Принципы и методы эмпирического исследования психологии межэтнических отношений 11 страница

Социально-демографический портрет русского населения

Ниже представлен социально-демографический портрет русского населения республик Северного Кавказа главным образом в период, предшествующий развитию современных ситуаций межэтнической напряженности.

За последние два десятилетия в регионе произошло не только выравнивание социально-этнической структуры и уравновешивание позиций русского и титульного населения, но и определилась смена лидирующего во многих отношениях положения русских в определенных сферах жизнедеятельности в пользу титульных народов. В первую очередь, имеется в виду в целом неблагоприятно складывающаяся для русских демографическая ситуация.

Таблица 14

Динамика удельного веса титульных народов и русского населения в республиках Северного Кавказа

Население по		Зсе население	Городское	население
республикам				1994*
Дагестан: Титульное	63,9	77,8	83,6	84,5	35,6	59,8	67,2	73,6
Русское	20,1	11,6	9,2	8,2	43,4	24,4	18,1	14,2
Кабардино-Балкария: Титульное	53,4	54,5	57,6	58,1	16,6	36,2	43,0	42,2
Русское	38,7	35,1	31,9	33,8	69,4	49,8	43,5	9,2
Северная Осетия: Титульное	47,8	50,5	52,9	59,3	28,8	44,1	49,3	57,5
Русское	39,6	33,9	29,9	30,6	55,4	40,5	35,0	32,8
Чечено-Ингушетия: Титульное	41,1	64,5	70,8	99,4"	9,0	37,8	46,0	98,6**
Русское	49,0	29,1	23,2	0,3**	77,5	52,6	44,6	0,8**

*По данным микропереписи 1994 г. с охватом 5% населения страны.

**Данные только по Ингушской республике.

Число русских значительно увеличилось в послевоенный период. В 1960-х гг. рост их численности замедлился, к 1970 г. практически остановился и, начиная с этого момента, наблюдается сокращение их численности на территории Северного Кавказа (см. табл. 14). Скорость этих процессов в различных республиках была неодинаковой. Например, за 30 лет (с 1959 по 1989 гг.) численность русских в Северной Осетии сократилась на 13,2 тыс. человек, в то время как всего лишь за десятилетие (с 1979 по 1989 гг.) число русских в Дагестане снизилось на 23 тыс. человек (на 2,4%), в Чечено-Ингушетии – на 42 тыс. человек (на 5,9%). Несмотря на то, что в Северной Осетии эти процессы носили более плавный характер, динамика численности русских на этой территории отражает общие тенденции, характерные для всех республик Северо-Кавказского региона (см. табл. 15).

Снижение удельного веса русских в общей численности рассматриваемого региона было обусловлено следующими факторами: этнодемографическими процессами, межреспубликанскими и межобластными миграционными процессами, особенностями

Таблица 15 Динамика численности русских в Северной Осетии-Алании

Годы переписей	Всего населения (тыс. чел.)	В том числе русские (тыс чел.)	Удельный вес русских в общей численности населения, %
	407,8	156,1	38,3
	450,6	178,6	39,6
	552,6	202,4	36,6
	592,0	200,7	33,9
	632,4	189,2	29,9
1992 (янв.)	728,0*	186,2	25,5
1995"	645,2	180,1	27,9

* С учетом беженцев.

** Данные взяты из статьи Л.К.Гостиевой, А.Б.Дзадзиева и А.А.Дзарасова (1996).

социально-экономического развития титульных национальностей региона.

Демографические сдвиги в значительной степени есть результат высоких темпов естественного прироста титульных народов Северного Кавказа. Например, в период с 1979 по 1989 гг. титульное население Чечено-Ингушетии, Дагестана и Кабардино-Балкарии увеличилось в целом более чем на четверть. Среди русских, напротив, отчетливо оказались выраженными тенденции уменьшения естественного прироста. Даже в Северной Осетии-Алании – одной из наиболее благоприятных для проживания русских республике Северного Кавказа, только за одно десятилетие их естественный прирост снизился более чем в 16 раз. Так, если здесь в 1979 г. на 1000 человек русского населения родившихся было 16,4 человека, умерших – 9,9 человека, то в 1990 г. соответственно 13,6 и 13,8.

Кроме того русские в целом «старше» других этнических групп, а значит в целом менее активны. Например, в той же Северной Осетии-Алании в 1990 г. доля лиц старших возрастов среди русских была в два раза выше, чем среди других национальностей; средний возраст русского населения достигал 36,6 лет, в то время как средний возраст всего населения республики – 33,7 лет.

