О НАЧАЛАХ». ФРАГМЕНТЫ

ОРИГЕН

О КРЕЩЕНИИ. ФРАГМЕНТ

Печатается по: Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Избранные сочинения. — М., 1994. С. 93—94.

<...> Но как же сильно стремится испорченность расшатать или совсем устранить веру, если нападает на нее с тех самых основ, на которых она зиждется! К тому же ничто не смущает души людей больше, чем явная простота Божиих дел, сопостав­ленная с величием обещаемого результата. Вот так и здесь. Из-за того, что человек, погруженный в воду с такой простотой, без пышности, без каких-либо особых приготовлений и, вдоба­вок, без расходов, получает крещение при произнесении не­многих слов и выходит из воды немногим чище или вообще не чище, тем невероятнее кажется наследование вечности. Пусть я буду лжецом, если идольские мистерии и празднества, напро­тив, не создают себе веры и уважения приношениями, приго­товлениями и расходами. О, жалкое неверие, которое отказы­вает Богу в Его главных свойствах — простоте и силе! Что же? Разве не удивительно, что омовением разрушена смерть? Да ведь тем более следует верить там, где именно потому и не верится, что это удивительно! Ибо каковы должны быть дела Божий, если не сверх всякого удивления? Мы и сами удивляем­ся, — но потому, что верим. Впрочем, неверие тоже удивляется, но не верит, — удивляется простому как незначительному, а величественному как невозможному. Но пусть будет так, как ты думаешь. По поводу того и другого уже были высказаны Божественные речения: Бог избрал немудрое мира, чтобы посра­мить мудрость его (ср. 1 Кор. 1, 27) и претрудное у людей легко у Бога (ср. Матф. 19, 26). Ведь если Бог и мудр, и могуществен, в чем даже пренебрегающие Им Ему не отказывают, то Он поступил весьма достойно, избрав предметом Своих дел проти­воположное мудрости и могуществу, — глупость и немощь. Ибо всякая способность ведет свое начало от того, чем она вызыва­ется. <...>

Ориген (185—254 гг.) родился в семье христианина и с юных лет познал гонения на новую веру — его отец был казнен за свои религиозные убеждения. Но это не отвратило молодого

Оригена от христианства. Более того он стремится упрочиться в вере и получить серьезное философское образование. Так он оказывается в Александрии, в философской школе Аммония Саккаса, в которой учился и будущий создатель неоплатониз­ма — Плотин.

В отличии от Плотина, не принявшего новую религию, Ори-ген сохраняет приверженность христианству и в 217 г. возглав­ляет в Александрии христианскую школу. Однако за своеобраз­ное толкование христианского вероучения в 231 г. он был смещен с поста наставника этой школы, лишен сана пресвитера и даже изгнан из Александрии. Ориген поселяется в Палестине, в Кесарии, где вновь открывает христианскую школу. Во время очередных гонений на христиан он был заключен в тюрьму и умер от пыток.

Оригену принадлежит огромное количество сочинений — их перечень насчитывает до двух тысяч названий.

В своем понимании проблемы соотношения философии и христианства Ориген прямо противоположен Тертуллиану. Ориген считал, что христианство является логическим завер­шением всей античной философии и изучение философии необ­ходимо, чтобы полностью понять все христианские истины. Поэтому в трудах Оригена, в его трактовках христианского ве­роучения явно прослеживается влияние платоновского и неоп­латонического учений.

Ориген, следуя своему научному подходу к христианству, разработал учение о трех смыслах Библии: буквальном («телес­ном»), моральном («душевном») и философском («духовном»). Сам он считал наиболее правильным философское толкова­ние Библии.

Ориген первым из христианских писателей стал обосновы­вать нематериальность, бесконечность, совершенство и вечность Бога. Непосредственно в текстах Библии нет подобного рода трактовок сущности Бога. Используя неоплатонические аргу­менты, Ориген доказывал, что бесконечность Бога следует из Его нематериальности — то, что бестелесно, не может иметь границ. И в этом смысле он приближал христианского Бога к неоплатоновскому пониманию абсолютного Единого. Но Ори­ген сохранял и библейское представление о Боге, как о лично­сти, которому присуща величайшая любовь и доброта.

