Первый этап Ливонской войны

13 февраля 1549 г. в Москве перемирие было продлено еще на пять лет. О вечном же мире не могло быть и речи: Литва не хо­тела мириться без Смоленска. Литовские послы настаивали: «Без отдачи Смоленска не мириться», а московские бояре отвечали им: «Ни одной драницы из Смоленска государь наш не уступит».

Замечу, что молодой Иван, еще не Грозный, не хотел мира и со Смоленском. Он говорил боярам: «За королем наша вотчина из­вечная, Киев, Волынская земля, Полоцк, Витебск и многие другие города русские, а Гомель отец его взял у нас во время нашего малолетства: так пригоже ли с королем теперь вечный мир зак­лючать? Если теперь заключить мир вечный, то вперед уже че­рез крестное целование своих вотчин искать нельзя, потому что крестного целования никак нигде нарушить не хочу».

И решил Иван IV с боярами вечного мира с королем не зак­лючать, а заключить только перемирие, чтобы потом иметь воз­можность отвоевать свои старинные вотчины, а пока дать людям отдохнуть и разобраться с други­ми недругами. Если же послы начнут допытываться у бояр, на каких условиях государь согласен на вечный мир, то требовать уступ­ки Гомеля, Полоцка и Витебска. Полоцка и Витебска требовать для того, чтобы вечный мир не состоялся, потому что если послы согласятся уступить Гомель, Смо­ленск, Себеж и Заволочье, то от вечного мира тогда отговориться будет сложно.

При подписании соглашения о новом продлении перемирия встретились затруднения с титулом Ивана, который сам себя объявил царем. Литовские послы взбеленились и говорили, что прежде этого не бывало. Бояре ответили, что прежде не бывало потому, что Иван на царство еще не венчался, а теперь венчался по примеру Владимира Мономаха. Но это послов не убедило, они отказались подписывать грамоту и собрались покинуть Москву.

Иван с боярами долго обсуждал, можно ли подписать грамо­ту без царского титула. Бояре говорили, что теперь, при угрозе еще двух неприятелей — крымских и казанских татар — можно обойтись и без царского титула. Но Иван решил: «Написать пол­ный титул в своей грамоте, потому что эта грамота будет у коро­ля за его печатью. А в другой грамоте, которая будет писаться от имени короля и останется у государя в Москве, написать титул по старине, без царского имени. Надобно так сделать потому, что теперь крымский царь в большой недружбе и казанский также: если с королем разорвать из-за одного слова в титуле, то против троих недругов стоять будет истомно, и если кровь христианс­кая прольется за одно имя, а не за землю, то не было бы греха перед богом. А начнет бог миловать, с крымским дело поделается и с Казанью государь переведется, то вперед за царский титул крепко стоять и без него с королем дела никакого не делать».

Послы воевода витебский Станислав Кишка и маршалок Ян Камаевский потребовали дать им грамоту о царском поставле-нии, каким образом государь на царство венчался, и откуда его предки взяли царское имя. Царь, переговорив с боярами, решил такой грамоты послам не давать, потому что они составят на нее свои ответы, и тогда «в речах будет говорить о том тяжело».

Послы уже распростились и сели в сани, но тут их вернули и позволили им написать грамоту от королевского имени без царского титула.

Для взятия присяги с короля о соблюдении перемирия в Лит­ву отправился боярин-окольничий Михаил Яковлевич Морозов. В его миссию также входило добиться от короля признания цар­ского титула Ивана, полученного им от предков, а именно от ве­ликого князя киевского Владимира Мономаха. Король велел от­ветить Морозову, что прежде ни Иван, ни отец его, ни дед этого титула не употребляли, а что касается Владимира Мономаха, то, во-первых, это дела давние, а во-вторых, киевский престол сейчас находится в руках короля, и тогда уж король, а не великий князь московский имеет право называться царем киевским. Но так как титул этот ни славы, ни выгоды королю не обещает, то он его и не употребляет, тем более что все христианские государи назы­вают царем только римско-германского императора. Если же ко­роль и великий князь московский называют царями крымского хана и других татарских и поганских господарей, то это ведется из старины, давно их на славянских языках стали так называть, а сами себя они так не величают.

Спор о царском титуле привел к тому, что король не называл Ивана царем в своих грамотах, за что Иван в ответных грамотах не называл Сигизмунда-Августа королем. Гонцы не брали таких грамот и уезжали с пустыми руками.