Вторая существенная причина снижения удельного веса русских – возвращение в 1957 г. балкарцев, карачаевцев, ингушей и

чеченцев на территории своих национальных образований. Как известно, значительная часть ингушей расселилась в Пригородном районе Северной Осетии-Алании, чеченцев – в Новолакском районе Дагестана. Это оказало прямое влияние на соотношение этнических групп в этих республиках.

Данные переписей показали, что значительная часть горожан на Северном Кавказе – русские. Однако в последние десятилетия русские из большинства в городах стремительно превращались в меньшинство. Особенно интенсивно этот процесс протекал в Дагестане, Чечено-Ингушетии и Кабардино-Балкарии. Например, в период с 1959-по 1989 гг. удельный вес русского городского населения сократился в Дагестане на 25%, в Кабардино-Балкарии – на 26%, в Чечено-Ингушетии – почти на 33% (см. табл. 14). Высокая миграционная подвижность северокавказских народов в направлении из села в город привела к тому, что за 30 лет (1959–1989 гг.) удельный вес осетин в общей численности городского населения увеличился в 1,7 раза, кабардинцев и балкарцев – более чем в 2,5 раза, чеченцев и ингушей – более чем в 5 раз. Наиболее выразительны эти процессы в столицах республик.

Утратив в городе позиции этнического большинства, русские были существенно потеснены в социально-экономической инфраструктуре. Миграционные процессы «село–город» в значительной степени были обусловлены получающей широкое распространение ориентацией титульных национальностей на работу в непроизводственной сфере. В результате возросло их представительство в общей численности служащих региона. Так, в период с 1959 по 1985 гг. представленность русских среди служащих региона соответственно снизилась более чем в два раза (с 36 до 15%) (Дзадзи-ев, 1985)

Рост русских на Северном Кавказе в годы советской власти преимущественно был вызван волной переселенцев первой половины 1930-х гг. и притоком квалифицированной рабочей силы в период индустриализации (конец 1950-х и 1960-е гг). Несмотря на то, что представленность русских в данной социальной группе в период с 1959 по 1985 гг. снизилась по региону более чем в три раза (Дзадзиев, 1985), они по-прежнему составляют значительную часть занятых в промышленности. Это определяет их низкие возможности самообеспечения и большую зависимость от положения в промышленности по сравнению с горскими народами и казаками.

Кроме того управленческий аппарат и сфера обслуживания в северокавказских республиках и в прошлом, и сейчас представлены преимущественно коренным населением. Русским очень непросто попасть на руководящие должности в эти структуры. Таким образом, этническая разобщенность подкрепляется еще и социальными различиями разного уровня, что усиливает общий уровень напряженности в регионе.

На политической арене русские-неказаки представлены главным образом в пророссийских общественно-политических движениях и организациях, которые рассчитывают на поддержку соответствующих партий из Центра. Возникали и чисто русскоязычные организации. Например, в ряде республик было образовано общество славян «Русь». Как правило, оно создавалось представителями русских из бывшей номенклатуры с целью защиты прежде всего самих себя.

Активизация демократических и пророссийских организаций на Северном Кавказе с самого начала отставала от национальных движений. Русскоязычное население иногда входит в состав последних, но это единичные случаи. Это объясняется тем, что не только национальные движения, но и другие общественно-политические организации в основном складываются как моноэтнические. Ситуация усугубляется в мусульманских республиках. Здесь русскоязычное население отчуждается от политической жизни в силу языковых и конфессиональных барьеров. Однако по результатам социологических опросов русскоязычное население в первой половине 1990-х гг. все же в основном поддерживало национальные движения и либеральные настроения.

Утрата русскими лидирующих позиций в социальной, политической и экономической сферах жизни, сложившаяся к началу 1990-х гг., подготовила их интенсивный выезд за пределы республик. Особенно активно миграционный отток русскоязычного населения проходил в бывшей Чечено-Ингушетии.

Осуществляя политику «активного нейтралитета» по отношению к соседним республикам, Чечня пыталась получить международное признание при демонстрации абсолютного нежелания взаимодействовать с российскими властями. Такая позиция не могла не повлиять на взаимоотношения чеченцев и русских. Здесь становится невозможным развитие общественно-политических движений русскоязычного населения. Например, съезд его представителей, намеченный на конец 1991 г., который пытался организовать грозненский казачий отдел, пришлось отменить в связи с высокой степенью напряженности в республике и нестабильностью ситуации.

