Е. Ф. Шмурло. княжеской власти. Лишь на крайнем западе, там, где лежали так называемые Червенские города,1 эта граница оказалась спорною

княжеской власти. Лишь на крайнем западе, там, где лежали так называемые Червенские города,¹ эта граница оказалась спорною. Борь­ба из-за них с поляками положила начало той печальной и пагубной распре, которая потом, в течение длинного ряда веков, вплоть до наших дней, разъединяла и продолжает еще разъединять два братских славянских народа.

2) Борьба со Степью (оборона страны от внешних врагов).

Не менее важная роль выпала на долю первых князей в борьбе со Степью. Так как южная граница Русской земли непосредственно соприкасалась с широкой степной полосой, упиравшейся в Азовское и Черное моря, и так как по этой полосе, как мы знаем, постоянно, точно волна за волной, разрушительным потоком разливались полу­дикие племена и кочевые народы, стремясь прорваться возможно дальше на запад, то первой обязанностью русских князей, естественно, являлась оборона границ. И они, действительно, обороняют их, стоят там на страже, укрепляя, строя города (Олег, Владимир Великий).³ С Игоря начинается и почти без перерыва тянется борьба с печенегами, походы Святослава на хазар, ясов и касогов имели, несомненно, ту же цель: обеспечить население Русской земли от враждебных действий степных народцев.

Примечание. Что в этом отношении деятельность первых князей отвечала настоятельным тре­бованиям века и что борьба со Степью, дей­ствительно, близко затрагивала самые жиз­ненные интересы населения, доказывают ле­генды и сказания полусказочного характера, сложившиеся на почве этой борьбы. Таков

¹ Перемышлъ и Червень; по имени города Червеня (более не существую­щего) и сама область получила название Червонной Руси Это юг бывшей Русс₂кой Польши и центральная часть нынешней Галиции.

981 г.: Владимир Великий захватил Червенские города; 1017 г Болеслав Храбрый, король польский, вернул их обратно; 1031 г.. Ярослав Мудрый, завоевав, вторично ввел их в состав русских земель; 1069 г Болеслав Смелый, другой польский король, снова вернул их Польше, лет 10 — 15 спустя, однако, Червенские города в третий раз попали в русс₃кие руки.

Древний русский город не есть город в современном значении слова это был «замок», «крепостца», «укрепление», от слова городить, огоражи вать, т. е. окружать поселение, ставить кругом стены, обыкновенно дере­вянные, откуда старинное выражение: «рубить город». Своею огорожен-ностью (и предназначением) город отличался от села, деревни - поселений не защищенных, открытых, не огороженных, хотя тоже из деревянных построек.

Курс Русской истории. Глава первая

рассказ о единоборстве русского юноши Яна Усмошвеца с печенежским великаном (Усмо-швец переял славу у печенега, и Владимир Великий, в память этого радостного события, построил на месте поединка город Перея славль, к югу от Киева), или аналогичный рассказ о поединке князя Мстислава Тмута-раканского с касохским князем Редедею. Ле­топись с явным сочувствием заносит леген­дарную повесть о хитрости, к какой прибегли осажденные и терпевшие от голода жители города Белгорода: с целью обмануть печенегов и вселить в них убеждение в обилии имею­щихся в городе жизненных припасов, они, из последних остатков, наполнили два колодца один медвяною сотою, другой киселем и по­казали их печенегам; те, потеряв надежду на скорую сдачу, сняли осаду и отступили от Белгорода.

Впрочем, внимание к Востоку киевские князья уделяли не по одним только соображениям военного характера: они старались завя­зать с ним и торговые связи; однако развить и укрепить их Киевской Руси не удалось.¹

3) Культурные сношения с Византией.

Тяготение к Греции, к югу, не явилось ни случайностью, ни капризом: оно сложилось само собой и существовало искони, еще с той поры, когда о русском народе и помину не было. Мощный Днепр нес свои воды на юг, по направлению к Византии, а мы уже знаем, что куда реки текут, туда течет, направляется и народная жизнь* реки не только земные жилы, не только русла для стока воды - это также этнографические артерии. Подобно тому, как некогда река Нил привела древних египтян к Средиземному морю и поставила их в соприкосновение с Древней Грецией, а германские реки указали немецкому народу дорогу к морям Северному и Балтийскому; подобно тому, как на наших глазах Австрийская империя оказывала сильное экономическое и политическое давление на южно-балканские государ­ства, потому что сербский и румыно-болгарский Дунай является про­стым продолжением Дуная австро-венгерского; точно так же и Днепр

См. Приложения. № 10: «Походы Святослава на Восток»

Е. Ф. Шмурло

властно вел осевшее на его берегах население к Черному морю, а оттуда в Греческую империю.

