Худо ли жилось православным в Великом княжестве Литовском.

Литовские князья, как уже говорилось, отличались веротерпи­мостью и часто исповедывали двоеверие.

Любопытный казус произошел в 1324 г. За несколько месяцев до этого, чтобы заключить договор с рижским архиепископом, великий князь литовский Гедемин написал римскому папе, что желает вступить в лоно католической церкви. Договор был зак­лючен. И вот в ноябре 1324 г. прибыли папские послы. И тут Ге­демин разыграл из себя простачка, мол, французские монахи Бер-тольд и Генрих, служившие ему переводчиками, неправильно поняли князя. «Я этого не приказывал писать, — сказал Геде­мин. — Если же брат Бертольд написал, то путь ответственность падет на его голову. Если когда-либо имел я намерение креститься, то пусть меня сам дьявол крестит! Я действительно говорил, как написано в грамоте, что буду почитать папу как отца, но я сказал это потому, что папа старше меня; всех стариков, и папу, и риж­ского архиепископа, и других, я почитаю как отцов; сверстников своих я люблю как братьев, тех же, кто моложе меня, я готов лю­бить как сыновей. Я говорил действительно, что дозволю христи­анам молиться по обычаю их веры, Русинам по их обычаю и По­лякам по своему; сами же мы будем молиться Богу по нашему обычаю. Все мы ведь почитаем Бога». В подтверждение своих слов Гедемин велел казнить обоих монахов.

Литовский же народ долго был привержен своим языческим богам. Литва¹⁵⁸ стала последним европейским государством, при­нявшим христианство. Так, жмудины (племена, жившие на терри­тории Ковенской губернии) официально приняли христианство (католичество) в 1415 г.

Присоединение русских земель литовскими князьями имело и обратный эффект — русское проникновение в этническую Литву. Так, в Вильно с XIII века существовал так называемый «русский конец» (нынешний район улицы Аушрос Варту), возводились одна за другой русские церкви. К середине XIV века имелись богатые русские торговые ряды на Великой улице (между нынешней Субачяус и Свято-Троицким монастырем). В 1366 г. по неизвест­ной причине они были разграблены и сожжены, но к 1375г. специальным разрешением Ольгерда восстановлены. Естествен­но, в Литву проникало и православие.

Нет данных, свидетельствующих о том, что литовские воины (то есть этнические литовцы) в захваченных русских княжествах пытались хоть кого-нибудь обратить в язычество. Литовцы спо­койно смотрели на русских воинов в дружине Ольгерда и даже на православных священников, приезжавших с княжнами Рюриковнами — женами литовских князей.

Но новообращенным в православие литовцам зачаСтую прихо­дилось худо. Так, в 1347 г. было казнено три дружинника Оль­герда — Антоний, Иоанн и Евстафий. Правда, с католиками об­ращались еще хуже. Вот, например, в 60-х годах XIV века один из литовских бояр Гаштольдов женился в Кракове на некой Анне Бучацкой, обратился в католичество и при переезде в Вильно с супругой-полькой завез и монахов францисканцев. Они посели­лись в центре города, в здании, где позже разместился дворец вильнюсских католических епископов, на нынешней Кафедраль­ной площади. Католики явно неудачно выбрали место житель­ства (а может и нарочно!) рядом с языческим капищем Пярку-наса. В 1368 г. толпа литовцев растерзала всех 14 монахов. Их трупы прибили к крестам и пустили вниз по реке на плотах со словами: «Пришли с Запада и ступайте на Запад».

Еще при Гедемине была построена первая православная цер­ковь в Вильно. Она была деревянной. Первым же каменным пра­вославным храмом в Вильно стала Пятницкая церковь, постро­енная в 1345 г. А на месте казни трех православных мучеников в 1349—1353 гг. по приказу Юлиании Тверской, второй жены Оль­герда, был основан Свято-Троицкий монастырь. Монастырь этот в 1609 г. был захвачен униатами и лишь в 1839 г. волей импера­тора Николая I возвращен православной церкви. Сами же мощи убитых Иоанна, Антония и Евстафия были позже захоронены в Свято-духовном монастыре в Вильно. Замечу, что первый като­лический храм в Литве — костел святого Станислава в Вильно — был построен лишь в 1387 г. по приказу Ягайло.

В какой пропорции находились православные и католики в этнической Литве в 1400 — 1450 гг., сказать трудно. Но то, что пра­вославных было много, следует из самого литовского языка.

Вот что пишет профессор Дмитрий Петрович Огицкий: «Слово кnyga (книга), конечно, не религиозный термин, но и оно пришло в Литву, несомненно, вместе с христианством, едва ли нужно уточ­нять, с каким.

Вербное воскресенье у литовцев по сей день называется Vеrbи secmadienis, или просто Vеrbа, хотя литовское название самого дерева ничего общего с этим словом не имеет. Источник и фон заимствования очевидны.

К группе современных литовских слов, имеющих православ­но-русское происхождение, лингвисты относят слова: Vе1ikа (Пас­ха), Каlados (Рождество Христово; белорусск.: каляда, коляды), Кrikatas (Крещение), krikatynos (крестины), Kumas (кум). По-ви­димому, сюда же надо отнести rojas (рай).

Любопытно, что некоторые из таких слов сохраняют сейчас в литовском языке свое древнее русское значение, которое они со временем утратили или несколько видоизменили у себя на ро­дине.

К таким словам прежде всего относится слово bajnyjcia (цер­ковь): Сейчас никто из русских не назовет христианского храма «божницей». Между тем, в глубокую старину так именно называ­ли наши предки свои святыни. «Володимир поиде к божници к святому Спасу на вечернюю» (Ипатьевская летопись). «При-ближися к дверем божничным» (Житие блаженного Андрея, Христа ради юродивого). «Исписаша божницю Антонову» (Нов­городская Первая летопись). «А крест достоить целовати всем, кто лазить в божницю». «Принесуть в божницю (кутью)». «Лзе ли им в божнице быти?». «В божнице ставати» (Вопрошание Кириково).