Ситуацию еще больше усугубил известный конфликт, произошедший на территории Чечни с воинскими российскими формированиями На уровне бытового сознания он воспринимался как конфликт с русскими и проецировался на русскоязычное население. Российские воинские части, размещенные на территории бывшей Чечено-Ингушетии, выступили в качестве заложников разногласий между Россией и Чечней. В результате целенаправленной политики руководства Чечни, включающей поощрение погромов военных городков в феврале 1992 г., Россия была вынуждена вывести свои вооруженные формирования со своей de jure территории

Дальнейшее развитие событий также не могло не повлиять на положение русских в республике. Попытки со стороны России урегулировать отношения выразились в 1993–1994 гг в большом количестве разнообразных делегаций. К их составу руководство Чечни предъявляло чрезмерные требования, и деятельность делегаций так и не увенчалась успехом. Чечня избрала максимальную форму сепаратизма и требовала признания со стороны России своей независимости. С начала 1990-х гг. многие преступления, происходящие в избытке в Чечне, бедственное экономическое положение, еще более ухудшившееся после замораживания Россией финансовых операций с Чечней, президент республики и его окружение были склонны объяснять «происками Москвы» и «агентов спецслужб иностранных государств». На конгрессе чеченского народа в середине мая 1992 г. Д Дудаев заявил, что практически единственным врагом чеченской государственности является Россия.

После объявления независимости Чечни отток русских резко увеличился. По данным миграционной службы России за 1991 – 1994 гг. из бывшей Чечено-Ингушетии уехало 250 тыс. человек, из которых подавляющее большинство – русские. Но далеко не все русские смогли или захотели покинуть Чечню. По подсчетам Конгресса Русских Общин в Грозном в ходе конфликта погибло до 70% русских А те из них, которые остались на территории Чечни весьма агрессивно относятся к российским соотечественникам (Независимая Газета. 1996 5 окт.).

Особенности самосознания русских-неказаков

Трансформации самосознания русских Северного Кавказа совпали с тенденцией, характерной для некоторых регионов бывшего СССР – осознанием себя как этнического меньшинства. В республиках Северного Кавказа для русских этот процесс завершился в середине 1990-х гг.

Осознанию русскими себя в качестве этнического меньшинства в большой степени способствовали языковый и традиционно-культурный факторы. Известно, что у русских не было необходимости овладевать языками народов бывшего СССР. И на Северном Кавказе русские, за редким исключением, не говорят на языках местных народов. В то же время свыше 90% коренного населения являются билингвами. Начало 1990-х гг. – это период активного расширения сфер применения горских языков.

Желание остаться «своими» на Северном Кавказе в начале 1990-х гг., выразилось у русских в похвальном, но запоздалом энтузиазме по изучению местных языков. Однако энтузиазм быстро схлынул, а объективные трудности по овладению непростыми языками остались. Русские в подавляющем большинстве как не говорили, так и не говорят на языках народов Северного Кавказа. В то же время их незнание превратилось в одну из важных причин ощущаемого русскими социального и психологического дискомфорта. Если раньше крайне редко возникали ситуации, когда неумение общаться на местных языках выступало препятствием для успешного взаимодействия, то теперь они достаточно типичны. В первую очередь это относится к русским-неказакам, так как казаки зачастую проживают компактными поселениями и вследствие длительности взаимоотношений с коренными народами нередко понимают их языки.

В сравнении с горскими народами русские менее тради-ционны. В главе 13 показано, что автостереотипы северокавказских народов и местных русских различались по степени представленное™ в них этнокультурных характеристик. В автостереотипе русских они практически отсутствовали, а в представлениях о своем народе у чеченцев, ингушей и осетин составляли главную содержательную основу и структурировали все остальные качества. В результате представления русских о своем народе характеризовались размытостью и неопределенностью. Способ определения своей национальности у русских-неказаков отличался от этнической идентификации других народов, населяющих Кавказ. Русские чаще причисляли себя к народу не через принадлежность к определенной этнографической группе, а через соотнесение с государством – раньше с СССР, теперь – с Россией.