Касаясь вопроса о творении Богом мира, он не принимал существовавшего тогда мнения о том, что Бог использовал для этого уже существовавшую материю — так говорили ранние апо-

логеты христианства, опираясь на Платона. Ориген утверждал, что творение мира «из ничего» более понятно и менее противо­речиво, ибо признание существования материи ограничивает Божественное всемогущество.

В своих рассуждениях о сущности Бога Ориген положил на­чало всему будущему христианскому богословию. Однако далее, в истолкованиях природы Бога и процесса творения, он выска­зал воззрения, признанные позднее несовместимыми с офици­альным церковным учением.

Так, он утверждал подчиненность Бога-Сына по отношению к Богу-Отцу. Здесь сказалось влияние неоплатонизма, ибо взаи­моотношения оригеновского Бога-Сына и Бога-Отца приб­лижались к неоплатоновскому пониманию соотношения Еди­ного и Ума (Нуса) — Христос-Логос, будучи порожден Богом-Отцом, Сам творит мир, в то время как Бог-Отец настолько могущественен, что не обращает собственного внимания на тлен­ный мир.

Кроме того, Ориген считал, что акт творения вовсе не едини­чен — Господь постоянно творит новые миры, которые после­довательно сменяют друг друга. Извечность Божественного тво­рения проявляется и в создании им бессмертных и бестелесных духов, подчиненных Богу как Святому Духу.

Официальная церковь не приняла и идею об апокатаста-сисе, выдвинутую Оригеном. Апокатастасис — это идея о ко­нечном восстановлении и спасении всякой твари, включая и осужденных на страшные муки падших ангелов. По мнению Оригена, все духи, ныне пребывающие во зле, будут спасены и вернутся к Богу, более того, спасения будет удостоин даже дьявол.

Подобные своеобразные трактовки христианского вероуче­ния вызывали недовольство со стороны официальной церкви. Ориген, как уже говорилось, был отлучен от руководства шко­лой. После его смерти несколько столетий велись богословские диспуты о содержании учения Оригена. Несмотря на осторож­ное отношение к этому учению, многие знаменитые христиан­ские философы, в том числе Афанасий Великий и Григорий Нисский, испытали значительное влияние оригеновской рели­гиозной философии.

Через триста лет после смерти, в 543 г., эдиктом византий­ского императора Юстиниана Ориген был объявлен еретиком. Это решение было подтверждено на Пятом Вселенском Соборе в 553 году.

В связи с этим Ориген официально не включается в число отцов церкви, а его произведения не относятся собственно к святоотеческой литературе, к патристике.

Текст сочинения «О началах» сохранился в переводе с грече­ского языка на латынь, осуществленном в 397—398 гг. Руфином Аквилейским — большим поклонником Оригена. Защищая учение Оригена, Руфин нередко смягчал и исправлял его бого­словские рассуждения, приводя их в соответствие с уже устано­вившимися к концу IV века христианскими догматами. Осо­бенно это касалось трактовки существа Святой Троицы.

На рубеже IV—V вв. имелся еще один перевод, выполнен­ный Иеронимом, который был, наоборот, резким обличителем Оригена. Этот перевод сегодня известен в отрывках — в письме Иеронима испанскому монаху Авиту.

В данной публикации текст перевода Руфина перемежается с текстом перевода Иеронима.

Печатается по: Ориген. О началах. — Самара, 1993. С. 78, 81, 97-98, 230-236, 263-264.

[О ТРЕХ СПОСОБАХ ТОЛКОВАНИЯ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ]

<...> Итак, способ чтения Писаний и отыскания смысла их, предлагаемый нами, основывается на самих изречениях (Писа­ния) и состоит в следующем. У Соломона в Притчах мы нахо­дим такое предписание относительно божественных догматов, записанных (в священных книгах): «Не писал ли я тебе трижды в советах и наставлении, чтобы научить тебя точным словам истины, дабы ты мог передавать слова истины посылающим тебя?» (Притч. 22.21). Следовательно, мысли священных книг должно записывать в своей душе трояким образом: простой ве­рующий должен назидаться как бы плотью Писания (так мы называем наиболее доступный смысл); сколько-нибудь совер­шенный (должен назидаться) как бы душою его; а еще более совершенный и подобный тем, о которых говорит апостол: «Муд­рость же мы проповедуем среди совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих. Но проповеду­ем Премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую пред­назначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из