То же самое касается литовских слов gavenia (пост), gaveti (по­ститься). Сейчас у нас словом «говение» обозначается подготов­ка к Причащению. В древней Руси значение этого слова было более узким и полностью совпадающим с его значением в совре­менном литовском языке: «Пришедше в Петрово говенье» (Псков­ская летопись); «В лето 6910 во великое говение месяца марта» (Супрасльская летопись). Такое же первоначальное значение этого слова в русском языке подтверждается производными от него «заговляться», «разговляться», имеющими прямое отношение только к посту.

Наличие еще и сейчас в литовском языке таких слов, после свыше трехсот лет интенсивных влияний на Литву польского Запада, говорит о том, что православные влияния в языческой Литве отнюдь не были чем-то поверхностным, эпизодическим, не­глубоким.

Если мы обратимся к памятникам литовского языка XVI, XVII, XVIII вв. (к сожалению, более ранних нет), то найдем там значи­тельно больше подтверждений вышесказанному. В литовской речи сохранялись тогда еще такие слова, как Тrajce (Троица), рravadai (проводы, радоница), viera (вера), zokonas (закон), griechas (грех), griescnykas (грешник), neshcestyvas (нечестивый), kodyti (кадить), minychas (монах), prysega, prysiega (присяга), prisiegoti (прися­гать), Bajytis (божиться), swodba (свадьба), biesas (бес), gromata (грамота), dijakas (писец), nedila (неделя и в смысле «воскресе­нье», и в смысле «седмица»). Семидневная неделя пришла в быт литовцев вместе с христианством. Вплоть до XVIII века дни не­дели у литовцев носили такие названия: paldienikas, utarnikas, sereda, cietviergas, petnicia,. subota¹⁵⁹.

Историк русской церкви В.А. Беднов писал, что «князья Гедемин и Ольгерд были женаты на русских княжнах (у перво­го — Ольга и Ева, у второго — Мария Витебская и Иулиания [Юлиания — А.Ш.] Тверская). Из семи сыновей Гедемина (1316—1341 гг.) четыре (Наримонт, Любарт, Кориат и Евнут) были крещены в православие; православными были и все две­надцать сыновей Ольгерда (1345 —1377 гг.)»¹⁶⁰.

Другой вопрос, что ряд литовских князей после Кревской унии с Польшей 1385 г. приняли католичество. Но тут следует сказать, что веру литовские князья меняли исключительно, чтобы добиться тех или иных политических выгод. Что же касается удельных князей Гедеминовичей, сидевших по русским городам, то они прак­тически все были православными. В XIV —XV веках в русской Литве появились лишь отдельные католики.

Несколько иная ситуация сложилась в Червонной Руси на Во­лыни, захваченной поляками. В 1340 г. польский король Казимир Великий, воспользовавшись смертью правившего с 1336 г. Червон­ной Русью князя Болеслава Мазовецкого (родственника после­днего галицкого Рюриковича Юрия II), занял своими войсками эту русскую область и приобщил ее к короне польской. Казимир пожаловал Червонной Руси полное самоуправление, удержал в ней все прежние законы и учреждения, весь выработанный здесь веками общественный строй и полную свободу исповедания по обряду восточной церкви.

В Густинской летописи под 6848 годом (1340 г.) говорится, что жители Львова сдались Казимиру Великому, «варуючи себе, абы в старожитной вере никто им николи ничего не чинил, еже Казимер обеща им... А потом сей Казимер крол, собрав сейм, на нем же рускую землю на поветы и воеводства раздели, и шляхту рускую единою волностю з полскими волностями совокупи и увтерди»¹⁶¹.

Важно отметить, что и тогда, вплоть до Сигизмунда III, иници­атива гонений на православных всегда исходила из Рима и его агентов в Польше и Великом княжестве Литовском, а польские короли и великие князья литовские вынуждены были лишь подчиняться. Властители прекрасно понимали, что разжигая меж­конфессиональную рознь и оскорбляя значительную часть своих подданных, они подрывают свое могущество.

Папа Бенедикт XII, узнав от самого Казимира Великого о под­чинении Руси и о том, что король клятвенно обещал русскому населению во всем защищать его и хранить при его обрядах, пра­вах и обычаях, 29 июня 1341 г. писал краковскому епископу, что­бы тот освободил Казимира от данной им клятвы и тем самым дал ему возможность действовать свободно по отношению к пра­вославному населению Галицкой Руси.

Как видно из буллы папы Климента VI (от 14 марта 1351 г.), Казимир Великий, сообщая ему о подчинении русских областей, предлагал открыть здесь латинскую митрополию с семью епископ­скими кафедрами. Кафедры эти, действительно, основываются в Перемышле, Галиче, Холме и Владимире, но, за отсутствием в рус­ских областях католиков, назначаемые на них епископы являлись только поминальными, епископами без паствы — и проживали в звании суффраганов при других, иногда в Германии и даже в Англии, кафедрах.

По свидетельству одного францисканца, в 1372 г. в Галицкой Руси не было ни кафедральных, ни приходских церквей, не было даже священников (католических), и среди массы неверных и схизматиков можно было найти лишь немного католиков. Но в70-х годах XIV века, благодаря деятельности Владислава Ольгердовича, правившего Галицкой Русью с 1372 г. по 1379 г., като­личество получает здесь прочную организацию¹⁶². Деятельность его в этом отношении была настолько энергичной и полезной для католичества, что папа Григорий XI отзывался о нем с большой похвалой и в своей булле от 3 марта 1375 г. называет его «dux zelo christianae religious inductus», то есть «прекрасным правед­ным католиком».

В 1370 г. Казимир Великий потребовал от константинопольс­кого патриарха Филофея, чтобы тот дал для Галича особого мит­рополита на том основании, что Галич якобы «был престолом митрополии от века веков». Кандидатом в галицкие митрополи­ты польский король выставил какого-то южнорусского епископа Антония. В случае неисполнения патриархом его требований ко­роль грозил «крестить русских в латинскую веру». Филофей ис­полнил требование Казимира и, назначив Антония Галицкого мит­рополитом, временно подчинил его ведению и епархии Холмс-кую, Туровскую, Перемышльскую и Владимирскую.

Но вернемся к Литовской Руси, тут, повторяю, католиков было крайне мало.