При Иване IV видимо впервые возник и «еврейский вопрос». Как писал С.М. Соловьев: «В 1550 году приезжал в Москву по­сол Станислав Едровский, через которого король велел сказать Иоанну: «Докучают нам подданные наши, жиды, купцы государя нашего, что прежде изначала при предках твоих вольно было всем купцам нашим, христианам и жидам, в Москву и по всей земле твоей с товарами ходить и торговать. А теперь ты жидам не по­зволяешь с товарами в государство свое въезжать». Иоанн отве­чал: «Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов, как они наших людей от христианства отводили, отравные зелья к нам привозили и пакости многие нашим людям делали. Так тебе бы, брату нашему, не годилось и писать об них много, слыша их та­кие злые дела». Еще при жизни Сигизмунда Старого жиды бре­стские были выгнаны из Москвы и товары их сожжены за то, что они привозили продавать мумею» ¹⁷⁹. Вопрос сей на время снялся.

Между тем евреи издавна обладали в Польше большими пра­вами. Первый известный «привилей» евреям был дан великим польским князем Болеславом в 1264 г. «Евреи находились в по­ложении рабов князя (зегу! сатегае), ему непосредственно под­чинялись, иногда, при заместительстве князя, — воеводе, суду которого они и подвергались в случае надобности. Однако спо­ры между евреями решались в гмине в чисто еврейском судеб­ном ведомстве. Привилегия определяла их права относительно христианского населения, защищала евреев, запрещала нарушать еврейские кладбища, школы и пр. Привилегия эта, изданная для одной только области, стала основанием для привилегий Казими­ра Великого, относящихся к 1344, 1364 и 1367 гг. Казимир Вели­кий распространил эту привилегию на всех евреев в государстве, в форме подтверждения Болеславовой привилегии или же раз­вивая ее еще дальше.

Привилегии эти составляют основу законного положения ев­реев в Польше относительно прочих слоев общества.

Евреи занимались почти исключительно лихвой, т.е. отдачей денег в долг за большие проценты, что христианскому населению было запрещено по церковному уставу»¹⁸⁰.

12 сентября 1552 г. в Москве было подписано перемирие на два года, со вступлением в силу с 25 марта 1554 г., а 7 февраля 1556 г. подписали очередное соглашение, по которому перемирие про­длевалось с 25 марта 1556 г. еще сроком на семь лет. При этом вопрос о титуле Ивана IV так и не был решен. Русским диплома­там не помогли и ссылки на прародителя Ивана римского им­ператора Августа и то, что «Казанского и Астраханского госу­дарств титулы царские бог на нас положил».

В царствование Сигизмунда II состоялась первая попытка при­вести Киевские земли под руку московского царя. И сделал это за сто лет до Хмельницкого каневский староста (владетель горо­да) Дмитрий Иванович Вишневецкий. Род православных князей Вишневецких происходил от князя северского Дмитрия Кори-бута, сына великого князя литовского Ольгерда, участника битвы на Куликовом поле.

Начало 50-х годов XVI века отмечено ежегодными походами крымских орд как на Литву, так и на Московское государство. Татары доходили до Тулы и Рязани. В марте 1556 г. царь Иван Грозный, не дожидаясь очередного вторжения татар, посылает дьяка Ржевского провести разведку боем в тылу противника. Ржевский на чайках (малых гребных судах) спустился по реке Псёл (правый приток Днепра) и вышел в Днепр. Черкасский и каневский староста Дмитрий Вишневецкий посылает на помощь Ржевскому 300 казаков под начальством атаманов черкасских Млынского и Есковича. Дьяк Ржевский доплыл до турецкой крепости Очаков в устье Днепра и штурмом овладел ею. На обратном пути у порогов Днепра татарский царевич нагнал вой­ско Ржевского, но после шестидневного боя дьяку удалось обма­нуть татар и благополучно вернуться в Москву.

Летом 1556 г. Вишневецкий построил мощную крепость на ос­трове Хортица, там, где в последствии была знаменитая Запорож­ская Сечь. Крепость на острове находилась вне территории Польско-литовского государства и была хорошей базой для борь­бы с татарами. Отряды Вишневецкого, преследуя татар, доходи­ли до Перекопа и Очакова.