властей века сего не познал» (1 Кор. 2.6—7), — такой человек должен назидаться духовным законом, содержащим в себе тень будущих благ. Ибо как человек состоит из тела, души и духа, точно так же и Писание, данное Богом для спасения людей, состоит из тела, души и духа. <...>

[О ТВОРЕНИИ МИРА ИЗ НИЧЕГО]

<...> 1. В числе церковных определений имеется еще одно, состоящее, согласно удостоверению нашей истории в том, что этот мир был создан и начал существовать с определенного вре­мени и, вследствие своей порчи, должен быть спасен, как это возвещено всем в учении о совершении века. Поэтому, кажет­ся, не излишне повторить немного и о начале мира. Что касает­ся свидетельства Писаний, то доказать это учение, по-видимо­му, очень легко. Даже еретики, разноглася по многим другим вопросам, в этом, кажется, согласны друг с другом, уступая ав­торитету Писания. Итак, о создании мира чему иному может научить нас Писание, кроме того, что о происхождении его написал Моисей? Правда, повествование Моисея содержит в себе больше, чем, по-видимому, показывает исторический рас­сказ, оно заключает в себе величайший духовный смысл, и под некоторым покровом буквы скрывает вещи таинственные и глу­бокие: но, тем не менее, речь повествователя показывает, что все видимое сотворено в определенное время. О кончине же мира в первый раз возвещает Иаков, когда свидетельствует, го­воря своим сыновьям: «соберитесь», сыны Иакова, «и я возве­щу вам», что будет в последние дни (Быт. 49.1) или после дней последних. Значит, если есть последние дни или время после дней последних, то начавшиеся дни необходимо должны пре­кратиться. Давид также говорит следующим образом: «небеса погибнут, а Ты пребудешь, и все они, как риза, обветшают, и как одежду, Ты переменишь их, и изменятся. Но Ты — тот же, и лета Твои не кончатся» (Пс. 101.27—28). Сам Господь и Спа­ситель наш также свидетельствует, что мир сотворен, когда го­ворит: «Сотворивший вначале мужчину и женщину, сотворил их» (Мф. 19.4). И опять же, говоря, что «небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (Мф. 24.35). Он указывает, что мир тленен и должен окончиться. Также и апостол ясно указывает на конец мира, когда говорит: «потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свобо-

ду славы детей Божиих» (Рим. 8.20—21), а также, когда еще говорит: «проходит образ мира сего» (1 Кор. 7.31). Но выраже­нием, что тварь подчинена суете, апостол указывает и начало ее. В самом деле, если тварь в некоторой надежде подчинена суете, то подчинена, конечно, по причине; а что имеет причи­ну, то необходимо имеет и начало. Ведь тварь не могла подчи­ниться суете без всякого начала, а также тварь, не начинавшая служить, не могла надеяться и на освобождение от рабства тле­нию. В божественном Писании можно найти, если кто будет искать на досуге, очень много и других изречений такого же рода, у которых говорится, что мир имеет начало и будет иметь конец.

2. Если же кто не согласен в этом вопросе с авторитетом нашего Писания или веры, то мы спросим у него, может ли Бог, по его мнению, постигать все или не может? Сказать, что не может, очевидно, нечестиво. Если же он по необходимости скажет, что Бог постигает все, то, понятно, это «все» имеет начало и конец, потому что оно может быть постигаемо. Ведь что совершенно не имеет никакого начала, то вовсе не может быть постигаемо; в самом деле, где нет начала, там возмож­ность познания настолько же бесконечно отдаляется и отсро­чивается, насколько разум будет простираться вперед.

3. Но обыкновенно нам возражают и говорят следующее. Если мир начал существовать с известного времени, то что делал Бог до начала мира? Ведь нечестиво и вместе с тем нелепо называть природу Божию праздной или неподвижной, или думать, что благость некогда не благотворила, и всемогущество когда-то (ни над чем) не имело власти. Так обыкновенно возражают нам, когда мы говорим, что этот мир получил начало во времени, и даже, на основании свидетельства Писания, вычисляем лета его существования. И я не думаю, чтобы на эти возражения легко мог ответить кто-нибудь из еретиков с точки зрения своего учения.