В Городельском акте 1400г., подтверждающем соединение польских и литовских земель, содержится дискриминация пра­вославных бояр и панов по сравнению с католиками. Однако наши историки несколько преувеличивают это. Так, православ­ным панам не будут предоставляться гербы. Далее говорится, что в должности воевод и наместников «не будут выбираемы те, которые не исповедывают католической веры и не подчиняются святой римской церкви». Тут уже ограничение очень серьезное, если бы речь не шла только о двух городах Великого княжества Литовского — Вильно и Троки. Спору нет, города столичные и должности там престижные. Но в целом на Литовской Руси Го­род ельский акт никак не отразился. Тем более что властями сей акт неоднократно нарушался. Причем, подчеркиваю, речь шла о Русской Литве.

А в Польше имели место отдельные эксцессы. Так, в 1412 г. ко­роль Владислав II (Ягайло) отнял в Перемышле прекрасную ка­федральную церковь святого Иоанна Крестителя, издавна принад­лежавшую православным (построена еще Володарем Ростиславичем), и передал ее латинскому епископу: при этом были выб­рошены имевшиеся при ней гробы православных.

А вот в Великом княжестве Литовском тот же Ягайло 15 ок­тября 1432 г. дал Гродненскому съезду литовских панов особый привил ей, которым предоставлялось русским князьям, боярам и шляхте утешаться и пользоваться теми же самыми милостями, свободами, привилегиями и выгодами, которыми владеют и пользуются и литовские князья, бояре и шляхта, причем литов­цы могут приобщать к полученным от поляков гербам и русских. Иначе говоря, по этому привилею православная шляхта Велико­го княжества Литовского получала теперь то же, что предостав­лено было литовской шляхте католического исповедания преды­дущими привилеями Ягайло.

А через две недели, 30 октября, тот же Ягайло распространяет права и вольности польской шляхты на духовенство, князей, па­нов и шляхту Луцкой земли (на Волыни) без различия вероис­поведания как на католиков, так и православных.

Я боюсь наскучить читателю перечислением всевозможных «привилеев», выдаваемые шляхте и духовенству польскими ко­ролями и великими князьями литовскими, но именно в борьбе за «привилеи» и состоял тогда конфликт между конфессиями. Князья, паны и ксендзы стремились получить как можно боль­ше «привилеи» от государства, а православные князья, паны и попы старались получить не меньше, чем католики.

2 мая 1447 г., вскоре после принятия польской короны, Кази­мир дал (в Вильно) «привилеи» «литовскому, русскому и жмуд­скому духовенству, дворянству, рыцарям, шляхте, боярам и мес-тичам». Этот «привилеи» замечателен тем, что им предоставля­лись «прелатом, княжатом, рытерем, шляхтичам, боярам, местичом» Литовско-русского государства все те права, вольности и «твер­дости», какие имеют «прелати, княжата, рытери, шляхтичи, бояре, местичи коруны Полское», то есть население литовско-русских земель уравнивалось в правах и положении своем с населением коронных земель.

В начале 1499 г. киевский митрополит Иосиф предоставил ве­ликому князю литовскому Александру «свиток прав великого князя Ярослава Володимеровича», то есть церковный устав Ярос­лава Мудрого. В этом уставе говорилось о невмешательстве свет­ских лиц и властей в суды духовные и в церковные дела и до- ходы, так как «вси тые дела духовные в моц митрополита Киев­ского» и подведомственных ему епископов.

20 марта 1499 г. великий князь особым «привилеем» подтвер­дил этот свиток. По этому «привилею» «мает митрополит Иосиф и по нем будущие митрополиты» и все епископы Киевской мит­рополии «судити и рядити, и все дела духовные справовати, хрестиянство греческого закону, подле тех прав, выпису того свитка Ярославля, на вечные часы». Все князья и паны «римского зако­на как духовные, так и светские», воеводы, старосты, наместники «как римского, так и греческого закона», все должностные лица городских управлений (в том числе и там, где есть или будет Магдебургское право) не должны чинить «кривды» церкви бо-жией, митрополиту и епископам, а равно и вмешиваться «в до­ходы церковные и во все справы и суда их духовные», ибо заве­дование всеми ими, как и распоряжение людьми церковными, принадлежит митрополиту и епископам.

В городах, где введено было Магдебургское право (в Великом княжестве Литовском), православные мещане не отличались юри­дически от свои собратьев — католиков: жалованные грамоты короля городам на получение этого права требовали, чтобы поло­вина радцев, избираемых мещанами, исповедовала латинство, дру­гая — православие; один бургомистр — католик, другой — пра­вославный. Грамоты Полоцку (в 1510г.), Минску, Новогрудку (в 1511 г.), Бресту (тоже в 1511 г.) и другие подтверждают это.

Великие князья литовские и польские короли периодически раздавали новые имения православным иерархам. Так, Александр (теперь уже польский король) в 1504 г. дал епископу смоленско­му Иосифу Солтану три имения в Бельзском уезде.

Как писал В.А. Беднов: «При возникавших часто недоразу­мениях, вследствие злоупотреблений правом патроната между епархиальными владыками и богатыми помещиками — патро­нами, Александр принимал сторону епископов. Так, Пинские кня­зья Иван и Федор Ивановичи Ярославичи начали «новины вво­дите» самостоятельно, без согласия и благословения своего епис­копа Туровско-Пинского владыки Вассиана, не только строили по городам и волостям церкви, но и назначали священников и распоряжались ими. Епископ жаловался на них князю, и после­дний запретил Ярославичам делать указанные своеволия, а всем обывателям Туровской епархии предписал, чтобы впредь никто не осмеливался, под опасением штрафа в три тысячи литовских коп, без воли и благословения владыки «церквей и монастырей закладати и будовати», и вмешиваться вообще в церковные дела»¹⁶³.

Однако тот же Беднов постоянно критикует польских коро­лей и великих князей литовских за притеснения православной церкви. В чем же состояли эти притеснения? Ну, во-первых, в по­кровительстве католическому духовенству, в строительстве като­лических храмов, в создании монастырей и т.д. А во-вторых, в стремлении иметь в своих землях независимого от Москвы мит­рополита.

На самом же деле православные владыки в Литовской Руси с XIV века и до середины XVII века имели куда больше прав и привилегий, чем их коллеги в Московской Руси. А вот что каса­ется симонии, то тут трудно сказать, кто держал пальму первен­ства — московские или литовские иерархи. Вот один характер­ный пример. В 1398г. православный луцкий епископ Иоанн по­обещал Владиславу II (Ягайло) 200 гривен и 30 коней, если ко­роль поможет ему получить галицкую митрополию.

