В то время как население США составляет всего лишь 6,3% от 10 страница

Чтобы понять эту странную ситуацию, необходимо вспом­нить, что доллары — это фактически долговые расписки Соеди­ненных Штатов. То есть владение ими дает лишь право на тре­бование определенной части национального продукта Амери­ки. Но в настоящем общий объем выпущенной долларовой массы давно не соответствует не только золотому запасу США, но и всем материальным ценностям, которые находятся на их территории. Более того, как свидетельствует немецкий эконо­мист Рафаэль Фриц, на мировом уровне ценовое соотношение между товарами и долларовой массой сегодня достигло предель­но допустимого уровня. Это соотношение составляет 1:25 и про­должает возрастать. И это притом, что долг США на данный мо­мент достиг 17 триллионов (!).

Суть механизма глобальной финансовой экспроприации со­стоит в следующем: менеджмент ФРС печатает столько долла­ров, сколько необходимо владельцам Федерального резерва для сво­его непрерывного обогащения, а чтобы предотвратить инфляцию в самой Америке, «лишние» деньги «сбрасываются» в качестве международного платежного средства на внутренние рынки других стран в обмен на ресурсы. Всякая попытка любой страны вый­ти за рамки этой системы жестко наказывается искусственно создаваемыми финансовыми кризисами или в крайнем случае военной силой США.

Колоссальная концентрация международной валюты в ру­ках узкого круга транснациональных финансовых магнатов и возможность беспрепятственной манипуляции ею превратили доллар в мощное оружие невероятной разрушительной силы. Ис­пользуя его, они получили возможность вести широкомасштаб­ные финансовые войны против любого национального государ­ства с целью разрушения или захвата его экономической систе­мы, осуществляя агрессию путем перемещения огромных долларовых масс по принципу: приток — отток — приток. Как это происходит, можно понять на примере финансового кризи­са в Юго-Восточной Азии.

Где-то с 1990 года в этот регион начался мощный «вброс» долларовых инвестиций, иначе говоря, — долговых расписок Федеральной резервной системы. Уже к 1996 году на азиатских фондовых рынках циркулировало около 250 млрд.долл. США, хотя еще шесть лет назад эта цифра едва достигала 40 млрд. Же­лание инвесторов получить сверхприбыли в Азии было настоль­ко сильным, что накануне обвала, как писала «New York Times», земля под императорским дворцом в Токио стоила дороже всей Флориды. Котировки ценных бумаг азиатских предприятий стремительно и неестественно возрастали. На первичные цен­ные бумаги выпускалась огромная масса вторичных. В 1997 году на фондовом рынке на 1 доллар реальных вложений приходи­лось «бумаги» на 10 условных долларов. Рынок раздулся до 360 триллионов, которые в десять раз превысили совокупный ми­ровой продукт. За это время фондовый рынок «всосал» в себя прибыли частных лиц, деньги пенсионных фондов, государ­ственные бюджеты стран этого региона и т.п. Потом были спро­воцированы паника и обвал фондовых рынков. Произошел мощный отток долларовой массы — бегство капиталов. Держа­тели принялись в массовом порядке продавать ценные бумаги («долговые расписки» азиатских предприятий), т. е. менять их на доллары («долговые расписки» ФРС). Но такого количества долларов никто предоставить не мог. Поэтому котировки акций азиатских компаний стремительно обвалились.

После этого (в том же 1997 г.) Федеральная резервная систе­ма США произвела эмиссию в 200 млрд.долл. Большая часть из них сразу пошла на покупку казначейских облигаций США. А в следующем 1998 году глава ФРС Аллен Гринспен сообщил о профиците госбюджета США в 70 млрд.долл.

Естественно, что после подобного фондового обвала сто­имость промышленных предприятий той страны или региона, где он произошел, становится минимальной. Вот тогда (если это целесообразно) главные творцы кризиса, манипулировавшие основной массой долларов, возвращаются на разгромленный фондовый рынок и скупают наиболее прибыльные предприя­тия по бросовым ценам. Так была захвачена небольшой финан­совой группой, спровоцировавшей Великую депрессию, амери­канская промышленность, так происходил и происходит захват или разгром национальных экономик транснациональными фи­нансово-политическими кланами на данный момент.

