Аристотель. Никомахова этика 8 страница

выше, ибо, с одной стороны, они тождественны, а с другой - это разные

понятия, а именно: поскольку речь идет об отношении к другому, постольку

[перед нами] правосудность, а поскольку о соответствующем [душевном] складе,

взятом безусловно, постольку о добродетели.

4(II). Но мы все-таки исследуем правосудность как часть добродетели,

ибо есть и такая, как мы утверждаем. То же самое справедливо и для

неправосудности как части [порочности]. Что такая существует, доказывает

[следующее]: тот, чьи действия соответствуют иным порокам, конечно,

поступает неправосудно, однако он ни в чем не своекорыстен (скажем, бросив

по трусости щит, или обругав по злобе, или не пособив по скупости деньгами).

Когда же человек ведет себя своекорыстно, [его поступки] часто ни одному из

[пороков] не соответствуют, ни тем более всем [порокам], и все же их

отличает какая-то подлость (ведь этого человека мы осуждаем!) и

неправосудность. А значит, существует особая "неправосудность", как бы часть

от неправосудности в целом, и существует нечто "неправосудное" как часть от

неправосудного [и] противозаконного в целом.

Далее, если один блудит ради наживы и за плату, а другой - по влечению,

платя и платясь за это, то последнего скорее, пожалуй, сочтут распущенным,

нежели своекорыстным, а первого - неправосудным, но не распущенным. Ясно,

что это из-за наживы.

Далее, все прочие неправосудные дела (adikemata) всегда можно возвести

к какому-нибудь пороку, например: если совершил блуд - к распущенности, если

оставил соратника [в бою] - к трусости, если ударил - к гневу, но если

нажился, то ни к чему, кроме неправосудности.

Таким образом, очевидно, что наряду с неправосуд-ностью в целом

существует и некая другая, частная, именуемая так же, потому что по

определению они относятся к одному и тому же роду, ведь и то и другое имеет

смысл в отношении к другому [лицу], только неправосудность [в узком смысле]

обращена на почесть, имущество, безопасность или на то, что (будь у нас одно

слово) охватывает это все и что [возникает] при удовольствии от наживы; а

другая [неправосудность] обращена на все, с чем имеет дело добропорядочный.

5. Ясно, таким образом, что существует несколько [видов] правосудности

и что наряду [с той, которая совпадает] с добродетелью в целом, существует

некая другая; осталось выяснить, что это и каково оно.

Итак, неправосудное определено и как противозаконное, и как

несправедливое, а правосудное - как законное и справедливое.

Неправосудность, о которой было сказано ранее, соответствует

противозаконности. Поскольку же несправедливость [как неравенство] и

противозаконность не тождественны, но различаются как часть по отношению к

целому (ведь все несправедливое [в смысле неравенства] противозаконно, но не

все противозаконное несправедливо [в этом смысле]), то неправосудное и

неправосудность тоже не одни и те же, но [могут] отличаться от

[неправосудности и неправосудного в целом], т. е. одно [выступает] как

часть, другое - как целое; действительно, неправосудность в смысле

несправедливости - часть неправосудности в целом, точно так же как

правосудность [в смысле справедливости - часть] правосудности в целом.

Следовательно, нам нужно сказать о частной правосудности и частной

неправосудности и о таком же правосудном и неправосудном.

Поэтому оставим в стороне правосудность, подчиненную добродетели в

целом и представляющую собою обращение добродетели в целом на другое [лицо],

и соответствующую неправосудность, [которая так же соотносится] с

порочностью [в целом]. Ясно также, как в соответствии с этим следует

определить правосудное и неправосудное. Дело в том, что, может быть,

большинство законных [поступков] совершается от добродетели в целом, так как

закон предписывает жить по всей добродетели и запрещает - по любой

порочности; а добродетель в целом создается поступками, которые представляют

собою узаконенные [действия], установленные законодателем для воспитания на

общее [благо]. По поводу воспитания каждого в отдельности, благодаря

которому муж [бывает] добродетелен в безусловном смысле слова, впоследствии

надо [будет] определить, к государственной или другой науке это относится,

ибо, во-видимому, быть добродетельным мужем и [добродетельным] гражданином

не во всех отношениях одно и то же.

