Право как меновое отношение: некролог о праве 1 страница

Гр

-160

Право как классовый порядок

6—160

Раздел П. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

ственных субъектов собственности было бы несколько (в виде не только государства в целом, но и отдельных органов государства, национально-государственных и территориально-государственных образований и т. д.), то это уже были бы не условные субъекты социалистической собственности, а неизбежно, по логике вещей, настоящие субъекты соответствующих обособленных частей десо-циализированной (приватизированной) собственности.

Такая конкретизированная и обособленная по субъектам и объ­ектам собственность — это уже по существу частная (групповая или индивидуальная), а не социалистическая собственность, согласно которой все обобществленные средства производства (как единый фонд) принадлежат "всем вместе" (всему народу, обществу), а их ("всех вместе") может представлять лишь одно-единственное лицо (квазисубъект) — государство в целом.

Из сказанного ясно, что в качестве субъектов социалистической собственности не могут выступать не только отдельные звенья и час­ти государства, но и отдельные составные части советского общества (например, те или иные индивиды, группы, слои, классы и т. д.). Обо­собленная собственность подобных отдельных, конкретизированных субъектов была бы частной, а не социалистической собственностью, не собственностью общества в целом, "всех вместе".

Кстати говоря, поэтому фактически "огосударствленной" (по­добно всей социалистической собственности) оказалась и собствен­ность колхозов и других кооперативных организаций. Известно, что уже в Конституции СССР 1936 г., закрепившей итоги фактически полной социализации средств производства и тем самым победу социализма в стране, утверждалось (в ст. 5), что "социалистическая собственность в СССР имеет либо форму государственной собст­венности (всенародное достояние), либо форму кооперативно-кол­хозной собственности (собственность отдельных колхозов, собствен­ность кооперативных объединений)". В статье 7 Конституции отме­чалось: "Общественные предприятия в колхозах и кооперативных организациях с их живым и мертвым инвентарем, производимая колхозами и кооперативными организациями продукция, равно как их общественные постройки, составляют общественную, социали­стическую собственность колхозов и кооперативных организаций".

Аналогичные положения содержались и в Конституции СССР 1977 г. Так, в статье 10 говорилось: "Основу экономической систе­мы СССР составляет социалистическая собственность на средства производства в форме государственной (общенародной) и колхоз­но-кооперативной собственности". Далее, в статье 12 утверждалось: "Собственностью колхозов и других кооперативных организаций, их объединений являются средства производства и иное имущест­во, необходимое им для осуществления их уставных задач... Госу­дарство содействует развитию колхозно-кооперативной собствен­ности и ее сближению с государственной". _д

Глава

о. Социализм и право

Но если бы эти конституционные положения носили бы не вный и декларативный, а реальный характер и соблюдались мзни то собственность колхозов и других кооперативных орга- ^Ъ аций'была бы на самом деле — вопреки конституционному ут-.

ождению — не социалистической собственностью, а, напротив, ^В<бственностью конкретно-определенной группы людей (членов кол-^С° за или иной кооперативной организации), т. е. групповой част-^Х и собственностью, обособленной от социалистической собствен­ности всего общества, "всех вместе".

Реальное бытие и функционирование такой колхозной (т. е. групповой, обособленной, частной) собственности означало бы ре­альное сохранение многоукладное™ в стране и обществе: социа­лизма — в городе, капитализма (пусть ограниченного и контроли­руемого диктатурой пролетариата) — в деревне. Одна часть обще­ства (политически господствующая при диктатуре пролетариата и взявшая в свои руки командные высоты в экономике) оказалась бы при этом в условиях полной социализации и полного отчуждения от индивидуализированной собственности на средства производст­ва, а другая часть общества сохраняла бы собственность на средст-ва'производства индивидуально определенной группы лиц (т. е. груп­повую частную собственность членов соответствующих колхозов, кооперативов).

Объявление колхозной (и иной кооперативной) собственности разновидностью социалистической собственности, наряду с госу­дарственной (общенародной) формой, это лишь декларативная фик­ция и словесная конструкция, не снимающая антагонизма между ними.

