История библейского Канона. Как на нее смотрит наука и как должно смотреть на нее спасающемуся?

Мы подошли к самому важному вопросу, нарочно ото­двинутому мною на конец. Он заключается в следующем: откуда узнали, что те книги, которые выдаются за священ­ные и за произведения пророческие и апостольские, дейст­вительно принадлежат им? Кто это знает, кто может дока­зать, раз автографов не сохранилось?

Обычно вопрос этот исследуют рационалистическим образом, не без азарта и горячности с той и другой стороны, поскольку от него зависит направление культуры и круше­ние личного мировоззрения. Ибо всякому понятно: раз Библия не есть подлинное Слово Божие, а выдумка и под­делка человеческая, то с ней можно что угодно делать и жить после этого тоже как угодно.

Внешне это дело обстоит обычно так, что выискиваются исторические свидетельства в пользу достоверности или недостоверности того или иного памятника. В зависимости от этого стоит и его удельная ценность.

-152-

Но ясное дело — та кой подход несостоятелен. Все равно, доказать подлинность вещей, которых мы сами никогда не видели и не увидим, по свидетельству чужих лиц, нельзя. Для неверного все бу­дет неубедительно, и малейшая отрицательная инстанция, малейшее свидетельство «против» будут ему гораздо милее тысячи других «за», потому что достоверность тех и других основывается на личных чувствах, на субъективной вере, на которой строятся уже объективные доказательства.

Однако богословы в апологетических целях — очевид­но, это кого-то все-таки убеждает — пользуются историко-рационалистическим методом и на возражения противни­ков, ставящих под подозрение подлинность того или иного памятника, стараются набрать как можно более историчес­ких документов, свидетельствующих о его достоверности. Так образовывалась научная история библейского канона, по взгляду немецких (протестантских) богословов — под­бор случайных текстов, по убеждению ортодоксальных ученых — основательная защита истины.

Эти последние свои доказательства обычно располага­ют так. Делят всю ветхозаветную и новозаветную историю канона на периоды и начинают изучать, какие лица в каж­дом из них являлись охранителями священных книг от по­сягательства еретиков. Затем, какие книги и в какой последовательности признаются теми или другими автори­тетными лицами в каждом периоде за богодухновенные, и так далее²⁰³.

Но спасающемуся и верному сыну Церкви не нужно входить в эти дебри научных изысканий. Достаточно ему веровать своей матери-Церкви. Не иначе смотрят на дело и выдающиеся наши богословы, ибо не все идут по указан­ному выше пути. Я приведу два свидетельства: одно при­надлежит ученому «простецу», а другое — ученому «мудре­цу» (в хорошем смысле этого слова).

В предисловии к своему толкованию первых восьми глав Послания св. апостола Павла к Римлянам епископ Феофан Затворник пишет:

«Вопроса о подлинности послания не ставим, находя его окончательно решенным тем самым, что его дает нам Церковь как послание св. Павла. Решение это сильнее и ус­покоительнее всякого другого. Слышим голос матери и не тревожим себя никакими недоумениями»²⁰⁴.

-153-

Второе свидетельство я возьму у священника Павла Флоренского. Этот философ убеждение в рациональной доказуемости исторических тезисов называет не более как «методологической наивностью». «Было бы явной нелепо­стью, — говорит он, — притязать на "объективное" обсужде­ние подлинности какой-нибудь реликвии, происхождения св. Писания или даже времени написания диалогов Плато­на или поэм Гомера. И кто вообразит, что в этих вопросах он что-то "доказал" с непреложностью, тот, очевидно, ни­когда еще даже не ставил себе критической задачи о сущно­сти исторических методов. Должно решительно отказаться от каких бы то ни было пререканий с ним до тех пор, пока он, хотя бы элементарно, не проштудирует теории вероят­ностей - этого "самого величественного из созданий ума"»²⁰⁵. По нему, «лишь Церкви принадлежит удостовере­ние подлинности или неподлинности тех или иных памят­ников, но ни в коем случае — не науке. И потому лишь ве­ра в Церковь или неверие в нее, а вместе с нею — и в ее творчество, — лишь они дают решающий поворот нашим историческим убеждениям и тем определяют весь уклад научной мысли...

