КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Иссерс 2002 – Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. – М., 2002. 1 страница
15. Карнеги 1969 – Карнеги Д. Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. – М., 1969. 16. Клюев 1998 – Клюев Е. В. Речевая коммуникация. – М., 1998. 17. Клюев 1999 – Клюев Е. В. Риторика. – М., 1999. 18. Леонтьев 1999 – Леонтьев А. А. Психология общения. – М., 1999. 19. Фуко 1996 – Фуко М. Археология знания. – Киев, 1996. 20. Чхетиани 1987 – Чхетиани Т. Д. Метакоммуникативные сигналы слушающего в фазе поддержания речевого контакта // Языковое общение: Единицы и регулятивы. – Калинин, 1987. 21. Шейнов 2000 – Шейнов В.П. Риторика. – Минск, 2000. 22. Эган 2001 – Эган Д. Слушание: непременное условие поддерживающего поведения // Межличностное общение. – СПб., 2001. 23. Fix 1996 – Fix U. Text-und Stilanalyse unter dem Aspect der Kommunikativen Ethik: Der Umgang mit den Griceschen Konversationsmaximen in dem Dialog «Das Ei» von Loriot // Beitrage zur Text-und Stilanalyse. – Frankfurt a. M., 1996. 24. Polenz 1985 – Polenz P. V. Deutsche Satzsemantik: Grundbegrifife des Zwischen-den-Zeichenlesens. – B.; New York, 1985. 25. Searle 1969 – Searle J. R. Speech Acts. An Essay in the Philosophy of Language. – Cambridge, 1969. РАЗДЕЛ 3. АСПЕКТЫ РИТОРИЗОВАННОЙ КОММУНИКАЦИИ (НА ПРИМЕРЕ ЭТНОРИТОРИКИ)
Непременными условиями реализации принципа эффективности общения являются соответствие коммуникации культурно-специфичному контексту, его учет и, кроме того, возможная оптимизация. Подобные перспективы риторического моделирования межкультурного взаимодействия оказываются тесно связанными с категорией этоса (уместности) и предполагают использование обширных этнокультурологических данных, касающихся принятых в той или иной культуре стилей общения (вербального и невербального). В результате этнориторика становится включенной в широкий контекст смежных дисциплин – антропологии, прагматики, теории межкультурной коммуникации, этнологии, энтопсихолингвистики, этнопсихологии и т.д. Она использует данные этих наук для изучения и прикладного структурирования межкультурного коммуникативного взаимодействия. Анализ культурной и национальной маркированности речевого поведения способствует, в первую очередь, формированию образа собственной национально-культурной специфичности, а на ее фоне – осознанию отличий в речевом поведении представителей других культур, что вполне закономерно предполагает выработку параметров оптимизации внутри- и межкультурного взаимодействия. Отсюда проблематика раздела: 1) раскрытие значимых культурогенных характеристик этноса, учет которых необходим для построения эффективного общения; 2) установление современных культурно обусловленных доминант речевого общения; 3) выявление специфичных национальных моделей речевого взаимодействия; 4) описание собственных культурно-речевых традиций, истории их формирования; 5) постановка задач, затрагивающих прикладное осмысление этнически трактуемых коммуникативных категорий. § 3.1. Национально-культурные различия речевого поведения. Показательный пример трагических последствий непонимания друг другом представителей разных типов культур приведен в [Лебедева 1999: 33]:
В январе 1991 г. министр иностранных дел Ирака Азиз и госсекретарь США Бейкер встретились в Женеве на переговорах в попытке найти компромисс и избежать военного столкновения. Рядом с Азизом на переговорах сидел младший брат президента Ирака Саддама Хусейна. Он должен был звонить в Багдад, чтобы информировать президента о ходе переговоров. Госсекретарь Бейкер в процессе переговоров сказал точно и ясно, что если Ирак не уйдет из Кувейта, то США применят военную силу против Ирака. Брат Хусейна, следуя традициям своей культуры, обращал минимум внимания на то что говорит Бейкер, но максимум на то, как он это говорит. Поэтому он доложил в Багдад следующее: «Американцы не станут нападать. Они слабые. Они спокойные и не сердятся, они только говорят». Через шесть дней началась военная операция США, в результате которой Ирак потерял 175 тыс. жителей, а значительная часть населения превратилась в беженцев.