Историческая практика становления и утверждения реально­го социализма показывает, что этот антагонизм был решен факти­ческим "огосударствлением" колхозной (и иной кооперативной) соб­ственности и основанной на ней формы хозяйствования — при внеш­нем сохранении декларативно-словесной формулы об особой (не общенародной) форме собственности колхозов и кооперативов. По сути дела речь шла лишь о разных формах в принципе единой социализации всех производительных сил страны методами и средствами диктатуры пролетариата: в городе — непосредствен­ной, в деревне — через ряд опосредований (раскулачивание одних, кооперирование других, фактическое "огосударствление" колхозов и т. д.). В реальной действительности кооперирование (включая и создание колхозов) как форма исходного и "малого" обобществле­ния средств производства в сельском хозяйстве (в пределах данной группы, коллектива членов кооператива, колхоза) фактически пред­ставляло собой процесс приведения частнособственнической дерев­ни (и крестьянства) к виду, удобному для социалистического "лога­рифмирования". В условиях капиталистически не развитой, мел­кобуржуазной деревни, где частная собственность не была еще ка-

б*

160 Раздел П. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

питализирована и отсутствовала развитая, необходимая для социа­лизации всех средств производства дифференциация на полярные противоположности (капитал — наемный труд, капиталист — про­летарий), с помощью форсированного насильственного коопериро­вания был осуществлен своеобразный социалистический вариант первоначального накопления капитала для одновременной его фактической социализации ("огосударствления").

Диктатура пролетариата тем самым "подтянула" деревню к городу, реально подчинив всех без исключения жителей страны единому социалистическому принципу отношения к обобществлен­ным средствам производства — "все вместе, никто в отдельности". Сама по себе кооперация — это объединение и обобщение ин­дивидуальных средств производства и формирование групповой (коллективной) частной собственности персонально определенных, конкретных лиц (членов кооператива, колхоза), форма концентра­ции и капитализации собственности. Но в условиях диктатуры про­летариата эта капитализация осуществляется как социализация, поскольку при отрицании частной собственности (и индивидуаль­ной, и групповой) обобществление средств производства фактиче­ски означает их "огосударствление". Кооперирование означало од­новременно пролетаризацию крестьянства и социализацию их обоб­ществляемого имущества (кооперативного "капитала"). Созданные в результате насильственной коллективизации крестьянства кол­хозы и иные кооперативные предприятия стали по существу сель­скими вариантами социализированных заводов и фабрик города. При диктатуре пролетариата такое кооперирование совпадает с социализмом.

Социализация средств производства в городе и особенно в де­ревне осуществлялась при помощи такого беспрецедентного наси­лия и произвола, по сравнению с которыми меркнет все остальное в жестокой и кровавой истории человечества. Лишить всех индиви­дов собственности и вместе с тем заставить их работать за нищен­ский потребительский паек абсолютно невозможно без тотального и постоянного насилия — этой, говоря словами Маркса, "повиваль­ной бабки" нового строя, представшего в облике реального социа­лизма. Так "работает" история. Причем мы здесь говорим об объек­тивных корнях насилия и тоталитаризма, порождающего процесс социализации и порождаемого им, не затрагивая вопрос о субъек­тивных аспектах этого процесса и злоупотреблениях наличными средствами и возможностями насилия в интересах тех или иных групп, слоев, лиц. Характер и формы субъективных злоупотребле­ний средствами насилия в ходе исторического процесса — явление, в общем и целом определяемое насильственной природой самого этого процесса.

Поскольку социализм невозможен без насильственного унич­тожения частной собственности и обобществления средств произтЦ

Глава

2. Социализм и право

яства, он не может быть другим (в том числе и в плане насилия), принципиально другой социализм, отличный от исторически сложившегося реального социализма, не возможен.

Последствия установления и действия государственной фор­мы социалистической собственности в условиях реального социа­лизма заметно отличаются от представлений и предсказаний мар­ксистской теории на этот счет. Но теория и практика совпадают _тут в главном: уничтожение частной собственности и установление общественной собственности возможны лишь как насильственное сосредоточение всех средств производства в руках государства (про­летарской политической власти, диктатуры пролетариата во главе с коммунистической партией). Такое отождествление социалисти­ческой, общественной и государственной собственности присуще и теории, и практике социализма. В силу такого принципиального совпадения марксистской теории и практики реального социализма в фундаментальном моменте характеристики нового строя можно уверенно утверждать: теория и практика здесь едины настолько, насколько это вообще возможно, и если по теории предполагалось, что при реализации положений этой теории будет "хорошо" (на­ступят такие-то позитивные последствия в жизни людей и т. д.), а практика реализации данных положений (в нашем случае — уста­новление общественной, социалистической собственности в форме государственной собственности) оказалась "плохой" и дала иные результаты (негативные, "не предусмотренные" теорией последст­вия и реалии), то это вовсе не означает, что практика "отклони­лась" от теории, что реальный социализм — это не реализация марксисткой теории или что осуществление данной теории может привести к иным реалиям, к какому-то другому реальному социа­лизму.

