Сказки хх века 1 страница

Русская история со времен Татищева и Карамзина создава­лась по схеме: один народ — одна конфессия — одна династия. В соответствии с этой формулой все русские князья Рюрикови­чи с начала XIV века объявлялись жадными, ограниченными и реакционными правителями. Хорошими были лишь Иван Калита и его потомки, занимавшие московский престол. Они были «прогрессивными» и поэтому оказывались всегда правыми, даже в конфликтах с родными братьями.

Фактически история России Карамзина и Соловьева — это история Владимиро-Суздальской Руси, переходящая в историю Московского государства. Новгородская республика, Великое кня­жество Тверское и Великое княжество Рязанское интересовали наших историков лишь в связи с историей Москвы. Аспекты рус­ской истории, не способствующие прославлению рода Калиты, как, например, Смоленское княжество или ушкуйники, историками упоминались вскользь.

В Российской империи формально было запрещено печатать книги на украинском и белорусском языках, хотя фактически запрет сей часто нарушался. Получило широкую известность из­речение Николая II: «Нет малороссийского языка, есть только говор темных малороссийских мужиков».

В советское время (с 30-х но 80-е годы XX века) история СССР продолжала оставаться историей Владимирского и Московско­го княжеств, но с вставкой глав, посвященных культурам Бело­руссии и Украины. За элементы этих культур брались книги, иконы, памятники архитектуры и т.д. Великого княжества Ли­товского. А наши историки культурные ценности делили на украинские и белорусские исключительно по географическому принципу. То есть Иван Федоров, печатая книги в Белоруссии, развивал белорусскую культуру, а переехав во Львов — украин­скую. Понятно, что при советской власти никто не смел сиро- сить у ученых, чем отличаются украинские культурные ценнос­ти XIV —XVII веков от белорусских.

Начну с того, что считать Русью и кого — русскими. Подавля­ющему большинству московских школьников и взрослых обы­вателей вопрос очевиден, но вот националисты всех мастей трак­туют его вкривь и вкось.

В «Повести временных лет»²⁰⁸ говорится: в лето 6370 от со­творения мира²⁰⁹ пошли кровавые свары у северных славян. «И не было среди них правды, и встал род на род, и была среди них усобица, и стали воевать сами с собой. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пош­ли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подоб­но тому, как другие называются шведы, а иные норманны и анг­лы, а еще иные готладцы, — вот так и эти прозывались. Сказа­ли руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И вызвались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли к славянам, и сел старший, Рюрик, в Новго­роде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Из-борске».

Поскольку, кроме летописи, никаких других данных о призва­нии Рюрика нет, то по сему поводу отечественные историки уже два столетия ведут жестокую войну между собой. Тех, кто пове­рил летописи, окрестили норманнистами, а историков, считавших, что призвание варягов — вымысел, и князь Рюрик — мифологи­ческий персонаж, соответственно, стали звать антинорманниста-ми. Еще в XIX веке спор историков получил политическую ок­раску. Несколько немецких историков, состоявших на русской службе, имели неосторожность намекнуть, что вот де без евро­пейцев русские не смогли создать своего государства. Против них грудью встали патриоты. Мы, мол, сами с усами и вашего Рюри­ка знать не знаем, а история наша начинается со славянских кня­зей Олега и Игоря. Ряд историков, начиная с В.Н. Татищева, при­думали Рюрику деда — славянина Гостомысла, жившего то ли в Новгороде, то ли в славянском Поморье. Исторические споры норманнистов и антинорманнистов не уместятся даже в самый пухлый том, поэтому я изложу наиболее вероятную версию собы­тий.

Начнем с того, что выясним, а кто такие варяги? У нас приня­то отождествлять варягов с викингами — скандинавскими разбойниками. В VIII —X веках викинги (норманны) наводили ужас не только на побережье северной Европы, но и на весь средизем­номорский бассейн. В IX веке корабли викингов достигли Ислан­дии, а в X веке — Гренландии и полуострова Лабрадор. Вожди викингов — конуги — захватывали земли в Западной Европе и зачастую оседали там, становились князьями, графами и даже королями.

Немного в ином качестве викинги появлялись в землях вос­точных славян за несколько десятилетий до явления туда Рюри­ка. Набеги на земли славян и грабежи, безусловно, имели место, но не были основным видом деятельности викингов. Здесь они чаще всего выступали в роли купцов и наемников.

