Мари Франсуа Аруэ де Вольтер

8.

(1694-1778)

В конце 60-х годов XVIII века в одно из французских почтовых отде­лений принесли письмо. Без адреса. Без имени адресата. Только обраще­ние — но какое! «Царю поэтов, фи­лософу народов, Меркурию Европы, оратору отечества, историку королей, панегиристу героев, верховному судье в делах вкуса, покровителю искусств, благодетелю талантов, ценителю ге­ния, бичу всех преследователей, врагу фанатиков, защитнику угнетенных, отцу сирот, примеру для подражания богатым людям, опоре для людей нуж­дающихся, бессмертному образцу всех высших добродетелей». Просвещен­ные почтовые чиновники немедленно отправи­ли письмо Вольтеру — к кому же еще могли относиться столь громкие эпи­теты?

Все духовные искания XVIII века пронизывали две взаимосвязанные тенденции: освобождение разума, почувствовавшего свою зрелость и силу от пут церковных догматов, и страст­ные поиски нового, не навязанного извне авторитета. Воплощением этих исканий суждено было стать Мари Франсуа Аруэ, принявшему в 1718 году псевдоним де Вольтер.

Он родился в Париже в семье нотариуса. Отношения с отцом не сло­жились, и позднее Вольтер даже ут­верждал, что был сыном некою Рошбрюна, военного и литератора, принадлежавшего к древнему дворянскому роду. Настоящий отец, нотариус, из­брал для своего отпрыска традицион­ную стезю — образование в иезутском коллеже Людовика Великою, который юный Аруэ посещал с 1704 по 1711 год, а затем изучение права. Но молодой человек пошел против воли отца. Он предпочел заняться стихо­сложением, изрекать парадоксы, сме­яться над условностями и предаваться удовольствиям. Почти год, проведенный в Бастилии, куда он попал за са­тиру на герцога Орлеанского, регента Франции — и тот не избавил Мари Франсуа от смешливости и литератур­ных амбиций. Первая из его извест­ных работ, пьеса «Эдип», была постав­лена в 1718 году. Длинная же эпичес­кая поэма «Генриада» (172S) укрепила литературную репутацию Вольтера. Уже в этой поэме о событиях времен гугенотских войн, предшествовавших воцарению Генриха IV, зазвучала кри­тика религиозного фанатизма и коро­лей-деспотов.

Ссора с шевалье де Роганом дала Вольтеру почувствовать на собствен­ном опыте, что такое социальная не­справедливость. Избитый лакеями де Рогана, порвавший с «друзьями»-аристократами, вновь посаженный в тюрьму и в конце концов высланный в 1726 году из Парижа — так начинает он новый этап своей жизни. Два с лишним года, проведенные затем в Англии - стране конституционной монархии, — упрочили его привер­женность к политической свободе, ре­лигиозной терпимости и склонность к философским раздумьям. Свои ли­беральные убеждения Вольтер выра­А в «Философских письмах», вы­шедших в 1733 году на английском, а в 1734-м – на французском языке. «Философские письма» идеализировали английские учреждения, англий­скую мысль и в самых мрачных тонах рисовали состояние общественных институтов и умов во Франции. Француз­ское правительство издало приказ об арес­те автора, а сама кни­га по приговору Па­рижского парламента была сожжена. Чтобы избежать новой тюрь­мы, Вольтер вынуж­ден был отложить воз­вращение в Париж.

Более десяти лет он прожил со своей возлюбленной, мар­кизой дю Шатле, в ее замке Сирей-сюр-Блэз в Шампани. Оба с увлечением преда­вались не только «науке страсти неж­ной», но и естествен­ным наукам, а также метафизическим раз­мышлениям и биб­лейской критике. Они часами работали в собственной лабо­ратории и посылали отчеты о своих опытах в Париж, в ко­ролевскую Академию. Сотрудничество Вольтера и мадам дю Шатле продол­жалось и после окончания их любов­ной истории.

Годы, проведенные в Сирее, ока­зались весьма плодотворными в твор­честве Вольтера: он создал там траге­дии «Альзира, или Американцы», «Фа­натизм, или Пророк Магомет», трак­тат «Элементы философии Ньютона», большую часть исторического труда «Век Людовика XIV».

Приобретенные за это время по­знания побудили Вольтера более на­стойчиво искать рациональное объяс­нение природных и социальных явле­ний.

Воинственный скепсис сирейского периода проявился в знаменитой поэме Вольтера «Орлеанская девственница» (1735). Вольтер не побоялся использовать столь дорогую францу­зам легендарную историю Жанны д'Арк для нового разоблачения рели­гиозных предрассудков. Он избрал для этой цели самое мощное орудие — иронию. Стремясь опровергнуть мне­ние хронистов о том, будто Жанна была послана Богом, о ее видениях и чудесах, Вольтер представил именно эти стороны предания в смешном виде.

