индивидуума (животного и

человека) от рождения до смерти. Формула классического бихевиоризма: S

-> R, т. е., зная стимул (S), действующий на органы чувств, можно

предсказать реакцию (R), или же, зная реакцию (R), можно определить

вызвавший ее стимул (S). Явный механицизм бихевиоризмапонимание

поведения и сознания как совокупности сознаваемых нами состояний

(бихевиоризм не отрицал наличия сознания - он не считал его предметом

научного исследования) - сразу же вызвал серьезную критику со стороны

многочисленных его оппонентов (гештальт-психологов, психоаналитиков и

др.), которая повлияла на возникновение необихевиоризма. Представители

последнего стали вставлять в схему S -> R промежуточные переменные

(образ, цель, потребность и др.), т. е. ревизовать основные положения

бихевиоризма. Вместе с тем в концепции оператного бихевиоризма Б.

Скиннера начиная с 30-х гг. XX в. возрождаются и усиливаются постулаты

классического бихевиоризма. До 60-х гг. XX в. бихевиоризм и

необихевиоризм занимали господствующее положение в американской

психологии, оказав значительное влияние на формы и приемы терапии

(бихевиоральная терапия, социально-психологические концепции (А.

Бандура, Д. Тибо, Дж. Келли и др.)), методы обучения

(программированное обучение), психология рекламы и т. п. Вместе с тем

игнорирование бихевиоризмом социально-исторической обусловленности

человеческого сознания и поведения, а также отождествление управления

поведением личности с манипулированием ею вызвали критику в иных

психологических концепциях, гуманистической, когнитивной психологии и

др.

1 Психоанализ - влиятельное направление в психологии XX в. Часто

обозначается как фрейдизм (по имени австрийского психотерапевта

Зигмунда Фрейда). Психоанализ первоначально возник как метод изучения

и лечения истерических неврозов. Результаты психотерапевтической

Дата добавления: 2017-01-13