Напротив, историческая практика выступает здесь как кри­терий для оценки теории, и по последствиям, к которым приводит реализация принципиальных положений теории (к изобилию или к Дефициту, к царству свободы или тоталитаризму и т. д.), можно судить о подлинной социальной значимости соответствующих тео­ретических положений (например, о коммунистической концепции обобществления средств производства). Как говорится, "по плодам их узнаете их".

Вместе с тем сами по себе негативные последствия теории и реализующей ее практики не обязательно означают их ложность. История, реальная жизнь развиваются в противоречиях и борьбе. „ ^нет ничего (ни в теории, ни в практике) только позитивного (только

хорошего") без негативного ("плохого"). Исторический прогресс по ^сути своей внутренне противоречив, и движение человечества от несвободы к свободе, от неравенства к равенству, от произвола к

Р^аву, преодолевая одни барьеры, трудности и проблемы, порож­дает другие, ранее не известные и не предвиденные. И чем основа-

162 Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

тельней процесс исторического обновления, тем радикальней наси­лие, сопровождающее этот исторический процесс. Такова насиль­ственная сторона и трагическая подоплека истории и прогресса.

Тут, в тисках истории, не на кого жаловаться, некому изли­вать обиды. Надо попытаться понять исторические реалии, объек­тивную логику и тенденцию их движения и по возможности повли­ять на ход их развития в нужной (с учетом исторического опыта и знаний) перспективе. Поэтому главная проблема — в связи с мар­ксистской теорией и осуществившей ее социалистической практи­кой — состоит в следующем: если, как оказалось, реальный социа­лизм не привел к предсказанному коммунизму, то куда в действи­тельности он ведет; имеет ли он такую будущность, которая по своему смыслу явилась бы новой, более высокой (по сравнению с капитализмом) ступенью социально-исторического прогресса; под­готовлена ли реальным социализмом (несмотря на все связанное с ним зло и негативное) объективная база и реальная возможность для перехода к этой грядущей ступени прогресса?

От ответа именно на эти вопросы о месте и значении маркси­стской теории и реального социализма в контексте исторического прогресса зависит, в конечном счете, их объективная всемирно-историческая оценка.

Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций

к»;

n

1. Появление "нового права"

История формирования и развития социалистической теории права и государства и юридической науки в целом — это история борьбы против государственности и права в их действительном (не­коммунистическом) смысле и значении, против "юридического ми­ровоззрения" как сугубо буржуазного мировоззрения, история за­мены правовой идеологии идеологией пролетарской, коммунисти­ческой, марксистско-ленинской, история интерпретации учрежде­ний и установлений тоталитарной диктатуры как "принципиально нового" государства и права, необходимых для движения к комму­низму и вместе с тем "отмирающих" по мере такого продвижения к обещанному будущему.

Формировавшаяся в условиях диктатуры пролетариата тео­рия права встретилась с рядом принципиальных трудностей, свя­занных с радикальным отрицанием прежних представлений и учений о государстве и праве, построением классовой (проле­тарской, марксистско-ленинской, коммунистической) науки о классовом государстве и праве. Один из ключевых аспектов всей этой работы состоял в том, чтобы в рамках зарождающейся мар­ксистско-ленинской юридической науки согласовать соответст­вующие положения марксизма-ленинизма о государстве и пра­ве с практикой диктатуры пролетариата и социалистического строительства в целом.

После революции в общем русле марксистско-ленинского под­хода к праву стали постепенно складываться различные направле­ния и концепции понимания и трактовки права. При всех своих внешних различиях эти концепции внутренне едины в своем отри­цании права, его объективной природы и смысла. Под видом бур­жуазного права все они вместе и каждая по-своему отвергают суть ^права, а за новое "право" выдают антиправовые установления про-летарско-коммунистической диктатуры.