Вот что по этому поводу пишут Мартин и Шуманн: «Дей­ствующие в мировом масштабе торговцы валютой и ценными бумагами направляют непрерывно растущий поток свободного капитала и могут тем самым приносить счастье или горе целым странам, что они и делают, в значительной степени избегая го­сударственного контроля. <...> Все чаще и чаще политики и электораты по всему миру видят, как анонимные действующие лица денежных рынков берут на себя управление их экономи­кой, вследствие чего политике остается лишь роль беспомощ­ного стороннего наблюдателя» [2, с. 74].

Таким образом, постепенное обособление денег от золота и материально-производственной сферы превращает их в самодовлеюшую и господствующую силу мира. Разрушение же всех тра­диционных издержек, ограничивающих возможность манипу­ляции деньгами, превратило последние в наиболее эффектив­ный источник сверхприбылей.

Как уже было замечено выше, получение наибольшей при­были за минимальный промежуток времени является главной целью экономики западного типа. В подобных условиях при­были от финансовых спекуляций во много раз превысили про­изводственный сектор. Лишь 10-12 % всей мировой финансо­вой системы связано с реальным производством и товарообме­ном. Вся другая ее часть не имеет реального материального наполнения и ориентированна лишь на финансовые манипу­ляции [2, с. 14]. По подсчетам Рене Пассе, чисто спекулятив­ные операции на валютных рынках достигают сегодня объема в 1,3 трл. долл. в день, что в 50 раз превышает мировой торговый оборот и почти соответствует тем 1,5 трл. долл., которыми оце­ниваются резервы всех «национальных банков» мира. «Таким образом, — комментирует Пассе, — ни одно государство не мо­жет сопротивляться спекулятивному давлению «рынков» более нескольких дней» [54].

С 1989 по 1995 год номинальная цена фьючерсных сделок на мировых финансовых биржах удваивалась каждые два года и достигла в масштабах всего мира (по свидетельству Постоян­ного комитета по евровалюте Группы «десяти» при БМР) вели­чины в 41 трл. долл. Эта цифра, по мнению Мартина и Шуманна, «сигнализирует о разительной перемене в природе финан­совых сделок, лишь от 2 до 3 процентов которых в настоящее время напрямую служат для страхования рисков торговли и про­мышленности. Все остальное — это пари, заключаемые между собой теми, кто колдует на рынке» [2, с. 82].

«В 1971 году, — пишет Н. Хомский, — 90 % международных финансовых сделок относились к реальной экономике — к тор­говле или долгосрочным инвестициям, а 10 % были спекулятив­ными. К 1990 году процентное соотношение изменилось на про­тивоположное, а к 1995 году около 95 % значительно ббльших сумм были спекулятивными, с ежедневными потоками, как пра­вило, превосходящими общие резервы для международного об­мена семи крупнейших индустриальных держав более чем на один триллион долларов вдень и весьма краткосрочными: около 80 % сумм возвращались назад за неделю и менее того» [33, с. 34].

Таким образом, в мировой экономической системе сложи­лась ситуация, при которой наибольшую прибыль получает тот, кто имеет дело с чистыми финансами. В 1996 году акционеры семи крупнейших американских денежных центральных бан­ков (money center banks) получили в среднем абсолютную при­быль в 44%. Специализирующие на финансах взаимные фон­ды (mutual fonds) — абсолютную прибыль в среднем в 26,5%, существенным образом превзойдя все остальные производства. Фонды, специализирующиеся на акциях much-touted technology, вышли на второе место с 21%.

Поэтому можно констатировать, что финансовая сфера не только стала самостоятельной и самодовлеющей, но и напала до­минировать над сферой производства, подчиняя ее своим внутрен­ним императивам. Более того, под давлением финансовой сис­темы произошла деформация сферы производства и даже по­давление ее развития.

Наиболее важным фактором, обеспечивающим существо­вание вышеуказанного положения вещей, является распрост­раненная в мире практика предоставления кредитов под про­центы. Взимание ссудного процента является фундаментальной основой современной финансовой системы западного типа и вто­рым (после возможности производить международные деньги) главным условием мирового господства транснациональной оли­гархии. Генрих Шнее, в своем исследовании династии Ротшиль­дов, констатировал, что уже в XIX веке «пять братьев выпуска­ли государственные займы почти для всех стран, что дало дому Ротшильдов возможность превратиться в абсолютную финан­совую монархию»[170] [6, с. 229]. С появлением же мировой валю­ты добиться подобной цели стало гораздо проще.