Один вид частной правосудности и соответствующего права (to dikaion)

связан с распределением (en tais dianomais) почестей, имущества и всего

прочего, что может быть поделено между согражданами (koinonioyntes)

определенного государственного устройства (именно среди них одному возможно

иметь в сравнении с другим несправедливую или справедливую [долю] (anison

kai ison). Другой [вид] - направительное (diortotikon) право при взаимном

обмене (synallagmata). Оно состоит из двух частей; дело в том, что обмен

бывает произвольный (hekoysia) и непроизвольный (akoysia), а именно:

произволен такой, как купля, продажа, ссуда, залог, заем, задаток, платеж

(произвольными они называются потому, что начало этих обменов зависит от

нашей [воли]), а непроизвольный обмен осуществляется тайком - скажем, кража,

блуд, спаивание приворотным зельем, сводничество, переманивание рабов,

убийство исподтишка, лжесвидетельство - или подневольно - скажем,

посрамление, пленение, умерщвление, ограбление, увечение, брань, унижение.

6(III). Поскольку неправосудный несправедлив и неправосудное

несправедливо, ясно, что между [крайностями] несправедливого существует

некая середина. Это и есть справедливое равенство (to ison), ибо, в каком

действии возможно "больше" и "меньше", в том возможно и справедливое

равенство. Следовательно, если неправосудное несправедливо, то

правосудное-справедливо; именно так все и думают даже без рассуждения.

Поскольку же справедливое равенство - это середина, то правосудное - это

[тоже], видимо, какая-то середина, а справедливое равенство предполагает не

менее двух [доль и двух сторон]. Соответственно и правосудие необходимо

является серединой и справедливым равенством по отношению к чему-то и для

кого-то, притом как середина [оно находится] между какими-то [крайностями]

(а именно между "больше" и "меньше"), а как справедливое равенство - это

[равенство] двух [доль], наконец, как право - это [право] для известных

[лиц].

Право, таким образом, с необходимостью предполагает не менее четырех

[вещей], потому что и тех, для кого [существует право, не менее] двух, и то,

к чему [оно применяется], - две вещи. При этом для лиц и для вещей будет

иметь место одно и то же уравнивание (isotes), ибо одинаково отношение одной

пары, [т. е. вещей], и другой, [т. е. лиц], а именно: если люди не равны,

они не будут обладать равными [долями], вот почему борьба и жалобы [в суд]

бывают всякий раз, когда не равные [доли] имеют и получают равные [люди]

или, [наоборот], не равные [люди] - равные [доли]. Это дополнительно

проясняется [понятием] "по достоинству". Дело в том, что распределительное

право, с чем все согласны, должно учитывать известное достоинство, правда,

["достоинством"] не все называют одно и то же, но сторонники демократии -

свободу, сторонники олигархии - богатство, иные - благородное происхождение,

а сторонники аристократии - добродетель.

Следовательно, право есть нечто соотносительное [т. е.

пропорциональное]. А входить в пропорцию - это свойство не только числа

самого по себе, но вообще счисляемого. Пропорция есть приравнивание (isotes)

отношений и состоит не менее чем из четырех членов. Ясно, таким образом, что

из четырех членов состоит прерывная пропорция. Но и непрерывная тоже. Ведь в

ней одним членом пользуются как двумя и повторяют его дважды, например A

относится к B, как B относится к Y. Значит, B повторено дважды, а

следовательно, если B дважды и поставить, членов пропорции будет четыре.

Так и право предполагает не менее четырех [членов] и отношение здесь то

же самое, ведь они разделены соответственно на лица и вещи. А значит, как

член A будет относиться к B, так Y - к S, и соответственно [в другом

порядке]: как A к Y, так B к S, следовательно, [точно так относится] и целое

к целому, [A+Y: B+S] и распределение объединяет в пары именно эти [слагаемые

целого]; а если именно так составили [одно и другое целое), то пары

объединены правосудно.

7. Итак, объединение в пары A с Y и B с S - это правосудие в

распределении, и правосудие это представляет собою середину, {а

неправосудие} - нарушение пропорциональности, ибо пропорциональность - это

середина и право состоит в пропорциональности.

(Эту пропорцию математики называют геометрической, так как в

геометрической пропорции суммы членов относятся именно так, как каждый член

пропорции к соответствующему члену.) Но эта пропорция не непрерывная, потому

что в ней не может быть члена, который, будучи одним, обозначал бы и того,

кому [нечто уделяется], и то, что [уделяется].

Итак, правосудие это - пропорциональность, а неправосудие -

непропорциональность. Значит, [в последнем случае] одно отношение больше, а

другое меньше; именно так и происходит на деле. Действительно, поступая

неправосудно, имеют блага больше, [чем следует], а терпя неправосудие -

меньше. А со злом наоборот: при сравнении с большим меньшее зло подпадает

определению блага, ибо меньшее зло предпочтительнее большего, а что

предпочтительно, то и благо, и, чем больше [нечто предпочитают], тем большее

[это благо]. Таков, следовательно, один вид правосудия.