Этот факт, ставший уже историческим, демонстрирует ошибку в восприятии друг другом представителей арабской – высококонтекстной – и американской – низкоконтекстной – культур (арабам присущи вычурный и аффективный стили общения, американская речевая культура характеризуется кратким и инструментальным стилями). Поэтому для построения эффективной коммуникации необходимо знать как минимум тип культуры, к которой принадлежит собеседник, и принятый в данной культуре стиль общения, т.е. ориентироваться в типе этно- / социокультурного контекста (ср.: контекстуальную макростратегию I «Зависимость от общего контекста» Т. А. ван Дейка и В. Кинча). Разработка этнокультурных проблем речевой коммуникации имеет столь же древнюю историю, как и само человечество. Описание различий в быте, нравах и поведении представителей разных народов и попытки объяснения причин этих различий представлены в трудах Геродота, Гиппократа, Тацита и др. Огромный материал содержат также бытописания путешественников, в которых, помимо изображения обычаев, обрядов, мифов того или иного народа, часто присутствуют ссылки на присущие ему специфические черты – дружелюбие, суровость, жестокость, храбрость, чувствительность и т. п. Но только к XVIII веку интерес к области межкультурных различий перерос в осознанную необходимость их систематического научного изучения. Для описания этнокультурной специфики в то время использовалась довольно емкая по содержанию категория «дух народа» (впоследствии в этнопсихологии и культурной антропологии ей соответствовало понятие национального характера, в современных исследовательских парадигмах – менталитет, ментальность). Именно в трудах философов, языковедов, социологов, этнологов, психологов XVIII-XIX веков – В. Вундта, И. Гердера, В. фон Гумбольдта, Э. Дюркгейма, Э.Б. де Кондильяка, М. Лацаруса, Л. Леви-Брюля, Г. Штейнталя – заложены основы понимания культуры и этноса как психических феноменов. В их работах представлены попытки изучения этнически обусловленных феноменов путем анализа «психических переживаний», отраженных в продуктах действия духа народа как внутренней творческой стихии – в языке, мифах, обрядах, искусстве и т.п. 3.1.1. Методологические основы изучения духа народа в концепции В. фон Гумбольдта. Одна из первых целостных концепций, раскрывающих содержание категории «дух народа» и предлагающих единую стройную методологическую базу для ее изучения, представлена в работе В. фон Гумбольдта «План сравнительной антропологии» (1795 г.). Сравнительная антропология постулировалась В. фон Гумбольдтом как ветвь философско-практического учения о характере человеческих сообществ [Зубкова 2002: 122]. Согласно гумбольдтовской теории, своеобразие духа народа формируется под действием внешних факторов (например, природы, окружающей среды) и, в свою очередь, обусловливает особенности национального характера, который определяет «все творческое в истории нации, в ее учреждениях, ее мысли» [Гумбольдт 2000: 47]. Исследование взаимного влияния народа и индивида, а также плодотворного для духовного развития каждого индивида сочетания его собственных устремлений и соблюдения общественных норм ведет к познанию «идеала человечества» во всем возможном разнообразии его форм. В рамках сравнительной антропологии утверждается принцип пропорционального сочетания однородности и своеобразия: «…практические отношения между людьми обретают долговечность и надежность скорее в результате единообразия нравов», но между тем «…сила, изобретательность, энтузиазм зависят от оригинальности, и без незаурядных и самостоятельных движений духа никогда не возникло бы ничто великое» [Гумбольдт 1985: 324]. Стало быть, «…только общественным путем человечество может достигнуть высочайших вершин» и «…проявить собственную природу в ее подлинном богатстве» [Там же: 320]. Предметом исследования сравнительной антропологии выступает характер целых классов людей, в первую очередь, наций и эпох. Она занимается «индивидуальными различиями человека, отделяет случайные и преходящие от существенных и постоянных, исследует свойства последних, определяет их причины, дает им оценку, устанавливает методику работы с ними и предсказывает их будущее развитие» [Там же: 318]. Данное учение о человеке рассматривает своеобразие