Мы же ответим последовательно, сохраняя правила благоче­стия: мы скажем, что Бог впервые начал действовать не тогда, когда сотворил этот видимый мир; но мы верим, что как после разрушения этого мира будет иной мир, так и прежде сущест­вования этого мира были иные миры. То и другое мы подтвер­дим авторитетом божественного Писания. Что будет иной мир после этого мира, об этом учит Исайя, говоря: «новое небо и новая земля, которые Я сотворю, всегда будут пред лицем Моим, говорит Господь» (Ис.66.22). А что до этого мира были иные

миры, это показывает Екклесиаст, говоря: «Что было, то и бу­дет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Еккл. 1.9—10). Эти свидетельства доказывают то и другое вместе, т.е. что века были прежде (этого мира) и будут после (него). Однако не дол­жно думать, что многие миры существуют вместе, но другие миры получат начало после этого мира, о чем теперь нет нужды говорить подробно, так как мы уже сделали это выше.

(Из письма Иеронима к Авиту: «По нашему же мнению, и прежде этого мира был иной мир, и после него будет иной мир. Хочешь ли ты научиться, что после разрушения этого мира бу­дет иной мир? Слушай, что говорит Исайя: «новое небо и новая земля, которые Я сотворю, всегда будут пред лицем Моим». Хочешь ли знать, что до создания этого мира в прошлом были другие миры? Внимай Екклесиасту: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Это свидетельство ут­верждает, что миры не только были, но и будут существовать, и что они существуют не все вместе и не одновременно, но один за другим»).

4. По моему мнению, нельзя оставить без внимания того обстоятельства, что Священное Писание называет создание мира некоторым новым и особенным именем: оно называет это со­здание (катаболе) мира. По латыни это выражение неточно пе­ревели словом constitutio (устроение) мира. В греческом же языке (катаболе) означает скорее низвержение, т.е. свержение вниз, что по латыни, как мы сказали, неточно перевели словом constitutio как устроение мира. Так, в Евангелии от Иоанна, в словах Спасителя: «и будет скорбь в те дни, какой не было от сложения мира» (Мф. 24.21. Мк. 13.19), словом «сложение» constitutio переведено греческое (катаболе), которое и нужно понимать так, как мы выше указали. То же слово употребляет апостол в послании к ефесянам, когда говорит (о Боге): «так как Он избрал нас прежде создания мира» (Еф. 1.4), создание мира он называет здесь катаболен, и это название должно по­нимать в том смысле, в каком мы объяснили его выше. Итак, нужно, кажется, исследовать, что именно указывается этим но­вым названием? Я думаю, что конец и совершение (consummatio) святых будет заключаться в невидимом и вечном состоянии их, думаю на основании рассмотрения самого этого конца, как мы

часто доказывали это в предыдущих книгах. В подобном же состоянии, нужно думать, твари находились и прежде. Но если они имели такое же начало, какой предстоит им конец, то, без сомнения, от начала они находились в состоянии невидимом и вечном. Если же это так, то, очевидно, разумные существа ни­зошли из высшего состояния в низшее, и притом — не только души, заслужившие это (снисшествие) разнообразием своих движений, но и те существа, которые были низведены из вы­сшего и невидимого состояния в это низшее и видимое для служения всему миру, хотя и не по своему желанию: «потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле поко­рившего ее — в надежде» (Рим. 8.20). Так именно солнце, луна, звезды, ангелы получили назначение служить миру и тем ду­шам, которые вследствие крайних уклонений ума получили нуж­ду в этих грубых и плотных телах: ради этих именно существ, которым это было необходимо, устроен был и этот видимый мир. Итак, словом (катаболе), по-видимому, указывается низ­ведение всех вообще существ из высшего состояния в низшее. Но вся тварь питает надежду на освобождение от рабства тле­нию, когда сыны Божий, падшие и рассеянные, соберутся вое­дино и когда прочие чины исполнят в этом мире то, что знает один только художник всего, Бог. Что же касается мира, то он, нужно думать, сотворен таким и столь великим, что может при­нять как все души, помещенные в этом мире для научения, так и все силы, предназначенные быть с ними, управлять ими и помогать им. Ведь все разумные твари одной природы, как это подтверждают многие доказательства. Только этим учением и можно защитить правду Божию во всех распоряжениях Бога относительно этих тварей, потому что по этому учению каждая тварь в самой себе имеет причины того, что она находится в том или ином порядке жизни.