Флотилии норманнских судов (драккаров) легко передвига­лись вдоль северного побережья Европы и грабили по пути местное население, а затем через Гибралтарский пролив попада­ли в Средиземное море. Это был очень длинный, но сравнитель­но легкий путь. А вот пройти «из варяг в греки» но русским ре­кам и волокам было гораздо короче, но сделать это с боями было трудно, а, скорее всего, невозможно. Вот и приходилось норман­нам ладить с местным населением, особенно в районах волоков. Для славянского населения волок становился промыслом, и жи­тели окрестных поселений углубляли реки, рыли каналы, спе­циально содержали лошадей для волока и др. Естественно, за это норманнам приходилось платить.

По пути «из варяг в греки» к викингам приставали отряды славян, а затем объединенное славяно-норманнское войско шло в Византию или войной, или наниматься на службу к византийс­кому императору.

Поэтому славяне и называли викингов варягами. Варяг — это искаженное норманнское слово «Vаеriniar», а норманны позаим­ствовали это слово от греческого «joisegato», означающего «со­юзники», а точнее — наемные воины-союзники. Замечу, что сре­ди скандинавских племен не было никаких варягов, и ни один народ Западной Европы не называл так норманнов. Итак, слово «варяг» отражает специфику славяно-норманнских отношений.

Разобравшись с варягами, обратимся к личности Рюрика. Ряд историков, включая Б.А. Рыбакова, отождествляет летописного Рюрика с Рёриком Ютландским — мелким датским конугом, вла­девшим местечком Дорестад во Фрисландии. Где-то в 50-х годах IX века викинги отняли у Рёрика Дорестад. Рёрик неоднократ­но упоминается в западных хрониках. С 862 г. его имя исчезает из хроник. В 870 г. Рёрик на короткое время появляется в коро­левстве франков, а затем исчезает вновь. Согласно нашей летопи­си Рюрик умер в 879 г. С большой степенью вероятности мы можем принять версию, что Рёрик Ютландский принял предло­жение славян и действительно княжил у них до 879 г.

А вот его братья Синеус и Трувор являются плодом фанта­зии летописца. Возможно, он имел какой-то документ, славянс­кий или норманнский, где и нашел непонятые слова «синеус» (sine us — свой род) и «трувор» (thru varing — верная дружи­на). Видимо, о Рёрике было сказано, что он прибыл со своими родичами и верной дружиной, которых малограмотный летопи­сец превратил в братьев Рюрика. Не имея никаких сведений о деятельности Тру вора и Синеуса и об их потомстве, летописец умертвил обоих братьев в 864 г.

Теперь остается последний вопрос, а какую это «русь» привел Рюрик? В книге «Викинги», изданной в Москве в 1995 г. огром­ным для нынешнего времени тиражом 50 тысяч экземпляров, го­ворится: «Славяне называли викингов русами, поэтому террито­рия, где расселились русы, получила название Русь (впослед­ствии — Россия)»²¹⁰. Мягко выражаясь, это буйная фантазия гос­под Филиппы Уингейт и Энна Миллард, как, впрочем, и иных иностранных и отечественных историков²¹¹. Дело в том, что в Скандинавии не было не только племени варягов, но и руси. А русью или русами норманнов называли только в Восточной Европе.

Некоторые историки связывают слово «рос» — «рус» с гео­графической и этнической терминологией Поднепровья, Галиции и Волыни и утверждают, что именно там существовал народ рос или русь. Но, увы, эта версия не соответствует ни летописям, ни фактам. Автор придерживается мнения тех историков, которые полагают, что слово «русь» близко к финскому слову «routsi», что означает «гребцы» или «плаванье на гребных судах». Отсю­да следует, что русью первоначально называлось не какое-то пле­мя, а двигающаяся по воде дружина. Кстати, и византиец Симеон Логофет писал, что слово «рус» — «русь» происходит от слова «корабль».

Итак, поначалу славяне и византийцы называли русью дру­жины норманнов и славян, передвигающиеся на гребных судах.

Через несколько десятилетий это слово стало ассоциироваться с дружиной киевского князя, а затем — с его владениями и его подданными.

В IX —XI веках на Русь действительно приехали тысячи ва­рягов (норманнов). Кому-то из них наша земля не понравилась, и они, повоевав и поторговав, уехали. А кто-то влюбился в наши бескрайние дремучие леса, полноводные реки²¹² и русоволосых красавиц.