Вместе с тем из-за взимания ссудного процента экономи­ческая система теряет свою целостность и эффективность. Она создает ситуацию, при которой возникает две категории субъек­тов экономической деятельности: первая категория существует за счет создания материальных ценностей, а вторая — за счет процентов, получаемых от кредитования производства. Понят­но, что последняя группа непосредственно заинтересована в том, чтобы размер ссудных процентов был максимально большой. Для производителя эта ситуация не является выгодной, так как плата по процентам делает продукцию более дорогой, а не­которые ее виды вообще нерентабельной. Но вместе с этим ему нужны деньги как составная, функциональная часть процесса производства, а потому он вынужден брать кредиты под про­центы.

Однако бремя процентных поборов ложится не только на производителя. Цена каждой единицы произведенной продукции в рамках финансово-экономической системы западного типа име­ет долю процентного долга. Причем чем больше размер задей­ствованного капитала, тем больше она в цене товара.

Так, например, доля издержек оплаты процентов по кре­дитам (капитальных затрат) в плате за вывоз мусора в городе Аахен (Германия) составляет 12 % (1983); в плате за питьевую воду и канализацию (Северная Германия 1981 г.) доля затрат уплаты процентов составляет уже 38 % и 47 %>, а для уплаты за использование квартир социального и жилищного фонда она составляет 77 %. В среднем доля процентов или капитальных затрат для цен на товары и услуги повседневного спроса дос­тигает 50 % [55].

В таких условиях все западное общество становится жерт­вой ростовщичества в глобальном масштабе. Причем пользует такой системы перераспределения денег получают лишь 20 % населения. То есть 80% платят по процентам больше, чем полу­чают, 10 % получают немного больше, чем платят, и лишь пос­ледние 10% получают в два раза больше, чем платят. К этой пос­ледней категории относятся представители западных олигархи­ческих кланов, причем 1% из них имеет доходы в десятикратном размере, а 0,1 % имеет стократную прибыль [55].

Еще в 1919 году Г. Федер, исследовав особенности финан­совой системы западного типа и выявив центральное значение в ней ссудного процента, констатировал: «Процент — источ­ник силы большого капитала. Именно процент, этот безустан­ный и бесконечный поток благ, просто из области денег, не тре­буя приложения никаких усилий, дает силу роста мировым де­нежным столпам. Кредитный процент — дьявольский принцип, из которого и родился золотой интернационал. Всё повсюду заемный капитал присосал к себе. Как голодный волк, окружил большой ссудный капитал все государства, все наро­ды мира. <...> Самым трагичным в этом денежном обмане яв­ляется... тот факт, что всего лишь сравнительно малое число крупных капиталистов получает из всего этого огромные ба­рыши, а весь рабочий народ, включая средних и малых капиталистов, торговлю, ремесла, промышленность, должны оп­лачивать проценты» [56].

Таким образом, можно сделать главный вывод: фундамен­тальной основой современного мирового могущества транснацио­нальной олигархии является обретение ею, в ходе долгой и упорной борьбы, права производить международные деньги и давать их в долг под проценты. Бели по какой-то причине она утратит это право, ее безграничной власти придет конец.