(IV). Осталось рассмотреть еще одно право - направительное, которое

имеет место при произвольном и непроизвольном обмене. Этот вид права иной в

сравнении с предыдущим. Дело в том, что правосудие в распределении

общественного всегда согласуется с названной, [т. е. геометрической],

пропорцией (ибо и тогда, когда распределяют общее имущество, распределение

будет соответствовать тому же самому отношению, в каком находятся друг к

другу взносы [участников]), а неправосудие, противоположное этому

правосудию, состоит в непропорциональности.

Что же касается правосудия при обмене, то оно хотя [и означает]

известное справедливое равенство (а неправосудие - несправедливое

неравенство), но соответствует не этой пропорции, а арифметической. Ведь

безразлично, кто у кого украл - добрый у дурного или дурной у доброго - и

кто сотворил блуд - добрый или дурной; но если один поступает неправосудно,

а другой терпит неправосу-дие и один причинил вред, а другому он причинен,

то закон учитывает разницу только с точки зрения вреда, с людьми же он

обращается как с равными. Так что если данное нарушение права представляет

собою нарушение равенства, то судья [как вершитель правосудия] старается

восстановить его; ведь и тогда, когда один получил увечье, а другой его

нанес или [один] убил, а другой умер, страдание и деяние различают как

несправедливо неравные [доли]; [а судья], отнимая наживу, восстанавливает

равенство с помощью "убытка", [т. е. взыскания]. В подобных случаях,

конечно, выражаются обобщенно (hos haplos eipein), даже если название иногда

не подходит, скажем "нажива" для побившего и "убыток" для пострадавшего, и

тем не менее, когда страдание измерено, одно зовется "убытком" (he dzemia),

а другое - "наживой" (to kerdos).

Таким образом, справедливое равенство - это середина между "больше" и

"меньше", а нажива и убыток - это "больше" и "меньше" в противоположных

смыслах, т. е. больше блага и меньше зла - нажива, а наоборот - убыток.

Серединой между тем и другим оказывается справедливое равенство, которое мы

определяем как правосудное, следовательно, исправительное право[судие]

подразумевает середину между убытком и наживой.

Вот почему при тяжбах прибегают к посредничеству судьи (dikastes), ведь

идти к судье - значит идти к правосудию, так как судья хочет быть как бы

одушевленным правосудием. И ищут судью, который стоит посредине [между

сторонами]; некоторые даже называют судей "посредниками", полагая, что,

найдя посредника, найдут и правосудие. Выходит, правосудие - это какая-то

середина, раз судья - [это посредник].

Судья уравнивает по справедливости, причем так, как [геометр уравнивает

отрезки] неравно поделенной линии: насколько больший отрезок выходит за

половину, столько он отнял и прибавил к меньшему отрезку. Когда целое

разделено надвое, признают, что имеют свою [долю], когда получили равные

[доли]. А равное - это среднее между большим и меньшим по арифметической

пропорции (Потому и называют правосудие "дикайон", что это [дележ] пополам -

"диха", как бы говоря "дихайон", и вместо "дикастес" - "дихастес".)

Действительно, если отнять часть от одной из двух равных [величин] и

прибавить к другой, последняя на две эти части больше первой, если же

отнять, но не прибавить, [что отняли], то вторая величина больше первой

только на одну часть. Следовательно, [то, к чему прибавили], на одну часть

больше средней [величины], а средняя [величина] на одну часть больше того,

от чего отняли. По этой части, таким образом, мы узнаем и что нужно отнять у

владеющего слишком многим, и что добавить владеющему слишком малым, ибо,

насколько средняя [величина] превосходит [меньшую), столько нужно добавить

имеющему меньшую часть, а насколько средняя [величина} превышена, столько

нужно отнять от наибольшей части.

[Возьмем, например, три] равных между собой [отрезка]: AA, BB и YY

отнимем от AA [отрезок] AE и прибавим его к YY, обозначив через ES, так что

весь [отрезок] SYY больше EA на YS+YG, а следовательно, больше BB на SY.