Так, святой Дени у него в поэме спускается с небес, чтобы поговорить с Жанной на героико-комическом арго, достойном вольтеровских персо­нажей. Искушающий Жанну демон предстает в образе грубого и грязного осла. Достается и пресловутой девст­венности Жанны, ибо Вольтеру, разу­меется, претила сама мысль, будто именно эта добродетель героини стала залогом спасения Франции. Подлин­ную причину ее успеха он видел в том, что Жанна уверовала в собственные силы, а затем сумела передать этот, на­строй, королю иармии. Трагическая смерть Орлеанской Девы побуждает Вольтера отбросить иронию; на смену ей приходит гнев, который обрушива­ется на головы палачей Жанны — отцов- инквизиторов.

В 1744 году началась краткая и неудачная карьера Вольтера-придворного. Благодаря своим литературным и научным трудам, а также ходатайствам влиятельных покровителей он был назначен придворным историографом Франции, а вскоре получил и кресло в Академии. Как ни стремился Воль­тер защитить королевскую власть от той опасности, которую, по его сло­вам, представляли реакционные и ко­рыстолюбивые знать и духовенство, ему так и не удалось снискать распо­ложение короля, перед которым знаменитый уже писатель заискивал, про­являя обычные человеческие слабости. Холодность Людовика XV, смерть маркизы дю Шатле в 1749 году и дру­гие тягостные обстоятельства привели к тому, что Вольтер почувствовал себя лишним во Франции и принял при­глашение прусского короля Фридриха II, ко двору которого он прибыл в 1750 году. Дружеская переписка Вольтера с Фридрихом началась много раньше — с восторженного письма молодого кронпринца. Позже они несколько раз встречались. Рассчитывая на испытан­ную годами привязанность и щедрость «короля-философа», Вольтер надеялся прижиться в Пруссии. Однако с близ­кого расстояния ему открылись в «просвещенном монархе» двуличие и деспотизм, эгоизм и циничность, за­ставившие их расстаться.

После долгих странствий Вольтер отправляется в Швейцарию, где ему предстояло провести большую часть оставшейся жизни. В окрестностях Женевы он приобретает небольшое имение, которое называет Делис — Отрада.

Здесь Вольтер начинает писать для «Энциклопедии» Дидро и Д'Аламбера, сперва — статьи по теории литературы и краткие определения различных тер­минов. В статье «Прелюбодеяние» он не упустил случая высмеять католи­ческих и иудейских теологов. Ревност­ным энциклопедистом Вольтер стал после 1756 года, когда Д'Аламбер по­сетил его имение. Он предложил для «Энциклопедии» несколько смелых статей. Так, в статье «История» он выразил сомнение в достоверности мно­гих, исторических сказаний, в том числе преданий о чудесах, а в статье «Идол, идолопоклонник, идолопо­клонство» намекал на то, что христиа­не, как правило, не меньшие идоло­поклонники, чем нехристиане. Именно Вольтер поддержал Д'Аламбера в его намерении опубликовать знамени­тую статью «Женева», где похвалы республиканскому строю и вольнолю­бивым женевцам звучали как крити­А французской действительности, а кальвинистские пасторы Женевы бы­ли представлены почти как деисты, что, разумеется, не соответствовало истине. Статья вызвала решительный протест самих пасторов и Женевского университета, швейцарские друзья «Энциклопедии» оказались в затруд­нительном положении и также при­знали статью неудачной.

В 1758 году Вольтер решил надежно защитить себя от ярости духовенства Женевы. Он приобрел поместье Ферней и арендовал поместье Турней, рас­положенные по обе стороны границы Женевского кантона с Францией. Ферней стал его «удельным княжеством», которым он правил как просве­щенный государь. Здесь Вольтер при­нимал гостей со всей Европы. Став чрезвычайно богатым человеком, он наконец-то мог позволить себе роскошный образ жизни. Состояние Вольтера пополнялось из разных источни­ков: пенсионы от высокопоставлен­ных лиц, наследство отца, гонорары за издание и переиздание сочинений; поступления от продажи принадле­жавших ему должностей и от финан­совых спекуляций. В 1776 году годо­вой доход Вольтера составил двести тысяч ливров, что превращало фернейского патриарха в одного их бога­тейших людей Франции.

Даже после того, как ему перева­лило за 65 лет, он продолжал отправ­лять сотни писем и выпускать множе­ство литературных и философских произведений. Среди них — «Кандид, или Оптимизм», «Трактат о веротер­пимости», «Философский словарь», «Простодушный», «Вопросы об «Энциклопедии». Обладая резиденциями по обе стороны французской границы, Вольтер чувствовал себя в относительной безопасности и действовал гораздо свободней, чем прежде. Он поддержал борьбу простых женевцев за расширение избирательного права и против религиозной нетерпимости.