Таков основной смысл и значение походов Олега, Игоря, Свято слава, Владимира, Ярослава. Торговые договоры устанавливали проч­ные и постоянные нормы отношений между русскими и греками, ставили молодой народ, при самом вступлении его на историческое поприще, лицом к лицу со старой, богатой духовными и материаль­ными силами, цивилизацией. В этом историческое значение как до­говоров, так и самих походов на Византию

Примечание. Рассказы об этих походах дошли до нас, окутанные сказочной дымкою — лучшее доказательство того, что события, переданные в них, произвели глубокое впечатление на современников, не остались для них делом безразличным, но непосредственно и близко затронули их жизнь и интересы. Олег соби­рает 2000 громадных морских лодок, сажает на каждую по 40 воинов и плывет к Констан­тинополю, опустошает его окрестности и за­хватывает богатую добычу. Греки разбиты, обложены данью, а Олег, в знак победы, прибивает свой щит ко вратам Царьграда Ко­нечно, это легенда, народная сказка; но в то же время это первая страница той книги, ко­торую русский народ будет писать в течение всех десяти веков своего политического суще­ствования и имя которой: «Проливы и сво­бодный проход из Черного моря в Средизем­ное». Торговля вообще и в частности с Византией велась еще до появ­ления первых князей; теперь она стала значительно интенсивней Русские купцы в Царьграде становятся обычным явлением, и князья берут на себя трудную задачу обеспечить им правильный и постоянный

Чем привлекала к себе обитателей полуварварского севера столица Византийской империи? Их влекли туда: пышные постройки, диковинки разного рода (цирковые представления, невиданные, богато украшенные церкви, храм святой Софии, водопроводы, бани, укрепления города стена Феодосия II, шедшая от Черного моря до Мраморного); жизнь в роскоши и неге, изысканные яства и вина, возможность легкой наживы (грабеж, денежный откуп, увод пленников, дорогие ткани, золотые украшения) Эпоха Македонской династии (867 — 1081) — время расцвета могущества и бл₂еска империи.

См. Приложения. № 11: «О достоверности договоров русских с греками X века».

Курс Русской истории. Глава первая

обмен товарами Напрасно думать, будто походы князей в Византию были пиратскими набегами в целях легкой наживы: войны с греками должны были силою оружия обеспечить русским торговым людям то положение на византийском рынке, какого они там домогались. Если надежда на богатую наживу и побуждала многих бездомных варягов-удальцов охотно стекаться под знамена русских князей; если и сами князья еще не сразу забыли свое варяжское прошлое, тем не менее простая сила вещей на первых же порах значительно расширила задачи их деятельности, заставив личный интерес уступить место пользе общественной и выдвинуть на первый план упорядочение экономических интересов богатого торгового класса, создание выгод­ных торювых сношений для всего населения ¹ Логическим выводом из сказанного явились договоры, заключенные с греками,² военная охрана торговых караванов, особенно необходимая у Днепровских порогов и близ устьев Дуная, где там и тут им постоянно грозили поджидавшие их печенеги.

Знакомство с Византией обусловило не один только рост торговых сношений — князья принесли оттуда еще и новую веру О введении христианства на Руси скажем далее особо.

7. Святослав и Владимир. Опорные пункты на пути в Византию.

Потребность в опорных пунктах на пути в Византию современника­ми хорошо сознавалась, и лучшим тому доказательством служит дея­тельность Святослава и Владимира Великого. Удаленность Византии от Киева ставила сношения с нею в зависимость от всякого рода случай­ностей. На протяжении длинного и опасного плавания русские ладьи нуждались в таких опорных пунктах-станциях, где они могли бы пере­дохнуть в пути, а главное, в случае надобности, найти убежище и защи­ту или пополнение своих сил. Разве Англия по дороге в Индию не сочла нужным обзавестись Гибралтаром, Мальтой, Египтом, Аденом? Разве полезно было для дела, что Владивосток, вообще, русские берега Тихо­го океана никогда не были связаны с русскими берегами в европейских водах ни единой собственной промежуточной гаванью, ни одним рус­ским портом?

Нельзя было считать нормальным явлением необходимость мирному Т_в орговцу обслуживать свое ремесло еще и в качестве воина. Между тем

то неспокойное время купцу нельзя было пускаться в далекий путь На мирном положении, совсем без оружия и охраны: соблазн захватить его товары был достаточно силен у тех, у кого право «держалось на ° _к стрие меча». Вот почему Олег, спустившись со своими воинами в ладьях

Киеву, мог легко заманить Аскольда и Дира, пригласив их осмотреть

его «товары»: сочетание «воина» и «купца» в одном лице не представляло

собою в ту пору чего-либо необычайного и вызвать подозрения не могло

² До нас дошли лишь договоры Олега, Игоря и, неполный, Святослава

Е. Ф. Шмурло

Память народная наделила Святослава чертами богатыря, который проводит свою жизнь в вечных войнах и неустанных походах; он живет в суровой обстановке, свои походы совершает налегке, без обоза, без шатров. Конский потник и седло в головах составляли его ложе; зверина или говядина, испеченная на угольях, — его пищу Стремительно, подобно барсу, кидался он на врага и, точно созна­тельно желая увеличить препятствия, заранее извещал о своем при­ ходе, посылая сказать: «Иду на вас». В описании русской летописи Святослав напоминает тех норманнских викингов, для которых война, пролитая кровь, зарево пожаров составляли смысл, цель и поэзию самой жизни. В действительности же, однако, народное воображение охватило лишь внешние черты; для него остался непонятным скрытый смысл Святославовых походов.

