Даосизм

Конфуцианство.

Мифология, повлиявшая на формирование китайской философии.

Основные учения настики: чарвака, джайнизм, буддизм.

Астика: “Бхагавадгита” и шесть даршан.

Формирование индийской философской мысли в “Ведах”.

Философия Древней Индии.

2.2. Философия Древнего Китая.

2.1. Философия Древней Индии

2.1.1. Формирование индийской философской мысли
в “Ведах”

Зарождение философской мысли в Индии относится к глубокой древности. Древнейшим памятником индийской мудрости по праву считаются “Веды”. Само слово “веды” переводится с санскрита как “знания”. Отсюда происходит наше слово “ведать”. Наука полагает, что они были созданы в конце 2-го – начале 1-го тыс. до н. э., хотя не исключено, что они намного древнее или происходят от более древнего источника, который не сохранился. Это касается, прежде всего, первой из четырех частей “Вед”, которая называется, – “Ригведой”. “Ригведа” представляет собой сборник гимнов, молитв и заклинаний. Но, как мы помним, “Веды” – это знания. Они отражают знания о космическом всеединстве всего сущего, которое было сформулировано в далекой древности еще в дологической форме.

Следующая часть “Вед” – “Брахманы” (создавались, начиная с ІХ–VІІІ вв. до н. э.). В “Брахманах” уже появляются сознательно оформленные философские идеи, хотя большую их часть и составляют правила жертвоприношений и многочисленные мифы и предания. Среди идей, которые содержатся в “Брахманах”, можно выделить такие: идея об общей универсальной энергии, которую индийцы представляли в виде энергии дыхания, – праны; идея о сотворении мира из источника, трансцендентного ему, то есть такого, который находится за его пределами.

Третья часть “Вед” называется “Араньяки”. Ее важность в том, что в ней впервые формируется понятие Атман. Атман – это человеческая душа. Особенное место в этой части занимает “Айтарея-араньяка”. Это – гимн человеку, его возможностям.

Последняя часть “Вед” – “Упанишады”, или “Веданта”, что означает “конец вед”. В “Упанишадах” получила воплощение идея единства микрокосма и макрокосма (то есть внутреннего мира человека и внешнего мира), которая в “Араньяках” лишь подразумевалась (возможно, потому, что была тогда сама собой понятной). Эта идея – идея единства Атмана и Брахмана. Атман, как мы помним, это душа человека. Брахман – это душа мира, его общая основа, безличный мировой дух. Но Атман подобен Брахману лишь потенциально, потому что душа тесно связана с телом, которое, говоря современным языком, обременено животными инстинктами. Чтобы достичь единства с мировой душой, душа человека должна от этой связи освободиться. Согласно всеобщему закону причинно-следственных связей (“карма”), душа вынуждена каждый раз после смерти переселяться в другое тело. Таких переселений (“сансара”) может быть множество, они идут одно за другим до тех пор, пока Атман полностью не очистится и станет подобным Брахману, тогда произойдет их слияние, и череда перевоплощений прекратится.

2.1.2. Астика: “Бхагавадгита” и шесть даршан

“Упанишады” оказали огромное влияние на развитие индийской философской и религиозной мысли до наших дней включительно. По крайней мере, очень долго в Индии была традиция разделять все учения на астику – тех, кто признает “Веды”, и настику – тех, кто их не признает.

С ІV–ІІІ вв. до н. э. традиции “Упанишад” продолжает “Бхага­вадгита” (Бхагавата – одно из имен бога индуизма Кришны). В ней дается три пути освобождения от кармы: путь знания – для мудрецов; путь действия – для активных, волевых людей (но действие должно быть незаинтересованным, то есть действие ради самого действия, без заинтересованности в конечном результате); путь религиозной любви – для всех остальных.

Позже, до конца І тысячелетия до н. э., в астике сформировались шесть так называемых даршан, то есть теорий, умозрений. Это было уже зарождение теоретической философской мысли.

Несмотря на это, самая известная из даршан – йога – скорее воспринимается, особенно в настоящее время, не как теоретическая, а как практическая дисциплина. Она действительно состоит из практических, то есть физических упражнений. В йоге с помощью контроля над дыханием, фиксированных положений тела – асан, сосредоточения мысли на каком-то объекте и т. д. достигается цель преодоления собственного “я” – самадхи.

Но теоретически йога основывается на другой даршане – санкхье. Санкхья – это дуалистическая система. В ней основа мира – пракрити, или первоматерия, и Пуруша – независимое от нее чистое сознание, которое направляет процессы в этой непроявленной материи, приводит ее к движению, и она становится проявленной.

Еще две даршаны – ньяя и вайшешика. Первая из них – это то, что в настоящее время называется гносеологией и логикой, а вторая – то, что мы сейчас называем онтологией, то есть наукой о бытии и его сущностях.

Еще одна даршана называется миманса. Это тоже теория познания, только если ньяя – дедукция, то миманса – индукция.

И, наконец, последняя даршана называется так же, как и “Упанишады” – веданта, то есть здесь особенно подчеркивается преемственность с “Ведами”. Окончательно веданта была сформулирована Шанкарой (около 788–820) и Рамануджей, который жил уже в ХІ в. Первый из них исповедовал путь знания, второй, – путь религиозной любви.

Веданта, реформированная Рамануджей, легла в основу одной из крупнейших религий мира – индуизма.

2.1.3. Основные учения настики: чарвака, джайнизм, буддизм

Кроме астики, как уже было сказано выше, существовала еще настика, то есть учения, которые не признавали “Веды”. Остановимся на одном из самых первых материалистических учений древности – это чарвака (или локаята). Его сторонники считали, что мир материален, реально существует и подлежит познанию. При этом локаятики отличали чувственное познание мира (пратьякша) и реально знание о нем (прамана). Но “Веды” не признавались не только материалистическими, но и некоторыми идеалистическими учениями. Самыми главными из этих учений являются джайнизм и буддизм.