Православные иерархи в Польше и Литве фактически ста­ли полунезависимыми феодальными властителями (удельны­ми князьями). Они владели десятками замков, имели свои ча­стные армии, в том числе с артиллерией. При этом, в отличие от светских магнатов, они имели судебный иммунитет, то есть мог­ли быть осуждены лишь судом православного митрополита.

глава 17

ИВАН III НАЧИНАЕТ «РЕКОНКИСТУ»

Иван III стал первым московским правителем, приступившим к возвращению русских земель, захваченных Литвой. Процесс этот шел крайне медленно, и закончит его лишь Екатерина Великая в конце XVIII века. Трехсотлетний период возвращения русских земель Русскому государству можно сравнить лишь с реконкис­той, то есть с пятисотлетней войной по освобождению Пиренейс­кого полуострова от арабских завоевателей.

В настоящее время украинские и белорусские националисты издеваются над фразой «возвращение русских земель», которая обязательно присутствует во всех исторических изданиях царс­кой, советской и «демократической» России. Мол, как можно воз­вращать то, что никогда не принадлежало Москве?

На мой взгляд, справедливость термина «возвращение» очевид­на. Так, в чисто юридическом плане все безукоризненно. Право­преемником Киевской Руси в XIII веке стало Великое княжество Владимирское, а его правопреемником — Великое княжество Мос­ковское, и так до Российской империи, СССР и Российской Фе­дерации.

Конечно, можно пофантазировать, а вдруг великий князь ли­товский Витовт сумел бы подчинить себе Москву и Новгород в начале XV века? Ах, если бы он вернулся в православие из като­личества! Ах, если бы он сделал какую-то унию между русскими и поляками с подчинением какому-то славянскому патриарху, а не римскому папе! Вот тогда можно было бы сказать, что коро­левство Витовта могло бы стать правопреемником Киевской Руси. Аналогичный рассказ можно привести и в отношении великого князя литовского Свидригайло. Но, увы, это все чистое теоретезирование.

Предположим на секунду, что Великое княжество Московское, а позже Российская империя не является правопреемником и юри­дически, и фактически Киевской Руси. Кто же тогда будет ее правопреемником? Речь Посполитая? Да она была могилыцицей рус­ского народа и русской культуры. Поляки в XVII — начале XVIII веков превратили русских дворян Белой и Малой Руси в польских панов, навязав им свой язык, религию, культуру, не ос­тавив им ничего русского. В итоге потомки русских людей стали ненавистниками России.

То же самое польские паны желали сделать и с простыми людьми, но Екатерина Великая прервала этот процесс.

Прежде чем перейти к рассказу о новых войнах Москвы с Польшей и Литвой в 1492—1522 гг., следует упомянуть об изме­нении титула Ивана III, дела на первый взгляд формального, но давшее обоснование всем последующим войнам вплоть до 1792 г.

В 1467 г. у Ивана III скончалась жена Мария. Замечу, что Иван женился на дочери тверского князя Бориса Александровича, когда той было двенадцать лет.

Сразу же после смерти жены Иван срочно стал искать себе невесту. Князя распирало честолюбие, а, с другой стороны, он на всю жизнь запомнил страшную свару с Дмитрием Шемякой и до конца жизни боялся вся и всех: ближних бояр, удельных кня­зей-вассалов и особенно родственников. Поэтому князя не уст­раивала невеста из своей среды. И вот ему предложили царь­градскую принцессу Софью (Зою). Естественно, Иван счел ее до­стойной своего величия.

В 1453 г. при взятии турками Константинополя был убит пос­ледний император Византии Константин XI Палеолог. Его бра­ту Фоме Палеологу со всем семейством удалось бежать в Рим. У дочери Фомы Софьи не было шансов на приличное замуже­ство. За ней не было ни денег, ни земель, ни даже претензий на земли. К 1469 г. турки так прочно осели в Европе, что о рестав­рации Византийской империи мог мечтать только сумасшедший. Эту-то девушку папа Павел II через одного из греческих митро­политов кардинала Виссариона, подписавшего Флорентийскую унию, и предложил в жены московскому великому князю, желая воспользоваться случаем завязать отношения с Москвой и ут­вердить здесь свою власть посредством униатки Софьи.

В феврале 1469 г. грек Юрий приехал к великому князю мос­ковскому с письмом от Виссариона, в котором кардинал предла­гал Ивану руку греческой царевны, отказавшей будто бы из пре­данности к отцовской вере двум женихам — французскому королю и миланскому герцогу. Великий князь, подумав, посовещав­шись с матерью и боярами, в следующем же месяце отправил в Рим своего посла.

В июне 1472 г. принцесса Софья выехала из Рима в сопровож­дении кардинала Антония. 12 ноября она въехала в Москву и в тот же день была обвенчана с Иваном, а на другой день легат пра­вил посольство и поднес дары от папы. Кардинал Антоний дол­жен был сразу же поднять вопрос о соединении церквей, но ис­пугался, потому что, как говорит летописец, московский митропо­лит выставил против него на спор книжника Никиту Поповича: «иное, спросивши у Никиты, сам митрополит говорил легату, о другом заставлял спорить Никиту». Кардинал не нашел, что от­ветить и, заканчивая спор, сказал: «Нет книг со мною!» Так не­удачно закончилась попытка римского двора восстановить Фло­рентийскую унию посредством брака князя московского и Софьи Палеолог. Но брак этот имел другие важные последствия.

Безмерно возгордившийся Иван повелел называть себя госу­дарем. А в 1483—1484 гг. в ряде документов появляется и титул «царь». В 1498 г. происходит венчание Дмитрия Ивановича, вну­ка Ивана III, на престол по всем правилам венчания византийс­ких императоров¹⁶⁴.

Женитьба на Софье дала повод Москве впервые заговорить о претензиях на Константинополь. Так, в ряде документов, датиро­ванных 1499 годом, Софья именовала себя «царевной царьградс­кой великой княгиней московской Софьей великого князя мос­ковского». Старый московский герб с Георгием Победоносцем, вве­денный князем Юрием Дмитриевичем, был заменен на двуглаво­го орла. Что означает этот герб, Иван и его бояре, вероятно не поняли. С VII века до н.э. орел был символом Рима, с IV века н.э. двуглавый орел стал символом разделения Римской империи на Западную со столицей в Риме и Восточную со столицей в Кон­стантинополе.