[10]. Названия эти, и "убыток" и "нажива", пришли из [области]

произвольного обмена. Ведь иметь больше своей [доли] - значит "наживаться",

а иметь меньше, чем было первоначально,- значит "терпеть убытки", как бывает

при купле, продаже и всех других [делах], дозволенных законом. А когда нет

ни "больше", ни "меньше", но как раз все то же самое, говорят, что у каждого

его [доля] и никто не терпит убытка и не наживается.

Итак, правосудие при обмене, противном воле, - это, во-первых, середина

между своего рода наживой и убытком и, во-вторых, обладание справедливо

равной [долей] до и после [обмена].

8(V). Некоторые считают между тем, что расплата (to antipeponthos) и

есть вообще (haplos) правосудие, как то и утверждали пифагорейцы, ибо вообще

они определяли правосудие, [или право}, просто (haplos) как расплату с

другим [лицом, т. е. с потерпевшим]. Однако [понятие] расплаты не подходит

ни для распределительного права, ни для направительного (впрочем, в

Радамантово "право" вкладывают все-таки тот смысл:

Терпишь когда что содеял, то правда прямая родится), -

ибо [оно] многому противоречит. Так, например, если исполняющий

должность начальника (arkhon) нанес удар, то ответный удар наносить не

следует, а если удар нанесен начальнику, то [в ответ] следует не только

ударить, но и подвергнуть каре. И кроме того, весьма важно, произвольно ли

[действовал человек] или непроизвольно. Между тем во взаимоотношениях [на

основе] обмена связующим является именно такое право - раcплата, основанная,

однако, не на уравнивании, а на установлении пропорции. Дело ведь в том, что

и государство держится на пропорциональном ответном даянии. В самом деле,

либо стремятся [делать] зло в ответ на зло, а [вести себя] иначе кажется

рабством, либо - добро [за добро], а иначе не бывает передачи (metadosis),

между тем как вместе держатся благодаря передаче, недаром храмы богинь

Благодарения ставят на видном месте: чтобы воздаяние (antapodosis)

осуществлялось; это ведь и присуще благодарности - ответить угодившему

услугой за услугу и в свой черед начать угождать ему.

Пропорциональное воздаяние получается при перекрестном попарном

объединении. Так, например, строитель дома будет A, башмачник - B, дом - Y,

башмаки - S. В этом случае строителю нужно приобретать [часть] работы этого

башмачника, а свою собственную передавать ему.

Если сначала имеется пропорциональное равенство [работы], а затем

произошла расплата, получится то, что называется [правосудным в смысле

справедливого равенства]. А если нет, то имеет место неравенство, и

[взаимоотношения] не поддерживаются; ничто ведь не мешает работе одного из

двух быть лучше, чем работа другого, а между тем эти [работы] должны быть

уравнены. Так обстоит дело и с другими искусствами: они были бы уничтожены,

если бы, производя, не производили {нечто} определенного количества и

качества, а получая это, не получали бы [как раз] такое количество и

качество. Ведь [общественные] взаимоотношения возникают не тогда, когда есть

два врача, а когда есть [скажем], врач и земледелец и вообще разные и

неравные [стороны], а их-то и нужно приравнять.

Поэтому все, что участвует в обмене, должно быть каким-то образом

сопоставимо. Для этого появилась монета и служит в известном смысле

посредницей, ибо ею все измеряется, а значит, как преизбыток, так и

недостаток, и тем самым сколько башмаков равно дому или еде. Соответственно

отношения строителя дома к башмачнику должны отвечать отношению

определенного количества башмаков к дому или к еде. А если этого нет, не

будет ни обмена, ни [общественных] взаимоотношений. Не будет же этого, если

[обмениваемые вещи] не будут в каком-то смысле равны. Поэтому, как и было

сказано выше, все должно измеряться чем-то одним. Поистине такой мерой

является потребность, которая все связывает вместе, ибо, не будь у людей ни

в чем нужды или нуждайся они по-разному, тогда либо не будет обмена, либо он

будет не таким, [т. е. не справедливым]; и, словно замена потребности, по

общему уговору появилась монета; оттого и имя ей "номисма", что она

существует не по природе, а по установлению (nomoi) и в нашей власти

изменить ее или вывести из употребления.

Итак, расплата будет иметь место, когда справедливое равенство

установлено так, чтобы земледелец относился к башмачнику, как работа

башмачника к работе земледельца.

Но этого в виде пропорции не следует представлять, когда обмен уже

совершен (иначе оба преимущества будут находиться у одного из крайних

[членов пропорции]), а лишь когда [стороны] обладают своим собственным.