В сентябре 1556 г. Дмитрий Вишневецкий отправляет в Моск­ву атамана Михаила Есковича с грамотой, где он бьет челом и просит, чтобы «его Государь пожаловал и велел себе служить».

Предложение Вишневецкого открывало широкие перспекти­вы перед Иваном IV. Ведь в подданство Вишневецкий просился не один, он владел всеми землями от Киева до Дикой степи. В по­ход на татар Вишневецкий мог поднять тысячи казаков, в его рас­поряжении находилось несколько десятков пушек. Разумеется, польский король не остался бы равнодушен к потере южного Приднепровья. Но нет худа без добра. Походы польских войск традиционно сопровождались насилиями и грабежами, что не­избежно вызвало бы восстание и на остальной территории Ма­лой России.

В 1556 г. Малороссия могла сама, как спелое яблоко, упасть в руки царя Ивана. Но, увы, у него были иные планы. Через два года начнется Ливонская война, и царь думает только о ней. Про­рубить окно в Европу было России жизненно необходимо. Но для этого нужна была более мощная армия, более сильная эконо­мика, 20 лет тяжелой Северной войны, постройка Петербурга, за­селение новых земель, создание мощного флота и, наконец, гений Петра Великого.

Иван IV, начиная Ливонскую войну, явно переоценил свои силы. Предложение Вишневецкого было отвергнуто царем. Русская дип­ломатия начала действовать в диаметрально противоположном на­правлении, вступив в переговоры о мире с Польшей и Крымс­ким ханством. До Ивана IV никак не доходило, что Крымское ханство не обычное государство, живущее за счет сельского хо­зяйства, ремесел и торговли, а орда грабителей, которая физичес­ки не может существовать за счет внутреннего производства. Переговоры же, которые вели крымские ханы с московскими царями и польскими королями имели цель лишь получить как можно большую дань. Историки XIX века остроумно называли их «бахчисарайским аукционом». Если Москва платила больше, чем Краков, то крымцы два или три года грабили только польские владения, и наоборот.

В итоге Иван Грозный упустил великолепный исторический шанс воссоединить Малую и Великую Россию. Царь приказал Вишневецкому сдать Черкассы, Канев и другие контролируемые им территории польскому королю, а самому ехать в Москву. На «подъем» Вишневецкому выдали огромную по тем временам сум­му — 10 тысяч рублей. В Москве Вишневецкому царь дал «на кормление» город Белев и несколько сел под Москвой. Так Иван потерял «Богдана Хмельницкого» и приобрел хорошего «кон­дотьера».

В 1558 г. начинается Ливонская война, и 100 тысяч татар, за­быв обо всех мирных договорах, идут на Рязань и Тулу. Но, уз­нав, что значительная часть русских войск еще не ушла в Ливо­нию, татары повернули назад. Так рухнули дипломатические усилия Грозного обеспечить безопасность России на юге в ходе войны за выход к Балтике. В ответ царь отправил против крым­ского хана два отряда: восьмитысячный под командованием околь­ничего Данилы Адашева вниз по Днепру и пятитысячный под командованием Вишневецкого вниз по Дону. Адашев захватил в устье Днепра два турецких корабля, а затем высадился в запад­ном Крыму близь современной Евпатории. Русские разорили несколько улусов, освободили сотни русских рабов и благопо­лучно вернулись по Днепру домой. Вишневецкий разбил на Дону отряд крымских татар, шедших к Казани, а затем осадил турец­кую крепость Азов. Крепость спасло лишь появление большого турецкого флота адмирала Али Рейса. Атакованный с двух сто­рон крымский хан вновь вступил в переговоры с Москвой.

Дмитрию Вишневецкому не улыбалось закончить жизнь белев-ским помещиком, и он покинул царскую службу. В 1564 г. с че­тырьмя тысячами казаков Дмитрий Вишневецкий отправился воевать с турками в Молдавию. Там он был обманом схвачен, привезен в Константинополь и повешен за ребро на крюке.

В украинский эпос Дмитрий Вишневецкий вошел как казак Байда. В одной из песен султан предлагал православному казаку Байде поменять веру и взять в жены султанову дочь, но гордый казак ответил: «Твоя віра проклятая, твоя дочка поганая».