Эти варяги остались и вместе со славянами начали строить Великую Русь. Ради нее не жалко было и голову сложить в бою с печенегами, назвать Одина Перуном, а Тора — Дажьбогом. В ре­зультате в варяжской семье конуга Ингвара и Хельги родился сын Святослав, у которого была одна родина — Русь, и родной язык — русский. Так что норманны на Руси вроде бы и были, а следов почти не оставили, кроме сотен сопок, где лежат кости, мечи, кольчуги и таблички с руническими надписями.

Невысокий культурный уровень варягов-норманнов и их бы­страя ассимиляция дали сильные козыри в руки историкам-антинорманнистам. С последними можно согласиться в том, что ва­ряги практически не оказали никакого влияния на быт, обычаи, культуру, религию и язык славян. Однако в политике и, особенно, в военной истории славян варяги сыграли весьма существенную роль.

К XII веку все земли, входящие в состав Киевского государ­ства, от Перемышля до Курска и от Канева до Белого моря на­зывали однозначно Русью или Русской землей. После фактичес­кого распада Киевского государства на отдельные княжества спо­собом обозначения принадлежности населения той или иной «земли» становилось название, производное от названия города, являвшегося административным центром данной «земли» (так на­зываемые урбанизованные политонимы), — «ростовцы», «новго­родцы», «галичане» и т.д. В таких названиях, разумеется, отра­жалось сознание не этнического, а территориально-политическо­го единства. В пользу именно такого их понимания говорит и то обстоятельство, что население более мелких единиц, входивших в состав «земли» — отдельных уделов или административных округов, обозначалось подобным же образом.

Количество «земель» было сравнительно небольшим — Чер­ниговская, Переяславская, Киевская и Рязанская на юго-востоке; Галицкая и Волынская на юго-западе; Полоцкая, Смоленс­кая, Новгородская на северо-западе; Ростово-Суздальская на се­веро-востоке. Тем не менее, все эти земли считались русскими.

Вот, к примеру, в договоре 1316 г. галицко-волынских князей Андрея и Льва Юрьевичей с Тевтонским орденом эти князья носят титул «duces totius Russiae, Galicie et Ladimirie». Их преемник Болеслав Юрий Тройденович в договоре с Тевтонским орденом 1325 г. именовался «dei graciae dux Russiae». В грамотах Андрея Юрьевича краковским и торунским купцам 1320 г. он фи­гурирует с титулами «dux ladimiriensis et dominus terrae Russie», «dux Ladimirie et dominus Russie». В договоре 1352г. между польским королем Казимиром и Литвой сказано: ««городов оу Роускои земли новых не ставити», упоминается «Русь, што Лит­вы слушаеть» и «Русь, што короля слушаеть», говорится, что де­лать, «аже побегнет русин а любо руска». В более позднем дого­воре 1366 г. указывается, что судьи короля должны судить «по­лянина по польскому закону... а русским судиам судити... и вину взяти по русскому закону».

Таким образом, и власти, и население Галицко-Волынской зем­ли продолжали отождествлять себя с Русью.

Особый интерес представляет «Список русских городов даль­них и ближних», составленный около 1396г. в канцелярии мит­рополита всея Руси Киприана. Особенность этого памятника со­стоит в том, что в нем русские города поделены на ряд террито­риальных комплексов, наделенных особыми названиями.

Примером может служить помещенный в нем перечень «волынских градов». Перечень охватывал территорию Галичины, Во­лыни и части западной Белоруссии (Пинск, Брест), соответствуя границам Галицко-Волынской Руси второй половины XIII — начала XIV веков. Таким образом, для составителей списка как бы не существовал факт раздела этого политического образова­ния между Великим княжеством Литовским и Польшей.

Русские города в «Списке...» были разделены по географичес­кому принципу, а не по принадлежности к Великому княжеству Литовскому, Польше и Великому княжеству Владимирскому.

Анализ «Списка русских городов» показывает, что еще и в конце XIV века Великое княжество Литовское не воспринималось в кругах близких к митрополии как нечто единое: наряду с «Ли­товской землей», здесь выделялись земли «Киевская» и «Волынская». Подобные представления были не чужды и составителям летописных сводов, создававшихся на Севере Руси в первой по­ловине XV века, а, вероятно, и их источникам. Так, в Псковской первой летописи читаем, что Ольгерд в 1341 г. привел с собой во Псков «моужии своих литовков и мужии видьблян», под 1343 го­дом здесь же упоминается «гость псковский в Полтеске или в Литве». Таким образом, даже в рамках «литовских градов» «Спис­ка» северорусские современники отличали собственно «Литву» и русские земли, в состав «Литвы» не входившие.