Но наиболее важным моментом для отношений с Литвой и Польшей было принятие Иваном титула Государя Всея Руси. Но ведь Иван III владел лишь частью того, что в конце XV века по­нималось под Русью в Москве, Вильно и Кракове. Замечу от себя, что тогда у этих трех стран даже и спора не возникало о конк­ретных землях, считать их русскими или нет, как, например, о Киевской земле, о Волыни, Брянской земле и др. Повторяю, тогда в официальных документах всех трех государств существовало единство по сему поводу. Изменения же в названиях появились, спустя несколько веков.

Таким образом, Иван III выдвинул претензии на русские зем­ли, находившиеся в составе Литвы и Польши, что не могло не вызвать резкую отповедь в Вильно и Кракове.

В борьбе с Литвой и Золотой Ордой Иван III решил опереть­ся на нового союзника — Крымское ханство. Окончательно степ­ной Крым был занят татарами в 1242 г. Крым стал улусом Золо­той Орды и управлялся наместником хана (улусским эмиром). Столицей Крымского улуса и резиденцией улусского эмира стал город Кырым, построенный татарами в долине реки Чурук-Су на юго-востоке полуострова. В XIV веке название города Кырым перешло постепенно на весь полуостров Таврида. С конца XIII происходит исламизация татарского населения Крыма.

С начала XII века на берегах Тавриды возникли венецианс­кие и генуэзские города-колонии. Эти колонии остались и пос­ле захвата степного Крыма татарами. Между итальянцами и та­тарами неоднократно возникали конфликты, но в основном пре­обладало мирное существование. С одной стороны, прибрежные города-крепости были хорошо укреплены и могли получать под­крепление с моря, а с другой стороны, торговля с итальянцами приносила эмирам неплохие барыши, так зачем же резать кури­цу, несущую золотые яйца.

Большинство населения Крымского ханства составляли крым­ские татары. В XV веке они не представляли собой какого-либо единого народа или даже национальности. Там были и потомки монголов Чингисхана, и других народов, пришедших вместе с монголами, потомки кочевавших в домонгольскии период полов­цев, а также потомки коренных жителей Крыма — тавров, ким­мерийцев, скифов и сарматов.

В 1474 г. Иван III заключил с крымским ханом Менгли Гире-ем политический и военный союз против Золотой Орды и Вели­кого княжества Литовского.

В 1492 г. умер польский король Казимир IV. За годы его прав­ления королевская власть сильно ослабела. В XV веке по отдель­ным областям Польши — воеводствам — стали собираться сей­мики, представлявшие собой съезды местной шляхты, на которых она решала все вопросы, касавшиеся ее, и, прежде всего, вопросы о новых налогах. Первое время король сам объезжал эти сейми­ки, но затем стал приглашать представителей этих сеймиков в какой-либо определенный пункт. Иногда по требованию короля уполномоченные шляхты собирались на общий съезд — так вхо­дил в обычай общий для Польши сейм. Эта система сеймиков стала основной опорой господства шляхты. Нуждаясь в больших сред­ствах для войны с Орденом, король Казимир IV вынужден был постоянно обращаться к сеймикам и таким образом укреплять их политическое значение.

К концу XV века окончательно организовался так называемый «вальный сейм», то есть общий для всей страны. Этот сейм де­лился на две палаты: верхнюю — коронную раду, или сенат, где заседали можновладцы — прелаты и сановники Польского го­сударства, и вторую палату — посольскую избу, в которой заседа­ли депутаты от шляхты, избранные на сеймиках. Сеймики полу[чили еще большее значение. Они не только выбирали депута­тов на вальный сейм, но также составляли для них обязательные наказы. В вальном сейме депутаты выступали не от своего име­ни, а как представители сеймиков.

После смерти Казимира IV польские паны избрали королем Яна Ольбрехта (Альбрехта), а литовские — великого князя Алек­сандра. Иван III побаивался короля Казимира, но после его смер­ти решил начать большую войну. Он срочно отправил в Крым своего посла Константина Заболоцкого. Послу поручено было сказать хану Менгли Гирею, что король Казимир умер, но его сыновья такие же враги Москве и Крыму, как и отец, и чтобы хан с ними в союз не вступал, а пошел бы войной на Литву. Ве­ликий князь также хочет сам сесть на коня. Иван III рекомендо­вал хану идти на Киев. Хан выслушал Заболоцкого, но послал в Малороссию не всю орду, а лишь 500 всадников.

Сам Иван III со всем войском не желал идти в поход, а по­слал летом 1492 г. на Литву два сравнительно небольших отряда. Один отряд под командованием князя Федора Оболенского на­пал на Мценск и Любутск и сжег их, взял в плен наместников, бояр и много других людей. Второй отряд воеводы Даниила Щени¹⁶⁵ в том же 1492 г. захватил город Вязьму, где княжил Андрей Юрьевич Вяземский, и город Хлепень, где сидел Михаил Дмитриевич Вяземский. Напомню, что Вяземский удел достался великому князю Витовту, и вяземские князья, почти 100 лет пра­вившие им, верой и правдой служили Вильно.

Иван III любил не спеша расправляться со своими жертвами, вспомним те же Новгород и Тверь. Вяземское княжество не ста­ло исключением из общего правила. Так произошло и с вяземс-кими князьями. Михаил Дмитриевич с семьей под стражей был отправлен на Северную Двину, где и умер (убит?). Куда делся Андрей Юрьевич Вяземский — неизвестно, во всяком случае в 1495 г. в Вязьме уже сидел наместник Ивана III. Итак, наиболее знатные князья Вяземские были устранены, а вот многие боко­вые ветви были отправлены подальше от западных границ Мос­ковского государства.