Активизация традиционно-культурной жизни горских народов в начале 1990-х гг. стала резко контрастировать с оторванным от корней и утратившим свой колорит «наднациональным» образом жизни русских. В условиях Северного Кавказа такой образ жизни создавал вакуум вокруг его носителей. Поэтому русские стремились к активным контактам с местным населением, перенимая наиболее распространенные обычаи и традиции. Но такая ситуация была характерна не для всех республик. Опросы в Чечено-Ингушетии в середине 1980-х гг. показали, что среди русских было больше лиц с негативным отношением к межэтническим контактам, чем среди титульного населения республики. Автор одного из этносоциологических опросов Г.В.Заурбекова рассматривала это как «...все еще сохраняющийся эффект "субъективного восприятия" недовольной части русского населения возвращения чеченцев и ингушей на родину» и произошедшего в связи с этим резкого изменения этносоциальной ситуации в республике (Заурбекова, 1987, с.18).

По данным этносоциологического исследования, проведенного ВЦИОМом в августе 1991 г. в 13 регионах территории СНГ, среди характеристик чеченцев, которые дали русские, проживавшие в Чечне, встречаются не только позитивные качества (например, гостеприимные, почтительны со старшими, энергичные), но и негативные: властолюбивые (38%), заносчивые (37%), жестокие (27%), лицемерные, хитрые (24%), навязывающие свои обычаи (16%). Они составляют значительную часть представлений русских о чеченцах и ингушах. Такого негативного гетеростерео-типа не было получено ни в одном из охваченных исследованием регионов бывшего СССР, кроме Тувы.

В то же время представления о русских у титульных народов Северного Кавказа еще в середине 1980-х гг. были высоко позитивными (см. главу 13). Показательно в этом плане также отношение к русским у беженцев из Южной Осетии и внутренних районов Грузии (см. главу 16). Несмотря на резкое снижение у них этнической толерантности, что отразилось даже на восприятии представителей собственной этнической группы, отношение к русским осталось достаточно позитивным.

Русское население региона в целом представляет в конфликтах третью сторону, которая участвует в ситуации в силу своего присутствия в ней. Но по мере роста межэтнической напряженности соблюдать нейтралитет становится все труднее. В результате среди русских усиливаются стремления к отъезду, или они начинают объединяться с казачеством, в том числе и на предмет отделения. Такие тенденции имеют место, например, на территориях, принадлежавших ранее югу России, отчужденных от Ставропольского края и присоединенных в порядке компенсации к территориям некоторых республик в конце 1950-х гг. (в частности, Моздокский район Северной Осетии-Алании, Наурский и Шелковской районы Чечни).

Непосредственная историческая причастность казачества к основным проблемам Северного Кавказа определяет их вовлеченность в межэтнические конфликты. В то же время другие русские находятся здесь как бы «вне» главного узла межэтнических проблем. Тем не менее напряженность между русским населением и горскими народами возрастает. Она имеет главным образом вторичную природу и определяется не столько развитием противоречий между ними, сколько влиянием общей социально-политической ситуации.

Положение русских как третьей стороны в ситуациях межэтнической напряженности в какой-то степени характерно для всех республик Северного Кавказа. Поэтому основные тенденции трансформации этнического самосознания русских, выявленные среди жителей Северной Осетии-Алании, характерны, на наш взгляд, для всех русских, проживающих в северокавказских республиках.

Рассмотрим на примере русских Северной Осетии-Алании трансформации их этнического самосознания, связанные с ростом напряженности в регионе. Из опрошенных 350 русских городских жителей, лишь 16 человек отнесли себя к казачеству. Поэтому приведенные ниже результаты исследования характеризуют рус-ских-неказаков Северного Кавказа.

Мы уже обсуждали вопрос о том, что в условиях социальной неопределенности и нестабильности резко актуализируется потребность в идентичности и групповой солидарности. Потребность в социальном и психологическом объединении, как стремлении обрести защиту, особенно выражена у русских Северной Осетии-Алании. Об этом свидетельствует сравнение структуры их «^-образа» с «^-образами» титульного и русского населения других республик России. В групповом «^-образе» русских Северной Осетии-Алании за счет роста доли этнополитических категорий снижена представленность категорий частной жизни (см. главу 3, табл. 1). Такая высокая степень отчуждения от базовых потребностей человека свидетельствует о том, что русские на Северном Кавказе в большей степени, чем в других исследуемых нами регионах, страдают от изоляции, одиночества и аномии общества. Множественность значимых идентичностей в идентификационной матрице русских Северной Осетии-Алании, а также более высокий уровень негативных эмоциональных переживаний, связанных с настоящим и будущим (см. глава 7, рис. 14), отражает их высокую обеспокоенность существующей ситуацией и активный поиск социальной защищенности. Эти данные подтверждают гипотезу В.А.Ядова о доминировании в условиях социального кризиса защитной функции идентичности над функцией самовыражения и самореализации личности (Ядов, 1995). Больше всего нуждаются в социальной присоединенности и стремятся к этнополитической определенности самые молодые и самые старые по возрасту русские жители Северной Осетии-Алании.

