Статья Белкина. Обычаи и обыкновения. 2 страница

Советские Конституции были лишены свойства прямого действия и это порождало особые ситуации, ситуации, которые иначе как издевательство называться не могли, когда в Конституции было написано, что граждане имеют право, но если граждане пытались это право реализовать, им в ответ разводили руками и говорили, что закон не принят, поэтому в реальности этого права нет. Так было, например, с правом обжалования в суд действий или решений государственных органов и должностных лиц. Оно появилось в Конституции 1977 года и на протяжении более 10 лет оставалось декларативным правом, механизма не было, граждане реально не могли подать жалобу. Закон появился только в 1989 году, сослаться на Конституцию непосредственно в эти годы было невозможно. Конституция РФ 1993 года ситуацию принципиально изменила, и в самой Конституции, в 15 статье есть упоминание о том, что Конституция имеет свойство прямого действия.

Самый яркий пример: право на замену военной службы альтернативной гражданской службой. Такое право Конституция закрепила, в то же время закон, который определял условия замены и порядок прохождения альтернативной гражданской службы, появился только в 2002 году, а Постановление Правительства в 2003 году. На протяжении 10 лет многие граждане пытались, ссылаясь на Конституцию, защитить своё право на замену военной службы альтернативной гражданской. И эти попытки постоянно поддерживались и Верховным судом, и КС. Есть много решений, в которых суды указывали на то, что граждане не могут быть привлечены к ответственности за попытку реализовать свое конституционное право, попытку, которая не обеспечена законодателем. Соответственно, в этом случае и применялся принцип прямого действия Конституции. Отсутствие законодательного механизма не препятствует реализации права, предоставленного Конституцией.

В отношение прямого действия есть другой вопрос. Верховный суд в Постановлении Пленума 1995 года сформулировал свою позицию. Позиция заключается в том, что суды могут применять все НПА в соответствии с их юридической силой. Это не исключает применения Конституции напрямую в обход того более конкретного законодательного регулирования. Если суд видит, что закон, который он должен применить в конкретном деле не соответствует Конституции, он не применяет закон, а применяет Конституцию напрямую. При этом, соответствует закон Конституции или нет, определяет сам суд. Логика здесь – продолжение общей логики, предусмотренной для других НПА. Если подзаконный акт не соответствует закону, то суд должен применять закон непосредственно. В этом отношении суд должен соотносить акты по их юридической силе, должен принимать решение, какой акт принадлежит применение. С Конституцией не все так просто. Если бы у нас существовала только система судов общей юрисдикции, если бы мы создавали систему конституционного контроля такую же, как в США, Индии, Австралии, то эта позиция была бы оправдана и обоснованна. Но в отечественной традиции есть ряд препятствий для такого подхода и предоставления судам функции конституционного контроля. В частности, таким отчетливым препятствием может служить то, что решения судов у нас не подлежат обязательному официальному опубликованию, которое характерно для решения КС РФ, или Верховного суда РФ. Там, где есть доктрина прецедентного права, там предполагается, что решение суда публикуется, и оно обязательно для других судов. В отечественной традиции никогда не предполагалось использование прецедента в качестве источника права, обязательность высших судов для решения других дел не предусматривалось. В этих условиях легко представить ситуацию, что одни суды будут применять закон, считая, что он конституционен, другие суды его применять не будут, ссылаясь на его неконституционность. Если окончательное решение вынесет Верховный суд, оно не будет формально обязательным дл нижестоящих судов. Это было одной из причин создания КС как таковых, тех судов, которые не только концентрируют, централизуют в своих руках полномочия по конституционному контролю за действующим законодательством, но и которые отличаются по характеру, юридическими свойствами решений (обязательное опубликование) и свойством обязательности.

Эти идеи изложил КС в Постановлении 1998 года. КС написал, что никакие иные суды, кроме КС не вправе принимать решение о неконституционности закона, соответственно, суды не могут отказаться от применения закона, ссылаясь на его неконституционность до тех пор, пока КС эту неконституционность не определит в своем решении.

Каждый остался при своем мнении, но суды общей юрисдикции редко применяют Конституцию непосредственно, в этом отношении проблема носит абстрактный и умозрительный характер, нежели представляет проблемы на практике. Для чистоты этого юридического свойства Конституции, мы должны отметить, что поскольку в РФ специфическая система конституционного контроля и охрана конституции в лице КС, только КС имеет право признавать закон несоответствующим Конституции.