различных классов людей и распространенные виды влияния внешних ситуаций на внутренний характер. Как отмечал В. фон Гумбольдт, «характер возникает только в результате постоянного воздействия мыслительной и чувственной деятельности». Когда характер «пробуждается», то «из всех факторов, которые оказывают на него воздействие, он сам усваивает только те, которые ему гомогенны; таким образом, все посторонние источники и факторы собираются в одной-единственной точке» [Там же: 326], и складывается совершенно особая «физиономия» каждого характера. Чистота и определенность характера общества образуется только тогда, когда он вступает в отношения с другими чистыми и определенными характерами, ибо на этом фоне познаются как взаимные сходства, так и взаимные различия. При сформированности собственного индивидуального характера позитивные модели его взаимодействия с другими характерами отражают направленность на взаимную координацию. Отсутствием же подобной направленности отличаются характеры таких наций, которые «…при взаимном общении склонны скорее выпячивать свою оригинальность или же отказываться от нее, чем ее целесообразно устанавливать и формировать» [Там же]. Сверхзадачей изучения различных типов людей, характеров наций, их существенных и постоянных черт является измерение возможного разнообразия человеческой природы в ее идеальности или, иными словами, исследование того, как «человеческий идеал, которому не адекватна отдельная личность, воплощается во многих индивидуумах» [Там же: 327]. При этом «идеал человечества» рассматривается как цель, к которой должны стремиться индивидуумы. Для сравнительной антропологии чужда погоня за многочисленными различиями, ибо в фокусе ее внимания оказываются только черты характера, «достигшие высокого уровня развития, а потому позволяющие «расширить представление о совершенной человечности» [Там же: 331], отвечающие возможному описанию идеала этой человечности. В процессе исследования существенные признаки отделяются от случайных и упорядочиваются; внешние проявления сводятся к общим свойствам, от них – к внутренней сущности, а в конечном итоге – к наивысшему единству. Масштабы сравнительной антропологии ограничиваются «…небольшой сферой высочайшей культуры, где черты своеобразия проявляются в наиболее определенном и законченном виде» [Там же]. Особенной значимостью обладают те сферы человеческой деятельности, которые сильнее прочих влияют на дух и характер народа и индивида, поэтому исследователю необходимо сосредоточиться на их выявлении и детальном описании. Так, первое, на что обращается внимание при изучении человеческих характеров, есть «различие в предметах занятий людей, в продуктах их труда, в способе удовлетворения их потребностей и в образе их жизни» [Там же: 335]; второй класс признаков включает «внешние особенности телесного строения и поведения» [Там же] и только затем от этих различий можно перейти к собственно внутренним, т.е. к тем «силам», которые лежат внутри действия характеров, к различным проявлениям их степени, динамики, их своеобразному соотношению и т.п., к действию «чувств», «склонностей и страстей» [Там же: 336]. Так, ведущая роль в определении специфики народного духа отводится языку, поскольку он является «непроизвольной эманацией», условием развития творческих сил и формирования национального мировоззрения. Язык так «интимно слит» с этим духом, что понять одно без другого невозможно. Поэтому концепция В. фон Гумбольдта создает своеобразный «лингвистический фундамент для объединения наук о культуре» [Рамишвили 2000: 7]. Изучение индивидуальных различий должно осуществляться в их совокупности, чтобы свестись не на указание разницы в самих проявлениях характеров (в нравах, языке, искусстве, науках и т.п.), а на разницу самих этих характеров, т.е. на раскрытие их «внутренней формы». Итак, «План сравнительной антропологии» представляет собой одно из первых определений дисциплины, изучающей своеобразие характеров наций и их культур. Учение В. фон Гумбольдта включает подробно разработанную концепцию исследования, определение его цели, задач, описание методологии, указания на источники материала. Оно содержит возможную рубрикацию дисциплины, а также формулирует необходимые философско-методологические позиции, которыми должен руководствоваться любой исследователь (этнопсихолог, языковед, культуролог и т.