Международные отношения в предвоенное десятилетие 3 страница

Таким образом, «Четырнадцать пунктов» Вильсона являлись своего рода манифестом, в котором под прикрытием пацифистских лозунгов прослеживаюсь стремление американской администрации вывести США на авансцену мировой политики, закрепить за ними положение ведущей державы не только в экономической, но и в политической сфере.

Второе. «Программа мира» США не только провозгласила принципиально новую цель американской внешней политики, она обозначила и качественно новые методы для достижения этой цели.

В годы войны правительственные круги всех великих европейских держав рассматривали послевоенное устройство мира в традиционных категориях. Фундаментом послевоенного мирового порядка должен был стать изменившийся баланс сил, закрепленный масштабными аннексиями победителей за счет побежденных, т.е. предполагалось осуществить новый передел мира. Соединенные Штаты уже с конца XIX в. выступали против классических методов колониальных захватов и военно-политической экспансии, они противопоставили им доктрину «открытых дверей» и «равных возможностей» (провозглашена в 1899 г. государственным секретарем США Дж. Хэем в отношении Китая). В «Четырнадцати пунктах» Вильсона содержалось требование международного признания этой доктрины, но уже не в качестве регионального, а как основополагающего принципа мировой политики.

Стратегическая линия, предложенная американским правительством, заключалась в том, чтобы, опираясь на экономические преимущества и не прибегая к широким территориальным (с.28) захватам, вытеснить иностранных конкурентов и обеспечить себе господствующее положение в мире. В отличие от Англии и Франции, владевших огромными территориями и установивших там полное политическое господство, Соединенные Штаты стремись достичь своей цели главным образом при помощи экономических и финансовых рычагов. Их программой были не отдельные территориальные приобретения, а трансформация экономического могущества в мировое политическое лидерство.

Политика «открытых дверей» помимо решения этой основной задачи имела и еще ряд существенных преимуществ перед открытым аннексионизмом. Она позволяла избегать чрезмерных затрат на военные нужды и использовать демократические, национально-освободительные и антиимпериалистические традиции, поскольку главной целью провозглашалось не военное, а «мирное» финансово-экономическое подчинение. Эта политика, наконец, давала возможность осуждать колониальную практику европейских держав и вызывала определенное сочувствие политически эксплуатируемых и угнетаемых стран и народов. Доктрина «открытых дверей», таким образом, представляла собой теорию и практику экономического колониализма, уже тогда содержавших в себе элементы неоколониалистской политики, которая окончательно сложилась после Второй мировой войны.

В известном смысле эту международную инициативу США можно назвать либеральной альтернативой традиционному империалистическому курсу, политике колониальных захватов и военного диктата.

Доктрина «открытых дверей» и «равных возможностей» легла в основу целого ряда положений программы Вильсона. Полностью соответствовали духу и букве этой доктрины пункты о «свободе морей» и «свободе торговли». Лозунг «справедливого решения колониального вопроса» с учетом интересов местного населения также имел непосредственное отношение к новой американской стратегии. Соединенные Штаты не хотели мириться с тем, что большая часть территории земного шара оставалась объектом монопольного контроля со стороны их конкурентов. Поэтому они и добивались признания «равных прав и возможностей» в эксплуатации колониального мира, будучи уверенными в том, что в этом случае успех в конкурентной борьбе будет на бороне экономически самого сильного. Более того, США были готовы пойти на предоставление независимости колониям (правда, пока не своим, а принадлежавшим европейским державам), так как имели богатый опыт в финансово-экономическом «управлении» формально независимыми центральноамериканскими Республиками. (с.29)

Таким образом, политика «открытых дверей» во многих отношениях была выгодна для Соединенных Штатов. Получив международно-правовое оформление, она могла в перспективе стать решающим фактором укрепления экономических и политических позиций США как ведущей мировой державы.

Третье. Провозглашение в «Программе мира» новых международных принципов вовсе не означало, что США полностью отказывались от использования старых, проверенных временем методов внешнеполитической деятельности. Одним из них была политика баланса сил.