В групповом «JT-образе» русских жителей Северной Осетии-Алании уровень выраженности этнополитических категорий существенно отличается от всех других групповых идентификационных матриц (см. табл. 16).

Таблица 16

Этнополитические категории в групповых «Я-образах» в % по отношению к общему числу опрошенных

Категории	Тува	Татарстан	Якутия	Осетия
	тувинцы	русские	татары	русские	якуты	русские	осетины	русские
Национальность	32,0	16,1	41,2	24,6	48,8	31,4	66,7	63,1
Субкультура	–	–	1,3	0,9	0,3	0,3	–	4,8
Религия	0,5	1,1	14,7	6,7	0,9	6,1	16,5	50,2
Гражданин республики	4,4	–	8,5	5,5	18,2	14,1	28,2	40,1
Гражданин России	1,1	2,0	1,9	6,9	7,2	9,8	13,1	52,6

Более половины русских из Северной Осетии-Алании подчеркивают свою российскую гражданскую принадлежность. Это во много раз выше по сравнению с аналогичным показателем у русского населения других республик. Кроме того 40% русских респондентов в Северной Осетии-Алании продемонстрировали на личностном уровне свою приверженность этой республике, назвав себя ее гражданами. Это значительно превышает уровень республиканской гражданственности не только по сравнению с другими

регионами, но и даже с осетинами, среди которых 28% назвали себя «гражданами республики Северная Осетия». Также более половины русских Северной Осетии-Алании включили в число самохарактеристик свою религиозную принадлежность. В то время как, например, в Саха (Якутии) эта категория актуальна лишь для 6% русских, в Татарстане – для 6,7, а в Туве назвали религиозную принадлежность всего 1% русских. Можно было бы назвать такую диспропорцию всплеском религиозной активности. Но все не так однозначно. Это также одна из форм реакции на экономические трудности, социальные проблемы и ситуацию конфликтной межэтнической напряженности. Православие – это одновременно и способ единения с русскими России и форма солидаризации с осетинами.

Значимость этнической принадлежности у русских Северной Осетии-Алании также соответственно в четыре, три и два раза выше по сравнению с русскими, проживающими в Туве, Татарстане и Саха (Якутии). Сравнительная выраженность субкультурной принадлежности у русских Северной Осетии-Алании происходит за счет их идентификации с казачеством, которое заметно активизировано в республике.

Ситуация конфликтной межэтнической напряженности определяет также и степень осознания внутриэтнической консолидации. Причем она далеко не однозначно влияет на разные этнические группы. Русские Северной Осетии-Алании начинают остро осознавать свою разобщенность – свыше 70% включили это качество в число главных характеристик собственной этнической группы. В то же время осетины, как представители группы, принимавшей непосредственное участие в конфликте, среди основных качеств, приписываемых себе, с высокой внутригрупповой согласованностью (86%) назвали «взаимовыручку».

Меньшая выраженность у русских по сравнению с титульными народами комплекса «этническая солидарность» существенно ослабляет, с одной стороны, психологические возможности их консолидации. С другой – русские менее концентрируются на своей этнической группе, а это расширяет границы и способы адаптации к изменившимся этносоциальным условиям. Это особенно значимо, когда у титульных народов, наоборот, сильно выражены важные психологические основания этнополитической мобилизации – этноаффилиативные тенденции, осознание внутригрупповой консолидации, позитивные чувства к своему народу.