Подробное исследование Ливонской войны выходит за рамки книги, нам интересен лишь польско-литовский вектор этой войны. Некоторые историки считают Ливонскую войну политической ошибкой Ивана IV. Н.И. Костомаров, например, усматривал в ней излишнее стремление Ивана Грозного к завоеваниям. Другие, как, например, И.А. Заичкин и И.Н. Почкаев, утверждают, что эта война для России «была поставлена в повестку дня самой историей — выхода к Балтийскому морю требовали ее экономические и во­енные интересы, а также необходимость культурного обмена с более развитыми странами Запада. Иван Васильевич, следуя по стопам своего знаменитого деда — Ивана III, решил прорвать блокаду, которой фактически отгородили от Запада Россию враж­дебные ей Польша, Литва и Ливонский орден»¹⁸².

Автор более склонен ко второй точке зрения, но, по моему мне­нию, Иван IV и его бояре явно не рассчитали свои силы. Край­не неудачно было выбрано и время начала войны. Как показыва­ет история XV—XX веков, пожать плоды своих военных побед Россия могла лишь в том случае, когда другие европейские госу­дарства были заняты другой войной, причем, неважно с кем.

В январе 1558 г. сорокатысячная русская армия вторглась в Ли­вонию. В ходе кампаний 1558 г. и 1559 г. войска Ордена были на­голову разбиты, а значительная часть крепостей взята русскими.

В сложившейся ситуации новый магистр ордена Готхард Кетлер обратился за помощью к соседним государствам. 31 августа 1559г. Кетлер и король Польши и Литвы Сигизмунд II Август заключи­ли в Вильно соглашение о вступ­лении Ливонии под протекторат Польши. Согласно этому догово­ру король обязался защищать владения Ордена от Москвы. За это архиепископ и магистр отда­ли ему под залог девять волостей с тем условием, что если они за­хотят их после выкупить, то дол­жны заплатить 700 тысяч польских гульденов. Тогда Сигиз­мунд Август обязался отправить своего посланника в Москву, чтобы довести до сведения Ивана IV, что теперь Ливония отдалась под королевское покровительство, и что­бы московские войска не смели всту­пать в Ливонские земли.

В Москву поехал в январе 1560 г. Мартин Володков. Передав королев­скую грамоту, он попросил разреше­ния встретиться с Алексеем Адаше-вым и сказал ему: «Поляки всею землею хотят того, чтоб государь наш с вашим государем начал войну. Но воевода виленский, Николай Радзи-вилл, и писарь литовский Волович стоят крепко, чтоб король с госуда­рем вашим был в любви. Поляки с Радзивиллом сильно бранятся, гово­рят, что воевода за подарки помога­ет русскому государю, говорят: нам Ливонские земли нельзя выдать, и не станет король за Ливонскую землю, то мы не станем его за короля держать, и приговорили накрепко, что королю к вашему государю посланника не отправлять. Так вы бы государя своего на то наводили, чтоб он отправил к нашему государю своего по­сланника, чтоб о Ливонской земле сговориться: тут уж непременно Радзивилл вступится в дело и приведет его к миру».

Адашев ответил, что государю к королю отправлять посла не годится, потому что король вступился в Ливонскую «данную» (то есть платившую Москве дань) землю. А когда посол усомнился, точно ли Ливония должна платить дань Москве, ему показали последнюю договорную грамоту с обязательством дерптского епис­копа платить по гривне с человека.

Иван IV отвечал королю: «Тебе очень хорошо известно, что Ливонская земля от предков наших по сие время не принадле­жала никакому другому государству, кроме нашего, платила нам дань, а от Римского государства избирала себе духовных мужей и магистров для своего закона по утвержденным грамотам на­ших прародителей. Ты пишешь, что когда ты вздумал идти вой­ною на Ливонскую землю, то я за нее не вступался и тем показал, что это не моя земля: знай, что по всемогущего бога воле начиная от великого государя русского Рюрика до сих пор держим Рус­ское государство и, как в зеркале смотря на поведение прароди­телей своих, о безделье писать и говорить не хотим. Шел ты и стоял на своих землях, а на наши данные земли не наступал и вреда им никакого не делал: так зачем было нам к тебе писать о твоих землях? Как хотел, так на них и стоял. Если какую им истому сделал, то сам знаешь. А если магистр и вся Ливонская земля вопреки крестному целованию и утвержденным грамотам к тебе приезжали и церкви наши русские разорили, то за эти их неправды огонь, меч и расхищение на них не перестанут, пока не обратятся и не исправятся».