Не вызывает никаких сомнений, что во многих своих предложениях и требованиях Вильсон руководствовался интересами обеспечения благоприятного для США баланса сил.

Именно этот мотив был главным в стремлении американского президента не допустить чрезмерного усиления Англии и Франции. Отсюда такие его предложения, как учреждение системы мандатов Лиги Наций на бывшие владения Германии и Турции (против усиления колониального могущества Великобритании и Франции); сокращение до «предельного минимума» вооружений (против роста военной мощи ведущих европейских держав); «свобода мореплавания» и «свобода торговли» (против монополизации странами Антанты мировых рынков сбыта и источников сырья).

Концепция поддержания выгодного баланса сил определяла позицию Вильсона по германскому вопросу. Соединенные Штаты выступали против максимального ослабления Германии, как того требовала Франция. Президент США приводил следующие доводы в защиту своего мнения. Во-первых, германское государство должно стабилизировать обстановку в Европе как противовес Франции, с одной стороны, и Советской России — с другой. Во-вторых, «максимально ослабленная» Германия неминуемо окажется «в объятиях революции и большевиков». Еще в октябре 1918 г. Вильсон в этой связи пророчествовал: «Если мы унизим немцев и слишком прижмем их, мы уничтожим в стране все остатки власти и там воцарится большевизм».

Четвертое. Констатируя определяющую роль глобалистских установок в американской «Программе мира», нельзя сводить к ним все содержание и смысл «Четырнадцати пунктов» Вильсона.

Будучи реалистически мыслившим и дальновидным политиком, президент США в большей степени, чем лидеры других великих держав, воспринял и осознал кардинальные перемены, произошедшие в послевоенном мире. Социальная нестабильность, массовое движение за демократическое и даже социалистическое преобразование общества, обострение национально-освободительной борьбы и, конечно же, революция в России — все это заставило (с.30) Вильсона вполне осознанно дистанцироваться от традиционных, империалистических методов, общепринятых в мировой практике и выдвинуть либеральные, демократические принципы построения новой системы международных отношений. К ним относись такие идеи и лозунги «Четырнадцати пунктов», как «гласность и открытость дипломатии», «экономическая демократия», «свобода морей», ограничение гонки вооружений и другие. Иное дело, какой реальный смысл в них вкладывался и как они реализовывались, но сам факт их провозглашения, безусловно, следует оценить положительно как крупный шаг на пути демократизации международных отношений. В противном случае можно вновь впасть в идейно-классовый догматизм и историческую нелепость, доказывая, что лозунг отмены тайной дипломатии, выдвинутый В.И.Лениным, есть «блестящий успех советской внешней политики», а тот же лозунг, провозглашенный В. Вильсоном, — «это лживая империалистическая демагогия».

В определенном смысле либеральные призывы американского президента являлись ответом на внешнеполитические инициативы советской власти, на опасность распространения революционных идей и «большевизации» мира. В конце 1918 г. Вильсон так охарактеризовал международную обстановку; «Призрак большевизма таится везде... Во всем мире серьезнейшее беспокойство». Чуть позже, разъясняя значение своих «основных принципов», он назвал и главное «успокоительное» средство: «Справедливый мир и лучший порядок необходимы для борьбы против большевизма».

Таким образом, «Четырнадцать пунктов» Вильсона представляли собой либеральную альтернативу не только традиционному экспансионизму и империалистической политике, но и социалистической угрозе.

На первый взгляд может показаться парадоксальным, что, борясь с большевизмом, президент США почти дословно повторял формулировки первых большевистских внешнеполитических актов. Так, стращая Англию и Францию, он совсем в духе ленинского Декрета о мире заявлял: «Мне приносит удовлетворение то обстоятельство, что, если нужно, я смогу обратиться к народам Европы через головы их правителей». Такое совпадение Деклараций объяснялось тем, что и в американских «Четырнадцати пунктах» и в советском Декрете о мире содержались положения общедемократического характера, хотя преследуемые цели – либеральные у Вильсона и революционные у Ленина – диаметрально противоположны.