п.), обращающийся к изучению характера народа, продуктов культуры и описанию влияния этих последних на формирующиеся характеры индивидов. Поэтому дисциплины подобного рода относятся к области психологии народов, а понятия культура, этнос, этническая идентичность трактуются как психические феномены. 3.1.2. Определение категорий этноса и этнической идентичности в концепции Г. Г. Шпета. Развитие и этнопсихологическую конкретизацию концепция В. фон Гумбольдта нашла в программном сочинении Г. Г. Шпета «Введение в этническую психологию». В нем определяются «реальное содержание» категории духа народа, предмет изучения этнической психологии, характер этого предмета, в результате чего формулируются такие категории, как коллективная психология, коллективное переживание, этническое самосознание и т.п. Именно перу Г. Г. Шпета принадлежит одно из лучших определений этноса, этнической идентичности, описание особенностей ее психического переживания и ее детерминативной роли для всех аспектов жизнедеятельности индивидов. В работе Г. Г. Шпета подвергаются опровержению учения, согласно которым нет иного «носителя» душевных состояний, кроме индивида, а о коллективном переживании говориться только как о совокупности конкретных индивидуальных переживаний. С позиции этих теорий предметом социальной и этнической психологии оказывается изучение модификаций душевных процессов индивида, осуществляющихся под влиянием общественной среды. В своем «Введении в этническую психологию» Г. Г. Шпет отмечает что использовавшийся в ранних концепциях этнической психологии термин дух народасодержит указание на тип, характер, т.е. на нечто изначально коллективное. Когда мы говорим о духе коллектива, отмечает Г. Г. Шпет, мы не имеем в виду под коллективом простое «единство реальных индивидов». Сам индивид коллективен, а потому реален именно коллектив. Он представляет собой не некое беспорядочное множество индивидов (как «куча песку»), а является упорядоченным, организованным целым и оказывается реальным именно в своей совокупности и в силу своей совокупности [Шпет 1996: 266]. Стало быть, коллектив рассматривается как субъект совокупного действия, который по своей психологической природе есть не что иное, как общая субъективная реакция на все объективно совершающиеся явления природы, общественной социальной жизни и истории. Каждый исторически образующийся коллектив (народ, класс, союз, город, деревня и т.д.) по-своему воспринимает, воображает, оценивает окружающую его действительность. В этом отношении и выражается его «дух», или «душа», или «характер» в реальном смысле [Там же]. Материалом этнической психологии не могут являться собственно продукты деятельности того или иного коллектива (такие как искусство, мифы, обряды, язык и пр.), ибо они имеют вполне реальное существование и собственно психологического интереса не представляют. Психологически значимым является сознательное субъективное отношение к объективно существующим культурным явлениям. Реакции коллектива, его отношение к вещам и людям, его «отклики» на жизнь и труд есть беспредельная область чувств, настроений, характеров. Этническую психологию можно назвать социальной характерологией, поскольку в ней изучается субъективная атмосфера объективной сферы жизни, т.е. состав и характер предметных переживаний (т.е. переживаний по поводу определенных «предметов»), обусловленных социальными условиями времени и места, социальной среды бытования. Как и в сравнительной антропологии В. фон Гумбольдта, особая роль в изучении этнопсихологических характеристик отводится языку нации, исследование которого задает образец для научного описания всех других форм культуры (мифа, искусства, науки и т.п.). В основе определения предмета этнической психологии лежат понятия «духа» и «коллективности». Дух трактуется как «тип», «стиль», «тон», определенная по характеру совокупность переживаний, откликов на социальные явления, язык, мифы, исторические моменты и т.п. Коллективность есть тоже некий «тип» (в том смысле, в каком это понятие фигурирует, например, в художественной литературе – тип мещанина, романтика и т.