С этими свидетельствами следует сопоставить запись в Нов­городской первой летописи под 1335 годом: «Бысть пожар в Руси: погоре город Москва, Вологда, Витебьско». Здесь Витебск — один из городов «Литовской земли» — рассматривается как часть «Руси», подобно Москве или Вологде. Сходные высказывания можно встретить и позже. Так, автор «Повести о Едигее» отме­тил, что во время описываемых им событий Витовт владел «всею землею Киевскою и Литовъскою». Во Псковской второй летопи­си под 1422 г. указывалось, что псковские послы, не застав Ви-товта в «Литовской земли», поехали «за Киев в Луческ великый».

Теперь перейдем к происхождению терминов Малая, Белая и Великая Русь. Начнем с того, что такое деление страны свойственно и другим славянским народам. Те же поляки делили свою стра­ну на Великую и Малую Польшу (почему-то сейчас никому не приходит в голову требовать независимости для Малой Польши).

Впервые термин «Малая Русь» появился в византийских ак­тах XIV века в связи с хлопотами галицко-волынского князя Юрия Львовича о создании особой митрополии для его владе­ний с центром в Галиче. Поэтому в одном из византийских доку­ментов середины XIV века и называются «епископии Малой Руси, находящиеся в местности, называемой Волынью». Термином «Во­лынь» в источниках XIV века обозначалась как раз территория Галицко-Волынской Руси. Разграничение, проведенное в связи с церковным разделом, проникло затем и в светские источники, отсюда и титул последнего галицкого князя Болеслава Юрия «dux totius Russiae minor».

В противовес Галицко-Волынской Руси вся остальная терри­тория Руси, остававшаяся по-прежнему под управлением обще­русского митрополита с резиденциями в Киеве и во Владимире, получила название «Великой (или Большой) Руси».

В начале XIV века для владений литовских князей была со­здана особая «литовская» митрополия. В 1361 г. кандидату литов­ского князя Ольгерда на митрополичий стол Роману решением патриархии были переданы «литовские» епископии и еписко-пии «Малой Руси». В Рогожском летописце в этой связи было отмечено, что Роман был поставлен «на землю Литовськоую и на Волыньскоую».

При новом разделе митрополии в 70-х годах XIV века свя­занный с литовским двором митрополит Киприан стал митропо­литом «Литвы и Малой Руси», то есть территорий, входивших в состав Великого княжества Литовского и Польского королевства, а оставшаяся территория, продолжавшая называться «Великой Русью», отошла к кандидату московских князей Пимену.

Появление в византийских источниках XIV в. в связи с раз­делами общерусской митрополии терминов «Великая» и «Ма­лая Русь», а также «Литва» было связано с разграничением по­литических зон влияния в Восточной Европе. Термин «Великая Русь» лишь к концу XIV века стал совпадать с будущей велико­русской территорией, а термин «Малая Русь» никогда не совпа­дал с границами будущей украинской территории.

Термин «Белая Русь», как писал доктор исторических наук Борис Николаевич Флоря²¹³, впервые появляется в сочинении византийского хрониста второй половины XV века Лаоника Хал-кокондила. Такие города, как Москва, Тверь, Киев, он относит к «Черной» Сарматии (так хронист называет Русь), а территорию Новгородской земли обозначает, как Сарматию «Белую».

В источниках второй половины XIV — начала XV веков, свя­занных с деятельностью Тевтонского и Ливонского орденов, Нов-городско-Псковские земли устойчиво именуются «Белой Русью». Территория на север от Новгорода на ряде географических карт XV века обозначена как Russia Alba в противоположность лежав­шей южнее Russia Negra — название, относившееся одновремен­но к территориям и Великого княжества Литовского и склады­вавшейся Московской Руси. В «Повести» Симеона-суздальца Ва­силий II именуется «белым царем всея Руси». В рассказе так на­зываемого свода 1479 г. о том же событии упоминается «болшее православие и вышшее христианьство Белые Руси».