Тогда они равны и [могут] участвовать (koinonoi) [в общей жизни], так как

это приравнивание может осуществиться. [Пусть] земледелец - A, еда - Y,

башмачник - B и его работа, приравненная [к Y], - S. Будь невозможной

подобная расплата, не было бы и [общественных] взаимоотношений.

Что потребность связывает так, как будто существует известное единство,

станет, должно быть, ясно, потому что если нет потребности друг в друге (у

обеих ли сторон или у одной из двух в другой), то обмен и не происходит,

например, когда у одного есть то, в чем другой, нуждаясь (скажем, в вине),

позволяет [взамен] вывоз хлеба. А значит, это, [т. е. хлеб и вино], должно

быть приравнено.

И если сегодня нет ни в чем нужды, то монета служит нам как бы залогом

возможности обмена в будущем, если возникнет нужда, ибо нужно, чтобы у того,

кто приносит [деньги], была возможность приобрести [на них что-либо].

Но и монета претерпевает то же, [что и другие блага], ведь не всегда

она имеет равную силу. И все же монета более тяготеет к постоянству. Потому

и нужно, чтобы всему была назначена цена, ибо в таком случае всегда будет

возможен обмен, а если будет обмен, будут и [общественные] взаимоотношения.

Итак, монета, словно мера, делая вещи соизмеримыми, приравнивает; и как без

обмена не было бы [общественных] взаимоотношений, так без приравнивания -

обмена, а без соизмеримости - приравнивания.

Конечно, в действительности вещи столь различные не могут стать

соизмеримы, но, если иметь в виду потребность, основания [для соизмерения]

достаточны.

Итак, должна существовать какая-то единица [измерения], причем

[основанная] на условленности, и потому она зовется номисма, в самом деле,

она делает все соизмеримым, ибо все измеряют монетами.

[Пусть] дом - A, десять мин - B, ложе - Y; A - это половина B, если дом

стоит пять мин или равен пяти минам. Ложе Y есть десятая часть B; ясно

тогда, сколько лож равно дому, а именно пять. Ясно также, что до монеты

обмен происходил как раз таким образом, потому что безразлично, дать ли за

дом пять лож или цену пяти лож.

9. Итак, что есть неправосудие и что есть правосудие - сказано.

Коль скоро эти [понятия] определены, ясно, что пра-восудность в

действии (dikaiopragia) означает середину между тем, чтобы поступать

неправосудно (to adikein), и тем, чтобы терпеть неправосудие (to

adikeisthai): в одном случае имеют больше [должного], в другом - меньше. А

правосудность состоит в обладании некоей серединой, однако не в том же

смысле, что прочие добродетели, но потому, что она принадлежит середине, а

неправосуд-ность - крайностям.

Правосудность, стало быть, есть то, в силу чего правосудный считается

способным поступать правосудно по сознательному выбору и [способным]

распределять [блага] между собою и другими, а также между другими [лицами]

не так, чтобы больше от достойного избрания [досталось] ему самому, а меньше

- ближнему (и наоборот - при [распределении] вредного), но [так, чтобы обе

стороны получили] пропорционально равные доли; так же он поступает,

[распределяя доли] между другими лицами.

Напротив, неправосудность предполагает неправосудное, [т. е. неправое],

а значит, в выгодном и вредном соответственно избыток и недостаток, которые

нарушают пропорциональность. Вот почему неправосудность - это избыток и

недостаток, ведь она [причина] избытка и недостатка, и притом для самого

[неправосудного человека - причина] избытка в безусловно выгодном и

недостатка во вредном, а для других в целом [все] так же, только

пропорциональность может нарушаться в любую сторону. Итак, неправосудное

дело (to adikema) [имеет две стороны]: [иметь] "меньше" означает терпеть

неправосудие, [иметь] "больше" - неправосудно поступать.

На этом сочтем завершенным разговор о правосудности и неправосудности,

о том, какова их природа, а соответственно и об общих [понятиях]

правосудного и неправосудного.

10(VI). Поскольку можно, поступая неправосудно, не быть еще

неправосудным [человеком, спрашивается]: в каком неправосудном деле,

поступая неправосудно, человек тем самым является неправосудным с точки

зрения [той или иной] частной неправосудности, скажем является вором, или

блудником, или разбойником? Или же так различие обнаружено не будет?

Пусть даже человек сошелся с [замужней] женщиной, зная, кто она, однако

источник [поступка] - не сознательный выбор, а страсть. И вот, поступая

неправосудно, [человек все-таки] не является неправосудным [по устоям],

например не вор, хотя украл, и не блудник, хотя блудил; соответственно и в

других случаях.