п.), ведь несмотря на индивидуальные различия людей есть типически общее в их переживаниях как «откликах» на происходящее. Этническая психология определяется как описательная психология, изучающая типические коллективные переживания. Предпочтение этноса другим возможным человеческим коллективам при исследовании психологии коллективного духа обусловлено, во-первых, тем, что именно народ объединяет в себе как в высшем типе коллектива все типы человеческих переживаний, определяемых по языку, верованиям, обычаям, искусству, мировоззрениям и пр. Во-вторых, как утверждает Г. Г. Шпет, предмет этнической психологии имеет динамический характер, принципиально важным является изучение подвижных психологических коллективных типов. Именно этнос оказывается «зачинателем» любого своеобразного человеческого структурированного объединения, внутри которого формируется определенное мировидение, определенные способы преобразования действительности и пр. Народ предстает перед нами как всегда созидающееся историческое целое. На историчность данной категории было указано еще в работах М. Лацаруса и Г. Штейнталя: «Народ есть духовное произведение индивидов, которые принадлежат к нему; они – не народ, а они его только непрерывно творят. Выражаясь точнее, народ есть первый продукт народного духа; так как индивиды творят народ не как индивиды, а поскольку они уничтожают свое отъединение» [Там же: 370]. Этническая психология в качестве особого типа переживания изучает осознание народом того, что он есть именно этот народ (ср. современные термины «этническое самосознание», «этническая идентичность»), т.е. переживание «народности», «национальности». Психологический анализ этого переживания показывает, что все его содержание складывается из (1) присвоения себе известных исторических и социальных взаимоотношений и (2) противопоставления себя другим народам. Духовный уклад этноса есть величина меняющаяся, но неизменно присутствующая при всяком полном социальном переживании. Духовное богатство индивида есть прошлое народа, к которому он сам себя причисляет. Отсюда следует, что любой индивид может «переменить» народ, т. е. войти в состав и дух другого. Этот переход будет значить перемену, пересоздание собственного духовного уклада в соответствии с новой этнической идентичностью, поэтому можно утверждать, что духовный уклад индивида и есть дух его народа. Но это не только «субъективное» причисление – мы можем объективно, «со стороны» определить, под каким укладом раскрывается душевное содержание того или иного индивида, поэтому подобное субъективное причисление себя к народу не есть явление произвольное. «Народ», таким образом, не есть устойчивая вещь, которая может исчезнуть, «народ» в психологическом смысле есть исторически текучая, подвижная форма [Там же: 371]. Одним из положительных смыслов этнической идентичности оказывается то, что осознанная принадлежность к определенной национальной культуре оформляется для человека как национальная духовность. Только человек, обладающий ею оказывается способным понять и принять создания чужого национального духа. Поэтому важным условием межнационального взаимодействия оказывается так называемая позитивная этническая идентичность как источник межнациональной толерантности. 3.1.3. О современном подходе к изучению национально-культурных различий. Европейская и американская наука начала XX столетия рассматривала культурную обусловленность психологических различий индивидов в рамках проблемы «культура и личность». По мере накопления знаний в этой области возникла необходимость в серьезном осмыслении глубинных аспектов психологических различий, характеризующих представителей разных этносов и культур. В связи с этим сформировалось отдельное научное направление – психологическая антропология, или кросс-культурная психология, стремящееся создать универсальную психологическую теорию, описывающую разнообразие культур. Кросс-культурная психология совмещает подходы общей психологии, изучающей индивида, и дисциплин, рассматривающих особенности популяций. Данный раздел психологии разрабатывает такие проблемы, как 1) этническая идентичность и национальная ментальность; 2) психологические аспекты культуры; 3) проблемы социализации, инкультурации, культурного шока; 4) культурно обусловленные аспекты общения; 5) культурно обусловленные аспекты формирования познавательных процессов индивида; 6) межкультурное общение и межкультурные конфликты и т.