Это новое "право" появляется в виде декретов советской власти. Послереволюционное положение дел в данной сфере от-

164 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

разил декрет СНК от 22 ноября 1917 г. (Декрет о суде № 1). Им была упразднена вся прежняя система юстиции и предусматри­валось создание новых местных судов и революционных трибу­налов. В декрете, в частности, подчеркивалось: "5) Местные суды решают дела именем Российской Республики и руководятся в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному пра­восознанию.

Примечание. Отмененными признаются все законы, противо­речащие декретам ЦИК Советов р. с. и кр. депутатов и Рабочего и Крестьянского Правительства, а также программам-минимум РСДРП и партии С-Р"¹.

Показательно, что новые установления (декреты советской власти) здесь вообще не характеризуются в качестве "права". Тер­мин " советское право" возник в буржуазных кругах в качестве иронического обозначения декретов и установлений большевиков и пролетарской власти, т. е. для критической оценки антиправового характера советской власти и ее нормотворчества. "Впервые мы это слово, — пояснял П.И. Стучка в 1927 г. происхождение данного словообразования, — встретили в проектах буржуазных спецов как некоторого рода ругательство, как противопоставление "общему праву", т. е. праву буржуазному. Тогда советское право понималось как отрицание всякого права. Еще не так давно даже среди комму­нистов слышны были разговоры, что это словосочетание представ­ляет собой какую-то несуразность. Ныне тот взгляд сменился про­тивоположным, и мы встречаем слишком универсальное его пони­мание, но одновременно замечаем, что за этой вывеской иногда скры­вают старый буржуазный или мелкобуржуазный товар... Когда поя­вилась у нас впервые мысль о советском праве, т. е. о праве пере­ходного времени (я не говорю о названии)? Наша программа ее не знала. Вся Февральская революция 1917 г. также прошла без "идеи" революционного права... Лишь по поводу выселения ПК и ЦК РКП из дворца Кшесинской были разговоры на тему о том, что револю­ция отменяет законы старого режима, со ссылкой при этом на речь Маркса перед кельнскими присяжными заседателями. Но во вся­ком случае тут речь не шла еще о классовое праве"².

Этот разрыв между теорией и практикой нового "советского права" длился, однако, не долго. И вскоре после революции декре­ты большевиков получили свое теоретическое освящение как каче­ственно новое, "пролетарское право".

¹ СУ РСФСР, 1917, № 4, ст. 50. Ссылки в приговорах и решениях на законы сверг­нутых правительств были воспрещены новым Декретом о народном суде (ноябрь 1918 г.).

² Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. Рига, 1964. С. 583.

1 "Новое право": основные направления интерпретаций " 165 " — ~~~~ 2. Концепция "пролетарского права"

Концепцию нового, революционного, пролетарского права как пства осуществления диктатуры пролетариата активно разви-°^Р_Л и внедрял в практику советской юстиции Д.И. Курский, нарком ^Ва_стиции в 1918—1928 гг. Он был также и первым Генеральным ¹⁰_ооКурором республики, возглавлял Институт советского права. В,Q28-_1932 гг. был советским послом в Италии.

Право в условиях диктатуры пролетариата — это, согласно Курскому, выражение интересов пролетариата. "Диктатура проле­тариата, — подчеркивал он в 1918 г., — может признавать только интересы своего класса в целом; подлинный представитель такой диктатуры — весь класс в целом, т. е. рабочие и беднейшие кресть­яне, организованные в коммунистическую партию и Советы; от­дельное лицо, тем паче должностное лицо, — всегда исполнитель, даже когда является наиболее ответственным организатором"¹. Здесь, по признанию самого Курского, нет места для "норм вроде Навеаз Corpus"², для признания и защиты прав и свобод индивида. "Отме­на всех норм буржуазного права, — утверждал Курский, — един­ственная гарантия правосудия для городского и сельского пролета­риата и беднейшего крестьянства, поставившего и осуществляю­щего в своей диктатуре великую цель: полное подавление буржуа­зии, уничтожение эксплуатации человека человеком и водворение социализма"³.