Все это показывает, что интересующие нас термины, хотя и редко, встречаются и в восточнославянских источниках. По-видимому, и здесь «Белая Русь» употребляется в значении «Вели­кая Русь», тем более что и сам этот термин (правда, как внешний, используемый иностранцами) имеется также в «Повести» Симе­она: «Славна бо земля та и фрязове зовут ея Великая Русь».

Несколько слов стоит сказать и о термине «Украина». Как писал князь А.М. Волконский в статье «Историческая правда и украинофильская пропаганда»: «Русское слово «украйна» (польское исгата) означает «пограничная земля» (по-итальянс­ки раезе ал сопгте); русское прилагательное «исгатц» означает «то, что лежит у края, близ грани» (ргеззо 11 Ьогёо: ргеззо — у, ЬогсЬ — край). Очень знаменательно это значение слова, ибо ясно: то, что именуется Украиной, не есть нечто самостоятельное; такое название может быть дано известной местности лишь извне, пра­вительством или народом, рассматривавшим эту местность как некий придаток к своему государству. И действительно, для Лит­вы киевские земли стали украйной (южной) со времени завое­вания их ею в конце XIV века; для Польши — украйной (восточ­ной) со времени объединения Литвы и Польши во второй по­ловине XVI века; для Московской Руси — украйной (юго-запад­ной) со времени присоединения Малороссии в середине XVII века. Вряд ли наименование Украйна найдется в памятни­ках ранее конца XIV века. У Московской Руси были и другие украины — те земли, которые лежали у границы донской и ниж­неволжской степи, занятой татарскими кочевьями. Граница эта (насколько вообще можно говорить о степной границе в XIV— XVII веках) постепенно, ценой тяжких столетних усилий, подви­галась на юг; соответственно менялись и земли, к которым при­лагалось название украинных. Заметим, что прилагательное «ук-раинный» применяется вовсе не только к Южной России: клас­сический «Толковый словарь русского языка» Даля (издание 1865 г.), объясняя это слово, приводит такие примеры: «Сибирс­кие города встарь зывались украйными. А город Соловецкой ме­сто укроинное...»

Читаем в Новгородской летописи под 1517 год ом: «По коро­леву совету Жигимонтову приходиша крымские татарове на ве­ликого князя украйну около города Тулы... без пути начаша во-евати». В 1580 году вследствие тревожных известий государь рас­пределяет, «как быть воеводам и людям на берегу [то есть по Оке] по украинским городам от крымские украины и от литов- ской» (Древняя российская вивлиофика. XIV, 368). В 1625 году из Валуек (на юге нынешней Воронежской губернии) пишут, что чают «приходу татар на наши украйны»; об этой опасности царская грамота тотчас же сообщает воронежским воеводам (Кни­ги разрядные. 1, 1063, 1106, 1133; Воронежские акты. 1851. 1, 120). Подчеркнутые имена дают представление о постепенном продви­жении московской границы за эту сотню лет на юг. Подобные ци­таты можно было бы привести в изобилии.

Во сибирской во украйне,

Во даурской стороне... —

Так начинается народная песня про реку Амур, то есть песня, сложившаяся не ранее конца XVII века.

Сейчас националисты Украины и Белоруссии отчаянно спо­рят, на каком языке говорило население Великого княжества Ли­товского в XIV — XVI веках — на украинском или на белорус­ском? Обе стороны согласны, что их язык был государственным на территории Великого княжества Литовского. Одни утверж­дают, что Литовский статут 1529 года был написан на чисто укра­инском языке, а другие — что на белорусском. Увы, статут напи­сан на русском языке, очень близком к литературным памятни­кам XI —XIII веков.

«Самостийники» не понимают анекдотичности своих утвер­ждений. Что же получается? Объезжает, к примеру, великий князь литовский свои владения, и в Минске ему приходиться разгова­ривать по-белорусски, в Вязьме — по-русски, а в Киеве — по-ук­раински?

На русском языке была написана и знаменитая «Хроника Быховца», а когда в XVII веке кириллица была запрещена на терри­тории Речи Посполитой, хронику переписали тоже по-русски,но латинскими буквами.

В Кракове в Ягеллонской часовне к 1917 г. еще можно было прочесть надпись кириллицей на русском языке, датированную по одной версии 1459 годом, а по другой — 1470 годом. Все документы 1595—1596 гг., связанные с Брестской унией, также написаны на русском языке.