(Из письма Иеронима Авиту: «Я думаю, что божественным жилищем и истинным небесным покоем нужно считать тот по­кой, в котором разумные твари пребывали и наслаждались древним блаженством, прежде чем сошли в низшие места — прежде, чем из области невидимого переселились в область ви­димого и, ниспавши на землю, стали нуждаться в грубых телах. Вследствие этого падения Создатель Бог сотворил им тела, со­ответствующие низшим местам, и устроил этот видимый мир; для спасения же и исправления падших Он послал в этот мир служителей — с тем, чтобы одни из них (постоянно) занимали известные места и служили потребностям мира, а другие тща-

тельно исполняли возложенные на них обязанности в некото­рые особые времена, о каких знает Создатель Бог. Из числа первых высшие места мира получили солнце, луна и звезды, которые апостол называет тварью. Эта тварь подчинена суете в том отношении, что облечена в грубые тела и подлежит зре­нию. Однако она подчинилась суете не добровольно, но по во­ле Подчинившего ее в надежде».

«Иные же (служители) служат управлению мира в разных местах и в разные времена, известные только художнику, мы веруем, что это — ангелы».

«Таким порядком вещей всего мира управляет Промысл. При этом одни силы низвергаются из высших областей, другие ма­ло-помалу ниспадают на землю; одни падают добровольно, а другие низвергаются насильно; одни добровольно принимают служения, чтобы подавать руку (помощи) падающим, другие про­тив воли принуждаются пребывать столь долгое время в приня­том служении».

«Из этого следует, что по причине различных движений творятся и различные миры, и после этого обитаемого нами мира будет иной мир, во многом не похожий (на этот). При различных же падениях и преуспеяниях, в наградах за доб­родетели и в наказаниях за пороки, как в настоящее и буду­щее время, так и во все времена, прошедшие и древнейшие, никто другой не может распределять возмездие, а также на­правлять все к одному концу, кроме одного только Бога, Твор­ца всего. Он знает причины, по которым одним дозволяет руководиться своей волей и из высших степеней ниспадать в самые низшие, а других начинает посещать и, как бы подав­ши им руку, постепенно возводит в прежнее состояние и поставляет на высших степенях»).

5. Итак, это расположение мира Бог установил впоследст­вии; но уже от начала мира Он провидел намерения и дела — и тех, которые вследствие падения ума заслуживали идти в тела, и тех, которые увлекались страстью к видимому, и тех, которые принуждались волей или неволей служить ниспадшим в это состояние, принуждались Тем, Кто покорил (их) в надежде. Не­которые же, не разумея и не понимая, что разнообразие этого порядка установлено Богом на основании предшествующих дей­ствий свободной воли, думают, что все, происходящее в этом мире, совершается или случайно, или по роковой необходимо­сти, и что ничего не зависит от нашей воли. Поэтому они и не могут признать промысел невиновным.

6. Мы сказали, что все души, находящиеся в этом мире, нуждаются во многих служителях, или правителях, или по­мощниках. Но в последние времена миру угрожал уже бли­жайший конец, и весь человеческий род склонился к окон­чательной погибели, потому что ослабели не только управ­ляемые, но и те, кому была поручена забота об управлении. Тогда мир нуждался уже не в такой помощи и не в подобных защитниках, но требовал помощи Самого Виновника и Творца Своего, чтобы Он восстановил утраченное и оставленное в пренебрежении искусство повиновения для одних и искус­ство управления для других. Поэтому единородный Сын Бо­жий, бывший Словом и Премудростью Отца, хотя был у От­ца в той славе, какую имел прежде бытия мира, смирил Себя и, приняв образ раба, сделался послушным даже до смерти, дабы научить послушанию тех, которые могли наследовать спасение не иначе, как через послушание; Он также восста­новил нарушенные законы царствования и управления, ког­да всех врагов покорил под ноги Свои, дабы и самих прави­телей научить правилам управления именно через то, что Он необходимо должен царствовать, доколе положит врагов под ноги Свои и уничтожит последнего врага — смерть. Но Он пришел, как мы сказали, восстановить искусство не только управления, или царствования, но и повиновения, Сам преж­де исполняя то, исполнения чего желал от других; поэтому он не только сделался послушным Отцу даже до крестной смерти, но в совершении века, обнимая в Себе всех, поко­ренных Им Отцу и чрез Него приходящих ко спасению, Он и Сам вместе с ними и в них, говорят, покорился Отцу: так как все существует в Нем, и Он есть глава всего, и в Нем — спасение и полнота наследующих спасение. Именно это го­ворит о Нем апостол: «когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог во всем» (1 Кор. 15.28).

