Введение в основания нравственности и законодательства

БЕНТАМ

свести все удовольствия к 14 простейшим в условия^ 32 «обстоятельств». Буржуазный индивидуализм корыстолюби­вого чистогана вуалировался у Вентама его этической нор­мой «наибольшего количества удовольствий для наибольше­го количества людей» и был тесно связан с той же поли­тической программой, кото­рую теоретически обосновы­вали Рикардо и Милль. Взгля­ды и настроения типичного английского буржуа, перед которым после сокрушения французского соперничества открылись, казалось бы, без­брежные горизонты промыш­ленной и торговой предпри­имчивости, Вентам выдал за «естественный» эталон чело­веческого поведения всех эпох и времен.

Отрывки из главного со­чинения Вентама подобрал и

перевел А. С. Богомолов по изданию: ]. Bentham. An Introduc­tion to the principles of morals and legislation, vol. I. London, 1823.

Иеремия Вентам (Bentham, 1748—1832) был, наряду с Д. С. Миллем, одним из главных глашатаев буржуазного либе­рализма в Англии. Он не занимался академической деятельностью, и его интересы лежали в области практических проблем бур­жуазного права и этики. Его основное философское произведение «Введение в основания нравственности и законодательства» вы­шло в свет еще в конце XVIII в, (1789 г.), однако широкое влияние его взглядов на общественность падает на вторую чет­верть XIX в., когда он после встречи с Джеймсом Миллем (1808 г.) образовал с ним, Мальтусом и Рикардо группу «фило­софских радикалов», которые сводили все истины к чувственным впечатлениям, и все моральные ценности к удовольствиям.

Как философ И. Вентам был близок к позитивизму, а его феноменалистский взгляд в этике, соединившись с вульгаризиро­ванной концепцией человеческой природы Гельвеция и учениями Юма и Гартли о психических ассоциациях, вылился в концепцию утилитаризма, которая приобрела широчайшую известность как в Англии, так и на европейском континенте.

И. Вентам, как отмечал Маркс, опошлил гедонизм и «прин­цип полезности», подвергнув удовольствия и страдания мелочной количественной классификации и сводя все общественные интере­сы к суммированию выгод отдельных лиц. Вентам попытался

ГЛ. I. О ПРИНЦИПЕ ПОЛЕЗНОСТИ I

Природа подчинила человечество двум верховным властите­лям — страданию и удовольствию. Только они указывают, что мы должны делать, и определяют, что мы будем делать. Крите­рий справедливого и несправедливого, с одной стороны, цепь при­чин и следствий — с другой, прикреплены к их престолу. Они управляют нами во всем, что мы делаем, что мы говорим и что мы думаем: всякое усилие, которое мы можем сделать с тем, чтобы отвергнуть это подчинение, послужит лишь тому, чтобы доказать и подтвердить его. На словах человек может отрицать их могущество, но на деле он всегда останется подчинен им. Принцип полезности * признает это подчинение и принимает его

* К этому обозначению было недавно добавлено или заменило его выражение: принцип наибольшего счастья, или наибольшего благоденствия (greatest happines or greatest felicity principle). Оно употребляется для краткости, вместо того чтобы развернуто ска­зать: тот принцип, который полагает наибольшее счастье всех тех,

в Качестве основания системы, цель которой возвести здание счастья руками разума и закона. Системы, которые пытаются по­ставить его под вопрос, занимаются звуками вместо смысла, кап­ризами вместо разума, темнотой вместо света.

Но хватит метафор и декламации: не такими средствами следует совершенствовать науку о нравственности.

II

Принцип полезности есть основание настоящего труда: по­этому следует с самого начала дать подробное и определенное изложение того, что под ним понимается. Под принципом [...] по­лезности понимается принцип, который одобряет или не одобряет какое бы то ни было действие согласно тому, проявляет ли оно тенденцию увеличить или уменьшить счастье той стороны, о чьем интересе идет речь, или, говоря иными словами, содействовать или препятствовать этому счастью. Я говорю здесь о всяком дей­ствии, и потому не только о всяком действии частного лица, но и о всякой правительственной мере.

III

Под полезностью понимается то свойство любого предмета, в силу которого он способен приносить пользу, выгоду, удоволь­ствие, добро или счастье (все это в настоящем случае сводится к одному и тому же) или (что опять-таки сводится к одному и тому же) предотвращать вред, страдание, зло или несчастье той сто­роны, об интересе которой иДет речь. Если эта сторона есть об­щество в целом, то это счастье общества, если же отдельное лицо — то счастье этого лица.