Король отвечал на это: «Ты называешь Ливонию своею; но как же при деде твоем были лютая война у Москвы с ливонцами и прекращена перемирием? Какой государь с своими подданны­ми перемирие заключает?».

Но все это остроумие, желание доказать друг другу свои пра­ва на Ливонию ни к чему не привели: дело могло решиться толь­ко оружием!

В 1560 г. умер старый шведский король Густав Ваза. Магист­рат Ревеля немедленно отправил депутатов к сыну и наследни­ку, который вступил на престол под именем Эрика XIV. Ревель-цы просили денег взаймы. Честолюбивый Эрик отвечал, что «де­нег он по-пустому не даст, но если ревельцы захотят отдаться под его покровительство, он не из властолюбия, а из христианс­кой любви и для избежания московского невыносимого сосед­ства готов принять их, утвердить за ними все их прежние права и защищать их всеми средствами». Ревельцы подумали и в апреле 1561 г. присягнули на верность шведскому королю при условии сохранения всех своих прав.

Иван IV старался сохранить мир со Швецией, и ему пришлось закрыть глаза на захват шведами Ревеля. В августе 1561 г. в Нов­городе был подписан договор о сохранении перемирия на 20 лет. А вот в договоре, заключенном в сентябре 1564 г., русским при­шлось признать территориальные приобретения Эрика XIV. К шведам отошли Колывань (Ревель), Пернов, Пайда и Каркус с их уездами, за Россией же закрепилась Нарва.

С ноября 1561 г. Ливония с сохранением всех своих прав ото­шла к Польше, а магистр Кетлер получил Курляндию и Семига-лию с титулом герцога и с вассальными обязанностями к Польше.

Иван IV поначалу хотел решить вопрос о Ливонии с ляхами миром, решив жениться на одной из сестер короля. Помимо воз­можности действовать через это родство на мирное соглашение относительно Ливонии, у Ивана могла быть и другая цель: без­детным Сигизмундом Августом прекращался дом Ягеллонов в Литве, и сестра последнего из Ягеллонов переносила в Москву свои права на это государство. Иван спросил митрополита, мож­но ли ему жениться на королевской сестре, поскольку его тетка Елена была женой невестиного дяди Александра. Митрополит от­ветил, что можно, и в Москве уже решили, как встречать коро­левну, где ей жить до перехода в православие. Решено было, что бояре во время сговора с панами о крещении поминать не будут, а если паны сами начнут говорить, чтоб королевна осталась ка­толичкой, то их отговаривать, приводя в пример Софью Витов-товну и сестру Ольгерда, которые были крещены по греческо­му закону.

Русскому послу Федору Сукину, отправленному в Литву с брачным предложением, был дан наказ: «Едучи дорогою до Виль­ны, разузнавать накрепко про сестер королевских, сколько им лет, каковы ростом, как телъны, какова которая обычаем и которая лучше? Которая из них будет лучше, о той ему именно и гово­рить королю. Если большая королевна будет так же хороша, как и меньшая, но будет ей больше 25 лет, то о ней не говорить, а го­ворить о меньшой».

Сукин выяснил, что младшая королевна, Екатерина, лучше, и потому предложил королю именно ее выдать за царя. Паны от имени Сигизмунда отвечали, что отец королевны, умирая, прика­зал семейство свое императору, и что король хочет, прежде чем дать ответ, сослаться с императором и с другими королями — своими родственниками зятем герцогом Брауншвейгским и с племянником королевичем венгерским. К тому же король должен обсудить вопрос с польской Радой, поскольку королевны роди­лись в Польше, и приданое их там. Федор Сукин отвечал: «Мы видим из ваших слов нежелание вашего государя приступить к делу, если он такое великое дело откладывает в даль». Так за­кончились первые переговоры.

Следующим послам Сигизмунд объявил, что согласен выдать свою сестру Екатерину за царя. Послы попросили позволения увидеть невесту, но паны ответили: «И между молодыми (т.е. незнатными) людьми не ведется, чтоб, не решивши дело, сестер своих или дочерей давать смотреть». Послы говорили: «Не ви­давши нам государыни королевны Екатерины и челом ей не ударивши, что, приехав, государю своему сказать? Кажется нам, что у государя вашего нет желания выдать сестру за нашего го­сударя!» Тогда московским послам объяснили, что нельзя видеть королевну явно, поскольку все придворные у нее поляки, они рас­скажут своим, что московские послы видели королевну, и у польской Рады с королем выйдет большой конфликт. Поэтому послам предложили посмотреть на Екатерину тайно, когда она пойдет в костел, и им пришлось согласиться.