Русские в Северной Осетии-Алании воспринимают себя как диффузную, но организованную в соответствии с законами республиканской жизни группу. Более 80% русских считают представителей своей группы послушными, уступчивыми, дисциплинированными и уважающими власть людьми. Другими словами, у русских в Северной Осетии-Алании, по сравнению с русскими из других регинов страны, сила стандартов, норм и авторитетов общественной жизни повышена. Это отражается не только на уровне самовосприятия, но и в продуктах межэтнического восприятия. Только в одной республике – в Северной Осетии-Алании желательные для русских в глазах титульных народов характеристики подчинения и покорности «реально» приписываются осетинами «своим» русским. Если ситуация затяжной межэтнической напряженности ослабила характерное для осетин признание авторитета власти, то у русских она повысила уровень согласия на социальный контроль.

Русские в Северной Осетии-Алании позитивно оценивают прошлый опыт межэтнического взаимодействия, признают значимость для себя гражданства республики, демонстрируют высокую готовность к кооперации на групповом и личностном уровнях. Назвали себя одновременно гражданами Республики Северная Осетия и Российской Федерации 70% русских и почти столько же определили поведение осетин в конфликтной ситуации как желание найти взаимоприемлемое решение, удовлетворяющее обе стороны.

Русские проявляют большую настроенность на взаимодействие, в целом более решительно, чем, например, осетины, отрицая характерность для своей группы таких качеств, как агрессивность, холодность, соперничество.

Ситуация этнического конфликта в Северной Осетии-Алании существенно повысила, по сравнению с другими этническими группами, гиперидентичность не только у осетин, но и у русских (ср. рис. 8 и рис. 9 в главе 5). Сравнение различных этнических групп в республиках говорит о том, что наличие существенного сдвига в показателях одной из них непременно ведет к изменению аналогичных показателей у других групп. Впрочем, усиление и одновременное сближение этих показателей определяется ростом межэтнической напряженности. Русские Осетии как бы торопятся не отстать от осетин по ряду параметров, в том числе и по уровню гиперидентичности. Это психологический результат совокупности ряда факторов. С одной стороны, не являясь прямыми участниками конфликта, русские в той или иной степени оказались в него втянутыми, вплоть до непосредственного участия (например, поддержка казачеством осетинской стороны в момент вооруженных столкновений в ходе осетино-ингушского конфликта). С другой – ощущение себя этническим меньшинством и связанное с этим беспокойство и неуверенность усугубляются не только ростом межэтнической напряженности, но и растущей неустойчивостью позиции русских в социально-профессиональной структуре республики. Последнее усиливается в значительной мере большим притоком беженцев и вынужденных переселенцев в Северную Осетию-Аланию за последние годы.

Проблемы возрождения казачества и трансформации его самосознании

По сравнению с другими регионами страны процессы возрождения казачества на Северном Кавказе имеют свою специфику. Она обусловлена ростом межэтнической напряженности в регионе и процессами национального возрождения горских народов. Можно выделить четыре этапа развития движения терского казачества, каждый из которых характеризуется своими особенностями роста и трансформациями самосознания, существенно сглаженного за семь десятилетий советской власти.

Первый этап пришелся на 1988–1989 гг., когда начали создаваться культурно-просветительские и военно-исторические казачьи общества. В самом начале эти структуры напоминали аморфные в организационном отношении дискуссионные клубы патриотической ориентации. Основной упор делался на культурное возрождение казачества. Проводились всевозможные фольклорные фестивали и праздники, восстанавливались православные храмы. Это было началом процесса осознания принадлежности к казачеству и формирования его лидерами идеологии, обосновывающей необходимость возрождения {Андреев, 1994).

Второй этап – с начала 1990-х гг. по август 1991 г. проходил под лозунгом, призывающим казаков уже не к культурному, а к национальному возрождению. Возрождение Терского казачества официльно было провозглашено 24 марта 1990 г. во Владикавказе. Казачество активно группировалось на местах по принципу землячеств, в межрегиональных объединениях шел «дележ погон и кресел». Значительно ускорили этот процесс рост межэтнической напряженности и появление в больших количествах беженцев и переселенцев. В Законе «О реабилитации репрессированных народо в», принятом российским парламентом 26 апреля 1991 г., казачество по сути было признано самостоятельным народом. В соответствии с этим казачество начинает отстаивать право называться народом, этнической общностью, а не военным сословием, упраздненным в 1917 г. При Всетерском казачьем культурном центре изучаются проблемы истории и этногенеза Терского казачества. Идеологами казачества обосновывается концепция, в соответствии с которой Терское казачество, как часть общероссийского, «считается уникальным явлением в истории и подлежит научному изу- j чению как этническая формация» (Терский казак. 1991. № 4).

Дата добавления: 2014-11-07