7. Но я не знаю, каким образом еретики, не понимая мысли апостола, заключающейся в этих словах, бесславят в Сыне имя подчинения. Ведь исследуя свойство этого наименова­ния, легко можно будет найти это свойство по сравнению с противоположным. Если быть покоренным не есть добро, то, конечно, противоположное, т.е. не быть покоренным — добро. И действительно, изречение апостола: «когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему», по их пониманию означает, кажется, то, что теперь

Сын не покорен Отцу, покорится же Ему после того, как Отец покорит Ему все. Но я удивляюсь, как можно понять это, что Тот, Кто даже до покорения Ему всего, Сам не был подчинен, этот самый должен покориться после того, как все будет покорено Ему, когда Он сделается царем всего и получит власть над всем? Они не понимают, что покорение Христа Отцу означает блаженство нашего совершенства и выражает победоносное окончание принятого Им на Себя дела, когда Он представит Отцу не только исправленную власть управления и царствования над всею тварью, но так­же исправленные и восстановленные порядки повиновения и покорности человеческого рода. Итак, если то подчине­ние, которым, говорят, Сын покорился Отцу, признается доб­рым и спасительным, то будет вполне последовательно и со­ответственно (этой мысли) признавать спасительным и по­лезным и упоминаемое (в Писании) покорение врагов Сыну Божиему. Когда Сын называется покорившимся Отцу, то этим же образом, когда враги Божий называются покорившимися Сыну, то в этом покорении разумеется спасение покорив­шихся и восстановление погибших.

8. Но это покорение будет совершаться некоторыми опреде­ленными способами путем определенного научения и в опреде­ленные времена. При этом никакая необходимость не будет при­нуждать к покорению, так что весь мир будет покорен Богу не силой, но словом, разумом, учением, призванием к добру, наи­лучшими учреждениями, а также надлежащими и соответству­ющими угрозами, справедливо устрашающими тех, кто пренеб­регает своим здоровьем и заботою о своем спасении и пользе. Ведь и мы, люди, обучая рабов или сыновей, обуздываем их угрозами и страхом, пока они, по своему возрасту, еще не вос­приимчивы к убеждению; когда же они станут понимать добро, пользу и честь, тогда прекращается страх побоев, и они доволь­ствуются словесным и разумным убеждением ко всему добро­му. Но как нужно управлять каждым, при сохранении свободы воли во всех разумных тварях? Те, кого слово Божие должно считать и наставлять, как уже приготовленного и способного, кого на время отстранять, от кого совсем скрываться и далеко отклонять слух их от себя? И опять: каких людей, презревших объявленное и проповеданное им слово Божие, нужно побу­дить к спасению какими-либо исправлениями и очищениями и как бы истребовать и вынудить у них обращение? Кому дать какие-нибудь удобные случаи к спасению, как это иногда быва-

ет, что человек получает несомненное спасение, доказавши свою веру одним только ответом? По каким причинам и в каких слу­чаях бывает это? Что провидит Божественная Премудрость в этих людях и какие движения их воли видит она, устрояя это? Все это известно одному только Богу и Его Единородному, че­рез Которого все сотворено и восстановлено, и Святому Духу, через Которого все освящается, Который исходит от Самого Отца, Ему слава во веки веков. Аминь. <...>

[УЧЕНИЕ ОБ АПОКАТАСТАСИСЕ]

<...> Видя такой конец, когда все враги покорятся Христу, когда истребится и последний враг — смерть, и когда Христос, Которому все покорено, предаст царство Богу Отцу, — от тако­го, говорю, конца вещей обратимся к созерцанию начал. Конец всегда подобен началу. И поэтому, как один конец всего, так должно предполагать и одно начало для всего; и как один ко­нец предстоит многим, так от одного начала произошли разли­чия и разности, которые, по благости Божией, через покорение Христу и единение со Святым Духом, снова призываются к од­ному концу, подобному началу, т.е. призываются все те, кото­рые преклоняют колено во имя Иисуса и этим самым изъявля­ют знак своей покорности.