Однако дело опять кончилось ничем. Король соглашался на брак Екатерины с Иваном только в том случае, если брак этот доставит ему выгодный мир. Его посол Шимкович прибыл в Москву и потребовал, что прежде чем решить дело о сватовстве, надо заключить мир, для переговоров о котором вельможи с обеих сторон должны съехаться на границе, а до этого съезда в Ливо­нии боевых действий не вести.

Царь на порубежные договоры не согласился, ведь в Москве считалось большим грехом нарушить прародительские обычаи, а обычаи эти требовали, чтобы все мирные переговоры велись в Москве.

В результате дела марьяжные сменились делами ратными. Пер­выми начали боевые действия литовцы. Гетман Радзивилл напал на русских в Ливонии и в сентябре 1561 г. после пятидневной осады взял крепость Тарвест. Но вскоре русские воеводы разбили его под Пернау (Пярну), вернули Тарвест и разрушили его.

Весь 1562 год прошел в опустошительных набегах с обеих сто­рон, и в то же время сношения между обоими дворами не пре­рывались. Сигизмунд не имел ни средств, ни желания вести ак­тивные боевые действия, а хотел тянуть время переговорами. В на­чале 1562 г. в Москву приехал королевский посол Корсак с жа­лобой, что Иван обижает короля и не хочет мира, и хлопотал, чтобы военные действия прекратились с обеих сторон. Иван от­вечал Сигизмунду: «Во всем твоем писанье не нашли мы ни одного такого дела, которое было бы прямо написано: ты писал все дела ложные, складывая на нас неправду...»

В начале января 1563 г. сам Иван IV с большим войском дви­нулся к Полоцку. По разным данным у него было от 60 до 80 ты­сяч воинов, двести пушек и несколько тысяч крестьян (обозных). Так, только одну огромную стенобитную пушку тащили вместе с лошадьми до тысячи человек. В летописи говорится о пушке, стрелявшей 20-пудовыми снарядами. По мнению автора, речь, ско­рей всего, идет о мортире.

31 января царское войско подошло к Полоцку и 7 февраля закончило обложение крепости.

Полоцк, построенный на высотах, в углу, образованном слия­нием реки Полоты с Западной Двиной, состоял из Большого го­рода, Острога и Стрелецкого города. Острог представлял отдель­ное укрепление из сомкнутой крепостной ограды, состоявшей из двух стен: внешней и внутренней (после взятия города была возведена еще третья стена).

В тот же день, 7 февраля, был взят Острог и выжжены все пред­местья, расположенные за Полотой. Этот успех облегчил дальней­ший ход осады. Московское войско двинулось непосредственно к стене Большого города, где ощущался недостаток продоволь­ствия. Это заставило коменданта воеводу Станислава Давойны выслать из крепости двадцать тысяч мирных жителей, которые были хорошо приняты царем Иваном.

Тогда же в русском стане узнали, что на выручку Полоцку спе­шит Радзивилл с сорокатысячным войском. На самом же деле у него было 3500 сабель и 20 пушек. Против Радзивилла для прикрытия осады был выдвинут отряд Репнина, и одновременно на­чата бомбардировка Полоцка. К 15 февраля сгорело около 650 мет­ров деревянной стены, после чего Давойна сдал город. А 18 фев­раля царь Иван въехал в Полоцк, принял титул князя полоцкого, слушал обедню в Софийском соборе и написал митрополиту Макарию: «Исполнилось пророчество русского угодника, чудот­ворца Петра митрополита, о городе Москве, что взыдут руки его на плещи врагов его: бог несказанную свою милость излиял на нас недостойных, вотчину нашу, город Полоцк, нам в руки дал».

Поведение Ивана в Полоцке было довольно противоречиво. Так, польские шляхтичи не только получили свободу, но и награж-денья собольими шубами и золотыми монетами. Им было по­ручено передать королю, что московский государь войны не же­лает. Местная же шляхта и простые воины были разосланы по московским городам. Среди населения пострадали евреи и ка­толические монахи доминиканцы. О первых Псковская летопись повествует: «Которыя были в городе люди жидове, а князь ве­ликий велел их семьями в воду речную вметати и утопили их». А монахов-бернардинцев царские татары посекли саблями и сожгли их храм. Так в Полоцке появились первые местные като­лические святые — мученики Адам, Доминик и Петр.