Курский восхвалял деятельность "революционных народных судов" в качестве нового источника правотворчества, особо выде­ляя то обстоятельство, что "в своей основной деятельности — уго­ловной репрессии — народный суд абсолютно свободен и руковод­ствуется прежде всего своим правосознанием"⁴.

Новое, революционное право, по Курскому, это "пролетарское коммунистическое право". Советская власть, поясняет он, разру­шила "все три основы института буржуазного права: старое госу­дарство, крепостную семью и частную собственность"⁶.

Однако реализация этих положений в виде "военного комму­низма" держалась на прямом насилии, а не на праве. Признание данного обстоятельства фактически присутствует и в той характе­ристике "военного коммунизма", которую дает Курский. "Для нас, юристов, — писал он в 1922 г. уже при нэпе, — он представлял собой по преимуществу систему принудительных норм, когда хо­зяйственные отношения строились на началах принудительного ре­гулирования из центра, когда в основе отношений между рабочим

' Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М, 1948. С. 38. _г Там же. С. 41. _t Там же. С. 42.

⁵ Там же. С. 56^

•'Г> 4

/Л*

166 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

классом и крестьянством лежали суровые формы принуждения в виде разверстки, когда в области распределения у нас все более и более получал значение принцип натурального распределения, ко­гда... мы вынуждены были расширять область внесудебных репрес­сий, а для ускорения хозяйственной работы, в особенности в облас­ти военного снабжения, мы стояли перед необходимостью широко применять административные меры"¹.

Подобная характеристика самим Курским "юридической над­стройки" периода "военного коммунизма" фактически свидетель­ствует о ее явно антиправовой природе. "Что означала в целом эта юридическая надстройка? — спрашивал позднее Курский. — Она означала, что Советская республика в полном буржуазном окруже­нии, переживая острую гражданскую войну, но в преддверии ми­ровой революции, строила свою экономику, а следовательно, и пра­во на началах всепоглощающего государственного регулирования, экспроприации буржуазии, превращения всех средств производст­ва в общую собственность трудящихся, на замене торговли госу­дарственным распределением и расширением области безденеж­ных расчетов. Частный оборот сводился на нет. Суд, классовый про­летарский суд, становился или органом расправы с классовыми врагами (ревтрибуналы), или на три четверти судом уголовным (нар­суды). Задачи НКЮ были сужены, так как самые вопросы права играли подчиненную роль: там, где гремят пушки, молчит право"².

Фактическая сторона ситуации "военного коммунизма" здесь в общем изложена верно, хотя, конечно, не полностью. Так, ничего не сказано о монополии реальной политической власти в руках пар­тии большевиков, о месте и роли органов ВЧК, ревкомов, комбедов и т. д. в осуществлении внесудебных репрессий и проведении в жизнь политики диктатуры пролетариата, об отношении к кресть­янству (продразверстка), о введении всеобщей трудовой повинно­сти, трудармиях, милитаризации народного хозяйства и т. д.

Но даже если бы все это и подразумевалось в подходе Курско­го, все равно с его оценкой нельзя согласиться. По оценке Курского получается, будто право (в виде "пролетарского права") было, но "молчало", поскольку гремели пушки. На самом деле право "молча­ло", потому что его при "военном коммунизме" вообще не было, а т. н. "пролетарское право", игравшее весьма активную роль (а от­нюдь не второстепенную, как считал Курский) в проведении воен­но-коммунистической политики диктатуры пролетариата во главе с большевистской партией, как раз и продемонстрировало весьма наглядно свой неправовой характер и свою насильственную, анти­правовую сущность.