Своей программой президент США стремился придать послевоенной системе международных отношений более современный, (с.31) более цивилизованный, «высокоморальный» и либеральный характер, не забывая при этом подчеркивать «миссионерскую», руководящую роль Соединенных Штатов.

Все сказанное позволяет сделать следующий краткий вывод: план переустройства мира, выдвинутый американским президентом, носил двойственный характер, сочетая принципы глобализма и либерализма. Этот вывод разделял и сам Вильсон, призывавший «совместить участие в мировой борьбе за могущество с руководством мировым либеральным движением».

Пятое. Говоря о содержании и значении «Четырнадцати пунктов», необходимо затронуть еще один, и последний вопрос: насколько реальной была возможность осуществления плана Соединенных Штатов.

При характеристике международного положения США уже назывались факторы, ограничивавшие влияние этой страны на мировую политику. Они и предопределили судьбу программы американского президента.

Главной внутриполитической преградой на пути реализации «основных принципов» Вильсона стал изоляционизм. Американские изоляционисты, возглавляемые председателем сенатского комитета по иностранным делам Генри Кэботом Лоджем и сенатором Уильямом Борой, устроили беспрецедентную обструкцию внешнеполитическим инициативам президента. Их основным требованием был отказ США от участия в Лиге Наций, создание которой являлось центральной идеей «Четырнадцати пунктов», Лодж не уставал повторять, что Соединенные Штаты не должны брать на себя никаких обязательств до тех пор, пока не будет реально обеспечено их «мировое преобладание», что незыблемую основу американской внешней политики составляет «ничем не связанная свобода великой державы решать самой, каким путем ей идти».

Дискуссии завершились тем, что республиканско-изоляционистское большинство сената в марте 1920 г. отказалось ратифицировать подписанный Вильсоном Версальский договор, который включал в себя Устав Лиги Наций. Победу одержали изоляционисты: идеи политического руководства миром тогда не нашли поддержки в Америке. Как оказалось, Вильсон, выступив со своей глобалистско-либеральной программой, опередил ход событий на 30 лет. Последним штрихом в полемике изоляционистов и «интернационалистов» стало подписание в августе 1921 г. республиканской администрацией У. Гардинга сепаратного мирного договора с Германией. В этом «по-деловому» кратком договоре фиксировались все привилегии, достигнутые Соединенными Штатами на мирной конференции, но ни слова не говорилось о (с.32) каких-либо их обязательствах перед Европой и полностью отсутствовали статьи о Лиге Наций.

Другим крупным препятствием для миротворческой деятельности Вильсона стало жесткое сопротивление ведущих европейских держав Англии и Франции любым попыткам Соединенных Штатов играть роль мирового политического лидера. Интересна в этой связи та общая оценка «Четырнадцати пунктов», которую дали руководители этих стран. Премьер-министр Англии Д. Ллойд Джордж в своих мемуарах похвалил «Программу мира» Вильсона, добавив, что она «никем из союзников не рассматривалась официально и серьезно...». Еще более иронично и по-французски изощренно высказался премьер-министр Франции Ж. Клемансо: «Бог даровал нам Десять Заповедей, и мы нарушили их. Вильсон дарует свои 14 основных принципов — посмотрим!»

Таковы были планы США и реальные возможности их претворения в жизнь.

В Англии, как и в Соединенных Штатах, программа послевоенного устройства мира стала разрабатываться задолго до окончания войны. Основные ее положения наиболее ясно и четко были сформулированы в речи премьер-министра Ллойд Джорджа перед руководителями английских профсоюзов 5 января 1918 г.

Такие принципы, выдвинутые правительством Англии, как решение колониального вопроса с учетом «устремлений местного населения», создание международной организации по мирному урегулированию межгосударственных конфликтов, самоопределение российского народа («Россию может спасти только ее собственный народ»), практически все территориально-государственные постановления — почти полностью совпадали с соответствующими пунктами «Программы мира» Вильсона. Не случайно, что до настоящего времени в исторической литературе не утихают споры об авторстве того или иного принципа мирного урегулирования, включая идею учреждения Лиги Наций. Истину установить крайне трудно, так как консультации между английским и американским правительствами об условиях послевоенной организации мира начались еще в 1917 г., сразу же после вступления США в Первую мировую войну. Как бы там ни было, общность взглядов на целый ряд крупных внешнеполитических проблем могла стать основой для совместных действий англосаксонских держав по созданию новой системы международных отношений.

С другой стороны, уже в самом тексте миротворческой программы Ллойд Джорджа и в других его выступлениях отчетливо проявись серьезные расхождения с «Четырнадцатью пунктами» Вильсона. О плане английского премьер-министра ничего не говорись об отмене тайной дипломатии. За этим скрывалось глухое (с.33) раздражение и решительное неприятие этой популярной ленинско-вильсоновской идеи. Причина вполне понятна: Англия, в отличие от США, традиционно была связана целой сетью секретных соглашений о разделе сфер влияния. Отказ от этих соглашений привел бы к подрыву международных позиций Великобритании. Как многоопытный политик и человек либеральных взглядов Ллойд Джордж осознавал насущную необходимость осовременивания системы международных отношений. В частности, он активно поддерживал предложение Вильсона о создании Лиги Наций, подчеркивая при этом ни его, а свой приоритет в выдвижении этого проекта. Однако подходы английского премьера и американского президента и в данном пункте существенно отличались. Во-первых, различной была оценка роли и места Лиги Наций в планах послевоенного устройства мира: если у Вильсона проектируемая международная организация являлась стержнем всей его программы, то Ллойд Джордж особо не акцентировал на ней внимание, полагая, что ее деятельность должна сочетаться с традиционными методами внешней политики, в том числе и с тайной дипломатией. Во-вторых, премьер-министр Англии видел в Лиге Наций не высшую инстанцию, контролирующую и регулирующую международные процессы, а практический инструмент по сохранению и поддержанию сложившегося после войны статус-кво. И в первую очередь она должна была охранять позиции Великобритании как ведущей державы-победительницы и Британскую империю как основной рычаг английского влияния на мировой арене. В-третьих, Ллойд Джордж отвергал притязания США на руководящую роль в миротворческой организации, считая, что она по праву принадлежит Англии.

В отличие от «Четырнадцати пунктов» Вильсона в программе Ллойд Джорджа не упоминался принцип «свободы торговли» и «устранения таможенных барьеров». На первый взгляд кажется удивительным, что Англия — пионер фритредерской политики — обходила молчанием столь близкую ей по духу инициативу. Объяснение кроется в том, что Великобритания после мировой войны окончательно уступила Соединенным Штатам первенство в промышленной и финансовой области, а вместе с ним и значительную часть дивидендов от «свободной торговли». Следует, однако, отметить, что Ллойд Джордж, надеясь на мощный экономический потенциал Англии — второй по значимости в мире — в целом поддерживал доктрину «открытых дверей» и «равных возможностей», но с одним важным ограничением: она не должна распространяться на Британскую колониальную империю.

Неистовое сопротивление в английских политических и военных кругах вызвало вильсоновское положение о «свободе морей». (с.34)

Дело в том, что морская блокада являлась главным военным Англии, и поэтому одобрение этого пункта считалось равнозначным согласию на поражение в следующем военном конфликте.

Лидеры англосаксонских держав синхронно заявили о своем признании принципа «национального самоопределения». Разночтения проявились в трактовках этого принципа. Соединенные Штаты, не отягощенные колониальными владениями, легко и свободно декларировали необходимость освобождения чужих колоний. Англия как самая могущественная колониальная держава оговаривала процесс деколонизации многими условиями, главным из которых было достижение местным населением «достаточного уровня» политического и культурного развития. Причем решение вопроса, достигнут этот уровень или еще нет, возлагалось на страну-метрополию.

Рассмотрение конкретных пунктов английской программы позволяет сделать следующее заключение о тех важнейших целях, которые преследовала Англия в строительстве послевоенного миропорядка.

Первое. В годы войны Англии с успехом удалось реализовать свои внешнеполитические планы. Основной ее соперник Германия была повержена как военно-морская и колониальная держава. Значительная часть германских колоний и территорий Османской империи находились под контролем Великобритании и ее доминионов. Поэтому главная задача сводилась к тому, чтобы сохранить и юридически закрепить уже достигнутое и завоеванное.

Второе. Решение этой задачи предполагало использование традиционной английской политики баланса сил, которая в новых условиях включала в себя два взаимосвязанных направления.

Прежде всего Англия исходила из необходимости поддержания европейского равновесия. Это означало создание такой расстановки сил на континенте, чтобы там существовали не одна, а по крайней мере две сильные державы, которые были бы в состоянии нейтрализовать друг друга. Только в этом случае Англия могла играть руководящую роль арбитра в урегулировании всех европейских проблем. Логика послевоенного развития определила политический курс Англии: не допускать чрезмерного усиления Франции и максимального ослабления Германии. Отсюда и известный лозунг английского правительства «не слишком сильная Франция» и «не слишком слабая Германия». В проведении подобной политики Англия искала и нашла поддержку со стороны США, придерживавшихся аналогичных установок. Обе державы рассматривали Германию как противовес не только Франции, но и Советской России. (с.35)

Вхождение в число великих мировых держав Соединенных Штатов и Японии придавало концепции баланса сил глобальный характер. Интересы сохранения благоприятного общемирового равновесия объясняли борьбу Англии с гегемонистскими устремлениями США. В этой борьбе английское правительство опиралось на активное содействие Франции, Японии и британских доминионов. Сочетание двух элементов в политике баланса сил — европейского и общемирового — создавало серьезные трудности для деятельности английских дипломатов, которым приходилось поочередно и почти одновременно использовать поддержку США в противостоянии с Францией и поддержку Франции в противостоянии с США. В такой ситуации английские политики должны были проявить большое дипломатическое искусство-Третье. Ллойд-Джордж, как и Вильсон, выступал, пусть с оговорками, за внедрение либеральных, цивилизованных норм в систему международных отношений, что было обусловлено кардинальными изменениями в послевоенном мире и прежде всего возникновением социалистической угрозы. За день до подписания Компьенского перемирия английский премьер декларировал: «Отныне главная опасность для нас не боши, а большевики». Либерализация международных отношений, по мнению Ллойд Джорджа, должна была стать альтернативой большевизму. Что касается самой Советской России, то отношение к ней со стороны Англии, точно также как и со стороны США, носило двойственный характер. С одной стороны, признание права русского народа на самоопределение и серия мирных предложений в адрес советско-большевистского режима, а с другой, всесторонняя помощь белогвардейско-«демократическим» силам и участие в открытой антисоветской интервенции.

Планы Франции не получили столь детального оформления, как в США и Великобритании. Однако основные внешнеполитические цели были определены четко и недвусмысленно.

Первое. Важнейшая стратегическая задача сводилась к установлению главенствующего положения Франции на европейском континенте.

Второе. Эту задачу можно было решить, по твердому убеждению французских правительственных кругов, только за счет максимального ослабления Германии. «Разрушенная и ослабленная Германия» — так формулировалась центральная идея французской программы мирного урегулирования. Таково было главное условие снятия германской угрозы на десятилетия вперед, обеспечения безопасности Франции и достижения руководящих позиций в Европе. Открывая Парижскую мирную конференций президент Французской республики Раймон Пуанкаре заявил: (с.36) «Господа, ровно 48 лет тому назад в Зеркальном зале Версальского дворца было провозглашено образование Германской империи. Сегодня мы собрались здесь, чтобы разрушить и отменить то, что было создано в тот день». Именно поэтому план «разрушения Германии» стал единственным подробно разработанным разделом «Программы мира» Франции. Он предполагал реализацию следующих установок.

- Возвращение Франции Эльзаса и Восточной Лотарингии. Этот стратегически и экономически важный район являлся ареной франко-германской борьбы с 1648 г., когда Людовик XIV аннексировал его в соответствии с договором, подписанным в Мюнстере. С 1871 г. после поражения Франции во Франко-прусской войне эти области входили в состав Германской империи. Французская республика добилась восстановления своих прав на Эльзас и Лотарингию уже по условиям Компьенского перемирия, что и необходимо было юридически закрепить в мирном договоре с Германией.

- Французские руководители выступили с лозунгом расчленения Германии на ряд мелких государств, т.е. возвращения ее к тому состоянию, которое германские земли занимали до 1871 г.

- В политических кругах Франции особо выделялась проблема западной границы Германии. По мнению французского правительства, она должна была проходить по Рейну. При этом на его правом берегу планировалось создание зависимой от Франции Рейнской республики. Маршал Фош называл проведение границы по Рейну «первейшей гарантией мира», а Ж. Клемансо — «целью всей своей жизни».

- Франция добивалась приобретения Саарской области в качестве компенсации за материальный ущерб, нанесенный Германией французской экономике. Подразумевалось, что владение саарскими угольными копями и лотарингской железной рудой значительно укрепит промышленную базу Франции.

- И, наконец, французское правительство требовало взыскать с Германии огромные репарации. Называлась астрономическая сумма в 450–480 млрд. золотых марок, что в 10 раз превышало размеры довоенного национального богатства Франции. Популярный среди французов лозунг «немцы заплатят за все!» наполнялся, таким образом, реальным содержанием. Доля Франции в германских репарациях, по ее же мнению, должна была составить 56–58%. В основе этого фантастического требования лежал вполне осознанный расчет: ослабить экономику Германии на долгие годы и не допустить ее экономического возрождения, во-первых, значительно улучшить за счет репарационных платежей экономическое положение Франции, во-вторых. (с.37)

Третье. Своего рода вспомогательным средством осуществления стратегических целей стала французская политика баланса сил. Она предполагала образование на восточных границах Германии военно-политического блока малых европейских государств под эгидой Франции (будущая Малая Антанта). Этот блок рассматривался французским правительством как противовес Германии, с одной стороны, и Советской России — с другой. Особые надежды в этой связи возлагались на Польшу как на традиционного и верного союзника Французской республики. Не случаен поэтому тот помпезный прием, который оказали французы прибывшему на мирную конференцию премьер-министру Польской республики, одновременно музыканту и композитору Игнацы Падеревскому. Англичане иронично отметили: «О чем только думают эти поляки, прислав пианиста в качестве полномочного представителя?» Таким образом, правительство Франции, исходя из собственного понимания баланса сил, стремилось организовать союз восточно-европейских стран, способных проводить профранцузскую политику на континенте.

Четвертое. Отношение Франции к попыткам США и Великобритании ввести либеральные начала в систему послевоенных международных отношений можно охарактеризовать как снисходительное и по большей части отрицательное. Ж. Клемансо, будучи ярким представителем старой дипломатической школы, считал все рассуждения о «новом, более справедливом мировом порядке» и сопутствовавшие им предложения «вредной утопией» и демагогией.