В Полоцке царь оставил трех воевод Петра Ивановича Шуйс­кого, Василия и Петра Семеновичей Серебряных-Оболенских, наказав им «укреплять город наспех, не мешкая, чтоб было бес­страшно. Где будет нужно, рвы старые вычистить и новые поко­пать, чтоб были рвы глубокие и крутые. И в остроге, которое ме­сто выгорело, велеть заделать накрепко, стены в три или четыре. Литовских людей в город (т.е. в крепость), приезжих и тутош­них детей боярских, землян и черных людей ни под каким ви­дом не пускать, а в какой-нибудь день торжественный, в великий праздник, попросятся в Софийский собор литовские люди, бур­мистры и земские люди, то пустить их в город понемногу, учи­нивши в это время береженье большое, прибавя во все места го­лов. И ни под каким бы видом, без боярского ведома и без при­ставов, ни один человек, ни шляхтич, ни посадский, в город не входил, в городе должны жить одни попы у церквей с своими семьями, а лишние люди у попов не жили бы».

Узнав о взятии Полоцка, король Сигизмунд II отправил по­слов в Москву с предложением перемирия. Одновременно он отправил грамоты к шведскому королю Эрику XIV, где призы­вал его начать войну с московитами. Грамоты эти были пере­хвачены русскими. По сему поводу Иван издевался над посла­ми: «К нам пишет, что Лифляндская земля его вотчина, а к швед­скому пишет, что он вступился за убогих людей, за повоеванную и опустошенную землю. Значит, это уже не его земля!»

В конце концов, в марте 1563 г. было подписано перемирие до 6 декабря 1563 г. Причем, Двина была признана пограничной ре­кой между царскими и королевскими владениями.

В декабре 1563 г. в Москву приехали королевские послы край-чий Юрий Ходкевич и маршалок Волович. С ними Иван карди­нально нарушил протокол, вызвал к себе и решил поговорить по душам. В частности, он был очень обижен тем, что король не хо­тел именовать его царем, и сказал Ходкевичу: «Юрий! Говори перед нами безо всякого сомнения, если что и по-польски ска­жешь, мы поймем. Вы говорите, что мы припоминали и те города, которые в Польше, но мы припомнили не новое дело: Киев был прародителя нашего, великого князя Владимира, а те все города были к Киеву. От великого князя Владимира прародителя наши великие государи, великие князья русские, теми городами и зем­лями владели, а зашли эти земли и города за предков государя вашего невзгодами прародителей наших, как приходил Батый на Русскую землю, и мы припоминаем брату нашему не о чужом, припоминаем о своей искони вечной вотчине. Мы у брата своего чести никакой не убавляем. А брат наш описывает наше царское имя не сполна, отнимает, что нам бог дал. Изобрели мы свое, а не чужое. Наше имя пишут полным именованием все государи, кото­рые и повыше будут вашего государя. И если он имя наше спол­на описывать не хочет, то его воля, сам он про то знает. А праро­дители наши ведут свое происхождение от Августа кесаря, так и мы от своих прародителей на своих государствах государи, и что нам бог дал, то кто у нас возьмет? Мы свое имя в грамотах описываем, как нам бог дал. А если брат наш не пишет нас в сво­их грамотах полным наименованием, то нам его списывание не нужно».

Бояре в разговоре с польскими послами так вывели генеало­гию государей московских: Август кесарь, обладавший всей все­ленной, поставил своего брата Пруса на берегах реки Вислы по реку Неман, и до место это по сей день зовется Прусская земля. А от Пруса четырнадцатое колено до великого государя Рюрика.

(Жаль, что польские послы, как и наши бояре, плохо знали рим­скую историю. Ведь и Октивиан Август и Юлий Цезарь офици­ально вели свой род от богини любви Венеры. А все языческие боги и богини были объявлены православной церковью бесами.)

Несмотря на красноречие Грозного, переговоры ни к чему не привели, и боевые действия возобновились.