Верующему беспокоиться о том, написана ли Книга Бы­тия Моисеем, столь же мало подходит, как помещику на­чать беспокоиться, прадедом или прапрадедом приобрете­но поместье, полученное им в наследство. Чем более цен­ность этого поместья, тем менее у него будет охоты усту­пать свое право, и потому тем менее убедительными будут для него аргументы противника. Если же эта ценность бес­конечно велика, то даже тень надежды, даже ничтожней­шей вероятности выигрыша дела достаточно для него, что­бы не внимать аргументам, кажущимся его противнику весьма сильными. А кто может доказать, что нет надежды ни малейшей! Вера необходимо связана с риском и со стой­костью. Но такова даже наука, даже естественная наука...

В итоге, приемы исторической критики, порою кажущи­еся наивному уму чем-то неумолимо логичным, на деле так же основаны на вере, как и убеждения верующего сердца. В сущности, не приемы различны — они одинаковы, ибо одинаково устроение ума человеческого, — а различны ве­ры, лежащие в основе тех и других. У одного — вера в неве­рие, вера в сей преходящий и растленный мир, у другого - вера в веру, вера в иной, вечный и духовный мир.

-154-

У одно­го — вера в законы дольнего, у другого — в законы горнего. И согласно вере своей, каждый говорит, раскрывая в объек­тивных по виду приемах доказательства чаяния своего сердца. "Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет" (Мф. 6, 21; ср.: Лк. 12, 33). И вот, где полагается сокрови­ще — ценность, туда и устремлятся сердце, то есть на той ценности и "ориентируется" все существо. И потому, если кто сдается на доводы исторической критики, то это не то значит, что они основательны, а то, что он уже расслаб в своей вере и душа его тайно вожделела, с кем бы ей пасть»²⁰⁶.

К этим взглядам на существо исторической критики в отношении библейских памятников еп. Феофана и свящ. П. Флоренского и я присоединюсь, и если где как будто от­ступаю от них, приводя доводы научных исследований в пользу той или иной библейской книги, то ради тех рас­слабленных в вере душ, о которых только что упомянуто. Я руководствовался в этом случае словами, сказанными про Господа Иисуса Христа (Мф. 12, 20).

Б. Священное Предание.*

(* Раздел, посвященный Свящ. Преданию и патристике, имеется лишь в виде набросков. — Прим, составителя.)

Другой положительный источник откро­вения есть Священное Предание — неза­писанное Слово Божие.

До сих пор говорилось о Слове Бога Живого, передаваемом людям в виде Свя­щенного Писания. Но не все человек (пророк, апостол) мог записать. Большая часть осталась записанной в сердцах и умах слушателей, ибо, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг (Ин. 21, 25). И это, слышанное при мно­гих свидетелях и сохраненное с помощью благодати в па­мяти слушателей и потом записанное, составило основу Священного Предания. Таким образом, повторяю, оно то же, что и Слово Божие, но записанное не самими автора­ми, богопроповедниками, а их слушателями.

1. Понятие об отцах Церкви. - Отличительные их качества

Кто такие отцы Церкви? Законные преемники святых апостолов, которые, будучи пастырями и учителями верных, трудятся для созидания тела Христова, которое есть Церковь (Еф. 4, 11-16), под воздействием Духа Божьего, по правилам, преподанным последней Духом Святым.

-155-

В частности, четыре качества должны отличать отца Церкви:

1. Православная вера, исповеданная в письменных про­изведениях, которые одни только в состоянии приводить ко спасению не только современников (что может делать лич­ный пример жизни или слово), но и отдаленных потомков.

2. Святая жизнь, сияющая непорочными добродетелями.

3. Дары Св. Духа как следствие двух предыдущих качеств.

4. Признание св. Церковью. Частные свидетельства даже самых уважаемых и авторитетных лиц не могут обеспечи­вать кому-либо наименование отца Церкви. «Не поможет нечестивым, — говорит Пятый Вселенский Собор, — если случится, что некоторые написали что-нибудь в их пользу. И св. Василий писал нечто подобное об Апполлинарии, но тем не освободил его от осуждения». Также и не кален­дарями греческой и славянской Церкви определяется зва­ние отца Церкви. В греческом календаре нет, например, св. Илария Пиктавийского, великого отца — и не только За­падной Церкви (по отзыву V Вселенского Собора). Потому при вопросе о признании Церковью того или иного лица отцом Церкви надобно справляться не только с календаря­ми — греческим, римским, коптским, сирским, но и со все­ми памятниками Церкви.

Дата добавления: 2014-10-15