Примечание. В сущности, тот же облик сурового воина рисует нам и византийский писатель Лев Диакон, описывая свидание русского князя с императором Иоанном Цимисхием, состоявшееся на берегу Дуная по заключении между ними мира: мускулистый, широкопле­чий, он носил короткую бороду и длинные усы; с выбритой головы спускался на бок локон волос (чуб) — признак знатного про­ исхождения; в одном ухе висела золотая серь­га с рубином и двумя жемчужинами. В одежде он отличался от своих воинов разве только большею чистотою. Сурово и мрачно глядел Святослав вокруг. Он отплыл с левого берега Дуная в лодке и, наравне с остальными, дей­ствовал веслом; на противоположном берегу его поджидал Цимисхий верхом на коне, в дорогом убранстве, с пышною свитою. Не вы­ходя из лодки, Святослав через переводчика обменялся с императором несколькими фра­ зами и вернулся обратно Ранние походы на Византию до Святослава напоминают скорее удалые набеги, чем правильно поставленные военные операции. Стро­ или морские лодки, собирали воинов, подплывали к стенам греческой столицы, сжигали окрестности,¹ брали богатый откуп, вынуждали

¹ Захватить самый город русским воинам было бы не по силам Константинополь был недоступен ни с моря — вход в Боспор замыкался железными цепями; ни с суши — стена гигантских размеров, воздвигнутая императором Феодосием II (ум. 450 г.) и сохранившаяся еще и поныне,

Курс Русской истории. Глава первая

греков на выгодный договор и возвращались обратно, нагруженные добычей. Но сам Константинополь был слишком удален от русского центра (Киева), чтобы даже крупный успех мог обещать победителям что-либо прочное и устойчивое. В минуту опасности греки готовы были идти на тяжелые жертвы, откупались от врага золотом и дра­гоценными тканями, подписывали договоры, определявшие юридичес­кое положение русских, приезжавших в Грецию; но кто мог поручиться за прочность этих обязательств потом, когда русские ладьи вернутся обратно, и опасность пройдет? Нельзя же было из года в год про­изводить такие набеги! Святослав первый из князей поставил себе целью добыть опорные пункты на длинном пути, что лежал от его столицы до столицы греков, понимая, что с более близкого расстояния ему легче грозить грекам и легче войти в соприкосновение с греческим культурным миром. В этих целях он задумал утвердиться на Нижнем Дунае, в земле болгар, и вел из-за него с греческим императором Иоанном Цимисхием упорную борьбу, красноречиво описанную ви­зантийскими историками (970 — 972)

Цимисхий разрушил планы Святослава¹ но, удайся они русскому князю, путь из Киева в Византию получил бы прочную точку опоры, а культурному воздействию Греции на полуварварский народ открылся бы более широкий доступ. Крупная историческая личность может все свои силы отдать на достижение эгоистических целей, но она умеет их совместить и неотделимо слить с благом общественным, что, соб­ственно, и дает ей право на видное место в истории. Победы Александра Македонского не только удовлетворяли личную жажду подвигов и завоеваний, но содействовали также культурному общению азиатского Востока с европейским Западом, взаимному воздействию двух культур Юлий Цезарь, завоевывая Галлию, готовил себе средства для пред­стоящей борьбы с Помпеем и, действительно, приготовил их Галлия Дала Цезарю возможность стать «первым» не только в «деревне», но и в «городе»; и если со смертью Цезаря умерло его личное дело, то осталась Галлия, навсегда введенная в орбиту мировой жизни

Подобный же смысл, хоть и без соответственных результатов, имела и деятельность Святослава. Конечно, он прежде всего воин, че­ловек меча; война была для него второю натурой; в мирной обстановке

опоясывала город, одним концом упираясь в Черное, другим в Мраморное Море: о нее неоднократно разбивались вражеские полчища не только ва- ряго ₁-руссов.

Святослав должен был отказаться от притязаний на Болгарию; одна­ ко ущерба интересам русских торговцев это не принесло- их товарам по- Ирежнему предоставлен был свободный доступ на греческие рынки Ясно, Что торговые сношения были обоюдно полезны и необходимы обеим враж­ довавшим сторонам.