Наибольшую известность приобре­ло участие Вольтера в защите доброго имени тулузского протестанта Жана Каласа, четвертованного и сожженного за будто бы совершенное им убийство собственного сына, который якобы собирался перейти в католичество. Горячо защищал Вольтер репутацию и юного шевалье де ла Ае, казненного по доносу о святотатстве — у него, в частности, нашли «Философ­ский словарь» Вольтера. Выступая, как и многие, против религиозного фанатизма, Вольтер имел по сравне­нию с другими одно преимущество: его не могли не услышать. Вот не­сколько строк из его письма Д'Аламберу по поводу дела шевалье де ла Ае: «Не понимаю, как мыслящие люди могут жить в стране обезьян, ко­торые так часто превращаются в тиг­ров. Что касается меня, то мне стыдно жить даже на границе. Поистине на­стало время порвать прежние связи и вынести за пределы страны омерзе­ние, которым мы проникнуты».

Кто в Европе, во всяком случае, из просвещенной элиты, не знал призыва Вольтера «Раздавите гадину!» против могущественной католической цер­кви. Впрочем, не менее знаменита и другая его фраза: «Если бы Бога не было, его надо было бы выдумать». Он не призывал отказаться от религии вовсе — она по-прежнему должна была оставаться уздой для народа.

Когда Вольтеру исполнилось 83 года, он решил последний раз пови­дать Париж. В феврале 1778 года пат­риарх французского Просвещения прибыл, в столицу Франции, где его ждала восторженная встреча. Он че­тырежды побывал на заседаниях Фран­цузской академии, посмотрел поста­новку своей пьесы «Ирена» в «Комедии Франсез» и даже вступил в масонскую ложу Девяти Сестер. Все это оказалось ему не по силам, и спустя три месяца он скончался.

Даже своей смертью Вольтер, на сей раз помимо своей воли, нанес удар по католицизму. Деизм философа был широко известен. Бог Вольтера, со­здавший Вселенную и законы ее раз­вития (далее он не вмешивается в жизнь природы), но не имевший никакого отношения ни к чудесам, ни к таинствам, резко отличается от бога правоверных католиков. Однако Воль­тер не желал, чтобы его тело, как тело еретика, выбросили на городскую свалку, и формально исповедовался перед смертью. Архиепископ Париж­ский Кристоф де Бомон счел сие недостаточным и отказал останкам Вольтера в христианском погребении. Они были тайно вывезены из Парижа и захоронены в Шампани. Такое об­ращение с гордостью Франции вызва­ло справедливое негодование и спо­собствовало дальнейшему подрыву ав­торитета церкви. Вольтеру предстояло еще раз триумфально вернуться в Па­риж в 1791 году и обрести покой в национальной усыпальнице выдаю­щихся людей — Пантеоне.

Фернейский мудрец имел столь сильное влияние на современников, что XVIII столетие порой и сейчас на­зывают веком Вольтера. Повальное увлечение Вольтером, его произведе­ниями действительно было одной из характерных черт эпохи. В России, где Екатерина 11 даже решила создать в Царском Селе копию Фернея, мода на великого просветителя, получившая наименование «вольтерьянства», ста­вила превыше всего здравый смысл, который позволял себе насмешки над всем и вся.

Вольтер утверждал в свое время, что даже самый гениальный философ не в состоянии изменить нравы оби­тателей своего квартала. Так ли ока­залось на деле? В XVIII веке повсюду, даже в твердынях католицизма, к власти пришли просвещенные мини­стры — Помбал в Португалии, Аранда в Мадриде, Тануцци в Неаполе, Тийо в Парме. Они изгнали иезуитов и ока­зали сопротивление папской власти. Католическая церковь, похоже, пре­вращалась в мозаику национальных церквей, догмы которых упрощались, а духовенство переходило в подчине­ние государству. Разумеется, светские власти, наступая на церковь, в пос­леднюю очередь заботились о гума­низме — и Вольтер это понял. Однако после того, как революционная буря в Европе улеглась и католицизм воз­родился, выяснилось, что некоторые религиозные предрассудки и безого­ворочный авторитет католической церкви безвозвратно канули в про­шлое. Веротерпимость стала посте­пенно нормой политики католических правительств.

Даже люди религиозные смогли благодаря Вольтеру освободиться от нелепого суеверия и обскурантизма. Очевидный пример тому — развитие библейской критики на протяжении XIX века.

Вольтер многое сделал для опро­вержения априорного оптимизма, считая, что в мире нет и не может быть гармонии. Вспомним знаменитое «Все к лучшему в этом лучшем из воз­можных миров!» незадачливого фило­софа Панглоса, над нелепым оптимиз­мом которого Вольтер так иронизиро­вал в «Кандиде». Однако неверно бы­ло бы утверждать, что смех и скепти­цизм Вольтера лишь разрушали. Ему принадлежит немалая заслуга в фор­мировании нового типа личности — активной, предприимчивой, устрем­ленной в будущее, стремящейся к личному и общественному благосостоя­нию. Желание «возделывать наш сад» стало лейтмотивом новой эпохи. Ко­нечно, опыт Французской, революции показал, что Вольтер и другие просве­тители несколько переоценили роль разума и образования. Они придавали слишком мало значения многовеко­вым традициям и инстинктам и слиш­ком много — индивидуальному интел­лекту. Однако в основе этих заблуж­дений лежала благородная надежда на совершенствование человеческого ро­да.

Поразмышляйте над текстом:

Дата добавления: 2014-10-31