И еще один маленький вопрос — на каком языке печатались первые книги в Москве и в Великом княжестве Литовском? На беду всем самостийникам, знаменитый Иван Федоров печатал книги в Москве, Заблудове²¹⁴, Львове и в Остроге (на Волыни). Я не буду говорить об экстремистах, болтающих о каких-то осо­бых народах — у крах и литвинах, но даже благонамеренные со­ветские историки говорили, что к середине XVII века уже сфор­мировались белорусская и украинская народности. К примеру, в «Истории Украинской ССР»²¹⁵ говорится, что в XII —XIII веках прошел первый этап формирования украинской народности, а с XIV века по середину XVI века — второй этап.

И вот в начале «третьего этапа» Иван Федоров приезжает в Западную Белоруссию и на Западную Украину и начинает печа­тать русским шрифтом те же книги, что и печатал в Москве. Тот же русский шрифт, тот же русский язык — не знал бедный Фе­доров, что в Заблудове и Львове уже кончался третий этап бело-руссизации и украинизации.

Между прочим, русский шрифт, которым Иван Федоров на­чал печатать книги в Москве, не был его изобретением. В 1491 г. немецкий студент Рудольф Борсдорф изготовил по заказу кра­ковского печатника Швайпольта Филя «русский шрифт». В том же 1491 г. и вышли две первые печатные книги на русском язы­ке — «Осмогласник» и «Часослов». Они распространялись как в Великом княжестве Литовском, так и в Великом княжестве Мос­ковском.

В 1574 г. в Львове Иван Федоров печатает «Азбуку». Чью аз­буку? Понятно, что русскую! Заметим, что якобы украинское слово «друкария» тогда равно использовалось в Москве, Минске и Львове. А чуждым русскому языку словом «типография» мы обя­заны Петру I и любимым им немцам.

В 1561 г. монах Исайя из города Каменец Польский отправил­ся в Москву за оригиналами книг на русском языке, чтобы печа­тать их «слово в слово»: «...в нашем государстве христианском руском Великом княжестве Литовском выдати тиснением печат­ным нашему народу христианскому, да и русскому московско­му»²¹⁶.

Не я, а монах Исайя, князья, шляхтичи и попы XVI века твер­дят нам одно и тоже: в Великом княжестве Литовском и в Ве­ликом княжестве Московском был один народ — русский.

Первопечатник Иван Федоров, князь Андрей Курбский и сот­ни других людей, приехав из Москвы в Великое княжество Литовское, оказывались в кругу православных людей, говоривших на одном языке, короче — в кругу своих. Это были Николай Радзивилл, Григорий Ходкевич, Константин Острожский и другие. Эти фамилии эрудированный читатель привык встречать сре­ди польских магнатов, но с XVI по XVIII век это были русские люди, а не ляхи. Точно так же, как дети и внуки эмигрантов первой волны (1917 — 1922 гг.) — уже не русские, а французы, немцы и американцы русского происхождения.

Другой вопрос, что во Львове и на Волыни в русский язык в конце XVI века начинают проникать полонизмы, и князь Андрей Курбский решительно выступил против использования «польской барбарии».

Еще в конце XIV — начале XV веков в русском языке Вели­кого княжества Литовского появляются термины «паны», «рада» и т.д. Причем, панами называли и литовцев-католиков, и пра­вославных князей и дворян.

Точно также язык москвичей обогащался десятками татарс­ких слов. Замечу, что в XV веке речь москвичей гораздо больше отличалась от языка новгородцев, чем, скажем, от языка жителей Смоленска — подданных Великого княжества Литовского.

Увеличение различий в языке Великого княжества Литовско­го и Московской Руси в XIV —XVII веках — вещь вполне есте­ственная и никак не связанная с формированием двух или трех наций. Возьмем, к примеру, Южную и Северную Корею. Там что, два народа, две нации? А между тем в 2002 г. был издан словарь для перевода с северокорейского на южнокорейский языки, насчитывающий 50 тысяч значений, имеющих различные наимено­вания на севере и на юге Кореи.

Увы, сейчас националисты всеми силами пытаются доказать, что еще до Рюрика на территориях современных Украины и Бе­лоруссии жили какие-то народы, не имеющие ничего общего с русскими (москалями). На Украине в исторической науке что ни год, происходят все новые открытия! То ее коренное население происходит от каких-то «рутенов», то от племени «укров».