В Литве забеспокоились и собрались мириться с Москвой. Чтобы склонить Ивана III к уступкам, ему решили предложить брачный союз с одной из его дочерей и великим князем литовс­ким Александром. Но как это сделать? Ведь на границе Литвы и Руси идет война. Александр решил действовать обходным пу­тем. Полоцкий наместник пан Ян Заберезский послал своего пи­саря Лаврина в Новгород к московскому наместнику Якову За-харьевичу Кошкину под предлогом покупки разных вещей в Нов­городе, а на самом деле с предложением о сватовстве. Яков Заха-рьевич, узнав об этом предложении, сам поехал в Москву объя­вить о нем великому князю. Иван III сначала решил было с боя­рами, что Якову не следует посылать к Заберезскому своего че­ловека с ответом на его предложение, но потом, когда Яков уже уехал в Новгород, великий князь передумал и послал ему при­каз отправить своего человека к Заберезскому, не прекращая, впрочем, военных действий, «потому что и между государями пересылка бывает, хотя бы и полки сходились». Иван велел Якову Захарьевичу отвечать вежливо, потому что Заберезский писал вежливо. Посланный должен был все разведать — какие отноше­ния у Александра с панами, какие слухи ходят про братьев Алек­сандра. В Москве поняли, зачем в Литве хотят начать дело о сва­товстве, и потому посланец Якова Захарьевича должен был пе­редать Заберезскому, что до заключения мира никаких перегово­ров о браке не будет.

На этом окольная дипломатия закончилась. Литовские паны завели переписку о браке напрямую с первым московским боя­рином Иваном Юрьевичем Патрикеевым. Наконец, в ноябре 1492 г. в Москву прибыл литовский посол Станислав Глебович. Однако посол и московские бояре заспорили об очередности меропри­ятий. Глебович хотел свадьбы, а потом переговоров о мире, бояре предлагали заключить мир по воле Ивана III, то есть к Москве должен был отойти ряд пограничных городов (Мценск, Любутск и др.). В конце концов, Станислав Глебович безрезультатно вер­нулся в Литву.

Но дипломатическая игра продолжалась. В Литву прибыл мос­ковский посол дворянин Загряжский. Задача послу была постав­лена вполне конкретная — отспорить у Литвы города, захвачен­ные московским войском. В ответной грамоте сенсацией стал но­вый титул Ивана III. До сих пор в верительных грамотах Кази­миру Иван III писал так: «От великого князя Ивана Васильеви­ча Казимиру королю польскому и великому князю литовскому послами есмо». Теперь же грамота начиналась: «Иоанн, божьею милостию государь всея Руси и великий князь владимирский, и московский, и новгородский, и псковский, и тверской, и югорс­кий, и болгарский, и иных, великому князю Александру литовс­кому». Итак, впервые великий князь московский назвал себя «го­сударем всея Руси». Что же произошло? Да ничего, кроме того, что военная мощь Литвы в тот момент была ослаблена, а силы Ивана III велики. Кроме того, Литве угрожал союзник московс­кого князя крымский хан Менгли Гирей. Иных аргументов у Ивана III не было. Он даже не стал рассуждать о преемственно­сти московских князей древнерусским киевским князьям. То ли в силу неубедительности сей посылки, то ли потому, что сам Иван с боярами имел весьма смутное представление о Киевском госу­дарстве. Послу же был дан такой наказ: «Если спросят его: для чего князь великий назвался государем всея Руси; прежде ни отец его, ни он сам к отце государя нашего так не приказывали? То послу отвечать: государь мой со мной так приказал, а кто хочет знать зачем, тот пусть едет в Москву, там ему про то скажут».

Пока посол Загряжский собирался в Литву, литовские паны возобновили «окольную дипломатию». Опять полоцкий намест­ник Заберезский послал своего человека в Новгород к Якову За­харьевичу с просьбой продать двух кречетов. Яков немедленно известил великого князя. Тот отвечал, что дело не в кречетах, а посланник приехал, чтобы возобновить переговоры «для прежнего дела», то есть о великокняжеской дочери. Иван III велел Якову послать в Полоцк вместе с кречетами надежного и умного чело­века, который был бы там вежлив, но все выведал и высмотрел. А посланника Заберезского Иван приказал сопровождать до гра­ницы приставу, и следить, чтобы он ни с кем в контакт не всту­пал. И впредь же так поступать со всеми, кто приедет из Литвы.

Таким образом, Иван III был против «окольной» дипломатии. Когда Александр получил грамоту «государя всея Руси», он по­нял, что игра слишком серьезна, и тут не до кречетов. В январе 1494 г. в Москву прибыли большие литовские послы. После дол­гих препирательств литовские послы уступили Ивану III боль­шую часть спорных земель, и главное, в договорной грамоте Иван III был написан государем всея Руси, великим князем вла­димирским, московским, новгородским, псковским, тверским, югор­ским, пермским, болгарским и иных.

По окончании переговоров Иван III объявил, что согласен вы­дать дочь за Александра, если только, как говорили послы и ручались головой, неволи ей в вере не будет.

В январе 1495 г. новые послы приехали за невестой — москов­ской княжной Еленой. В Вильно венчал Александра и Елену ка­толический епископ, но русский поп Фома, приехавший с Еленой, стоял рядом и громко молился. Александр и вельможные паны просили его помолчать, но Фома остался тверд до конца церемо­нии.

Мир с Литвой просуществовал всего пять лет, а затем литов­ские паны нарушили его. Но на сей раз не напали на Московс­кое государство, а наоборот, попросились на службу к Ивану III. И полбеды, если бы они попросту уехали, но они попросились в Московское государство вместе со своими уделами.

Первым к Ивану III подался в 1499 г. князь Семен Иванович Бельский. Семен Иванович был правнуком великого литовского князя Ольгерда, то есть по отцовской линии он был литовцем. Сын Ольгерда Владимир в конце XIV века стал князем киевс­ким, а его второй сын Иван получил в удел город Белев. Этот Иван и стал родоначальником князей Бельских.

Семен Бельский прибыл в Москву, «бил челом великому кня­зю, чтоб пожаловал, принял в службу и с отчиной». Причиной своего поступка Бельский назвал притеснения православных в Литве — «терпят они в Литве большую нужду за греческий за­кон».

Иван III принял Бельского и послал сказать Александру: «Князь Бельский бил челом в службу; и хотя в мирном догово­ре написано, что князей с вотчинами не принимать, но так как от тебя такого притеснения в вере и прежде от твоих предков та­кой нужды не бывало, то мы теперь князя Семена приняли в службу с отчиною». Бельский тоже послал Александру грамоту, где слагал с себя присягу по причине принуждения к перемене веры.