(Из письма Иеронима к Авиту: «Начало рождается из конца, и конец из начала, и все так изменяется, что кто теперь чело­век, тот в ином мире может сделаться демоном, а демон, если будет жить слишком небрежно, получит грубейшее тело, т.е. сделается человеком. И, таким образом, он все перемешивает, так что, по его мнению, из ангела может сделаться дьявол, и, наоборот, дьявол может превратиться в ангела»).

Преклоняющие колено относятся к небесным, земным и пре­исподним; но в этих трех названиях указывается вся вселенная, т.е. все те существа, которые, происходя от одного начала, по заслугам были разделены на разные чины, — именно, каждое существо, сообразно с его побуждениями и особенностями, ибо добро не было присуще всем им субстанциально подобно тому, как оно пребывает в Отце и Христе Его, и Святом Духе. Только в этой Троице, Которая есть виновница всего, благость присут­ствует субстанциально; все же прочие существа имеют в качест­ве случайного свойства, могущего прекратиться, и находятся в блаженстве только тогда, когда участвуют в святости и Премуд­рости, и самом Божестве. <...>

(Из письма Иеронима к Авиту: «Когда при конце и соверше­нии мира, как бы из некоторых затворов и темниц, будут выпу­щены Господом души и разумные твари, то одни из них, по беспечности, выйдут позднее, а другие, по своей ревности, по­летят с быстротой. И так как все имеют свободную волю и доб­ровольно могут предаваться или добродетелям или порокам, то первые будут в гораздо худшем состоянии, чем теперь, а по­следние перейдут в лучшее состояние, потому что различные движения и расположения воли в ту или другую сторону послу­жат основанием различных состояний; тогда ангелы могут сде­латься людьми или демонами и, наоборот, из демонов могут произойти люди или ангелы»). <...>

УТВЕРЖДЕНИЕ СИМВОЛА ВЕРЫ

В IV в. христианство приобретает в Римской империи офи­циальный статус — в 313 г. император Константин принял Ми­ланский эдикт, которым была признана свобода христианского вероисповедания и культа. В течении довольно короткого вре­мени христианство становится господствующей религией во всей Римской империи, получает черты уже государственной религии.

В IV—начале V вв. складывается и основная христианская догматика, официально закрепленная на Церковных Соборах, ставших важнейшими вехами в истории церкви: Никейском (325 г.), Константинопольском или Цареградском (381 г.), Эфес-ском (431 г.), Халкедонском (451 г.).

На Никейском и Цареградском Соборах произошло утверж­дение Символа веры христианской церкви. Символ веры — это важнейший христианский догмат. Он обязателен для всех, кто считает себя христианином, ибо именно в нем формулируются все основные постулаты христианской веры — прежде всего догмат о троичности Бога.

Принятию Символа веры предшествовали жаркие дебаты между христианскими теологами о его сущности, продолжав­шиеся и на самих Соборах. В процессе этих дебатов оформи­лись два наиболее популярных понимания Символа веры.

Автором одного из них был пресвитер Арий (256—336 гг.). В его трактовке три лица Святой Троицы — Бог-Отец, Бог-Сын и Дух Святой не равны и не едины по своей сущности. Бог-Отец сотворил Бога-Сына «из ничего», как и все остальное. Поэтому Христос не извечен и не обладает единой сущностью с Богом-

Отцом, а лишь «подобосущен» ему. Так же и Дух Святой не су­ществовал извечно и тоже был сотворен, но уже не Богом-От­цом, а Христом.

В арианской трактовке Символа веры прослеживается зна­чительное влияние аристотелизма — Бог-Сын и Дух Святой про­исходят от Бога-Отца как низшее из высшего, также как низшие сущности происходят из высшей — Ума. Поэтому Бог-Сын и Дух Святой считались сторонниками Ария «подобосущными» и даже отделенными от Бога-Отца. Так как по-гречески, слово «подобосущный» звучит как омойусиос, сторонников Ария про­звали «омойусианами». Арианская трактовка Символа веры была более простая, более доступная обычным христианам, особен­но новообращенным, которые приняли крещение недавно.

Другую точку зрения выражали диакон Афанасий (295— 373 гг.), прозванный впоследствии Великим, и поддерживаю­щий его Александр епископ Александрийский. Мнение Афанасия формировалось под влиянием неоплатонизма. По Афанасию Бог един в трех лицах. Бог-Отец и Бог-Сын существовали извечно, поэтому хотя Бог-Сын и рожден Богом-Отцом, но не сотворен им. Сын — «собственное порождение Отца», — говорил Афана­сий. Следовательно, Бог-Сын обладает единой сущностью с Богом-Отцом. Афанасьевское толкование Символа веры более сложное и требует не только логического понимания взаимоот­ношений лиц Святой Троицы, но и безоговорочной веры, ибо это великое божественное таинство.

На Никейском Соборе был принят догмат о соотношении Бога-Отца и Бога-Сына в трактовке, близкой к той, которую предлагал Афанасий — было введено понятие единосущность и, следовательно, Бог-Сын стал считаться «единосущным» Богу-Отцу, а не «подобосущным». По-гречески слово «единосущность» звучит как омоусиос.

Казалось бы, разница в понимании взаимоотношений Бога-Отца и Бога-Сына между арианами и афанасьевцами заключа­лась всего лишь в одной букве — греческой букве «йота», кото­рой различались понятия «омойусиос» и «омоусиос». Однако официальное признание того или иного толкования Символа веры было напрямую связано не только с выяснением истин­ного понимания сущности Бога, но и с борьбой разных групп церковных иерархов. В случае победы какой-то из этих групп вся христианская церковь переходила под влияние данной груп­пы. Поэтому теологические споры имели свое продолжение в самой жестокой политической борьбе.

Сначала Ария прокляли и сослали, а его учение было объяв­лено ересью. Но само арианство имело очень широкое распро­странение среди христиан. И в скором времени Ария возвра­щают из ссылки и туда уже попадает Афанасий, ставший к тому времени епископом Александрии.

Борьба между арианами и афанасьевцами продолжалась не­сколько десятилетий, пока в 381 г. не состоялся Константино­польский (Цареградский) Собор. На этом Соборе, на основе Никейского догмата о «единосущности» Бога-Отца и Бога-Сы­на, был утвержден уже полный Символ веры, состоящий из 12 членов (частей). С тех пор и существует название — Никео-Цареградский Символ веры.

Впрочем, арианство просуществовало еще несколько столе­тий и, хотя оно считалось ересью со стороны официальной цер­кви, было широко распространено среди многочисленных вар­варских народов.

Никео-Цареградский Символ веры, при всей своей опреде­ленности, не дал все же точной и ясной трактовки вопроса о том, как возник Дух Святой. Позднее эта проблема стала при­чиной догматического расхождения Восточной церкви с цент­ром в Константинополе и Западной церкви, возглавляемой рим­ским папой.

В Западной церкви уже в VI в. было принято, а в VIII—X вв. введено в практику дополнение к Символу веры — было реше­но, что Дух Святой происходит не только от Бога-Отца, но и от Сына. На латинском языке выражение «и от Сына» звучит как филиокве. Этот Символ веры стал главным в католической церкви.

В Восточной церкви не приняли такого дополнения и про­должали придерживаться Никео-Цареградского Символа веры. С тех пор он является Символом веры в православии, в том числе и в Русской Православной Церкви.

Противоречия между Восточной и Западной церквами с года­ми становились все сильнее. Они были вызваны как различным пониманием отдельных догматических вопросов, в том числе и разным толкованием Символа веры, так и борьбой за полити­ческое влияние в Европе. В XI веке произошел окончательный раскол — в 1054 г. римский папа отлучил константинопольско­го патриарха от церкви, за что в ответ константинопольский патриарх проклял римского папу. С этого времени ведется от­счет самостоятельного существования католической и право­славной церквей.

Дата добавления: 2017-02-01