Особую ненависть самостийников вызывают русские былины. Вот пирует в гридне своей в стольном граде Киеве князь Влади­мир Красное Солнышко: угощает свою дружину и богатырей, «стоятелей и сберегателей святорусской земли». Кто эти бога­тыри? Южные ли только они уроженцы или съехались со всех краев Руси? Сидит за столом Ставёр из Новгорода, Дюк Степа-ныч из Галиции, Добрыня Никитич, сын богатого рязанского го­стя, боярин Пермята из Перми, Алеша Попович, сын ростовского протопопа, и Чурила Пленкович, щеголь и богач из-под Киева. Со всеми ласков князь, всех потчует медом, для всех у него доб­рое слово. Но кого встречает он с особым почетом, ведет за руку и сажает в красный угол? Илью Муромца, скромного крестьяни­на, богатыря из-под Мурома.

Конечно, часть этих богатырей вымышлена, Пермь в то время была еще далеко от русского рубежа, а Ставёр — современник Владимира Мономаха, а не его прадеда. Важно то, что в народном представлении киевские богатыри — общерусские, что жизнь их (особенно Ильи Муромца) посвящена идее служения русской земле. Нигде в былинах вы не найдете выражения неприязни к северным областям. Народ этого чувства не знает и «честь» ле­леять его предоставил самостийникам.

Но теперь в Киеве срочно былины переписывают. Так, Илье Муромцу придумали новое место рождения — где-то на Запад­ной Украине. И стал он щирым хохлом, как адмирал Нахимов — Нахименкой, а матрос Кошка — Кишкой.

Только сейчас «выяснилось», что в 1410 г. на поле у Грюнвальда вышли украинские полки под «жевто-блокитным» стягом. Они, понятно, и битву выиграли. Надо ли говорить, что и запорожцы ходили в походы только с «жевто-блокитными» стягами, и ни как иначе. Они-де даже свои чайки красили исключительно в желтый и голубой цвета.

Все верно. Только знаменем галицких королей был Золотой Лев на голубом поле. А в 1410 г. киевский полк шел на крестонос­цев под красным (червленым) стягом. У запорожцев же знамена были различных оттенков красного цвета: под красным флагом воевал Северин Наливайко, под малиновым — гетманы Хмель­ницкий и Дорошенко.

Сторонникам желто-голубого сочетания цветов приходится прибегать к всевозможным логическим ухищрениям, чтобы дока­зать, что именно эти цвета были основными. Впервые же желто-голубой флаг, похожий на самостийный, появился в 1848г. во Львове на территории Австрийской империи, когда в разгар вен­герского восстания имперское правительство создало в Галиции Головну Руську раду, чтобы иметь в тылу у восставших верные себе войска.

По одной версии этот флаг был сконструирован из цветов га-лицкого флага — вверху золотой цвет льва, внизу — голубой цвет фона. По другой версии некогда у галичан было красно-синее знамя (это подтверждается документами), а мать императора Франца-Иосифа заменила красный цвет желтым, чтобы в галиц-ком флаге было что-то от желто-черного знамени Габсбургов. И австрийский наместник торжественно вручил его «руським га­личанам».

В 1911 г. украинского национального флага еще не существо­вало. Тогда лишь развернулась дискуссия на эту тему. Известный украинский историк И. Крипьякевич предложил считать нацио­нальным цветом красный — цвет запорожского казачества. В от­вет историк С. Томашивский предложил сочетание желтого и голубого цветов, сославшись, в частности, на то, что красный цвет означает рабочую солидарность.

Когда в начале 1918 г. Центральная Рада осознала свое банк­ротство, для наведения «порядка» она пригласила на украинскую землю немецкие войска. Чтобы с нею считались как с суверенным правительством, был в спешном порядке задним числом принят IV Универсал о независимости Украинской народной республи­ки. В то время и был утвержден государственный флаг — жел­то-голубое знамя.

После завоевания Украины немцы скинули Центральную Раду за ненадобностью, утвердив вместо нее своего ставленника — гет­мана Скоропадского. Именно он «перевернул» цвета флага, что­бы доступней объяснять народу их значение: вверху синий — цвет неба, внизу желтый — цвет пшеницы. Именно в этом виде флаг использовался впоследствии и Петлюрой, и Бандерой. И имен­но в этом «немецком» варианте флаг реет сейчас над площадя­ми Украины.

Дата добавления: 2017-01-14