За Бельским перешли с богатыми волостями князья, до сих пор бывшие заклятыми врагами великого князя московского: князь Василий Иванович, внук Дмитрия Шемяки, и сын сорат­ника Шемяки Ивана Андреевича Можайского князь Семен Ива­нович. Князь Семен перешел с Черниговом, Стародубом¹⁶⁶, Гоме­лем и Любичем; Шемячич — с Рыльском и Новгородом Северским. Вместе с ними последовали и другие князья — Мосальские, Хотетовские, и все по причине гонения на веру.

На самом же деле никаких гонений на веру в 1500 г. не было, тем более в пограничных с Москвой уделах и княжествах. На самом деле князья Литовской Руси были мало знакомы с мос­ковскими порядками и нравом Ивана III. Они знали московс­кого князя как удачливого и очень богатого правителя и надея­лись на получение денег и новых вотчин.

И поначалу московские власти не спешили их разочаровы­вать. К Ивану перешли князья Трубецкие — Андрей, Иван, Фе­дор Семеновичи и Иван Юрьевич с сыном Семеном. Все эти потомки Гедемина к 1499 г. совместно владели небольшим город­ком Трубчевском. Им он был и оставлен до конца XVI века. От них пошел род князей Трубецких.

Меньше повезло Василию Шемячичу. Он несколько лет верой и правдой служил Ивану III, а затем Василию III. Шемячич про­явил себя талантливым полководцем и участвовал во многих походах на Литву и крымских татар. Но московским великим князьям не нужны были сильные князья — вассалы, а только холопы. И вот в 1522 г. Василий III вызывает Василия Шемячича в Москву. Тот, видимо, заподозрил неладное и попросил охран­ную грамоту, скрепленную 4клятвою государя и митрополита». Митрополит Варлаам не согласился пойти на клятвопреступле­ние и в конце 1521 г. оставил митрополичий престол. Его место занял более податливый Даниил, который согласился дать «крестоцеловальную запись» с тем, чтобы выманить «запазушного вра­га» в столицу.

18 апреля 1523 г. Шемячич прибыл в Москву, с почетом был принят Василием III, но вскоре был схвачен и брошен в тюрьму. По мнению посла германского императора Герберштейна, один Шемячич оставался на Руси крупным властителем, и «чтобы тем легче изгнать его и безопаснее властвовать, выдумано было об­винение в вероломстве, которое должно было устранить его». Сын Василия Шемячича Иван, жена и двое дочерей были насильно пострижены в монахи и сосланы в Каргополь, сам Василий умер в заточении 10 августа 1529г.

Та же участь ждала Ивана Ивановича Белевского (не путать с Бельским). Он стал известным московским воеводой, но в 30-х годах XVI века был сослан в заточение в Вологду, а Белевский удел прекратил свое существование. Почти также кончили и все остальные удельные князья.

Но, повторяю, князья, переходив к Ивану III, мечтали совсем о другом. Понятно, что литовский князь Александр не стал спо­койно взирать на переход чуть ли не четверти своего княжества к Москве, и вновь началась война.

Основная часть московских войск шла под командованием слу­жилого татарского хана Магмет-Аминя и воеводы Якова Заха-рьевича Кошкина. Эта рать заняла города Мценск, Серпейск, Мосальск, Брянск и Путивль. Князья северские Можайский и Ше-мячич были приведены к присяге Ивану III.

Другую часть московского войска возглавил боярин Юрий За-харьевич Кошкин. Вскоре Юрий взял Дорогобуж. На соединение с Юрием Кошкиным Иван III направил тверскую рать под на­чальством князя Даниила Васильевича Щени. После соединения Щеня должен был командовать большим полком, а Юрий Кош­кин — сторожевым. Таким образом, Юрий должен был подчинять­ся Щене. Кошкин обиделся, заместничал и написал Ивану III, что ему нельзя быть ниже князя Данилы. Иван вежливо одернул зарвавшегося боярина: «Гораздо ль так делаешь? Говоришь, что тебе непригоже стеречь князя Данила: ты будешь стеречь не его, но меня и моего дела; каковы воеводы в большом полку, таковы и в сторожевом: так не позор это для тебя». С одной стороны братья Кошкины оказали великому князю неоценимые услуги, одно участие в расправе над Новгородом чего стоило. А с другой стороны Иван еще чтил старинные обычаи — не тоже потомкам дружинника Кобылы быть выше потомка великого князя Геде-мина. В Москве это был один из первых, если не первый случай, когда представитель служилого старомосковского боярства осме­лился местничать с князем.

Получив послание Ивана III, Юрий Кошкин успокоился. Урок пошел в прок, и долгие десятилетия Кошкины — Захарьины — Романовы не осмеливались местничать ни с Гедеминовичами, ни с Рюриковичами.

Помирившиеся Юрий и Щеня 14 июля 1500 г. дали бой ли­товской рати на Митьковом иоле на реке Ведроше. Благодаря внезапной атаке засадного полка литовцы были полностью раз­биты, а гетман князь Константин Острожский со всеми литовс­кими воеводами взят в плен и отправлен в Москву.Великий князь литовский Александр стал с войском на реке Бобр, но, узнав о разгроме князя Острожского на Ведроше, отсту­пил к Полоцку. Оставив сильные гарнизоны в Витебске и По­лоцке, Александр осенью ушел зимовать к Вильно.

Осенью 1499 г. «по наущению великого князя московского царь перекопский Менгли-Гирей послал сына своего Ахмат-Гирея, сул­тана с прочими своими детьми и с многими силами татарски­ми. И воевали [они] земли Волынскую и Подляшскую и Польскую, и сожгли тогда города Владимир и Брест, и воева­ли около Люблина до самой реки Вислы и, перейдя за Вислу, большой город Опатов сожгли и много зла причинили и сотво­рили несказанное кровопролитие христианам в Великом княже­стве Литовском и в Польше, и, многие города и деревни сжегши, с большой добычей и множеством пленных ушли восвояси»¹⁶⁷.

В начале 1500 г. великий князь литовский нанял несколько тысяч наемников — поляков, чехов и немцев — и, собрав боль­шое войско, двинулся к Минску. Тем временем новгородские, псков­ские и великолуцкие полки под начальством великокняжеских племянников Ивана и Федора Борисовичей и боярина Андрея Челядина взяли Торопец. Новые подданные — князья северские Можайский и Шемячич вместе с братьями князем ростовским и Семеном Воронцовым — одержали победу над литовцами под Мстиславлем. Русская летопись сообщает о семи тысячах уби­тых.