Для многих это означало, что никакого прямого действия Конституции вообще нет, что получается, что от прямого действия ничего не остается. С этим можно спорить. Дело в том, что прямое действие Конституции не нужно понимать бесконечно широко. Прямое действие Конституции касается только тех ситуаций, когда положения Конституции не конкретизированы в законодательстве и, соответственно, Конституция подлежит непосредственному применению ввиду пробела в законодательном регулировании. Если же закон есть, то он должен применяться в первую очередь. Если есть сомнения в конституционности закона, то вопрос должен быть поставлен перед КС и Кс должен поставить окончательную точку, он должен решить есть ли противоречие или нет, ля этого у КС есть процедура контроля, его решения обладают обязательной силой.

Последний вопрос имеет хрестоматийный характер. Это представление о механизмах охраны Конституции. Охрана Конституции – понятие неопределенное, потому что многие вкладывают разный смысл в понятие «охрана Конституции». Если обобщить имеющиеся взгляды, то можно выделить три направления конституционной охраны.

А.А. Белкин в своей докторской диссертации писал о трех направлениях конституционной охраны.

1) Мы говорили в прошлый раз, о жестком характере Конституции в принципе, о том, что изменения Конституции требуют особой процедуры и защищены в принципе.

2) носит наименее правовой характер, т.к. в него пытаются вложить не только правовые, но и экономические, политические меры, связанные с обеспечением действия Конституции, отвечает за это всё Президент. На самом деле, говорить о том, что обеспечение реализации может осуществляться экономическими средствами справедливо, но это не правовой смысл. В правовом смысле охрана предполагает правовую реализацию Конституции, в частности, если Конституция предполагает издание НПА в развитие и конкретизацию ее положений, то такие акты должны приниматься, а Президент как гарант Конституции должен инициировать принятие таких актов и обеспечивать их существование.

3) Это то, что может считаться конституционной охраны в узком смысле, то, что образует наиболее часто употребляемое понятие конституционной охраны. Это контроль за содержанием тех нормативных актов, которые издаются на основании и во исполнение Конституции. Здесь можно говорить о двух видах конституционной охраны.

Сами понятия надзора и контроля в советском праве много обсуждались, были построены целые теории о соотношении контроля и надзора, в т.ч. в отношении конституционного контроля и конституционного надзора. С точки зрения обывательской слова очень близкие, похожие, но юридически в них вкладывают разный смысл. Иногда надзор оказывается шире контроля, но чаще контроль – более общее понятие, а надзор – более узкое. В случае конституционного надзора и конституционного контроля дело не только в широте, но и в качестве.

Конституционный надзор – деятельность, которая не предполагает прямого принятия обязательных решений, которые лишают юридической силы нормативные акты, противоречащие Конституции. Конституционный надзор – это, скорее, деятельность почти экспертная. Классическим примером был Конституционый Совет Франции, но в классическом варианте, в таком варианте был создан в 1989 году Комитет Конституционного надзора СССР. Предполагается, что решения надзора адресуются не правоприменителю, а законодателю. Часто, еще в рамках законодательного процесса. Орган конституционного надзора проверяет закон до того, как он вступит в силу, выявляя противоречие Конституции, он указывает на необходимость исправления. Парламент может не согласиться.

Конституционный контроль предполагает более широкие полномочия, предполагает возможность отмены, лишения юридической силы того акта, который признается неконституционным. Есть два варианта в мировой практике. (На слайде).

Суды общей юрисдикции при рассмотрении конкретных дел принимают решение о том, что закон не должен применяться ввиду противоречия Конституции. Специализированные КС в том числе в абстрактном смысле, в порядке абстрактного контроля проверяют законы, вступившие в силу. И если признают его неконституционным, то закон силу утрачивает.

Это единственная тема, которая будет практически лишена сравнительного аспекта, мы будем говорить именно о РФ, о тех особенностях, которые Россия имеет. И в прошлом, и в настоящем.

За точку отсчета мы берем Основные государственные законы 1906 года. Конечно, не бесспорна точка зрения о том, что именно в этот момент началась история отечественного конституционализма, многие весьма критически оценивают Основные государственные законы, но как их не оценивай, всё равно это первый законодательный акт, наиболее похожий на Конституцию в нашей отечественной истории. Всё, что было до того, мало ограничивало самодержавие, соответственно, нет в истории больше никакой точки отсчета, от которой можно было бы строить попытку конституционного развития.