IV

Интерес общества есть одно из самых общих выражений, которые встречаются в лексиконе морали: не удивительно, что смысл его часто бывает утерян. Когда это слово имеет смысл,

о чьем интересе идет речь, истинной и подлинной целью челове­ческого действия, целью, единственно истинной, подлинной и во всех отношениях желательной; принцип человеческого действия в любой ситуации, и в частности в положении должностного лица или собрания должностных лиц, располагающих правительственной властью. Слово полезность не так ясно указывает на идеи удоволь­ствия и страдания, как слова счастье и благоденствие, оно не ве­дет нас также к рассмотрению числа затронутых интересов; число же есть обстоятельство, которое в самой большой степени способ­ствует формированию критерия, о котором идет речь, критерия справедливого и несправедливого, по которому только и можно судить о свойстве поведения человека во всех ситуациях, притом судить справедливо. Это отсутствие достаточно ясной связи между идеями счастья и удовольствия, с одной стороны, и идеей полез­ности — с другой, а я ею то и дело, причем достаточно успешно, оперировал, оказалось помехой для принятия этого принципа, которое иначе могло бы иметь место.

он таков. Общество есть фиктивное тело, составленное из инди­видуальных личностей, которые рассматриваются как составляю­щие его члены. В чем же состоит тогда интерес общества? Это сумма интересов отдельных членов, составляющих его.

V

Тщетно было бы толковать об интересе общества, не понимая, что такое интерес отдельного лица *. Говорят, что вещь вызывает интерес или имеет интерес для отдельного лица, когда она ведет к увеличению Суммы его удовольствий, или, что одно и то же, к уменьшению суммы его страданий.

VI

Поэтому можно сказать, что действие сообразно принципу полезности, или, короче, пользе (в отношении к целому обществу), когда его тенденция к увеличению счастья общества больше, чем таковая к уменьшению его.

VII

Известная правительственная мера (а это только особый род действия, совершаемого отдельной личностью или личностями) может быть названа сообразной с принципом полезности или про­диктованной принципом полезности, когда подобным же образом тенденция его увеличить счастье общества больше, чем таковая уменьшить его.

VIII

Когда человек полагает, что некоторое действие или, в част­ности, правительственная мера сообразны с принципом полезно­сти, то для удобства рассуждения можно вообразить род закона или правила, называемого законом или правилом полезности, и говорить о данном действии как сообразном с этим законом или правилом.

IX

Человек может быть назван сторонником принципа полез­ности, когда одобрение или неодобрение им любого действия или любой меры определяются и соразмеряются той тенденцией к увеличению или уменьшению счастья общества, которую он в них предполагает, другими словами, их соответствием или несоответ­ствием законам или правилам полезности.

X

О действии, сообразном с принципом полезности, всегда мож­но сказать, или что оно таково, что его следует осуществить, или по меньшей мере, что оно не таково, что его не следует осуще-

* Интерес — одно из тех слов, которые, не имея никакого высшего рода, не могут быть определены обычным образом.

Ствить. Можно также сказать, что правильно было бы его сделать или по меньшей мере не неправильно было бы его сделать; что это правильное действие или по крайней мере не неправильное действие; Объясненные таким образом слова должно, правильный, неправильный и подобные им приобретают смысл, иначе они не имеют его.

XI

Оспаривалась ли когда-нибудь формально правильность этого принципа? Может показаться, что да — теми, кто не знает, о чем они говорят. Допускает ли он какое-либо прямое доказательство? Как будто бы нет, ибо то, что служит для доказательства чего-либо другого, само не может быть доказано: цепь доказательств должна где-нибудь иметь начало. Давать такое доказательство столь же невозможно, как и не нужно.

XII

Впрочем, нет или даже но было живого человеческого су­щества, как бы ни было оно тупо или извращенно, которое не обращалось бы к этому принципу во многих, а может быть, и в большинстве случаев своей жизни. В силу естественного устрой­ства человеческого тела в большинстве случаев люди вообще при­нимают этот принцип, не думая о нем, если и не для упорядоче­ния своих собственных действий, то во всяком случае для сужде­ния о своих действиях, так же как и о действиях других людей. В то же время, вероятно, не так уж много людей, даже среди самых умных, которые были бы расположены принять этот принцип в чистом виде и без оговорок. Мало даже таких людей, которые не воспользовались бы тем или иным случаем для того, чтобы оспорить этот принцип — или потому, что они не всегда понимают, как применять его, или вследствие того или иного предрассудка, по которому они боятся исследовать или не могут разделять его. Ибо из такого материала сделаны люди: в принци­пе и на практике, на правильном пути и на неверном, последо­вательность есть самое редкое из человеческих качеств.