В начале 1564 г. по приказу Ивана Грозного две русские рати отправились в поход. Князь Петр Иванович Шуйский выступил из Полоцка, а князь Петр Семенович Серебряный — из Вязьмы. Опустошив берега Днепра, Серебряный соединился с Шуйским в районе Орши. Далее объединенное войско должно было идти через Минск на Вильно. Но по неясным причинам (скорей всего, из-за местничества Шуйского и Серебряного) войска шли по­рознь на расстоянии нескольких верст друг от друга.

На марше князь Шуйский проявил недопустимую беспечность: не высылались передовые дозоры; панцири, пищали и другое во­оружение воины везли на санях, и т.д. Этим воспользовался гет­ман литовский Николай Радзивилл, конница которого вечером 23 января 1564 г. внезапно атаковала рать Шуйского на реке Уле возле деревни Иванск. Русские потерпели полное поражение. Сам Шуйский и два князя Палецких были убиты, двое воевод — За­хар Плещеев и князь Охлябин — взяты в плен. Обоз из трех тысяч возов и артиллерия оказались добычей литовцев.

Однако к месту сражения приближалось пятидесятитысячное войско князя Серебряного. И тут Радзивилл пошел на хитрость. Он послал к местному старосте гонца с письмом, где в красках описал второе оршинское поражение русских и уведомил о сво­ем намерении зайти в тыл войску Серебряного. Уловка удалась, русские перехватили гонца, и князь Серебряный отошел к Смо­ленску.

Однако реализовать вторую оршинскую победу гетман Радзи­вилл не сумел. Литовское войско осадило Полоцк, но царский воевода князь Петр Щенятьев отказался сдать город. Русские артиллерийским огнем отбили штурм, и Радзивилл вынужден был снять осаду и отойти к Витебску.

В ночь на 30 апреля 1564 г. из захваченной русскими крепос­ти Дерпт бежал его воевода Андрей Михайлович Курбский¹⁸³. Наконец в город прибыл сам Малюта Скуратов в сопровожде­нии отряда опричников. Князь Андрей резонно опасался распра­вы и бежал, стремясь избежать мучительной казни.

Первая встреча с литовцами не принесла ничего хорошего бег­лецу. Они обчистили его до нитки, а князь вез с собой на значи­тельную сумму — злотые, дукаты, талеры и др. Зато король Си-гизмунд II щедро одарил Курбского. Изгнанник получил старо-ство Кревское с замком Крево, угодья на Волыни — город Ко-вель с замком, местечки Вижву и Миляновичи, а также 28 сел. Первоначально эти земли были даны Курбскому в пожизнен­ное владение, но в 1565 г. король утвердил за ним право наследо­вания.

Андрей Курбский стал известным литовским воеводой. В 1565 г. он ходил брать Великие Луки. В 1575 г. воевал на Волыни про­тив татар. В 1576—1581 гг. воевал против русских под знаменем Стефана Батория.

Но еще больше Курбский прославился как писатель, публи­цист и переводчик. В Литве он написал «Историю о великом князе Московском» и «Историю Флорентийской унии». Курбский на­правил три знаменитых послания Ивану Грозному. Наконец, он перевел с латинского и греческого языков труды Иоанна Дамас-кина, Иоанна Златоуста и Василия Великого.

Последние годы князь Курбский провел в Ковеле, где и умер в 1583 г. Похоронили его в православном монастыре Вербки близ Ковеля.

Первая жена и дети Андрея Курбского были убиты по при­казу Ивана Грозного. А в Литве князь женился дважды. От вто­рой жены у него остался один сын Дмитрий (1582 —1645 гг.). В конце жизни Дмитрий Курбский перешел в католичество. Об­ратим внимание, начало XVII века — пик перехода детей пред­ставителей старинных русских княжеских родов из православия в католичество.

Но вернемся к боевым действиям. Они велись довольно вяло. На юге русские взяли город Озерище и отбили нападение ли­товцев на Чернигов. В районе Полоцка отряд литовцев иод ко­мандованием Бирули сжег небольшую деревянную крепость Сит­ное. Четыре сотни московских стрельцов бежали, оставив литов­цам 120 ручных пищалей. Курбский с 15 тысячами литовцев вес­ной 1565 г. не смог взять город Великие Луки и ограничился раз­граблением окрестностей. А осенью 1565 г. боевые действия вооб­ще прекратились и начались мирные переговоры, затянувшиеся на 4 года.

глава 21

Дата добавления: 2017-01-14