Что же касается Основных государственных законов, то, став результатом революции 1905 года, они действительно закрепили пусть с очень значительными оговорками и исключениями, но такой, почти конституционный строй.

А дальше о тех Конституциях, которые принимались в советское время. Это, конечно, Конституции, которые отражали советскую идеологию, советское представление о Конституции. Это Конституции, которые отличаются от нынешних наших представлениях теоретических о том, какими Конституции должны быть. Но это наша история, которая отчасти объясняет существование многих институтов в современном конституционном строе РФ, которая необходима для понимания тех традиций, которые у нас существуют.

Подытожим мы основными направлениями и особенностями конституционного развития после 1993 года.

Основные государственные законы (далее - ОГЗ) были выделены в составе Российской Империи тем, что они могли меняться только в особом порядке. И, в частности, инициативу изменения таких законов мог выдвигать только император. Никакие другие государственные органы не могли выступать с инициативой изменения ОГЗ. Уже это выделяло ОГЗ из прочих законодательных актов. Они закрепляли основные принципы государственного строя, они закрепляли основные государственные институты и определенные права личности. Конечно, это была не столь разработанная система прав, которая в последствие закреплялась и в международных актах, и в тех же советских Конституциях. Но, по крайней мере, это был первый шаг на пути юридического признания и гарантирования общих прав, в основном гражданских. Исходя из того, что в конституционализме основная часть, главная составляющая – правовое положение личности, взаимодействии личности и государства, мы с этого блока начнем характеристику ОГЗ.

Самое важное, что нужно отметить, это то, что до 1917 года в правовом положении граждан отсутствовал самый важный, самый фундаментальный принцип – принцип формального равенства. Не существовало единого, общего статуса личности. Он разделялся, он определялся отдельно для каждого вида, для каждой социальной группы, а именно для тех сословий, которые традиционно сформировались в Российской Империи и продолжали существовать в начале XX века. Конечно, сословное общество уже в этот момент было явным пережитком прошлого, но в силу определенной консервативности, в силу определенных традиций, именно такой правопорядок сохранялся и говорить о правовом положении личности в целом было достаточно сложно, хотя некоторые права и обязанности предоставлялись всем подданным Российской Империи, не зависимо от их сословного статуса. В частности, ОГЗ главные гражданские права закрепляли за всеми гражданами, за всеми подданными, не зависимо от их сословной принадлежности. Это были и права собственности, и свобода собраний, свобода слова (печати), свобода вероисповедания, ряд гарантий, которые мы сегодня называем гарантиями от необоснованного уголовного преследования (презумпция невиновности), право на судебную защиту. Это общие права, которые гарантировались всем подданным. Но, при этом, то, что касается других прав и обязанностей, то, в частности, например, обязанность, сегодня рассматриваемая как конституционная обязанность граждан платить налоги, она существовала не для всех сословий. Существовали податные сословия, которые платили налоги и те, которые налогов не платили. Тоже самое, воинская обязанность существовала не для всех сословий. Уже в этом отношении никакого общего равного статуса не было.

К началу XX века, наверное, самая ущемленная в правах социальная группа были инородны (национальные меньшинства). Для некоторых определялись даже ограничения по месту жительства, хотя свобода передвижения формально предоставлялась всем подданным, и в этом отношении разница между правовым статусом тех или иных групп, она различалась неодинаково применительно к тем или иным сословиям.

Что касается государственных органов, то система высших органов состояла из главы государства (монарха), причем, в каком то смысле, государь император был похож на нынешнего президента США в том смысле, что он руководил исполнительной властью и никакого Кабинета, определяющего политику исполнительную в государстве не было. В руках императора была сосредоточена исполнительная власть, а вот его прерогативы в области законодательной и судебной власти были существенно ограничены. Законодательная власть принадлежала Парламенту, судебная – суда. В этом отношении можно говорить о некой системе, похожей на разделение властей, связанной с разделением функций между высшими государственными органами.

С.А. Белов не будет вдаваться в подробности при описании полномочий, которые были у главы государства. Они характерны, в целом, для любого главы государства. И кроме тех особых традиционных, символичного статуса главы государства: права на титул, право на содержание за счет государственной казны, право на двор, где объявлялась государственная служба, в общем, статус императора мало чем отличался от статуса главы государства в современных республиках, а то, что касается монархий, то и сегодня, монархи многие сохраняют те атрибуты монаршей власти, которые существовали в России до революции, до государственного устройства начала XX века.