Выше было сказано, как связаны расплата и право. Нужно между тем

помнить, что исследуется вообще право и государственное право. Последнее

имеет место для участвующих в общей жизни ради самодостаточного бытия [в

государстве], причем для [граждан] свободнорожденных и равных

пропорционально или арифметически. А посему, у кого этого нет, у тех нет

друг по отношению к другу государственного правосудия, а есть лишь [внешне]

схожая его разновидность. Право[судие] существует для тех, у кого есть

закон, относящийся к ним самим, а закон [нужен] для того, в чем [возможна]

неправосудность, ибо "правда", [т. е. приговор] (dike), представляет собою

суд над правым и неправым (dikaioy kai adikoy).

Итак, где [возможна] неправосудность, там есть и возможность поступать

неправосудно (но там, где есть возможность поступать неправосудно, не всегда

[возможна] неправосудность), а это значит [возможность] уделять себе большую

[долю] безусловных благ и меньшую - безусловных зол. Поэтому мы разрешаем

начальствовать не человеку, а слову [закона] (logos), так как человек себе

[уделяет больше благ и меньше зол] и делается тираном. Между тем начальник -

страж правосудия, а раз правосудия, то и равенства по справедливости. А

поскольку считается, что у него, если только он в самом деле правосуден,

"больше" не бывает (он ведь не уделяет себе больше безусловного блага, за

исключением того, что для него пропорционально; потому его труд на [пользу]

другому, и недаром говорят, что правосудность - это "чужое благо", как и

было ранее сказано), постольку ему следует давать определенное

вознаграждение, а именно уважение и почести; те же, кому это недостаточно,

становятся тиранами.

Право господ и отцов не то же, [что правосудие граждан], хотя и подобно

ему; дело в том, что невозможна безусловная неправосудность по отношению к

своему, а приобретение, [т. е. раб], и ребенок (покуда он не достиг

определенного возраста и не отделился), - это как бы часть самого

[владельца], себе же сознательно никто вредить не собирается. Именно поэтому

в отношении самого себя не бывает неправосудноcти. Следовательно, здесь,

[между рабом и господином, детьми и отцом], нет ни нарушения, ни соблюдения

государственного права, ибо мы видим, что [последнее] основано на законе и

бывает у тех, кому по природе присуще иметь закон, а это те, кто поровну

участвуют (hypaikhei isotes) и в начальстве и в подчинении.

Поэтому право[судие] существует, скорее, в отношении к жене, а не к

детям и приобретениям, [т. е. рабам]; это и есть семейное право, но и оно

разнится от государственного.

(VII). Государственное право[судие] частью естественно, частью -

узаконено; оно естественно, если повсюду имеет одинаковую силу и не зависит

от признания и непризнания [его людьми]. Но если изначально не важно, так

[поступать] или иначе, а тогда важно, когда это [уже] установлено, -

например, что [пленника] выкупают за одну мину или что в жертву приносят

одного козда, а не двух баранов, - то [перед нами] узаконенное [право]. Сюда

же относятся законы, установленные для отдельных случаев (например, о жертве

Брасиду), а также все [частные вопросы], по которым, голосуя, принимают

особые решения.

Иные считают узаконенными все [виды права], ибо природное неизменно и

повсюду имеет ту же силу; так, например, и здесь, и в Персии огонь жжется;

однако, как меняется то, что [считается] правосудным, видят [своими

глазами]. В таком виде это [мнение] не[верно], но в известном смысле может

быть [верно]. Для богов, во всяком случае, [изменчивость], видимо,

совершенно исключена, а для нас хотя и возможно нечто [правое] от природы,

все это, однако, изменчиво, и вместе с тем одно существует от природы,

другое - не от природы.

Какое [право] от природы, а какое по закону и уговору, если речь идет о

том, что может быть и так, и иначе, и при условии, что и то и другое

подвержено изменениям, также ясно; и для других вещей подходит такое же

разграничение. В самом деле, от природы сильней правая рука, но все-таки

всем можно стать с двумя правыми руками.

Те из правовых [установлений], что основаны на уговоре и взаимной

выгоде, можно уподобить мерам; действительно, меры для вина и хлеба не везде

равны: у скупщиков они больше, у [розничных] торговцев - меньше. Подобным

образом и правовые [установления], не природные, а человеческие, не бывают

повсюду тождественны, коль скоро и государственные устройства [не повсюду

Дата добавления: 2017-01-14