XIII

Когда человек пытается опровергнуть принцип полезности, он извлекает основания для этого, сам того не понимая, из самого атого принципа *., Его аргументы, если они что-либо доказывают, то не то, что принцип ошибочен, но что, согласно предполагае­мым им применениям, он неверно применен. Может ли человек сдвинуть землю? Да, но сначала он должен найти другую землю, на которую он мог бы встать.

* «Принцип полезности, говорят, — слышал я, — есть опасный принцип: в некоторых случаях опасно принимать его во внима­ние». Что это значит? Это значит, что не следует сообразовы­ваться с полезностью, принимать ее во внимание: короче, что сообразовывается с полезностью, было не сообразно с ней.

XIV

Невозможно опровергнуть достоинства того принципа аргу­ментами; но по тем причинам, которые были упомянуты, или по какому-то смутному или пристрастному представлению о нем иной человек может найти его не по вкусу себе. В этом случае если он находит заслуживающим хлопот установле­ние своих мнений о таком предмете, то пусть он пройдет сле­дующие ступени, и тогда, может быть, он примирится с этим

принципом.

1. Пусть он решит: желал ли бы он отвергнуть этот принцип полностью; если так, то пусть он рассмотрит, к чему могут при­вести все его рассуждения (в особенности в политических во­просах)?

2. Если так, то пусть он решит: желал ли бы он судить и действовать без всякого принципа, или нет ли какого-либо иного принципа, согласно которому он хотел бы судить и действовать?

3. Если есть, то пусть он рассудит и решит: есть ли этот принцип, который он якобы нашел, в самом деле какой-нибудь отдельный понятный принцип; или же не является ли этот прин­цип лишь словесным, родом фразы, которая в сущности выра­жает не больше и не меньше как утверждение его собственных, лишенных основания мнений, т. е. то, что в другом человеке он был бы склонен назвать капризом?

4. Если он склонен думать, будто его собственное одобрение или неодобрение, связанное с идеей какого-либо действия без всякого отношения к его последствиям, есть достаточное основа­ние для его суждений и действий, то пусть он спросит себя: может ли быть его чувство мерой правильного и неправильного в отношении всякого другого человека, или имеет ли чувство всякого другого человека привилегию быть ятой мерой?

5. В первом случае пусть он спросит себя: не является ли его принцип деспотичным и враждебным всему остальному человече­скому роду?

6. Во втором случае: не есть ли это принцип анархический, и не будет ли на этом основании столько же различных крите­риев правильного и неверного, сколько людей на свете? и даже для одного и того же человека не будет ли одно и то же (не из­менив своей природы) быть верным сегодня и неверным завтра? и не окажется ли одно и то же правильным и неверным в одном и том же месте, в одно и то же время? и не кончается ли в таком случае всякий спор? и могут ли два человека, сказавши «мне это нравится» и «мне это не нравится», сказать что-либо еще?

7. Если бы он сказал себе «нет», потому что чувство, которое он предлагает в качестве критерия, должно быть основано на раз­мышлении, то пусть он скажет, на каких обстоятельствах должно основываться это размышление. Если на обстоятельствах, имею­щих отношение к полезности действия, то пусть он скажет, не значит ли это изменять своему собственному принципу и искать помощи у того, против кого он выдвигал свой принцип; если же не на этих обстоятельствах, то на каких других?

8. Если он хочет пойти на примирение и принять частично свой принцип, а частично принцип полезности, то пусть он ска­жет: в какой мере он примет его?

9. Если он решился остановиться, то пусть он спросит себя: как он оправдывает признание его в такой степени? и почему он не хочет принять его далее?

10. Допустив, что истинен какой-нибудь другой принцип, кроме принципа полезности, которому человек может следовать, допустив (что неверно), что слово справедливый может иметь смысл безотносительно к полезности, — пусть он скажет: сущест­вует ли такая вещь, как мотив, по которому человек следовал бы правилам полезности? Если есть, то пусть скажет, какой это мо­тив и как его отличить от тех, которые побуждают принимать правила полезности; если нет, то пусть он, наконец, скажет: на что же может быть годен этот другой принцип?