Сын Ивана III Дмитрий Жилка осадил Смоленск. Московс­кое войско окружило город, вокруг были возведены осадные батареи, которые даже и ночью обстреливали Смоленск. Одно­временно русские овладели Оршей.

На выручку Смоленску великий князь литовский Александр послал из Минска войско во главе с трокским старостой Станис­лавом Яновским. Литовцы форсировали Днепр и Оршу и на­правились к Смоленску. Русские были вынуждены снять осаду с города и отойти без сражения.

В 1501 г. магистр Вальтер фон Плеттенберг заключил союз с литовским великим князем Александром и объявил Ивану III войну, задержав в своих владениях псковских купцов. Псковичи послали гонца в Москву с этим известием. На помощь Пскову из Москвы пришли воеводы Василий Шуйский и Даниил Пен-ко. Сражение объединенной псковско-московской рати с немца- ми произошло в десяти верстах от Изборска. Немцы встретили атаку псковичей мощным залпом из пушек и пищалей. Те броси­лись бежать и увлекли за собой москвичей. На следующий день Орден осадил Изборск, но взять его не смог.

Более удачлив был магистр Вальтер фон Пленттенберг под Островом, ему удалось взять и сжечь город, при этом погибло около четырех тысяч русских. Однако немцам пришлось начать отступление. В войске «открылся кровавый понос», то есть эпи­демия дизентерии. Заболел и сам магистр.

Иван III выслал новую рать во главе с князем Александром Оболенским и татарский отряд. Московское войско встретилось с немцами около города Гелмеда, и, несмотря на то, что в первой же схватке погиб воевода Александр Оболенский, русские побе­дили и десять верст гнали немцев. По словам псковского лето­писца, из неприятельской рати не осталось даже «вестоноши» (вестника), который бы дал знать магистру об этом страшном поражении. Псковский летописец утверждает, что москвичи и татары «секли врагов не саблями светлыми, но били как сви­ней шестоперами». По словам немецкого летописца, русские по­теряли в этом сражении до полутора тысяч человек, а Ливония лишилась сорока тысяч жителей, убитых и взятых в плен рус­скими.

Вскоре Плеттенберг выздоровел и в том же году явился с пят­надцатитысячным войском под Изборском. Немцы осадили го­род, но, простояв несколько дней, отошли и осадили Псков. Пско­вичи сами подожгли предместья и оборонялись до тех пор, пока немцы, узнав о приближении московских воевод князей Данилы Щени и Василия Шуйского, не отступили от города. На берегу озера Смолина воеводы настигли немцев и принудили к битве. Бой был кровопролитным и ожесточенным. Несмотря на боль­шое численное превосходство русских, Плеттенберг устоял и в порядке отступил.

Великий магистр прусский писал папе, что русские хотят или покорить всю Ливонию, или, если не смогут этого сделать по при­чине крепостей, то хотят вконец опустошить Ливонскую землю, перебив и пленив всех сельских жителей; что русские уже про­никли до середины страны, что магистр ливонский не в состоя­нии противиться таким силам, а от соседей же помощи почти нет; что христианство в опасности и потому святой отец должен провозгласить крестовый поход. Но, увы, папе было не до кресто­вого похода — начиналась борьба с реформацией.

На литовском же театре военных действий после битвы на реке Ведроше боевые действия велись вяло, а в 1502 г. вообще не ве­лись. Интенсивные баталии вели лишь дипломаты. Отчасти это объяснялось смертью в 1501 г. польского короля Яна Ольбрехта. В том же году королем был избран его брат великий князь ли­товский Александр.

Осенью 1502 г. крымские татары — союзники Москвы — пе­рейдя реку Припять, основательно пограбили Великое княжество Литовское. По приказу короля князь Семен Михайлович Слуц­кий собрал большое войско из литовских и русских панов, авст­рийских наемников и т.д. Литовцы нагнали татар за Бобруйс­ком в 10 верстах на реке Ули и разбили их. Тем не менее, дру­гие отряды крымских татар гуляли по окрестностям Слуцка, Клецка, Несвижа и даже Новогрудка.

25 марта 1503 г. в Москве был подписан русско-литовский «пе­ремирный» договор, то есть перемирие сроком на б лет. Перемир­ная грамота была написана от имени великого князя Ивана, го­сударя всея Руси, сына его великого князя Василия и остальных детей. Великий князь литовский Александр обязался не трогать земель московских, новгородских, псковских, рязанских, пронских, уступил землю князя Семена Стародубского (Можайского), Ва­силия Шемячича, князя Семена Бельского, князей Трубецких и Мосальских, города Чернигов, Стародуб, Путивль, Рыльск, Новгород Северский, Гомель, Любеч, Почеп, Трубчевск, Радогощ, Брянск, Мценск, Любутск, Серпейск, Мосальск, Дорогобуж, Белую, Торопец, Острей, всего 19 городов, 70 волостей, 22 городища и 13 сел.

27 октября 1505 г. на 67-м году от рождения и на 44-м году княжения умер Иван III. Московский престол перешел к его сыну Василию III (1479—1533 гг.). Польский король и великий князь литовский Александр пережил своего тестя менее чем на год и умер в августе 1506 г. Его место на литовском престоле занял брат Сигизмунд, который с 24 января 1507 г. стал и королем Польши.

Прежде, чем переходить к правлению Сигизмунда I, следует упо­мянуть о переменах в государственном устройстве Польши, имев­ших большое значение для последующих событий. Так, Мельниц­ким «привилеем» 1501 г. королевская власть была поставлена в полную зависимость от сената. Значение короля свелось по суще­ству к роли председательствующего в сенате. Сенат сконцентри­ровал в своих руках всю полноту власти в государстве. Однако успех крупных феодалов не был длительным. В 1505г. шляхта добилась издания Радомской конституции «Nihil novi» («Ника­ких нововведений»). По конституции 1505 г. король не мог изда­вать ни одного нового закона без согласия как сената, так и по­сольской избы.

главА 18

Дата добавления: 2017-01-14