Е. Ф. Шмурло

города Киева ему не сиделось спокойно. Всю жизнь он провел в войнах, завоевывая вятичей, воюя земли болгар и хазар на Волге и Доне; война, однако, не превратилась у него в ремесло, но стала орудием государст­венной пользы, что особенно ярко сказалось в его борьбе с Цимисхием Судьба отнеслась к Святославу значительно суровее, чем к Александру и Цезарю, да и сам он, конечно, ни по личным качествам, ни по тем средствам, что находились в его распоряжении, не стоял на уровне с на­званными великими деятелями древности; и все же это не простой иска­тель приключений, не бесшабашный рубака-берсеркер по норманнско­му образцу: его место в ряду тех, кто вложил свою долю участия в труд­ное дело домостроительства Русской земли.

Неудача Святослава не остановила его преемников, но указала на необходимость поиска иных путей для сближения с Византией. Вла­димир оставил в покое Дунайскую Болгарию и обратил свое оружие на греческий город Херсонес в Тавриде. По своему положению пос­ледний действительно мог тоже послужить прекрасным опорным пунк­том: он наполовину сокращал дорогу по совершенно открытому морю и значительно приближал зарождавшуюся Россию к Византии с ее ценными материальными и культурными богатствами. Удача сопут­ствовала ему; город был взят, но греки и на этот раз отвратили опасность, хотя уже не военною силою. Мир был заключен на условии, что царевна Анна, сестра императоров Василия и Константина, станет женою русского князя, а тот вернет Херсонес, как вено, т е. как брачную плату за жену. Таким образом, цели военные и на этот раз не были достигнуты, зато последствия культурные — введение хрис­тианства в России — оказались необычайно громадными и, несомнен­но, возместили чисто военный ущерб, причиненный отказом от Кор-суни. К тому же удержать за собой надолго ни Херсонес, ни устье Дуная в ту пору все равно было бы невозможно: в Черноморских степях печенегов вскоре сменили половцы и надолго отрезали Южную Русь от берегов Черного моря, совершенно перегородив дорогу туда

8. Киев, а не Новгород — центр деятельности первых русских князей.

Из сказанного выше станет понятным, почему центр русской жизни оказался не в Новгороде, а в Киеве, хотя толчок к объединению и дан был первоначально Севером. Киев лежал почти в центре Гречес­кого Водного пути, значительно ближе к главному торговому рынку Византии, и к тому же близ устьев Десны и Припяти, двух рек, которые, в свою очередь, открывали удобные пути внутрь страны Будучи расположен нэ границе Лесной и Степной полосы, Киев являлся удобным перевалочьым местом для продуктов севера (лес, меха, мед, воск) и юга (скот, хлебное зерно). Он дальше всех был выдвинут к западу, в сторону Польши и Венгрии, что облегчало

Курс Русской истории. Глава первая

общение с этими землями. Все это делало Киев узлом торговых сношений. Как позже Петербург на окраине Московского государства, поближе к культурному Западу, заменил Москву и стал «окном в Европу», так и Киев, по сравнительной близости к Византии, был удобнее для поддержания с нею культурных сношений. Кроме того, близость Степи, откуда следовало постоянно ожидать нападений, пре­вратила Киев в важный военный пункт: южная окраина государства требовала постоянного присутствия князя; из далекого Новгорода труднее было бы защищать Русскую землю от кочевников Вообще, «кто владел Киевом, тст держал в своих руках ключ от главных ворот русской торговли» (Ключевский) и располагал главным военным оплотом против неспокойного степного юга.¹

III. Введение христианства

/. Проникновение христианства в Русскую землю.

Христианство давно уже стучалось в языческую дверь России Военные походы и торговые поездки в Византию обогатили русских людей в IX —X вв. не одними пленниками, заморскими диковинками и ценными тканями: они возвращались оттуда сами духовно пленен­ными, под неизгладимым впечатлением высокой цивилизации тогдаш­ней Византии — цивилизации, яркое выражение которой предстало перед русским варваром как в общественной и государственной жизни Ромейской империи, так и, в частности, в тех пышных, торжественных формах, в какие греческие императоры и греческие патриархи облекли христианскую религию. В греческой церкви во время богослужения пришелец с далекого Севера переносился в особый мир. Ярким об­разам, стройным напевам, строго выработанному обряду, где все пленяет и зрение, и слух, русский язычник мог противопоставить лишь бледные намеки на образы, лишь слабый зародыш правильного обряда. «Не знаешь — говорили те, кто побывал в греческом храме во время обедни — на небе ли ты или на земле: так хорошо! Не сумеешь и рассказать! Там сам Бог пребывает с людьми. Не забыть такой красоты! Всякий, однажды вкусивший сладкого, не захочет Потом горького — так и тот, кто раз побывал в греческой церкви, не в силах долее оставаться язычником».

К тому времени, когда Владимир принял новую веру и крестил свой Народ, христианство уже имело на Руси своих последователей и даже Мучеников. Еще княгиня Ольга, бабка его, мать Святослава, отреклась °тязычества. Среди варягов тоже были христиане, а в самом Киеве для Них была построена церковь во имя св. Илии. Когда Игорь заключил с

_ег ¹ См. Приложения. № 12: «Торговая ли деятельность Киева обусловила о политическое возвышение?».