1 "Новое право": основные направления интерпретаций 167 ** ________——————,——————————-——————————————

~~~~~~Именно социалистическая природа "военного коммунизма" Йобществление средств производства, запрещение частной собст-нности, свободного оборота, рынка, товарно-денежных отноше- ^Вв и и т. д.) исключала возможность права, а не внешние факторы Гбуржуазное окружение, гражданская война, разруха и т. д.), со-утствующие пролетарской революции, насильственной социали-ации собственности, производства и общественной жизни в целом. И именно кризис этой социализированной природы "военного ком­мунизма", бывший исторически первым глубоким кризисом социа­лизма, а вовсе не окончание гражданской войны и т. д., вынудили переход к нэпу, т. е. отступление от социализированного строя к многоукладное™ с ограниченным допущением буржуазных эконо­мических и правовых отношений. И все собственно правовое в нэ­повском праве (как и частно-собственническое, товарно-денежное — в экономике) было по сути буржуазным, а не пролетарским, не со­циалистическим. Пролетарское, социалистическое начало присут­ствовало в нэповском праве лишь как негативный момент — как ограничение и, в конечном счете, отрицание этих вынужденно и частично допущенных элементов буржуазного права (и буржуаз­ной экономики).

Это частичное и временное отступление к нэповскому (бур­жуазному) праву Курский (со ссылкой на новое законодательство и кодификацию в начале 20-х годов, отмену внесудебных репрессий и т. д.) трактовал как свидетельство утверждения правового строя. "Государственный строй РСФСР, — писал он в 1922 г., — в более отчетливой, чем в ряде западноевропейских стран форме, несмотря на незаконченную еще полностью борьбу Советской власти с ее врагами, по существу становится правовым"¹. Подобная попытка выдать диктатуру пролетариата, хотя бы и законодательно обрам­ленную, за "правовой строй" (т. е. за "правовое государство") была, конечно, совершенно несостоятельной.

Да и сам Курский говорил о "внедрении правового порядка, совершенно своеобразного в рабоче-крестьянском государстве"².

И в условиях нэпа вся разрешенная "частная", несоциалисти­ческая сфера была под жестким неправовым контролем диктатуры пролетариата и допускалась лишь в пределах, выгодных для социа­листического строительства. Показательно в этой связи следующее утверждение В.И. Ленина: "Мы ничего "частного" не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное"³.

На самом деле — вопреки утверждению Ленина — партийно-классовая диктатура (при нэпе, как и до нэпа) отрицала не только частное право, но и право публичное. Поэтому является ошибочным

¹ Там же. С. 70.

² Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М., 1958. С. 121.

j Там же. С. 126.

_а Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М., 1948. С. 70. Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44. С. 398.

168 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

довольно распространенное у нас представление, будто в условиях социализма было уничтожено лишь частное право, а публичное право якобы существовало. При этом под "публичным правом" при социа­лизме, видимо, имеются в виду насильственные, приказные нормы советского законодательства, которые по существу носили анти­правовой характер и отрицали принципы права, права и свободы человека и в сфере взаимоотношений отдельных индивидов, и в сфере политико-властных отношений, в отношениях между раз­личными властными органами, между индивидами и властью.

Опыт реального социализма как раз свидетельствует о тоталь­ном отрицании права как формы общественных отношений свобо­ды, о принципиальной невозможности существования публичного права при отрицании частного права и наоборот.

Нэповское право не гарантировало даже допущенных имущест­венных прав граждан (не говоря уже об их личных и политических правах и т. д.) при их столкновении с интересами государственными. Это признает и Курский: "Наше обязательственное право, его основ­ная особенность и будет состоять, по мнению Наркомюста, в том, что здесь интересы государства должны превалировать над интересами ограждения личных прав отдельных граждан"¹.

Курский был против даже разрешенного декретом ВЦИК от 20 мая 1921 г. права наследования, которое в условиях нэпа распро­странялось и на средства производства. "Я, товарищи, — говорил он, — не являюсь сторонником того, на мой взгляд, глубоко буржуаз­ного взгляда, что наследование необходимо ввести для того, чтобы здесь увеличивать количество производительных сил и т. д."².

Да и в целом допущенные при нэпе гражданско-правовые (т. е. буржуазные) отношения осуществлялись в жестких рамках уго­ловных норм. В этой связи Курский отмечал, что в борьбе против свободы гражданского оборота "приходится уголовными нормами регулировать отношения там, где они в буржуазно-развитом праве регулируются в порядке гражданском"³.

Еще жестче классовый характер уголовных норм проявлялся в вопросах преступления и наказания. Подчеркиваемая Курским замена (практически лишь частичная) при переходе к нэпу внесу­дебных репрессий репрессиями судебными фактически во многом компенсировалась предоставлением пролетарскому классово-пар­тийному суду широкой свободы усмотрений, отсутствием юриди­чески определенных составов преступлений и соответствующих наказаний, упрощенным судопроизводством, уголовной ответствен­ностью по аналогии и т. д.

¹ Курский Д.И. На путях развития советского права. М., 1927. С. 67.

Дата добавления: 2014-10-31