п. В отечественной традиции схожие вопросы решает этническая психология, главным отличием которой от западных аналогов является то, что для нее «… сравнение психологических особенностей представителей разных этнических групп (или разных культур) не является самоцелью. Этническая психология может изучать психологические особенности представителей одного этноса или культуры в целях понимания обусловленности данных особенностей этнической или культурной принадлежностью» [Лебедева 1999: 10]. Основателями данного направления признаются К. Кавелин, Н. Надеждин, А. А. Потебня, Г. Г. Шпет и др. В основе этнопсихологических концепций ХХ века лежит понятие национального характера, являющееся современной психологической трансформацией категории национального духа. Категория национального характера является одним из самых методологически нестрогих, расплывчатых научных понятий. Исследователи вкладывают в него различное по объему и характеру содержание, описывая те или иные психологические особенности этносов (темперамент, ценностные ориентации и т.п.). Но при всем различии подходов выделяются общие принципы исследования: 1) национальный характер есть не сумма характеров отдельных его представителей, а фиксация типических черт, которые присутствуют в разной степени и в разных сочетаниях у значительного числа индивидов; 2) недопустимо рассматривать какие-либо черты как принадлежащие только отдельным этническим общностям; 3) черты характера можно понять лишь в соотнесении с общей системой ценностей, зависящей от социально-экономических, географических и т. п. условий, от образа жизни народа. Современные французские историки предложили использовать для обозначения психологических особенностей этноса понятие ментальность, трактующееся как «система образов, которые …лежат в основе человеческих представлений о мире и о своем месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей» [Дюби 1991: 52, цит. по Стефаненко 2000: 140]. Важным оказывается то, что ментальность есть не набор характеристик (как обычно описывают «национальный характер» и от чего предостерегал еще В. фон Гумбольдт), а система взаимосвязанных представлений, регулирующих поведение членов социальной группы. С позиции этнической психологии (в традиции Г. Г. Шпета) при определении этноса как «группы, ядерной характеристикой которой является осознание людьми своей к ней принадлежности (т.е. этнической идентичности), именно ментальность …должна стать основным предметом этнопсихологического изучения» [Стефаненко 2000: 140]. Одна из философских работ, посвященных специфичности русского национального характера, принадлежит Б. П. Вышеславцеву. В ней содержится ряд идей, перекликающихся с концепциями народного духа, национальной ментальности. С точки зрения Б. П. Вышеславцева, «народный характер необычайно устойчив … и самые неожиданные и невероятные колебания судьбы вскрывают только его скрытые, но всегда присутствовавшие потенции; так что из глубокого понимания характера можно прочесть всю его судьбу» [Вышеславцев 1995: 112]. Характер не есть нечто явное, очевидное, напротив, он «имеет свой корень не в отчетливых идеях, не в содержании сознания, а скорее в бессознательных силах, в области подсознания» [Там же]. Способ проникновения в подсознание заключается в обращении к языку народа, его мифам, сказкам, литературе – именно из них мы можем узнать, что любит русский народ, чем дорожит, чего он боится, о чем мечтает. Обсуждение проблемы национального характера тесно связано с определением понятий национальных стереотипови этноцентризма. Представление о национальном характере на обыденном уровне закреплено в виде национальных стереотипов – упрощенных, схематизированных, эмоционально окрашенных и чрезвычайно устойчивых образов какой-либо этнической группы, легко распространяемой на всех ее представителей (например, немцы – педантичны и аккуратны, любят жесткую дисциплину; французы – легкомысленны, эмоциональны и любвеобильны; англичане – холодны, чопорны и воспитанны и т.