Е. Ф. Шмурло

греками договор (944) и послы византийского императора прибыли в Киев, чтобы привести город и его дружину к присяге в исполнение при­ нятых обязательств, то часть дружины, язычники, присягали Перуном, а другие, христиане, давали присягу особо, в вышеупомянутой церкви Эта присяга в ту пору имела такое же значение, как в наше время под­ пись и печать на государственном акте — очевидно, христианство, как исповедание, было не только терпимо, но за ним готовы были признать права гражданства: исповедники его допускались к непосредственному участию в государственной жизни языческого Киева. Таким образом, почва для принятия нового вероучения была подготовлена, Владимиру оставалось лишь взять инициативу в свои руки. Противодействие язы­ ческая масса оказала слабое, и процесс обращения в христианство со­вершился по всей стране почти безболезненно.

Примечание Женщина по общественному положе­нию и по самой природе своей, существо более слабое, оказалась вообще восприимчивее муж­ чины к учению, проповедовавшему любовь и милость к слабым. Ольга своим авторитетом расчистила путь и обеспечила христианству его предстоящее торжество над язычеством Таких «Ольг» история знает не одну Тако­выми были:

1. Клотильда, дочь бургундского короля, жена Хлодвига, короля франков V века. Она убе­ дила своего мужа принять христианство и крестить свой народ.

2. Теоделинда лонгобардская, жена Агилюлfa-фа, VI века. Она примирила лонгобардов-ариан с римской Церковью и убедила их при­ нять православие.

3. Берта, дочь франкского короля, жена Этельберга, короля кентского, VI века Убе­ дила мужа принять христианство и крестить свой народ.

4. Св. Людмила, жена Боривоя чешского, бабка св. Вацлава, X века. Вместе со своим внуком она первая бросила прочные семена в чешскую народную почву.

5. Домбровка, дочь чешского князя Болесла­
ва I, жена Мешка (Мечислава) польского,
X века. Под ее влиянием Мешко принял хрис­
тианство и стал вводить его среди поляков

Русская Ольга жила в героический период русской истории, исторические лица и реаль­ные факты которого доходят до нас, окутан-

Курс Русской истории. Глава первая

87

ные легендой, украшенные фантазией и вы­мыслом. Подобно Олегу, сыну своему Свято­славу, внуку Владимиру, Ольга, женщина, тоже богатырь. Ее мужа убили древляне, и она мстит им за смерть согласно требованиям морали того жестокого времени, кровью за кровь. Она поступила бы нечестно, если б не сожгла главный город древлян Искоростень, если бы не перебила безжалостно его жителей: это ее нравственный долг, и чем кровавее месть, тем с большим сочувствием отнесется к ней народная память. С принятием христи­анства энергия Ольги-язычницы не угасла: та же преданность идее, та же ревность и сила воли. Эта воля, это горение духа] глаза, пол­ные суровой, можно сказать, дикой энергии, сохранившей свою первобытную дикость даже в самом восприятии Божественного Слова, — прекрасно переданы художником Васнецовым в его иконе (портрете) св. Ольги, что в Ки­евском соборе св. Владимира.¹

2. Языческие верования русских славян.

Сравнение русского Олимпа с Олимпом греческим.

Сравнительной легкости и безболезненности насаждения христиан­ской веры на Руси в значительной степени способствовало и то, что христианство захватило русское язычество прежде, чем оно успело до­статочно развиться и окрепнуть: выработать устойчивые формы, отчет­ливые представления. Близость к природе, постоянное соприкоснове­ ние с нею, вместе с сознанием ее могучего влияния на его жизнь, приве­ ли русский народ, как и других арийцев, к поклонению видимым силам природы, небесных и земных, и возвели это чувство на степень рели­ гии, породили особый мир, населенный богами, — создали русский Олимп. Но Олимп этот куда бедней и бледнее Олимпа, например, ли­товского, германского, не говоря уже про греческий.

Из сил небесных особенно боготворились: небо — это был бог Сварог; солнце — Даждьбог; гром и молния — Перун (германский Тор); ветер — Стрибог. Олицетворением сил земных служили: Мать-Сыра-Земля, леший, водяной, полевик.

Подобно греческому Зевсу или германскому Одину, божествам ^йеба, и Сварог был общий всем отец, а остальные божества — его дети,

См. Приложения. № 13: «Посольства, которыми обменялись княгиня Ольга и император Оттон Ь.