Борьба с взиманием ссудного процента настолько же древ­няя, как и сами деньги. Многие народы считали ее злом, несу­щим бедствия, страдания и разрушения. Уже Аристотель в сво­ей «Политике» писал: «Ростовщика ненавидят совершенно справедливо, ибо деньги у него сами стали источником дохо­да, а не используются для того, для чего были изобретены. Ибо возникли они для обмена товаров, а проценты делают из денег еще больше денег. Отсюда и их название (рожденные). А рож­денные похожи на родителя. Но проценты — это деньги от денег, поэтому они всего противнее природе из всех родов заня­тий». В древнем Риме, финансовом центре огромной Римской империи, в 332 году до н.э. Lex Gemicia наложил полный зап­рет на этот способ обогащения. Во времена кайзера Юстиниа­на было запрещено использовать сложные проценты,при этом нельзя было требовать проценты, если их неуплаченная сумма выросла до величины одолженного капитала. Если перевести дословно текст греческого оригинала, то в Евангелии от Луки можно прочесть: «И взаймы давайте, не ожидая ничего», а Никейский собор, состоявшийся в 325 году от Рождества Хри­стова, запретил всем духовным лицам взимать проценты. На­казанием, преступившим запрет, было немедленное лишение сана. В 1139 году Второй Латеранский собор постановил: «Кто берет проценты, должен быть отлучен от церкви и принимает­ся обратно после строжайшего покаяния и с величайшей ос­торожностью. Взимателей процентов, не вставших перед смертью на Путь истины, нельзя хоронить по христианскому обы­чаю». Мартин Лютер (1483—1546) много раз страстно обличал ростовщиков: «И потому ростовщик и скряга — это и правда не человек; он и грешит не по-человечески. Он, должно быть, оборотень, хуже всех тиранов, убийц и грабителей, почти та­кая же скверна, как сам дьявол. Сидит он не как враг, а как друг и согражданин, под защитой и покровительством общи­ны, но отвратительнее он, чем любой враг и убийца-поджига­тель. Потому если колесуют и обезглавливают уличных граби­телей, убийц и преступников, то сколь же больше нужно сначала колесовать и пытать всех ростовщиков, изгонять, прокли­нать и обезглавливать всех скряг...»

Очевидно, в те суровые времена извести племя менял не уда­лось, и то, что столько столетий считалось в Европе страшным грехом, в середине XIX века было благосклонно разрешено[171], а в XX веке превратилось в добродетель.

Но были ли так глупы ветхозаветные мудрецы «избранного народа», запрещавшие отдавать «в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего другого, что можно отдавать в рост», или неис­товый Лютер, призывавший колесовать тех, кто живет за счет ссудного процента? Сомнительно. Вероятней всего, они хорошо знали, что рост денег под проценты (точнее, под «сложные про­центы») происходит по экспоненте, и с его скоростью не может сравниться никакой другой тип роста. Как заметил немецкий экономист М. Кеннеди, в природе такой рост, как правило, про­исходит там, где болезнь и смерть. Например, экспоненциаль­ную динамику роста имеют клетки рака. Сначала рост происхо­дит медленно. Из одной клетки развивается две, из двух — 4, по­том 8, 16, 32, 64, 128... т. е. темп роста постоянно ускоряется.

То же самое касается кредитов под так называемые сложные проценты (compound interest), выплачиваемые на любые ранее вып­лаченные проценты, а также на основную сумму, взятую в долг. При взимании 3% годовых вложенная сумма возрастет в два раза через 24 года, при 6% — через 12 лет, при 12% — через 6 лет. Ника­кая экономическая деятельность не может дать подобной прибыли, так как способна развиваться лишь в рамках линейного роста.

Данную особенность ссудного процента иллюстрирует из­вестная притча о персидском царе. Он был в таком восторге от шахмат, в которые его научил играть один мудрец, что пообе­щал тому выполнить любое его желание. Мудрец оказался че­ловеком, осведомленным в математике, и попросил царя в ка­честве вознаграждения положить на первый квадрат шахматной доски одну хлебную зернинку, а на каждый следующий в два раза больше, и то количество зерна, которое получится в итоге, отдать ему. Сначала царь обрадовался такой скромной просьбе, но потом понял, что во всем его царстве не хватит зерна, для того чтобы удовлетворить просьбу мудреца. Как заметил М. Кеннеди, его общее количество составило бы 440 мировых урожаев, собранных в 1982 году [55].

Вышеизложенная арифметика достаточно проста даже для ученика начальных классов средней школы, но тем не менее институт взимания ссудного процента продолжает существо­вать, и благодаря ему миллиарды людей становятся с каждым годом беднее в пользу нескольких сотен «избранных» семей, чья алчность и воля к власти не знает границ.