Нельзя сказать, что у императора были какие-то слишком большие полномочия, за исключением неких отдельно исключительных полномочий, в целом, не характерных для глав государств сегодняшнего дня. В частности, в законодательной сфере, император имел право роспуска законодательного органа. Учитывая, что в целом система не носила парламентского характера и не предполагала ответственности правительства перед парламентом, это было способом контроля за законодательной властью, нежели реальным механизмом разрешения политических кризисов, как это характерно для парламентских республик. В законодательной сфере очень критиковалось тогда полномочие императора по изданию Декретов. По сути, это те же самые Указы, которые в 90-е гг. XX века вызывали много споров уже как Указы Президента РФ. Сходство между ними очевидное, потому что их положение в правовой системе предполагает некую исключительность и действие фактически наряду с законами. Указы, Декреты, они были по юридической силе равны законам, они восполняли пробелы в законодательном регулировании в случае отсутствия закона и в этом отношении могли конкурировать с законодательной властью в обход законодателя, определяя какие-то правила, требования, устанавливая какие-то нормы без законодательной процедуры.

То, что касается судебной власти, то, наверное, самая отчетливая прерогатива заключалась в обязательности утверждения уголовных приговоров в отношении дворянства, это была одна из привилегий дворян и одно из исключительных полномочий императора.

Особо следует сказать о Правительствующем Сенате. Его положение в системе российского дореволюционного государственного устройства было особым. Не существовало Верховного суда и Правительствующий Сенат фактически выполнял роль высшей надзорной инстанции, причем совмещая в своих руках функции высшей административной надзорной инстанции и высшего судебного органа. В этом отношении Сенат мог бы рассматриваться как определенное нарушение принципа разделения властей, потому что он осуществлял контроль и за исполнительной властью, и за властью судебной. Правительствующий Сенат обладал правом окончательного принятия решения по большинству дел, рассматриваемых в судах и Сенат издавал определенные разъяснения по вопросам толкования законов. Не будучи законодательным органом, с помощью инструкции по применения законов, Сенат фактически дополнял, иногда корректировал их и вызывал тем самым ожесточенную критику, потому что считалось, тем самым он вторгается в компетенцию других органов. По сути дела именно эта практика впоследствии приобрела форму Постановлений Пленума высших судов, в общем, ничего нового в советское время не придумали. По сути дела разъяснения судебных инстанций на основе обобщения судебной практики, они точно также как и до революции, в каком то смысле развивали, в каком то смысле корректировали действующее законодательство.

Практика Правительствующего Сената по изданию разъяснений очень любопытна, и в части того, какой инструментарий юридический использовал Сенат, и в части содержания разъяснений, которые он давал. В части источников, привлекались иногда даже сочинения зарубежных юристов, достаточно авторитетных. И практика Правительствующего Сената сегодня историками изучается как инструмент заимствования, в том числе, зарубежного права, когда по аналогии применялись какие-то модели, какие-то юридические институты, не знакомые ранее отечественному законодательству. В этом отношении, тоже практика Правительствующего Сената критиковалась, но то, что в этом отношении, правовая система была достаточно открыта, это можно рассматривать как положительную черту и явное преимущество в практике Правительствующего Сената, в последствие об этом не могло идти речи, о том, чтобы заимствовать опыт государств буржуазного социалистического окружения, конечно об этом не могли подумать в советское время, но практика Правительствующего Сената, она была в этом смысле очень полезна.

То, что касается законодательных органов, то мы хорошо знаем о существовании государственной Думы Российской Империи. С.А. Белов не будет подробно про нее рассказывать, потому что про нее можно прочитать в любом учебнике истории. Очень много внимания уделялось в и советское время критике того механизма, который устанавливался, в частности, касаемо выборов в Государственную Думу. Реальная система, которая консервировала сословную социальную структуру, она тоже была явно архаичным институтом. К тому моменту, она уже не существовала почти нигде в странах Европы.