88

Е. Ф. Шмурло

Сварожичи; подобно греческой Деметре (римской Церере), и Мать-Сыра-Земля олицетворяла силы природы; леший соответствовал гре­ческому Пану с дриадами, водяной — нимфам. Но помимо того, что греческий Олимп богат самим количеством своих божеств, разнообра­зием форм в олицетворении природы, — образы греческие гораздо ярче, определеннее; их черты выражены резче, выпуклей, полнее По сравнению с ними божества русских славян лишь намечены, их скорее чувствуешь, чем видишь и сознаешь. Зевс рисуется нам вполне ясной фигурой, со всеми ее человеческими признаками; это живое существо, облеченное плотью и кровью. В каких только положениях не изобража­ла его греческая мифология! О каких только похождениях его не рас­сказывала! Точно так же нам легко представить и Одина, пирующего в Валгалле в сообществе воинов, павших со славой в бою и унесенных с поля сражения девами-валькириями: все это настоящие люди, антропо­морфические создания. Но что такое Сварог? Что он делает? Что такое Перун? В каком виде представим мы их себе?

Бог солнца, Даждьбог, назывался еще Хорсом, Волосом.¹ Эти раз­ные наименования указывают, как и в верованиях других народов, на разные свойства божества, но самые свойства эти русская мифология, можно сказать, совсем не выделила. В чем разница между Даждьбогом и Хорсом? У финикиян отчетливо различаются: Бел — олицетворение благодатного солнца, дающего свет, тепло; Ваал — это солнце-губитель (зной, засуха); Мелькарт — солнце в его вечном движении. У греков Мелькартом был Гелиос, а Бел из солнца материального вырос в солн­це духовное, в Феба-Аполлона, в бога духовного света, нравственного совершенствования и вдохновения. Ничего подобного в русском сол­нечном божестве. Отчетливее представляется Волос* это солнце-пода­тель благ, между прочим, материального богатства, а так как последнее состоит в обладании скотом,² то и Волос стал богом скота

Существовал у русских славян и культ предков, божества¹ род,³ щур, рожаницы, русалки. Родство с общеарийской мифологией и здесь несомненно: род, щур, домовой сродни древнеримским ларам и пенатам; однако и тут их образы остаются неясными, точно окутаны дымкой, как та Голова, которую в пушкинской поэме Руслан видит перед собою на поле бывшей брани.

Кроме того, русские божества лишены этического элемента: они олицетворяют только силы природы — значительная часть греческого

₂ ¹ У западных славян: Белесом. Такому представлению, конечно, естественнее было сложиться на паст₃ушеском юге, а не на лесном севере.

Род — божество-производитель. В честь его праздновалась Радуница на могилах умерших родителей; позже, в христианскую пору, род пре­вратился в дедушку-домового.

Курс Русской истории. Глава первая

Олимпа, наоборот, поднялась ступенью выше, до олицетворения духов­ных сил, моральных качеств и культурных проявлений деятельности человеческого ума. У русского язычника не было Зевса в роли pater fa-milias, у него не было Аполлона, который убивал Пифона, духа тьмы, и в то же время играл на лире, окруженный своими музами; не было Афины-Паллады, богини разума; Гермеса, посланника богов, покрови­теля торговли; Гефеста, бога ремесел, кузнечного мастерства, и т д, если русское язычество умело представлять солнце в разных видах, вы­делять различные его свойства, то и в этом случае ни одно из них не поднялось над уровнем земных, материальных понятий

Бедность языческих образов русской мифологии, столь резко вы­деляющаяся на ярком фоне греческих верований, объясняется прежде всего тем, что греческая религия росла на свободе, без внешних помех, в течение долгих веков имела время окрепнуть. Богатая фантазия греков сумела выработать яркие образы и найти им прочные формы Далее, особое сословие — класс жрецов — специально посвятил себя ее культивированию. Наконец, литература, наука, искусство Греции, в свою очередь, прочно закрепили образы богов в сознании народном Потому-то греческий Олимп оказался таким живучим и позже так долго отстаивал себя в борьбе с христианством.

В России, наоборот, христианство захватило русское язычество прежде, чем оно успело достаточно развиться и окрепнуть, и потому легко могло подавить и заглушить его. Церковную скульптуру и архитектуру странно было бы и сравнивать: русские Фидии и Прак-сители способны были лишь на выделку истуканов грубой формы, а для жертвоприношений и гаданий, сопровождаемых священными пес­нопениями, стояли, вместо пышных христианских храмов, простые жертвенники в заповедных лесах или на холмах.

Но главное, чего недоставало русскому язычеству, — оно не было Церковью, не выросло в институт, в учреждение; ему не хватало учения, выработанной догмы. Вместо жрецов, истолкователей, авто­ритетных хранителей божественной истины, обладавших правом го­ворить от имени божественного закона, существовали только волхвы и кудесники; между тем разница между волхвом и жрецом громадная.