Огромный, постепенно увеличивающийся разрыв между пер­выми и вторыми был вынужден констатировать один из наиавто­ритетнейших социологов Запада Мануэль Кастельс — «новая сис­тема характеризуется тенденцией возрастания социального нера­венства и поляризации, а именно — одновременного роста верхушки и дна социальной шкалы» [57, с. 499]. Как следствие это­го: «Основная масса родовой рабочей силы не имеет постоянного места работы, циркулируя между различными источниками заня­тости (которая носит главным образом случайный характер). Мил­лионы людей постоянно находят и теряют оплачиваемую работу, часто включены в неформальную деятельность, причем значитель­ное их число вовлечено в низовые структуры криминальной эко­номики. Более того, потери стабильной связи с местом работы, слабые позиции работников при заключении контрактов приво­дят к более высокому уровню кризисных ситуаций в жизни их се­мей: временной потере работы, личным кризисам, болезням, при­страстию к наркотикам/алкоголю, потере сбережений, кредита. Многие из этих кризисов связаны друг с другом, порождая спи­раль социального исключения...» [57, с. 499-500].

Таким образом, все сферы человеческой жизнедеятельности в западном обществе оказались в рамках тотальной системы финансовой экспроприации. Что бы ни делал человек, чем бы ни занимался, он обязательно отдает определенный процент сво­их средств неизвестным творцам этой системы. Так крепнет могущество транснациональной олигархии.

Подобная ситуация прежде всего связана с тем, что финан­совая сфера является полностью закрытой и самодовлеющей. Группы, определяющие ее функционирование, лишены конт­роля как со стороны государства, так и со стороны общества. Более того, как государство, так и общество оказались в их по­стоянно крепнущей власти. В связи с этим Томислав Сунч за­мечает: «Сегодня большая иллюзия либеральной демократии состоит в том, что последняя не исходит более из народной воли, но противопоставлена народу. В современной большой поли­тике сами массмедиальные персоны политического класса на­много важнее, чем их же политические решения (синдром ма­тери Терезы и леди Дай); истинное средоточие власти находится где-то в иных местах, часто — в анонимных центрах финан­сового капитала. Нынешняя либерал-глобальная пантомима зависит от крупных финансовых групп. Это типичная «вуду-политика», — как отметил один левый французский писатель. Подписывающие чеки делают и большую политику (Christian de Brie, Le Monde diplomatique, Mai 1997). В особенности в Аме­рике крупные и влиятельные политики управляются с Уолл­стрит — как, к примеру, сенатор Альфонсод'Амато или министр финансов Роберт Рубин, сам происходящий с Уолл-стрит (Serge Halimi, Le Monde diplomatique, Mai 1997)» [58].

БИТВА ЗА ФЕДЕРАЛЬНЫЙ РЕЗЕРВ

В традиционном обществе отношение к деньгам никогда не выходило за рамки их функционального назначения. Они всегда были не более чем связующим звеном между покупателем и про­давцом. И лишь в руках людей с определенным психотипом день­ги обретали несвойственную им роль, превращаясь в инструмент власти, при помощи которого они подчиняли своей воле целые народы.

Небольшие сообщества менял, объединенные мощным корпоративным духом, особой иерархией ценностей и специ­фическим образом жизни, присутствовали во всех обществах, где существовали денежные отношения. Они занимали свою нишу в социальной и хозяйственной жизни страны и не пред­ставляли для нее угрозы, если удерживались государством в рамках четко обозначенных норм и правил, которые принуж­дали их соблюдать общественные интересы. Образно говоря, в условиях традиционализма менялы были некой колонией бактерий, чья деструктивная активность подавлялась духовны­ми императивами нации, в среде которой они находились, выступавшими в качестве своеобразной иммунной системы, проявляющей себя в жестких запретах на определенные виды деятельности. С разрушением же традиции возникала психо­логическая и социальная среда, в которой небольшие касты менял, обретая полную свободу действий, со временем пре­вращались в невидимую, но грозную силу, «пожирающую» из­нутри общественный организм.