Большевики активно критиковали Государственную Думу в том, что не обеспечивается равенство курий по представительству. Для каких-то курий выборы носили многостепенный характер, а для каких-то выборы были прямыми. Основная идея была сформировать более-менее равное представительство всех курий, всех сословий. И для самого многочисленного сословия существовала наибольшая степень ступеней, а для самых малочисленных социальных групп, в каком то смысле уравнивалось их представительство и, конечно, в начале XX века это выглядело странно. Но еще 100 лет до этого это расценилось бы как прогрессивная и оправданная система.

Кстати, большевики в Конституции 1918 года, в части неравенства сельского и городского населения сохранили практически без изменений ту же самую пропорцию, которая была на выборах в Государственную Думу. И в этом отношении критика их была двуличная.

То, что касается полномочий, то Государственная Дума наделялась полномочиями по изданию законов, а контроль за правительством был весьма ограничен и это было одним из основных камней преткновения в спорах между законодательным органом и императором, это был повод для нескольких политических кризисов. Пытаясь получить полномочия по контролю за правительством, Дума, как раз, часто ставила себя под угрозу.

Государственный Совет в каком то смысле представлял собою верхнюю палату, но это не была в том смысле, в котором мы сегодня можем себе представить верхнюю палату. Законодательные полномочия были весьма ограничены. И даже сравнить с палатой Лордов Государственный Совет невозможно, его функции были очень ограничены. Кроме некого фильтра на пути правильных законов, принятых Государственной Думой, полномочия Государственного Совета почти ни на что не распространялись.

Мы остановимся на правовой стороне тех событий, которые происходили в 1917-1918 году. Во многом они стали основой для дальнейшего конструирования советского государства, а советское государство переросло в наше нынешнее государство. В 1917 году совершилось несколько событий последовательно, которые привели к определенным государственно-правовым последствиям и которые имели своим результатом создание нового государства.

Началось всё с февральской революции, февральская революция закончилась отречением Императора. Причем отречение сначала в пользу брата, брат отрекся в пользу Учредительного собрания, чтобы Учредительное собрание определило судьбу формы правления в России в будущем. До созыва Учредительного собрания юридически каждое следующее действие опиралось на предыдущее, т.е. прослеживалась юридическая связь одного действия с другими и они представляли собой некую последовательную цепочку. Сначала отречение (юридический документ), потом второе отречение и принятие решения о созыве Учредительного собрания, формирование Государственной Думой Временного Правительства (далее - ВП). Причем ВП было сформировано для того, чтобы подготовить выборы в Учредительное собрание и на время до выборов в Учредительное собрание осуществлять текущее руководство государством. Конечно, дальше сыграли роль и личности, которые заседали во ВП, ВП не очень спешило, все это сопровождалось теми или иными событиями, в частности, в сентябре Государственная Дума провозгласила Россию республикой, притом, что юридически для этого не было никаких оснований. Учредительное Собрание должно было решить судьбу монархии, сохранится ли конституционная монархия или будет республика, Государственная дума пыталась посягнуть на полномочия Учредительного собрания. А те события, которые происходили в конце октября 1917 года, они тоже, строго говоря, не посягали на саму идею захвата всей полноты власти. Большевики не претендовали на то, чтобы сразу захватить в свои руки всю полноту власти. Тот переворот, который случился 25 октября, предполагал свержение ВП, но, учитывая, что еще в этот момент шла война, конечно большевики пытались перехватить исполнительную власть, взять в свои руки ту государственную политику, которая осуществлялась непосредственно, но, при этом, не отвергая саму идею Учредительного собрания.

Выборы в Учредительное собрание были проведены уже после 25 октября, в ноябре 1917 года, т.е. когда уже по всей стране шагала советская власть. После 25 октября события развивали параллельно: одновременно проходили выборы в Учредительное собрание и формировалась юридическая основа для нового советского государства. С 25 октября Советы стали издавать правовые акты, в основном они назывались Декретами, которые отражали определенную политику. Сами Советы с точки зрения правовой не имели никакого отношения к государственным институтам и представляли собой непосредственную реализацию власти народа. При всех оговорках, при всех условностях этого суждения, Советы были именно органами самоуправления. Они формировались определенными социальными группами, они представляли собой некие общественные организации самоуправленческие. И передача им публично властных полномочий была подменой существующих властных институтов другими институтами публичного характера, публичной власти, хотя и негосударственных. Само себе разделение власти публичной и государственной (публичная власть более широкая) сегодня актуально для разделения местного самоуправления и государственной власти, тогда было характерно для существования параллельно нескольких институтов. Притом, что тогда это никто так не называл, естественно, тогда большевики претендовали на то, чтобы создавать новое государство и те Советы, которые были сформированы, они должны были стать основой нового государства. За конец октября, ноябрь и декабрь было издано много декретов, в том числе революционных. Революционных – именно менявших правовую систему, менявших принципы существования государства, базовые устои. Они были как в социальной, так и политической и в экономической сферах одновременно. Самым важным в социальной сфере был Декрет о ликвидации сословий и гражданских чинов, были изданы несколько Декретов, обеспечивающих социальные права, например, Декрет о 8-ми часовом рабочем дне. В экономической сфере самыми важными были Декреты о рабочем контроле, т.е. о фактически лишении собственников права распоряжаться своими предприятиями и передача управления предприятием группе работников предприятия. И последовавшая затем национализация банков и промышленных предприятий.