Волхв — это мудрец, знающий будущее, гадатель, знахарь, ближе смертного стоящий к таинственным силам природы — к божеству, как выразился бы верующий язычник; жрец — избранник Бога, пред­ставитель на земле его интересов; знание и могущество жреца исходит Непосредственно от Бога. Волхв еще не жрец, но всякий жрец может быть волхвом. Волхвом может назвать себя каждый и поддерживать ^в Других это убеждение соответственными действиями; жрецом же Может стать только тот, кого изберут и признают в этом звании °собые люди, имеющие на то право; а где есть такие люди, там они jj^e только поддерживают религию, но также и разъясняют ее, дают °олее отчетливое представление о сложившихся образах, стараются

Е. Ф. Шмурло

вкоренить убеждение в их справедливости и возвышенности, — иными словами, развивают и укрепляют в обществе религиозные верования Потому-то там, где нет жрецов, а одни волхвы, религиозные понятия и представления туманны и непрочны. (Буслаев)

И вот почему, хотя язычество при вторжении христианства и оказало ему некоторый отпор,¹ оно было совершенно бессильно ос­тановить его торжествующее шествие и единственно, на что оказалось способным, — это паганизировать христианскую веру, сохранить не­которые свои черты, приладив их к христианским формам, образовать так называемое двоеверие.

Примечание. Эта бледность божественных образов, к тому же закрепленных не столько в сознании народном, сколько в литературных памятни­ках (поскольку это относится к Перуну, Хорсу, Велесу, Даждьбогу, Мокоши), быстрое омертвение их, в противоположность живому, ясному представлению о таких божествах, как домовой, леший, водяной, русалка, берегиня, полевик, породила за последнее время такого рода гипотезу: была не одна, а две языческие религии: одна — достояние низших слоев об­щества, другая — аристократическая, религия высших классов; одна — народная, туземная; другая — пришлого, правящего и более куль­турного класса. У одной названия божеств -национальные, русские: водяной, леший и т. д. У другой — названия заимствованы из чужих языков: иранского (Хоре, Даждьбог), германского (Перун), финского (Мокош). По­стоянное соприкосновение этих двух религи­озных верований неизбежно приводило к тому, что образы одной религии проникали в область другой. «Слово о полку Игореве» знает божество-реку Дон, заимствуя его из народной религии; в свою очередь, бог Вел ее, скотский бог, стал с распространением хрис­тианства народным святым Власием, покро­вителем стад и земледелия.

Сколько-нибудь существенный отпор дан был лишь на отдаленном севере, куда влияние христианской Греции к концу X века еще не успело проникнуть, как это удалось ему на Киевском юге. Сравн. поговорку о Новгороде, где «Путята крести мечем, а Добрыня огнем».

Курс Русской истории. Глава первая

Правящий аристократический класс, уже че­рез 2—3 поколения по приходе на Русь, ут­ратил свои племенные особенности, слился с туземным — одновременно с его ассимиляци­ей заглохли и представления, выросшие на иноземной почве, и в народном сознании со­хранились (и сохраняются доныне) не Хорсы, не Перуны, а леший, домовые, водяные и им подобные. (Сперанский)

5. Обстоятельства,

сопровождавшие принятие Владимиром Великим христианской веры.

Крещение Владимира совпало с большими военными неудачами и опасной смутою, потрясшей до основания Византийскую империю

Византийская империя в ту пору, под управлением императоров из Македонской династии (876—1081), вообще находилась в расцвете могущества и блеска. Церковной распре, раздиравшей страну в течение 120 лет и делившей ее на два непримиримых, озлобленных лагеря, был положен конец: сопротивление иконоборцев было окончательно сломлено, и указ императрицы Феодоры, вдовы императора Феофила, 19 февраля 843 г. о восстановлении иконопочитания даровал стране давно желанный внутренний мир, позволив восстановить также и внешнюю мощь государства Возвращены были утраченные провинции, в Малой Азии границы снова отодвинуты до Тигра и Евфрата, прогнаны были арабы; Неаполь, Амальфи, Салерно, Газта, Венеция на Апеннинском полуострове, хорваты и сербы — на Балканском признавали себя вассалами Византийской империи, а постоянное со­прикосновение с византийской культурой полуварварских народцев, соседивших на северных и восточных границах империи, воспитывало в них уважение к ней и признание ее государственного авторитета

При всем том и Македонская династия не убереглась ни от внут­ ренних смут, ни от внешних затруднений. Как раз с такими затруд­ нениями совпало крещение Владимира, и возможно, что они-то, эти затруднения, и послужили решительным толчком к принятию им христианской веры.

На византийском престоле в ту пору сидели два брата, Василий II Болгаробойца (976-1025) и Константин II (976-1028). В августе ^86 г. болгары нанесли грекам тяжелое поражение, дошли до Солуни ^и угрожали самой столице; а вслед за тем взбунтовались два полко­водца, Склир и Варда Фока. Последний провозгласил себя импера­ тором и подошел к Константинополю с азиатского берега Босфора. Не видя иного исхода, греческие императоры обратились к Владимиру ³* Помощью. Тот умело использовал затруднительное положение им­перии и поставил условием брак свой с императорской сестрой, ца­Ревной Анной. Старшая сестра Анны, Феофания, вдова Отгона II,

Е. Ф. Шмурло

была матерью молодого германского императора Отгона III (980 -1002) Таким образом, Владимир роднился с двумя самыми сильными и блестящими династиями в Европе.