п.). Стереотипные представления о национальном характере – предмет исследования культурологии, философии, этнопсихолингвистики, этнопсихологии и т.п. Комплексное направление, изучающее этнические стереотипные представления о национальном характере, получило название имагологии. Так, например, в лингвистике и психолингвистике этнокультурные феномены рассматриваются в связи с учением о детерминационной зависимости языка, сознания и культуры, описывающим особенности национального языкового сознания, национального образа мира, межкультурного общения. Стереотипы национальных характеров понимаются как одна из составляющих наивной языковой картины мира и изучаются с помощью различного рода ассоциативных экспериментов [см., например, Кобозева 1995; Тарасов 1996; Караулов 2000; Уфимцева 2000; Залевская 1996, 2000; Киселева 1999 и мн. др.]. Межкультурное общение в этих исследованиях трактуется не как общение носителей разных культур, а как общение носителей разных национальных сознаний, ибо «любой диалог культур реально протекает только в сознании носителя конкретной культуры, которому удалось постигнуть образы сознания носителей другой (чужой) культуры в ходе рефлексии над различиями квази-идентичных образов своей и чужой культур», т.е. диалог культур «это не столько общение разных сознаний, сколько общение образов разных культур в рамках одного сознания» [Тарасов 1996: 9]. Конечной целью учений об этнических общностях является преодоление любых стереотипов на основе глубокого понимания не просто языка и образа жизни другого, а образа мира другого, образа сознания другого. Формирование стереотипов является условием и следствием категоризации социальных объектов. Они легко доступны для изучения и представляют собой упорядоченные, детерминированные культурой «картины мира», обращение к которым экономит усилия индивида при восприятии сложных социальных объектов и защищает его ценности. Стало быть, стереотипы выполняют ряд функций – познавательную (категоризация), коммуникативную и функцию защиты позитивной этнической идентичности (защита ценностей этноса). Они могут определять образ собственного народа – автостереотип и формировать образ других народов — гетеростереотипы. В связи с функцией защиты позитивной этнической идентичности автостереотипы отличаются более позитивным характером, чем гетеростереотипы. Последние являются следствием этноцентризма, который представляет собой восприятие и интерпретацию поведения других через призму своей культуры. Особенно негативны последствия этноцентризма в области научного изучения любых национально специфичных явлений. Освободиться от него сложно, поскольку собственная культура задает когнитивную матрицу для восприятия и понимания мира – картину мира, выйти за рамки которой довольно сложно (поэтому множество научных этнопсихологических и кросс-культурных концепций обвиняются в е вроцентризме — интерпретации и оценке непохожих на европейскую цивилизацию культур с позиций ценностей и норм, присущих последней). Действие этноцентризма в общих чертах можно обнаружить в том, что люди склонны [Лебедева 1999: 22]: 1) считать то, что происходит в их культуре, естественным и правильным, а то, что происходит в других культурах, – неестественным и неправильным; 2) рассматривать обычаи своей группы как универсальные: что хорошо для нас, то хорошо и для других; 3) считать нормы, роли и ценности своей группы безусловными и верными; 4) считать помощь и кооперацию с членами своей группы естественной, действовать так, чтобы члены своей группы были в выигрыше; 5) гордиться своей группой, чувствовать неприязнь по отношению к другим группам. Хотя описание этнических стереотипов, с одной стороны, представляет собой самостоятельную ценность, а с другой — направлено на доказательство их соответствия/ несоответствия действительности, изучение ментальности народа требует четко осознанной методологической позиции, одним из элементов которой является преодоление этноцентризма.
Дата добавления: 2014-10-31; Просмотров: 995; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |