Проблема причинности в подходе С. Л. Рубинштейна

С. Л. Рубинштейн называл проблему причинной детерминированности явлений «центральной узловой проблемой научной методологии». Он видел основания индетерминистских кон­цепций в том, что им противостоял в основном механистический детер­минизм. В крайней форме лапласовского детерминизма это означало распространение на все явления механистического способа детермина­ции. Свобода воли — основной пункт, который при таком понимании причинного детерминизма оказывается наиболее слабым звеном.

Этот пункт дополнялся в ряде концепций другими основаниями. Во-первых, наиболее освоенным с точки зрения марксистской методоло­гии оказался принцип существования не только необходимого, но и случайного. Вероятностное понимание причинности ввело принцип случайности в схемы детерминистского понимания внешнего мира. Применительно к поведению человека этот принцип реализовывался двояко. С одной стороны, он выступил в признании существенных вли­яний со стороны факторов ситуации на проявление законов в реалиях человеческой деятельности. С другой — он породил двойственность в понимании детерминации именно поведения человека: в единичном событии может проявляться свобода воли или случай, но в совокупно­сти действий людей эти «случайности» складываются в целостную кар­тину «законообразия». Необходимость действия закона как причинно­го обусловливания поведения осуществляется тем самым как бы в обход сознания.

Сам Рубинштейн видел большую проблему в способе решения во­проса о свободе человека, предложенном экзистенциализмом. В книге «Человек и мир» он неоднократно сопоставляет свое решение с тем, которые дают Хайдеггер и др. В частности, это касается понимания ситуации. Освобождение от наличного, данного, связывается в экзис­тенциализме с понятиями «проекта» и Da-Sein — «тут бытие». Замыс­лы человека, исходя из будущего, детерминируют его поступки, ми­нуя сферы прошлого и «человеческой природы». Непосредственно своим действием человек становится тем, что он есть. Но его свобо­да — это свобода отрицания, означающая в отношении к причинности абсолютную дискретность без всякой преемственности.

Свое решение проблемы свободы человека Рубинштейн обосновы­вает в контексте совершенно нового принципа понимания причинно­сти, заложенного в идею бытия человека в мире. «Центральное положе­ние заключается в том, что по самой своей природе психические явления включаются в причинную взаимосвязь бытия одновременно и как обус­ловленные, и как обусловливающие. Они обусловлены объективным действием условий жизни, но осуществляют регуляторную функцию по отношению к движениям, действиям и поступкам. Сознание не отделя­ет, а связывает человека с миром. Практика и действия обеспечивают бесконечность процесса проникновения человека в мир, приобщения к нему и вместе с тем его изменения».

Проблема свободы воли при этом должна рассматриваться в трех раз­ных аспектах. Первый связан с введением понятия самоопределения как роли внутреннего в детерминации поведения. Это один из аспектов ре­ализации принципа, получившего название «внешнее действует через внутреннее». Второй аспект — обсуждение свободы личности в обще­стве. Третий — свобода контроля сознания над стихией влечений (вос­ходящий к концепции Спинозы).

Таким образом, проблема причинной обусловленности включена в концепции Рубинштейна в более широкие методологические прин­ципы соотношения сознания и деятельности, внешнего и внутренне­го. Эти принципы хорошо известны психологам и представлены в конкретных исследованиях. Но их реализация включена и в другие мето­дологические парадигмы преодоления постулата непосредственности в понимании причинности. В теории деятельности А. Н. Леонтьева принцип внутренней детерминации заострен на ином понимании роли внутреннего: «Внутреннее действует через внешнее». Позиция Рубинштейна рассматривается при этом как один из вариантов введения промежуточных переменных, в роли которых и выступает внутреннее. Хотя сам автор книги «Человек и мир» также пришел к мысли о понимании внутренних условий как причин: «Строго говоря, внутренние условия выступают как причины (проблема само­развития, самодвижения, движущие силы развития), источники раз­вития находятся в самом процессе развития как его внутренние при­чины, а внешние причины выступают как условия, как обстоятельства».

«Система сменяющих друг друга деятельностей» выступила для А. Н. Леонтьева тем опосредствующим звеном, благодаря которому пре­одолевался постулат непосредственности. Это различие предмета психологического анализа в двух вариантах деятельностного подхода является существенным. Для Рубинштейна предме­том психологического анализа выступали психические явления и про­цессы, категория же деятельности была объяснительным принципом. Для Леонтьева категория деятельности — не столько объяснительный принцип, сколько то пространство жизни, в рамках которого и реализу­ются причинно-следственные связи взаимообусловливания «деятель­ность — сознание — деятельность».

Изменения причинного ряда распространялись Рубинштейном вглубь и за пределы как налично данного, ситуативного, так и собственно лич­ностного, осознаваемого. В концепции Леонтьева взаимопереходы меж­ду полюсами «субъект — объект» осуществляются в процессе деятель­ности, для которой нет необходимости конституировать особые формы бытия причинности. В то же время в концепции Рубинштейна при­чинность включалась в развертывание событий на целостном конти­нууме «бытия-сознания», предполагая следующую онтологизацию психического.

Понимание человека как созидающего и действующего существа возвращает его в мир, в бытие, которое не может теперь охватываться только понятием материи. Сознание, согласно Рубинштейну, не «мень­шая» реальность, чем материя. Сознание — не внешний придаток, а включенная в ряд бытия объективная реальность. Причинный ряд ох­ватывает весь континуум «бытия-сознания». Бытие является человеку в чувственной данности. Тем самым восприятие и действие (жизнь) человека выступают как взаимодействие, соприкасаясь с поверхно­стью сущего, существующего. Это становится и исходным пунктом для теории познания, и основанием включения человека (и созна­ния) в единую причинную цепь событий. То есть нельзя теперь от­дельно рассматривать причинность для мира внешнего и мира внут­реннего; причинность задана единой общей детерминацией.

Возвращаясь к проблеме критики понятия ситуации в гештальтпсихологии и подходе Хайдеггера, Рубинштейн подчеркивает, что ситу­ация всегда включает в себя что-то еще — пробелы, которые будут за­полнены в ней человеком. Ситуация связывает прошлое и будущее, она «неизбежно есть выход за ее пределы». Иллюзия, приравнивающая свободу к индетерминизму, следует, согласно автору деятельностного подхода, из смешения понятия недерминированности наличным бы­тием с недетерминированностью вообще. На самом деле возможности человека определять свое будущее связаны с развитием предшеству­ющих этапов его жизни, каждый из которых ранее был будущим.

Из понимания соотношения человека с миром как объективного отно­шения следует также расслоение единого понимания причинности на следующие основания. Во-первых, разведение причин-условий и причин-процессов. Во-вторых, изменение традиционного представления о еди­ной временной оси в каузальности. В-третьих, это определенное понима­ние опосредствования как действия внешнего через внутреннее.

Причина, порождающая следствие как изменения в объекте, дает раз­ные эффекты в зависимости от внутренних условий. Природа объекта, его состояние изменяет ее влияние. Более того, суммарный эффект дей­ствия разных причин не аддитивен, общее следствие не равно сумме отдельных следствий. Возникают также обратные причинно-следствен­ные отношения: «1) действие следствия на причину заключается в том, что изменяется сама причина; 2) обратные связи изменяют чаще не саму причину, а лишь условия ее действия».

А. Н. Леонтьев также обращался к понятию обратной связи (в ра­ботах Ланге, Бернштейна и современной кибернетике), демонстри­руя общенаучное значение принципа обратной связи и в то же время его недостаточность — при принятии двучленной схемы причинного анализа — для объяснения детерминации психического.

В концепции Рубинштейна важным также явилось понимание при­чины в контексте понятия возможного. Неразличение происходящего случая и обобщения как выражения в понятии этого единичного слу­чая служит основанием сведения причинности к возможному. Так, логический эмпиризм выводит причинность за рамки сущностного. Но причинные связи — это, согласно Рубинштейну, не обобщения. Они существуют в действительности, поскольку действительным выступает только то, что воздействует на другое, что участвует во взаимодействии и является единством внешнего и внутреннего. Принцип причинности выступает, таким образом, для Рубинштейна не аспектом познаватель­ного отношения к действительности, а принципом бытийного раскры­тия детерминизма, позволяющим представить саму категорию действи­тельности. «Таким образом, причинность неразрывно связана с самим существованием и его сохранением, самое существование есть не толь­ко состояние, но и акт, процесс».

С утверждением процессуального связано важное изменение в по­нимании принципа детерминации. Апеллируя к понятию «самодей­ствия» в физике, Рубинштейн говорит о воздействии объектов на са­мих себя, в результате чего они и выступают как определенные тела. Такое самодействие возможно только внутри системы. Закон сохра­нения причинности в физике означает сохранение субстанционально­сти внутри причины. Эта «процессуальная» причина порождает неко­торое отделяющееся, обособляющееся от нее следствие.

Закономерно протекающий во времени процесс в связи с вещным предметным характером окружающего внешне начинает члениться на причину и следствие. Детерминация на уровне мышления движется по поверхности, за которой, в ее глубинном слое, реализуется «причи­нение» (как передача действия по цепи причинности).

Процессуальность причинности — тот аспект изменения представле­ния о действующей (воздействующей) причине, который позже был реализован в отечественных общепсихологических подходах к анализу мышления, в первую очередь в школах О. К. Тихомирова и А. В. Брушлинского, представляющих развитие разных деятельностных подхо­дов — А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна. Это выразилось в переходе к микроанализу процессов регуляции в мыслительной деятельности человека. Замена же постановки вопроса о том, как мыслит мышление, вопросом о том, как мыслит человек, привели к следующим шагам — признанию выхода детерминации не только за рамки собственно мыс­лительного процесса (в частности, в мотивирующую сферу сознания, как то предполагал Выготский, в ситуацию общения и т. д.), но и за рам­ки схем «до — после». Наряду с переинтерпретацией активности субъек­та в саморегуляции мышления эти изменения в исследовательских схе­мах позволили ученикам говорить о зарождении постнеклассической парадигмы в названных школах.

Рассматриваемый далее подход представляет скорее школу мыш­ления, а не исследовательскую парадигму. Эта школа важна для пред­ставления изменений в методологическом понимании причинности не столько потому, что ее автор М. К. Мамардашвили читал курс методо­логии психологии (на факультете психологии МГУ), сколько потому, что она задала те новые горизонты в развитии представлений об ис­точниках психологической причинности.

Дата добавления: 2014-01-20