Вероятно, тогда же (987), в приезд греческих пислов, отправлен­ных в Киев с полномочиями на заключение договора, Владимир, получив от них обещание по окончании похода выдать ему царевну, принял и со своей стороны обязательство — креститься. Спешить с самим крещением ему, впрочем, не было надобности: брак с царевной Анной все равно откладывался до окончания военных действий; к тому же, по чисто политическим соображениям, Владимиру было выгодно не выпускать из рук такого крупного козыря, как принятие христианства, и попридержать его у себя до поры до времени.

Вооруженный русский отряд, посланный к грекам, действительно помог летом 988 г. освободить столицу Византии от Варды (битва при Хрисополе), а в следующем году окончательно добить его в сражении при Абидосе, причем сам Варда, павший в битве, собст­венною жизнью расплатился за свой вероломный поступок (апрель 989 г.).

Разделавшись с Вардой, императоры, по-видимому, не выполнили условий договора с Владимиром и отказались выдать за него сестру родниться с варваром им представлялось унизительным. Тогда Вла­димир во главе войска пошел в Крым, на Корсунь, осадил и взял его. Одновременно с падением Корсуня греки понесли другое тяжелое поражение — на Балканском полуострове: важная крепость Веррия была взята болгарами, а в Малой Азии стал усиливаться С клир Императорам опять пришлось плохо. Тогда они поспешно отправили Анну в Корсунь, где, приняв перед свадьбой крещение, Владимир и обвенчался с царевной; Корсунь же, как вено, т. е. плата жениха за выкуп невесты, был возвращен грекам.¹

4. Что побудило Владимира принять христианскую веру.

Крещение Руси явилось актом политической мудрости со стороны Владимира. Человек большого ума, русский князь понял, что языче­ство стоит и станет, может быть, навсегда серьезной помехой к общению с культурной Европой, отгородит от нее молодую страну высоким забором. Оставаться в язычестве значило обречь себя на изолированную жизнь, отказаться навсегда от возможности войти в семью европейских народов; и так как культурная Европа олицетво-¹ История крещения Владимира, особенно хронология событий, остается не во всех частях достаточно выясненною и поныне Крещение киевлян произошло по возвращении Владимира из Корсуня, надо думать, в 990 году; новгородцы крещены были в следующем, 991 году. См. Приложения № 14: «Когда и где крестился Владимир Святой?».

Курс Русской истории. Глава первая

рялась в ту пору для России в Греческой империи, то именно отсюда оН эту религию и позаимствовал.¹ Католические миссионеры, доби­вавшиеся, чтобы русский князь принял христианство из рук римского первосвященника, не имели успеха по той же самой причине по какой не нашла себе благоприятной почвы и пропаганда мусульманства й еврейства, папа ввел бы Владимира и его народ в круг жизни Западной Европы, с которой у него было гораздо меньше соприкос­новения. Запад в ту пору по культуре стоял ниже Византии. Рим ничего не говорил ни уму. ни воображению Владимира; между тем с Византией у Руси были давние и оживленные сношения, и Византия уже давно импонировала России блеском и мощью своей цивилизации Короче говоря, Владимиру «римская» вера в данную минуту была бесполезна, и он со своим практическим государственным умом взял новую веру оттуда, где это оказывалось всего выгоднее ²

У Владимира могло быть и еще одно соображение в пользу Византии. Мы видели, что в X веке раскол в христианской Церкви уже обозначился довольно ясно, стали выделяться две разные веры, и «вера латинская* грозила поставить Владимира в зависимость от духовной власти, тогда как «вера греческая*, наоборот, обещала ему отношения между светской и духовной властью совершенно на иных основаниях, более «выгодных».

5. Особенности восточной Церкви и западной.

Восточная Церковь выросла из тесного союза со светской властью, под впечатлением великих услуг, оказанных ей греческими импера­торами: они поддерживали ее в борьбе с ересями, обеспечивали ее материальное положение; принимали живое участие в ее делах; своим авторитетом давали силу постановлениям церковных соборов, Вселен­ских и поместных; да и своим давлением на ее решения - а оно было далеко не редким и случайным — воспитали церковь в сознании ИХ права оказывать давление и требовать подчинения их воле Им­ператор (басилевс) — единый законный источник жизни на земле, он

¹ Пока Русь оставалась языческою, стать европейским государством °на не могла. «Чтобы быть европейским народом в X веке, нужно было Принять христианство. Все государства, образовавшиеся на развалинах Римской империи, полагали основания своей государственности актом принятия христианства. Миновать этого было так же трудно тогда, как Т _В е _е п _л ерь нельзя претендовать на государственное^ без одобрения таковой икими европейскими державами. Религия в X в. имела ту же силу, !?о политика в XIX, иначе говоря, религия с политикой шла об руку» Успенский)

_а См. Приложения. № 15: «По какому обряду вводилось христианство Руси: по восточному или по западному?»

Дата добавления: 2014-11-25