Всё это, в целом, формировало правовую основу для создания нового государства. И государство, естественно, принципиально нового. Политически очень интересно смотреть за тем, как менялось отношение к Учредительному собранию по мере крепления советской власти. Если сразу после революции большевики никак не возражали против создания Учредительного собрания и даже организовали выборы, то к моменту, когда Учредительное собрание уже должно было собраться, когда оно уже было избрано и состав его был известен, тогда уже Ленин окрестил его «Учредилкой» и соответствующим образом стал оценивать перспективы его работы. Учредительное собрание работала всего 1 день, фракция большевиков почти сразу покинула работу Учредительного собрания. Важно юридически, что большевики пытались легитимировать новый государственный строй с помощью Учредительного собрания. Они пытались сохранить юридическую преемственность, опору на прежние юридические конструкции. Отречение последовало в пользу Учредительного собрания и дальше, если бы Учредительное собрание признало советскую власть, то никаких юридических претензии к формированию нового государства вообще не могло возникнуть.

Но Учредительное собрание даже обсуждать этот вопрос отказалось, тем самым оно подписало себе приговор, Учредительное собрание было распущено и после того как легитимация нового государственного строя не состоялась, большевики сказали «ну и ладно, тогда мы используем другой источник: мы соберем общероссийский съезд советов (III), который примет окончательное решение, что мы создаем новое государство». Через несколько дней после роспуска Учредительного собрания такой Съезд Советов был собран и он принял те документы, которые предлагалось утвердить Учредительному собранию, выполнив функцию фактически Учредительного собрания, создав новое государство. Документом этим была Декларация прав трудящихся и эксплуатируемого народа.

Это документ, который создал государство, который фактически создал новое государственное устройство и решил судьбу прежнего государства: ликвидировал его.

На слайде можно увидеть, что все ранее принятые обязательства царского правительства были аннулированы, это касалось и финансовых обязательств, и международных договоров, всех тайных соглашений (тайные – понятие условное). Соответственно, получается, что, как минимум, эти два положения, включенные в декларацию, они означали полный отказ от правопреемства в отношение прежнего государства. Конечно, историки права, оценивая эту ситуацию, по-разному на нее смотрят. Кто-то считает, что преувеличенного значения этой Декларации не нужно придавать, она если только провозглашала существование нового государства, но не разрывала правопреемства по отношению к прежнему. Белову кажется, что те положения, которые были включены в Декларацию, они означали, что прежнее государство как юридический субъект перестало существовать в принципе и никакого правопреемства не предполагалось. В дальнейшем, не универсальное, а индивидуальное в отношении конкретных обязательств правопреемство все-таки было сконструировано. Российская советская республика признала некоторые обязательства по договорам Царского правительства, в обмен на международное признание государства. Но это уже был торг в отношении этих обязательств, скорее политический. Юридически, они не признавались как действительные, как связывающие новое государство. Именно поэтому, тогда в 1917 году произошел разрыв между существовавшим ранее юридическим субъектом и созданным заново государством. Мы живем в государстве, которое было создано в 1918 году Декларацией прав трудящихся и эксплуатируемого народа, потому что в 90-е гг. такого разрыва не было. Вопрос о правопреемстве в отношении Российской Империи, он дискуссионен. И если оценивать те принципы, те цели, тот дух Декларации, то мы не можем говорить о том, что обязательства Российской империи вообще продолжали существовать в юридическом смысле.

Дата добавления: 2014-11-09