Центральная идея либералов о создании Лиги Наций в принципе не отвергалась Клемансо, но при двух существенных оговорках. Во-первых, проектируемая миротворческая организация, по убеждению французского премьер-министра, должна обладать силой, иначе ее деятельность будет неэффективной. Эту силу в первые послевоенные годы могла предоставить только Франция, имевшая миллионную сухопутную армию. Иначе говоря, только под французским руководством Лига Наций могла превратиться из утопии в реально действующий орган. Во-вторых, Клемансо категорически отказывался признавать какую-либо связь между Лигой Наций и решением колониального вопроса. Тем более, что Франция после войны претендовала на масштабное расширение своих колониальных владений. В краткой форме требования французского правительства можно сформулировать следующим образом: либо Лига Наций будет содействовать укреплению международного положения Франции, утверждению ее руководящей в Европе, либо ей суждено остаться химерой, причудливой фантазией, не имеющей ничего общего с международными реалиями. (с.38)

Другим примером негативного отношения Франции к либеральным изысканиям Англии и США стал ее подход к советской проблеме. Клемансо, в отличие от Ллойд Джорджа и Вильсона, выдвинул не либеральную, а консервативную альтернативу социалистической угрозе. Он был решительным противником каких-либо переговоров с большевиками, одним из инициаторов крестового антисоветского похода. Такая позиция во многом объяснялась огромными финансовыми потерями, понесенными Францией от социалистических преобразований в России.

В послевоенных планах двух других держав-победительниц — Италии и Японии — затрагивались не общемировые, а региональные проблемы.

Италия стремилась добиться международно-правового оформления территориальных приобретений на Адриатике, что значительно укрепляло ее позиции в Средиземном море. Итальянское правительство, обосновывая свои требования, ссылалось на текст секретного Лондонского договора со странами Антанты от 26 апреля 1915 г. По этому договору в обмен на вступление Италии в войну предполагалось передать ей Южный Тироль, всю Истрию, Адриатическое побережье Австро-Венгрии с портом Фиуме и ряд других территорий.

Однако полностью реализовать свои собственные программные установки для Италии было крайне затруднительно по причине очевидной слабости и неустойчивости ее международного положения. Не случайно в политических карикатурах тех лет Италию чаше всего изображали в виде шакала на пиру у крупных хищников, а один из обозревателей язвительно отметил, что она соединяла «честолюбие и притязания великой державы с методами малой».

Главная внешнеполитическая задача Японии состояла в том, чтобы сохранить и юридически закрепить все приобретенное в годы войны, а именно: захваченные у Германии тихоокеанские острова, оккупированную китайскую провинцию Шаньдун, «особые права» и привилегии в Китае, обозначенные в «21 требовании».

Наиболее серьезным оппонентом Японии были Соединение Штаты, выступавшие против нового раздела мира на сферы влияния, за политику «открытых дверей» и за признание территориальной целостности и независимости Китая. Японское правительство надеялось преодолеть сопротивление США при помощи Англии, с которой было связано союзным договором от 13 июля 1911 г. К тому же Япония имела правовое обоснование «справедливости» своих притязаний, содержавшееся в секретных соглашениях 1917 г. со странами Антанты. Это обеспечивало ей поддержку не только со стороны Англии, но и Франции. (с.39)

Сравнительный анализ общих программ и конкретных планов держав-победительниц показывает, что сходство позиций общность интересов не могли заслонить принципиальных разногласий и глубоких противоречий. Это и предопределило острую борьбу ведущих держав на Парижской мирной конференции практически по всем вопросам послевоенного устройства мира.

ПАРИЖСКАЯ МИРНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ: ЗАДАЧИ, ОРГАНИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА, ПРОТИВОРЕЧИЯ ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ

18 января 1919 г. в Зеркальном зале Большого Версальского дворца в торжественной обстановке была: открыта Парижская мирная конференция. Это был самый крупный международный форум со времен Венского конгресса 1814-15 гг. В конференции приняли участие представители 27 стран-победительниц, воевавших или объявивших войну Германии.

Важнейшая задача Парижской конференции состояла в создании и правовом оформлении новой системы международных отношений. Причем эффективность и действенность этой системы напрямую зависела от того, как и в какой степени в ней будут учтены главные итоги мировой войны и послевоенная расстановка сил. Фактически речь шла о переделе сфер влияния между великими державами, о решении судеб народов Европы и мира, об учреждении нового мирового порядка.

Дата добавления: 2014-01-06