При рассмотрении джайнизма может сложиться впечатление, что это не древнеиндийское учение, основанное в VІ в. до н. э., а одна из психологических теорий ХХ в. Во-первых, такому впечатлению способствует сам понятийный аппарат джайнизма: познание через ощущение, память, утверждение о существовании коллективной памяти и тому подобное. Но главное – это джайнистская теория человека. Джайнисты считали, что существует материальная карма, которая проникает внутрь каждой дживы (живой души) и окутывает ее оболочкой кармы. Эта оболочка имеет восемь видов: знание – верное и неверное; интуиция – верная и ошибочная; эмоции – приятные и неприятные; самооценка и поведение – позитивные или негативные; срок жизни – длинный или короткий; основные обстоятельства данной жизни – благоприятные или нет; происхождение; ограничения духовных сил, возможностей следовать своим желаниям. Все это словно несет человека по жизни. При освобождении человека от материальной кармы, которая является бессознательной, начинает действовать сознательная душевная карма. Качества, при наработке которых можно достичь освобождение, считались такими: ненанесение вреда, правдивость, честность, сдержанность в словах, действиях и поступках.

Последователи джайнизма разделились на дигамбаров (“одетых воздухом”) и шветамбаров (“одетых в белое”). Они разошлись между собой по вопросу о степени аскетизма для монахов – нужно ли им вообще обходиться без одежды или нет. От мирян же требовался не аскетизм, а лишь те качества, о которых уже говорилось выше.

Другое, более известное учение, которое не придерживалось “Вед”, – это буддизм, который вышел за пределы Индии и стал одной из трех мировых религий. Он основан Буддой, что означает “пробужденный”. Но настоящее его имя – принц Сиддхартха Гаутама, он был сыном мелкого князька в Северо-Восточной Индии и жил во дворце. О том, что происходит за его пределами, принц не имел никакого представления. Когда он узнал о том, что существуют страдания, это так потрясло его, что он отрекся от мира, тайно оставив дворец. В те времена лесами Индии странствовало много отшельников (шраманов), которые были недовольны тогдашней официальной религией и ее жрецами – брахманизмом и брахманами. К этим отшельникам и присоединился Будда. За время отшельничества он учился у двух мастеров йоги, которые научили его входить в транс. В джайнизме он взял идею аскетизма и на протяжении нескольких лет пытался умерщвлять свое тело постом. Однако аскетизм сам по себе не приводил к просветлению. Но однажды на него нашло прозрение и он сформулировал “четыре благородных истины”.

Первая из них – истина страдания: все в мире преходяще, не имеет постоянной субстанции и потому исполнено скорби. Вторая истина – истина причины: причиной страданий является жажда бытия, желания, страсти, влечения. Третья истина – истина освобождения: освободиться от страданий можно, лишь отказавшись от желаний, подавив в себе все страсти. И, наконец, четвертая истина – истина пути. Она заключается в том, что для достижения спасения нужно выключиться из круга перевоплощений, достичь состояния нирваны, то есть угасания или исчезновения.

Нирваны можно достичь, если следовать срединному восьмеричному пути спасения. Срединным он называется потому, что Будда отрицал как жизнь, направленную лишь на удовлетворение чувственных желаний, так и крайний аскетизм. Этот восьмеричный путь заключается в следующем: правильное видение, правильная мысль, правильная речь, правильное действие, правильный образ жизни, правильное усилие, правильное внимание, правильное сосредоточение.

Цель буддизма – беззаботность ума, которая достигается благодаря угасанию желаний.

2.2. Философия Древнего Китая

2.2.1. Мифология, повлиявшая на формирование китайской философии

Китайская философия зародилась приблизительно в то же время, что и индийская – в первом тысячелетии до нашей эры. Так же, как и в Индии, ей предшествовала богатая мифология, которая объясняла происхождение мира, и так же в ее недрах постепенно начали формироваться философские идеи. Но, говоря об Индии и Китае, нельзя проводить четкое разграничение между мифорелигиозным сознанием и теоретическим освоением действительности, то есть философией. Философские идеи вплетаются в мифологию и религию, и такая переплетенность, синкретизм сохраняется на Востоке до наших дней. Там нет даже разделения таких понятий, как “религия” и “учение”; в китайском языке их обозначает один и тот же иероглиф.

Согласно древнекитайской мифологии, в глубокой древности, когда еще не было ни неба, ни земли, Вселенная представляла собой мрачный бесформенный хаос. По одному мифу, в бесформенном мраке родились два духа – инь и янь, которые занялись упорядочением мира. Впоследствии эти духи разделились: дух янь стал руководить небом, а дух инь – землей. Значок инь-янь известен всем: янь (мужская энергия) и инь (женская) образуют вместе неразрывное единство. По второму мифу, мифический первочеловек Пань-гу ударил топором по мраку, в результате чего все легкое и чистое немедленно поднялось вверх и образовало небо, а тяжелое и грязное опустилось вниз и образовало землю. Так возник мир.

Давние китайцы считали, что все в мире зависит от предопределения неба. Верховного правителя – императора почитали как сына неба. Кроме того, большое значение имело поклонение мифическим древним правителям. С культом правителей был связан также культ предков.

Кроме духов предков, почитались также духи природы. Особенно важное место отводилось сверхприродным силам – фын-шуй (или фэн-шуй) – духам ветра и воды. Считалось, что их благоприятное или неблагоприятное влияние проявляется в зависимости от рельефа местности: от формы холмов, от наличия или отсутствия воды, от расположения деревьев, высоты зданий и др. С этими факторами всегда пытались увязать любое строительство.

2.2.2. Конфуцианство

Такой была почва, на которой возникла китайская философия. По глубине и длительности влияния на все сферы жизни Китая первое место среди философских учений занимает конфуцианство. Его основателя, известного в Европе как Конфуций (552–479 до н. э.), в действительности звали Кун Цю, но чаще – Кун-цзы (учитель Кун). Он был мелким чиновником, но оставил службу и посвятил жизнь созданию своего учения. В то время династия Чжоу, которая была основана еще в ХІІ в., переживала период гражданских войн. Как реакция на это смутное время и возникла философия Конфуция, которая представляла собой в первую очередь этическое учение, или руководство к действию, как нужно править. Мыслитель считал, что он ничего нового не выдумывает, а восстанавливает высокие принципы, которыми руководствовались упоминавшиеся выше мифические древние правители. Философ говорил: “Я толкую, но не создаю. Я верю в древность и люблю ее.” (Цит. по: Сидихменов В.Я. Китай: страницы прошлого. – М., 1978. – С. 112). Принципы правильного управления назывались у Конфуция, подобно принципам Будды, “средним путем” или “золотой серединой”. Это управление должно осуществляться на основании добропорядочности, любви к людям, великодушия и проявления милости. Он призывал к избежанию всяких крайностей, смягчению противоречий.

Именно Конфуцию принадлежит золотое правило нравственности: “Не делай другому то, чего не желаешь, чтобы делали тебе”. Мыслитель создал идеальный образ того, каким должен быть совершенный человек – “благородный муж”. Он должен был иметь пять добродетелей: человеколюбие, обязательность, соблюдение норм поведения, знание и верность.

Конфуций учил, что человек по своей природе склонен к добру. Что касается порочных склонностей, то они проявляются лишь в результате отсутствия морально-этического воспитания. Но в то же время у философа “благородным” всегда оказывается человек знатного происхождения, а “ничтожным” – простолюдин. С одной стороны, народ не имеет благородства в результате отсутствия воспитания, с другой стороны Конфуций считал, что воспитывать, давать какие-то знания ему и не нужно, это напрасно, им нужно только управлять, ничего не объясняя.

Особенностью Китая было то, что все ученые, образованные, интеллигенты были в то же время служилыми чиновниками. Потому они активно использовали служебное положение для того, чтобы сделать конфуцианство официальной идеологией. И эта цель была достигнута. Конфуцианство регламентировало все сферы жизни человека в Древнем Китае – взаимоотношения между людьми, воспитание и учеба, быт и обычаи, обряды – можно сказать, что любой китаец шага ступить не мог, чтобы не ощутить на себе влияния конфуцианства.

2.2.3. Даосизм

Даосизм – другое учение, по продолжительности существования и степени развития сравнимое с конфуцианством. А его основатель Лао-цзы считается вторым после Конфуция философом Китая. Жил он приблизительно в то же время, что и Конфуций, и якобы с ним даже встречался. Настоящее его имя – Ли Эр, Лао-цзы значит “учитель Лао”. В свою очередь, Лао – это прозвище, оно означает “старец”. Учение философа изложено в его знаменитом трактате “Даодэцзин”, что означает “Книга пути и добродетели”.

Даосизм основывается на понятии дао. Дао означает “путь”. Иероглиф “дао” состоит из двух частей: “голова” и “идти”, то есть это дорога, по которой ходят люди, но в последующем этот иероглиф приобрел значение “закономерность, закон”. Лао-цзы, приняв дао за высшую категорию своей философии, придал ей еще более глубокий смысл: дао – не только закон, но и источник происхождения мира. Он считал, что дао лежит в основе мира, что “это корень неба и земли”.

Основные категории даосизма – это небытие и бытие. Небытие – это и есть дао, а от него уже происходит все, что существует.

Основной принцип, исповедуемый даосизмом – принцип “естест­венности” и “недеяния” – предписывал человеку отказаться от всякой деятельности, не вмешиваться активно в жизнь – она должна развиваться естественно, словно сама собой. Такое следование природному естеству и является слиянием человека с путем дао, при котором он, с одной стороны, себя теряет, но, с другой стороны, какое-то свое высшее “я” находит.

Мы видим, что здесь даосизм полностью противоречит конфуцианству. Конфуций считал, что человека нужно воспитывать. Одной из пяти добродетелей конфуцианства, как мы помним, является соблюдение норм поведения. Они включают в себя не столько нравственные качества, сколько церемонии, правила этикета, обряды. Церемонии внедрялись в сознание с самого детства, и это помогало избежать ссор, брани, преступлений, так что благодаря церемониалу китайца действительно трудно вывести из себя. Но все это, конечно, имело и отрицательную сторону. Человека приучали, что он ни в коем случае не должен следовать своим естественным чувствам, будь то гнев или радость, любовь или ненависть, никак их не проявлять, какие бы страдания это не доставляло, а следовать внешнему этикету.

Вопреки всему этому даосизм утверждает, что все внешнее – обманчиво и быстротекуще. Единственный путь – это следование своей внутренней природе, углубление в себя, и тогда все законы внешней природы и общества сами открываются человеку.

И это отличие настолько бросается в глаза, что даже существовала теория, согласно которой даосизм, – это что-то некитайское или не совсем китайское, иностранного происхождения. Но есть и другая точка зрения: даосизм как раз полнее всего отображает именно китайский дух. При этом даосизм и конфуцианство дополняют друг друга. Даосизм помогает человеку оставаться собой, не изменяя своему естеству. Конфуцианство же учит, как нужно обращаться с другими людьми. И поскольку эти два учения (и третье – проникший в Китай буддизм) тесно переплетались между собой в каждом человеке (а в Китае отсутствует религиозная нетерпимость, там в одном храме молились разным богам), то их взаимодополнение, возможно, и обеспечило уникальность китайской культуры, которая сохранила себя до наших дней.

Контрольные вопросы

1. Когда и на какой почве зародилась философская мысль в Индии? Каковы основные философские идеи “Вед”?

2. Что предписывала человеку “Бхагавадгита? Какие дисциплины составляют шесть даршан?

3. В чем заключается материализм чарваки (локаяты)?

4. В чем суть джайнизма?

5. В чем суть буддизма?

6. На какой почве зародилась древнекитайская философия? В чем суть конфуцианства?

7. Каковы основные идеи учения даосизма?

Литература

1. Бонгард-Левин Г.М. Древнеиндийская цивилизация: философия, наука, религия. – М., 1980.

2. Конфуций. Я верю в древность / Сост., пер. и коммент. И.И. Семененко. – М., 1995.

3. Сидихменов В.Я. Китай: страницы прошлого. – М., 1978.

4. Таранов П.С. 106 философов: жизнь, судьба, учение: В 2 т. – Т. 1. – Симферополь,1995.

5. Філософія: Навч. посіб. / За ред. І.Ф. Надольного. – 3-є вид., стереотипне. – К., 2002.

Тема 3
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

План

3.1. Натурфилософский период развития древнегреческой философии.

3.2. Период создания универсальных философских систем.

3.3. Философия эпохи эллинизма.

3.1. Натурфилософский период развития
древнегреческой философии

Античная философия возникла в греческих городах-госу­дарст­вах (полисах) на рубеже VII–VI вв. до н. э. Период расцвета греческой философии пришелся на V–IV вв. до н. э., а затем она развивалась параллельно с философией Древнего Рима вплоть до начала VI в. н. э.

Античная философия – это философия Древней Греции и Древнего Рима.

Замечательные свидетельства высочайшего развития древнегреческой и древнеримской культуры – эпос Гесиода и Гомера; лирика Сапфо, Алкея, Анакреона, Горация, Катулла; драматургия Софокла, Эсхила, Еврипида, Аристофана; скульптура Фидия, Праксителя; исторические труды Геродота и Фукидида и, наконец, философские учения Гераклита, Эпикура, Платона, Аристотеля, Сенеки, Секста-Эмпирика.

Особое значение античной философии состоит в том, что она явилась тем фундаментом, над которым впоследствии возвысилось гигантское здание мировой философии. Более того, сами контуры этого здания явственно видны в недрах античной философии. На это обратил внимание Ф. Энгельс, который писал, что “в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения почти все позднейшие типы мировоззрений” (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 20. – С. 369).

Именно в древнегреческой философии определились две линии, две тенденции, под знаком борьбы которых в значительной степени будет развиваться вся последующая философская мысль: материалистическая и идеалистическая.

Первое, что привлекает внимание античных философов, – это окружающий их мир, природа (натура). В попытках целостного осмысления мира они ставят вопрос о начальной причине всех вещей, о первопричине всего существующего. Фактически они задаются тем же вопросом, что и авторы древнеиндийских “Вед”: что это и откуда это, и кто создал это, когда не было ни чего бы то ни было, ни ничего, и мрак покрывался мраком?

Первые материалистические учения появились VII–VI вв. до н. э. в Милете – малоазийском греческом городе, где жили Фалес, Анаксимен и Анаксимандр. Милетские философы полагали, что за величайшим разнообразием всех вещей в природе должно скрываться нечто родственное каждой из этих вещей, они искали вещество, из которого возникают все остальные вещи мира. Таким веществом Фалес считал воду, Анаксимен видел первооснову всего существующего в воздухе, а Анаксимандр говорил об особом веществе, которого нет в чистом виде в природе, но из которого когда-то произошел весь мир и все вещи, его составляющие. Это вещество он называет апейрон, что означает “беспредельное”. В апейроне Анаксимандра угадывается первое наивное представление о материи, которая тоже не связана с каждой конкретной вещью, а является абстракцией всего объективно существующего.

В отличие от милетцев, занятых поисками единого мирового вещества, общего субстрата всех вещей, Пифагор (576–496 до н. э.) и его ученики изначальное единство мира усматривали в законе, в принципе, обеспечивающем порядок размещения вещей в пространстве. Мировой порядок и гармония, по мнению пифагорейцев, находит свое воплощение в определенном количественном отношении, в числе; в этом смысле по отношению к миру они употребили слово космос, которое вначале означало “порядок”, “украшение”.

Пифагорейцы пытались математически объяснить, “исчислить” не только физический мир, пространство, движение, время, но и общественные отношения и даже моральные чувства, как например, любовь. Не будет преувеличением сказать, что числа и количественные отношения были ими мистифицированы и обожествлены.

Другим очагом древнегреческой философии был город Эфес – родина Гераклита (ок. 530 – ок. 470 до н. э.). Он происходил из царского рода Кодридов, но от царского сана отказался в пользу своего брата. Сам же удалился в храм Артемиды Эфесской, где проводил время в играх с детьми. Жизнь великий философ окончил отшельником, уйдя в горы. Исходный пункт философии Гераклита – представление о преходящем, изменчивом характере всего существующего. Как Фалес, Анаксимен и Анаксимандр, он искал первовещество и находил его в огне. Выбор неслучаен: всё находится в непрерывном изменении, а что может быть подвижнее огня. “…Космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим” (Материалисты Древней Греции. – М., 1955. – С. 44).

Сам мировой процесс, по мнению Гераклита, цикличен: все вещи происходят из огня, а по истечении “великого года” вновь обращаются в огонь. Стали крылатыми слова философа: “Всё течёт, всё изменяется”. Известно и такое его изречение: “Нельзя дважды войти в одну и ту же реку”. А ученик мыслителя Кратил утверждал, что и единожды нельзя войти в одну и ту же реку, ибо пока все тело погрузится в реку, вода уже не будет прежней.

Причину вечного изменения, движения, становления Гераклит видел в борьбе противоположных начал. Всякое изменение происходит не хаотично, а согласно закону, “логосу”. Сущность закона в том, что всякая вещь и свойство изменяются не как угодно, а переходят в свою противоположность: тепло в холод, день в ночь, жизнь в смерть и наоборот. К противоположностям Гераклит подходил диалектически и усматривал в них не только различие, но и единство, тождество. “Бессмертные смертны, смертные бессмертны, жизнь одних есть смерть других и смерть одних есть жизнь других”, – утверждает философ.

Так как в мире всё связано и каждое явление переходит в свою противоположность, то всякое свойство, по мнению Гераклита, должно характеризоваться относительностью. И философ приводил примеры этой относительности: “Ослы солому предпочли бы золоту”; мудрейший из людей “по сравнению с богом кажется обезьяной – и по мудрости, и по красоте, и во всём прочем”.

Интересен взгляд античного диалектика на сознание: душа материальна, она тоже представляет собой род огня – “сухой огонь”. Поэтому, когда человек злоупотребляет вином, огонь этот увлажняется со всеми вытекающими неприятными последствиями.

Гераклит был назван “тёмным” за туманность, сложность языка своего основного произведения “О природе”.

Учению о всеобщем движении, объясняющем принципиальное устройство мира, противопоставил свою концепцию Зенон Элейский (ок. 490–430 до н. э.). Он и другие элеаты заявили, что сущностную основу мира следует искать не в движении, а в том, что остается постоянным при изменении, т. е. в покое. В своих знаменитых апориях (парадоксах, неразрешимых противоречиях) философ доказывал невозможность, немыслимость движения. Мыслитель не отрицал чувственной достоверности движения, того что человек ощущает, воспринимает движущиеся объекты, но не признавал возможность достичь истинного знания, основываясь на чувственном восприятии. Он призвал только логическое мышление и доказывал, что, основываясь на разуме, на логике, следует признать, что движение невозможно, допущение же обратного приводит к неразрешимым затруднениям.

Так, в апории о стреле доказывается, что двигаться она не может, поскольку весь путь, пройденный стрелой, можно разделить на бесконечное множество точек; в любой из этих точек в данный момент времени стрела покоится. Возникает вопрос, где же и когда же она движется, ведь сумма состояний покоя не может дать движения.

Для того, чтобы стрела двигалась, утверждает Зенон, она должна в каждый момент находиться в определенном месте и не находиться в нём, иными словами, должна в один и тот же момент времени находиться в разных местах. Это, разумеется, нелепо и потому невозможно.

Второй аргумент Зенона против движения известен под названием “Ахилл и черепаха”. Человек начинает свой бег, когда находящаяся перед ним черепаха уже начала ползти в том же направлении. Философ утверждает, что Ахилл не может догнать черепаху, так как пока он достигнет места, где черепаха находилась, она успеет уползти дальше; пока он добежит до места её нового положения, она переползет ещё дальше и т. д. до бесконечности.

Вообще, считает мыслитель, никакой движущийся предмет не достигает конца своего движения, ибо этот предмет должен сначала дойти до половины своего пути, а прежде чем пройти вторую половину пути, он должен пройти её половину (половину половины) и так без конца.

Зенон одним из первых обратил внимание на относительность понятий величины, множества, бесконечности. Вот его рассуждения на этот счёт: “…каждая вещь обязательно должна иметь какую-либо величину, толщину и расстояние от любой другой вещи. И к лежащей перед ней вещи применимо опять то же самое рассуждение. А именно и она будет обладать величиной и перед ней будет лежать какая-либо другая вещь. Итак, то самое, что было сказано однажды, можно повторять до бесконечности. Ибо ни одна такая вещь… не будет последней и никогда не будет вещи, у которой не было бы вышеуказанного отношения к другой вещи. Таким образом, если сущее множественно, то оно должно быть и малым и большим: настолько малым, чтобы вовсе не иметь величины, и настолько большим, чтобы быть бесконечным” (Антология мировой философии: В 4 т. – Т. 1. – М., 1969. – С. 298).

Для нас, разумеется, интересен вопрос, как относиться к Зенону, как оценивать его наследие. На первый взгляд кажется, что отношение это должно быть отрицательным в связи с его антидиалектическими воззрениями. Однако этот философ далеко не так одиозен, как может показаться. Выясняя противоречия движения, парадоксальность наших суждений о нём, Зенон, хотел он того или нет, но двигал вперёд науку о движении, может быть, не желая того, но лил воду на мельницу диалектики. Апории мыслителя интересны и для современной науки, до сих пор она видит в них проблемы, которые ждут своего решения.

По сути дела, Зенон не так страшен для философии Гераклита, зато несомненная его заслуга в том, что он дал отпор излишне ретивому ученику Гераклита Кратилу, который доводил диалектику своего учителя до крайности, до абсурда, совершенно не признавая момента устойчивости, постоянства, покоя. Так, по Кратилу, нельзя вещи называть какими бы то ни было именами, так как они постоянно меняются и смысл, который мы вложили в название данной вещи сегодня, завтра уже не будет соответствовать её новому содержанию. Поэтому у предметов не должно быть имён, а в разговоре следует просто указывать на них пальцем. Для подобных рассуждений учение Зенона действительно представляло реальную угрозу.

У А. Пушкина есть стихотворение, имеющее прямое отношение к Зенону. Называется оно “Движение”.

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.

Другой смолчал и стал пред ним ходить.

Сильнее бы не мог он возразить;

Хвалили все ответ замысловатый.

Но, господа, забавный случай сей

Другой пример на память мне приводит:

Ведь каждый день пред нами солнце ходит,

Однако ж прав упрямый Галилей.

Как видим, в стихотворении великого поэта содержится высокая оценка учения Зенона. Этот философ будил мысль, обращал внимание современников и потомков на сложность мира и его познания. Зенон был мастером спора, неумолимой логики. Он, как никто другой, умел увидеть противоречия во взглядах противника, умел показать несостоятельность его доводов. Эта особенность мыслителя превратится потом у его гениального современника Сократа в метод.

И еще несколько слов о пушкинском стихотворении. В нём “мудрец брадатый” – это не сам Зенон, а какой-то последователь, потому что доказывал нелепость отрицания движения хождением Диоген-циник, который жил позднее Зенона. История сохранила такую легенду об этом случае. После того, как в доказательство движения Диоген прошелся перед своим оппонентом, он спросил своих слушателей, убедило ли их такое доказательство. Только один уверенно заявил, что вполне убедило. Тогда Диоген схватил палку и стал бить ею этого ученика, приговаривая: “Доводы разума должны опровергаться доводами разума, а не каким-то там хождением”.

Следующей попыткой найти первопричину мироздания, “первокирпичик” мира явился атомистический материализм. Основателем древнегреческого атомизма был Левкипп. Согласно его учению, всё в мире состоит из простых неделимых частиц – атомов. Продолжатель его учения Демокрит (ок. 460 – 370 до н. э.) выстроил цельное, охватывающее многие философские вопросы, материалистическое учение. Он родился в городе Абдера, в семье богатого горожанина. Рано увлекся наукой, много путешествовал.

Атомизм возник как реакция на учение Зенона, который своими апориями указал на многие противоречия, парадоксы в современном научном знании. Учение атомистов и виднейшего среди них – Демокрита – представляло собой попытку выйти из тупика, преодолеть кризис в натурфилософии.

Признание существования двух первопричин – атомов и пустоты – исходное положение учения мыслителя. Философ допускает, что атомы отличаются друг от друга по форме, величине, положению и порядку. По свидетельству Цицерона, он полагал, что “атомы… носятся в бесконечно пустом пространстве, в котором вовсе нет ни верха, ни низа, ни середины, ни конца, ни края… Это движение атомов должно мыслить не имеющим начала, но существующим вечно” (Антология мировой философии: В 4 т. – Т. 1. – М., 1969. – С. 329).

Атомизм Демокрита распространяется и на учение о душе, которая, с его точки зрения, материальна, тоже состоит из атомов. Боги, лишены сверхчувственного начала, они смертны, как и люди. Смерть же представляет собой ни что иное, как распад атомов.

Мыслитель развивал оригинальное учение о познании. Он полагал, что в основе познания лежат ощущения. От вещей как бы отделяются их копии, образы, тонкие оболочки, как он говорит, идолы, и через органы чувств они проникают в тело человека. Идолы эти тоже материальны.

Но ощущение – не единственный источник познания. Многое в мире, например, атомы, пустота недоступно органам чувств, но мы убеждены в их существовании посредством ума. Однако и здесь основа знаний – ощущение.

Демокрит различал то, что существует в действительности и во мнении. “В мнении существует сладкое, в мнении – горькое, в мнении – теплое, в мнении – холодное, в мнении – цвет, в действительности же существуют только атомы и пустота” (Материалисты Древней Греции. – М., 1995. – С. 76). И далее он пишет: “В действительности мы не воспринимаем ничего истинного, но воспринимаем лишь то, изменяется в зависимости от состояния нашего тела” (Антология мировой философии: В 4 т. – Т. 1. – М., 1969. – С. 331). Из приведённого текста ясно, что философ считает образ субъективным отражением действительности. В. Ленин будет потом говорить об отражении как субъективном образе объективной действительности. Кроме того, во взглядах мыслителя мы находим в зачатке учение Дж. Локка о первичных и вторичных качествах.

Демокрит уделял внимание вопросам логики, он возражал против умозрительных, не основанных на опыте доказательств.

Представляют интерес его взгляды на общество. Философ считал политику важнейшим искусством. В своих работах ратовал за демократию, разумеется, рабовладельческую. “Бедность в демократии настолько же предпочтительнее так называемого благополучия граждан при царях, насколько свобода лучше рабства” (Материалисты Древней Греции. – М., 1995. – С. 168). Демокрит считал необходимым полное подчинение личности интересам государства.

Говоря о развитии общества, философ утверждал, что люди первоначально жили подобно животным, пользуясь готовыми продуктами природы; под воздействием потребности “руки, ум и сообразительность” создал человеческое общество.

3.2. Период создания универсальных философских систем

Второй период развития античной философии приходится на V–IV вв. до н. э. Натурфилософское мышление исчерпало себя: на том уровне развития научных знаний его дальнейшая эволюция была невозможна. Всё, что можно было умозрительно сказать о мире в целом, было сказано. Поэтому космоцентрическая направленность древнегреческой философии уступает место ориентации на исследование проблем человека и его общественной жизни. Это новое устремление античной философии ярче всего выражено положением Протагора: “Человек есть мера всех вещей”.

Такое изменение предмета философского исследования было также непосредственно связано с активным развитием социальной жизни. Деятельное участие в общественной жизни порождало интерес к политическим проблемам, проблемам государственного устройства, проблемам власти. Вопросы о смысле и истоках мироздания сменились вопросами о происхождении и назначении гражданского общества, возможности построения идеального государства, о достоверности познания, о мотивах, целях и справедливой оценке человеческой деятельности.

В условиях рабовладельческой демократии в греческих полисах ораторское искусство, умение спорить и убеждать ценилось очень высоко. В соответствии с потребностью появляются и учителя этого искусства – софисты.

Слово “софист” первоначально означало “мудрец”, “ученый”, “учитель”. Уже позднее Платон вложил в это слово предосудительный смысл, а Аристотель так определил понятия “софистика” и “софист”: “Софистика есть мудрость кажущаяся, а не подлинная, и софист – это человек, умеющий наживать деньги от кажущейся, не подлинной мудрости” (Антология мировой философии: В 4 т. – Т. 1. – М., 1969. – С. 316).

Действительно, софисты порой дурно пользовались своим искусством, доказывая то одно, то, с не меньшей убедительностью, прямо противоположное. Автор книги “У колыбели науки” Г. Волков пишет, что “софистика вышла непосредственно из искусства спорить, убеждать, вести полемику, в этом смысле она дочь диалектики, но дочь бесшабашная, непутёвая” (Волков Г.Н. У колыбели науки. – М., 1971. – С. 159).

Софисты, можно сказать, впитали в себя всю диалектику, но, отталкиваясь от идеи текучести и изменчивости бытия, они абсолютизировали эту изменчивость, оказывая тем самым медвежью услугу диалектике. Достаточно вспомнить об упомянутом уже Кратиле.

Если Зенон сомневался в истинности показаний наших органов чувств, то софисты полагали, что только разум, только логика достойны внимания, но и они (к этому, в конце концов, приходят софисты) не в состоянии раскрыть истину, раскрыть сущность предмета. Такая установка приводит их к убеждению, что доказать можно всё, что угодно; всякому знанию, всякому суждению можно противопоставить противоположные знания и суждения и никакого критерия правильности той или иной мысли нет и быть не может.

У каждого человека есть своя истина и мерой истины является сам человек – так рассуждает софист Протагор (ок. 480 – ок. 410 до н. э.). Логическое завершение эти взгляды получают у Горгия (ок. 483–375 до н. э.). Он формулирует три главных положения: “первое – что ничто не существует; второе – что если что-либо и существует, то оно непознаваемо для человека; третье – что если оно и познаваемо, то всё же, по крайней мере, оно непередаваемо и необъяснимо для ближнего” (Антология мировой философии: В 4 т. – Т. 1. – М., 1969. – С. 318–319).

В основе учения софистов лежит неверие в существование абсолютной истины, зато они одними из первых обратили внимание на релятивную сторону процесса познания, на относительность человеческих знаний. От субъективизма софистов идёт прямая дорога к скептицизму, агностицизму и даже солипсизму. И всё-таки софистами нельзя не восхищаться. Из тьмы веков смотрят на нас их насмешливые лица и зовут за собой в царство дерзновенной мысли.

Эти мыслители не представляли единой школы и часто вступали в полемику между собой по самым различным вопросам. Но можно выделить ряд черт, присущих всем софистам. Во-первых, они являлись первыми профессиональными философами; во-вторых, в отличие от своих предшественников, занимающихся изучением природы, они обращаются к человеку и его деятельности и делают их главными предметами философского анализа; в-третьих, софисты отказываются от чувственного восприятия как критерия истинности знания и, наконец, в-четвертых, все они используют живой диалог, спор, метод вопросов и ответов для выявления противоречий во взглядах противников и опровержения этих взглядов.

Обратимся к некоторым наиболее известным примерам софизмов.

Софист спрашивает своего собеседника:

– То, чего ты не терял, ты имеешь, не правда ли?

– Это сущая правда, – отвечает тот.

– Ты не терял рогов, следовательно, ты их имеешь, – торжественно объявляет софист.

Этот софизм вошел в историю под названием “Рогатый”.

– Скажи, есть ли у тебя собака? – спрашивает софист простодушного человека.

– И очень злая, – отвечает тот.

– А у неё есть щенята?

– Да, тоже злые.

– И эти щенята твои?

– Да, мои.

– А у них есть отец?

– Есть.

– И он тоже твой?

– Мой.

– Значит, ты утверждаешь, что ты пёс и сын пса!

Иногда оружие софистики больно ударяло по самим софистам. В сочинении “Тяжба о плате” Протагор рассказывает об одном таком случае. Ученик Протагора Эватл заключил со своим учителем договор, что уплатит крупную сумму за обучение лишь в том случае, если выиграет свое первое дело в суде. Однако после обучения хитрый ученик свое первое дело начал против самого Протагора. При любом решении суда Эватл платить не собирался: в случае, если выиграет дело, то не платит по решению суда, если проигрывает, то опять не платит, но уже по договору.

Вот ещё образчик софистического остроумия:

– Сделать необразованного человека образованным – значит убить его, – заявляет софист.

– Как так? – вопрошает собеседник.

– Став образованным, он уже не будет тем, чем был, не так ли? А убить человека – это и значит сделать человека не тем, чем он был.

Высокую, восторженную и в целом верную оценку давал софистам А. Герцен: “Когда мысль человеческая достигла той ступени сознания и силы, когда она окрепла в ней, узнала свою несокрушимую мощь, – открылось в греческом мире зрелище блестящее, увлекательное, торжество юношеского упоения в науке. Я говорю об оклеветанных и непонятых софистах. Софисты – пышные, великолепные цветы богатого греческого духа – выразили собою период юношеской самонадеянности и удальства… Что за роскошь в их диалектике! что за беспощадность! что за развязность! какая симпатия со всем человечественным! Что за мастерское владение мыслию и формальной логикой! Их бесконечные споры – эти бескровные турниры, где столько же грации, сколько силы, – были молодеческим гарцеванием на строгой арене философии; это удалая юность науки, её майское утро”. (Герцен А.И. Письма об изучении природы // Собрание сочинений: В 30 т. – Т. 3. – М., 1954. – С. 163).

Вслед за софистами на небосклоне греческой философии появляется одна из самых ярких звезд, человек, ознаменовавший собой переломный момент греческой истории, – Сократ (469 – 399 до н. э.). Его жизнь и философия показывают, что он один из первых вступает в противоречие с обществом и с тем уровнем мышления, которого достигла Греция к концу V в. до н. э.

Часто говорят о противостоянии Сократа и софистов, но, это не совсем верно. Он сам вырос из софистов и во многом продолжил начатую ими работу. Философ вслед за софистами ещё далее, ещё глубже развил идею самоценности человеческого мышления. Сократ ещё в большей мере, чем софисты, обращается к проблемам этики и общественной жизни человека. Задачу философского знания он усматривает не в умозрительных рассуждениях о мире вообще, а в исследовании того, как должен жить человек. Вопросы о счастье, добре, благодетели, красоте особенно волнуют мыслителя. Как пишет о нем его верный ученик Ксенофонт Афинский, Сократ “исследовал, что благочестиво и что нечестиво, что прекрасно и что безобразно, что справедливо и что несправедливо, что благоразумие и неблагоразумие, что храбрость и что трусость, что государство и что государственный муж, что власть над людьми, что человек, способный властвовать над людьми…” (Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения. – М.; Л., 1935. – С. 24–25).

О связи философа с софистами и в то же время глубоком отличии от них справедливо писал А. Герцен: “ …великий софист – Сократ, стоявший на одной точке с ними (софистами), но ушедший далее, нежели все они, объёмом мысли и величием характера. Это не юноша в разгуле, остановившийся и ищущий опоры на всю жизнь, – муж твёрдого шага и удивительной мощи. Сократ нанёс существующему порядку в Греции тяжелейший удар, нежели все софисты; он дальше пошел, нежели они, и потому-то он и был их врагом. Софисты – блестящая жиронда, а Сократ – монтаньяр, но монтаньяр нравственный и чистый; софисты имели бездну личного,…у них мысль не нашла ещё себе твёрдой опоры; они испытывали, так сказать, формальную власть мысли, они брались всё доказывать, всё опровергать… Истинно твёрдая основа лежит в том объективном начале мышления, которая софистам до Сократа не раскрывалась…

Мысль Сократа точно так же едка и точно так же разлагает, как мысль Протагора,…но Сократ сознаёт в общем движении и покойное начало; это начало сущность, вечно хранящаяся и определяющаяся целью, – есть истинное и благое” (Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. – Т. 3. – М., 1954. – С. 166–167).

Особенно интересен философский метод Сократа. Тот же Герцен утверждает, что “у Сократа нет системы, а есть метода; это какой-то живой, вечно деятельный орган мышления человеческого; его метода состоит в развитии самомышления; с какой стороны не попался бы ему предмет, он, начиная со всей односторонности общего места, дойдет до многостороннейшей истины… Человек должен из себя развить, в себе найти, понять то, что составляет его назначение, его цель, конечную цель мира, он должен собою дойти до истины…” (Там же, с. 167).

Сведения о философии Сократа мы черпаем, прежде всего, из двух источников: “Сократических диалогов” Платона и сочинений Ксенофонта Афинского (оба были его учениками и последователями). Но точно установить, как мыслил и что говорил философ, достаточно трудно: сам Сократ ничего не писал, Ксенофонт зачастую искажает учителя, “причёсывая” его мысли сообразно с политическими обстоятельствами своего времени, а Платон, будучи сам великим мыслителем, привносит в сократовскую философию много своего.

Итак, методом Сократа, посредством которого он определяет общие понятия этики и эстетики, является живой диалог, спор.

Сократ спрашивает у софиста Гиппия:

– Что есть прекрасное? Ведь ты-то, – льстит он своему оппоненту, – разумеется, знаешь, что это такое, и это только маленькая толика твоих знаний.

– Разумеется, знаю, – отвечает софист, не чувствуя подвоха. – Прекрасное – это прекрасная девушка.

– Замечательный ответ! – восклицает Сократ. – Но разве прекрасная кобылица не есть прекрасное? Или прекрасный горшок?”

Затем философ объясняет Гиппию, что просит его назвать не отдельные проявления прекрасного, а прекрасное как таковое, вообще прекрасное. Далее мыслитель путем ряда рассуждений и наводящих вопросов подводит к определению понятия “прекрасное”. И вот тогда, когда конечное определение, казалось, вот-вот будет найдено, Сократ неожиданно прекращает беседу.

Многие диалоги Сократа заканчиваются именно таким образом. Тому есть ряд причин. Во-первых, он чувствует, что дать исчерпывающее определение какой-то этической категории практически невозможно. Хорошо уже то, что к этому определению удалось вплотную подойти. Во-вторых, поступает как мудрый учитель, который разжевал мысль, но не желает её глотать за своего ученика. И, наконец, в-третьих, он действует в духе своего знаменитого тезиса “Я знаю, что ничего не знаю”.

Часто эти слова Сократа толкуют в духе агностицизма, и на то есть свои основания. Но следует видеть в них и другую сторону, которую можно было бы выразить так – не кичись своим знанием, ведь мир бесконечен и бесконечно познание его. В своё время в том же духе выскажется П. Лаплас: “То, что мы знаем, ограничено, то, что мы не знаем, бесконечно”.

Г. Гегель, замечая у Сократа тяготение ко всеобщему, к развитию учения об общих понятиях, критикует его за забвение единичного. Он действительно, умаляет значение единичного, и “в каждом особенном вскрывает лишь его недостатки”.

Но такое презрение к частному понятно: Греция в то время вполне научилась пользоваться единичными, но не общими понятиями.

Дата добавления: 2014-01-04