В качестве иллюстрации этого можно привести библейскую историю о том, как Иисус изгнал менял из Храма. Будучи под­данными Римской империи евреи, в соответствии с установлен­ными правилами, не могли платить храмовый сбор деньгами с изображением римского императора, покорившего «богоизбран­ный народ». Поэтому плата принималась только половиной ше­келя, на котором отсутствовал ненавистный им лик кесаря. Поэтому данная монета обрела ценность, превосходящую ее функ­циональное предназначение, так как без нее верующий не мог совершить одно из главных проявлений «цдаки»[172] — пожертво­вать деньги на нужды Храма. Так как «богоугодной» монеты было мало, потребовались услуги менял, которые ее концентрировали в своих руках, а затем предоставляли для обмена правоверным иудеям. Установив таким образом монополию на нее, они полу­чали колоссальную прибыль. Кроме того, невероятно возросло их влияние среди евреев, ведь возможность исполнения религи­озного долга (цдаки) оказалось в полной зависимости от менял.

Фактически создатели американского доллара (играющего сейчас в масштабах всего мира роль вышеупомянутого «бого­угодного» шекеля) и Федеральной резервной системы США (по­зволяющей им обладать денежной монополией) используют те же принципы, что и их предшественники в древней Иудее. В данном случае история повторилась, с той только разницей, что сейчас нет Иисуса, который мог бы выгнать менял из Храма[173].

На данный момент Федеральная резервная система пред­ставляет собой структуру, которая состоит из рабочих органов трех уровней — Совета управляющих; двенадцати федеральных резервных банков и приблизительно 6000 банков — членов ФРС. Кроме того, Федеральная резервная система использует в рабо­те консультативные и рабочие комитеты для выполнения раз­личных задач. Три из них непосредственно подчиняются ФРС - Потребительский консультативный совет, Федеральный кон­сультативный совет и Консультативный совет бережливости.

Совет управляющих (располагается в городе Вашингтон, округ Колумбия) состоит из семи постоянных членов, которые фор­мально назначаются президентом США[174] с одобрения Сената. Занимающий пост в Совете управляющих может исполнять свои обязанности полный срок (составляющий 14 лет), но при этом может подать в отставку раньше, доработав текущий двухлетний семестр (term), либо несколько продлитьсвое пребывание в должности за счет «дополнительных» семестров. Семь членов Сове­та управляющих — это единственные официальные лица Феде­ральной резервной системы. Изданный момент ими являются:

· А. Гринспен (Alan Greenspan) — глава ФРС (срок полномо­чий до 2006 г.) — банк Нью-Йорка;

· Р. Фергусон (Roger W. Ferguson, Jr.) — вице-президент ФРС (до 2014 г.) — банк Массачусетса;

· Э. Грэмлич (Edward M. Gramlich) — член совета ФРС (до 2008 г.), банк Виржинии;

· С. Байс — (Susan Schmidt Bies) член совета ФРС (до 2012-г.), банкТеннеси;

· М. Олсон (Mark W. Olson) — член совета ФРС (до 2010 г.), банк Мэриленд;

· Б. Бернанк (Ben S. Bernanke) — нет сведений;

· Д. Кохн (Donald L. Kohn) — нет сведений.

Только Совет управляющих ФРС обладает необходимыми полномочиями для установления уровня обязательных резер­вов депозитных учреждений, а также разделяет с федеральны­ми резервными банками всю полноту ответственности по про­ведению операций на открытом рынке ценных бумаг и опреде­лению наиболее приемлемых банковских учетных ставок. За последние годы Совет управляющих ФРС расширил масштабы своей деятельности по регулированию денежно-кредитных от­ношений в США за счет принятия таких законов, посвящен­ных финансовой деятельности, как «Закон о предоставлении достоверной информации в кредитовании», «Закон о правиль­ном погашении кредита» и «Закон о реинвестировании».

Кроме деятельности внутри страны, председатель Совета управляющих является членом Национального совещательно­го совета по международным денежным и финансовым пробле­мам при правительстве США, куда входят руководители других соответствующих агентств США, председатель является также заместителем представителя США в Международном валютном фонде. В качестве члена делегации США на важных международных конференциях председатель представляет точку зрения центрального банка по вопросам международной финансовой и экономической политики.

Персонал Совета поддерживает тесную связь со своими кол­легами в правительстве. Они имеют частые неофициальные встречи со служащими таких учреждений, как Совет экономи­ческих консультантов, Министерство финансов, Учреждение по управлению, бюджету и экономическим проблемам, Аппарат контроллера денежного обращения, Федеральная корпорация по страхованию депозитов, Правление федеральных банков по кредитованию жилищного строительства, Национальная адми­нистрация кредитных союзов.

Федеральная резервная система США состоит из 12 федераль­ных резервных банков, которые имеют в общей сложности 24 фи­лиала в важнейших промышленных и деловых центрах США.

Согласно американскому законодательству, все нацио­нальные банки США обязаны поддерживать свое членство в Фе­деральной резервной системе. До 1980 года банки, принадле­жащие к ФРС, имели определенные преимущества перед осталь­ными банками и ссудосберегательными учреждениями. Имея статус банка-члена Федеральной резервной системы, соответ­ствующий финансовый орган приобретал определенный пре­стиж. Банки — члены ФРС — обладали правом получать ссуды в федеральных резервных банках, заказывать, равно как и раз­мещать, в этих банках наличные средства, пользоваться услуга­ми Федеральной резервной системы, получать необходимые консультации по интересующим финансовым вопросам.

История создания Федерального резерва представляет со­бой своеобразную конспиративно-криминальную сагу (в кото­рой лидеры финансовых групп восточного побережья США, тесно связанные с европейскими банкирами, периодически вступали в тайный сговор для осуществления антиконституци­онных махинаций), повествование которой начинается в кон­це XVIII века и заканчивается в начале XX. Многое из того, что касается центрального банка США, до сих пор является тайной за семью печатями. Как заметил профессор Энтони Саттон в своей книге «Заговор Федеральной резервной системы»: «Кон­гресс никогда не расследовал деятельность Федеральной резер­вной системы, и весьма вероятно, что мы этого не дождемся. Никто не видел ее счетов, они не ревизуются. Балансовые отче­ты не выпускаются. Никто, кто бы то ни был, просто не уцелеет, если он отважится критиковать Федеральную резервную систему» [59, с. 21]. На уровне же публичной политики создание ФРС представляло собой ожесточенную борьбу, с переменным успе­хом ее сторонников и противников, растянувшуюся более чем на столетие. Если сейчас целесообразность существования Фе­деральной резервной системы не обсуждается (на эту тему в Соединенных Штатах наложено жесткое табу), то до 1913 года убедить не только народ, но даже конгрессменов в необходимо­сти существования в США частного центрального банка транс­национальные финансовые кланы не могли. Тот факт, что по­добная структура защищает лишь интересы узкого слоя правя­щей финансово-политической элиты, был слишком очевиден. Именно поэтому создание ФРС представляло собой изощрен­ную аферу, четко соответствующую основным параметрам так называемой «теории заговора».

Необходимо отметить, что идея центрального банка роди­лась не в США, а была экспортирована туда из Великобрита­нии, где центральный банк был создан еще в 1694 году. Он был той ценой, которую заплатила британская корона группе меж­дународных финансистов за предоставление ими масштабных кредитов, в которых нуждалась страна, истощенная непрекра­щающейся почти полвека войной с Францией.

В лондонской часовне Мерсера произошла секретная встре­ча упомянутых финансистов с представителями английской вла­сти, на которой было заключено соглашение, состоявшее из семи пунктов, по которым в дальнейшем создавались централь­ные банки во всем мире. Пункты договора были следующие:

1. Король (правительство) выдает разрешение на создание банка.

2. Банк обладает монополией на производство банкнот, име­ющих право хождения в Англии в качестве бумажных денег.

3. Только определенная часть выпускаемых банком денег бу­дет обеспечиваться золотыми монетами.

4. Банк будет давать правительству ссуды в размерах, необ­ходимых правительству.

5. Деньги, созданные для правительственных займов, в ос­новном будут обеспечиваться долговыми расписками прави­тельства («облигациями»).

6. Правительство будет платить по ним восемь процентов годовых.

7. Правительственные долговые обязательства будут считать­ся «резервом» для создания дополнительных ссуд частным ком­мерсантам (эти ссуды также будут даваться под проценты, т.е. банк сразу будет получать двойные проценты за те же самые деньги).

После создания Банка Англии король получил кредит на финансирование войны в размере 1 млн.200 тыс. фунтов стер­лингов, несмотря на то что в банке в тот момент золота было всего лишь на 720 тыс., то есть банк превысил свои реальные финансовые возможности на 66 %.

Дата добавления: 2017-01-14