ГЛ. II. О ПРИНЦИПАХ, ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ. ПРИНЦИПУ ПОЛЕЗНОСТИ

II

Принцип может отличаться от принципа полезности двояким образом: 1. Постоянно противореча ему: так обстоит дело с прин­ципом аскетизма [...]. 2. Иногда противореча ему, иногда нет, как случится: так обстоит дело с другим принципом, который может быть назван принципом симпатии и антипатии.

III

Под принципом аскетизма я понимаю принцип, который по­добно принципу полезности одобряет или не одобряет всякое действие согласно его предполагаемой тенденции к увеличению или уменьшению счастья с той стороны, о которой идет речь; но противоположным образом: одобряя действия, поскольку они уменьшают его счастье; не одобряя их, поскольку они увели­чивают его.

V

Есть два класса людей весьма различного характера, которые, по-видимому, принимают принцип аскетизма: один составляет разряд моралистов, другой — религиозных людей. Различны сооб­разно этому и мотивы, которые рекомендовали его вниманию этих разных партий. Надежда, т. е. ожидание удовольствия, как будто бы одушевляет первых — надежда, содержание философской гор­дости, надежда на почести и репутацию между людьми. Страх, т. е. ожидание страдания, — вторых: страх — порождение суевер­ной фантазии, страх будущего наказания от руки гневного и мстительного божества. Я говорю в этом случае о страхе потому, что относительно незримого будущего страх могущественнее на­дежды. Эти обстоятельства характеризуют две различные партии между последователями принципа аскетизма: партии и их мотивы различны, принцип один и тот же (стр. 1—16).

X

Можно последовательно придерживаться принципа полезно­сти; и лишь тавтологией было бы сказать, что, чем последователь­нее его придерживаются, тем лучше должно быть для рода Чело-Mi 9.

веческого. Невозможно, и никогда не может быть возможно ни для одного живого существа, последовательно придерживаться принципа аскетизма. Пусть хоть одна десятая часть обитателей Земли последовательно его выполняет, и за день они превратят ее в ад.

XI

[...] Под принципом симпатии и антипатии я понимаю прин­цип, который одобряет или не одобряет определенные действия [...], просто поскольку человек чувствует себя расположенным одоб­рять или не одобрять их; выдвигая это одобрение или неодобре­ние в качестве достаточного самого по себе основания и отвергая необходимость поисков какого-либо иного основания. Так он дей­ствует в общем отделе нравственности; в частном же отделе политики он действует, измеряя количество (и определяя основа­ние) наказания степенью неодобрения.

XII

Очевидно, что это принцип скорее по названию, чем в дей­ствительности: сам он не есть позитивный принцип, а скорее тер­мин, употребляемый для обозначения отрицания всякого прин-ципа (стр. 21—27).

милль

Джон Стюарт Милль (Mill, 1806—1873) был основателем позитивизма в Англии. Он получил образование под руководством отца, философа-идеалиста Джемса Милля, от которого воспринял юмистские идеи. Большое влияние на него оказали также Й.Бен-там u О. Конт, с которым он переписывался, а в 1865 г. выпустил в свет книгу «Огюст Конт и позитивизм». В свою очередь О. Конт очень высоко оценил «Систему логики силлогической и индук­тивной» (1843 г.) Милля. Другие его значительные сочинения: «Утилитарианизм» (1861 г), «Исследование философии сэра Га­мильтона...» (1865 г.), «Опыт о религии» (1874 г.). В течение ряда лет Д. С. Милль служил в Ост-Индской компании, а позднее воз­главил управление по делам Индии. В 60-х годах он был членом парламента, примыкая к либеральной партии.

Разрабатывая индуктивную логику, главным вкладом в кото­рую были сформулированные им «методы» единственного сход­ства, единственного различия, остатков и сопутствующих измене­ний, Д. С. Миллъ усовершенствовал собственно логическую сторону проблем, но в философской их трактовке отошел от Ф. Бэ­кона к ассоцианизму Юма. Он стремился изгнать материализм из логики, объявив ее «нейтральной почвой» для различных фи­лософий. С позиций субъективно-идеалистического эмпиризма он характеризовал задачу науки как индуктивное упорядочение еди­ничных явлений и истолковывал материю как лишь «постоянную возможность получения впечатлений», а сознание как «постоян-

ную возможность пережива­ний». В своем учении о мора­ли он примыкал к И. Бентаму, стремясь «сгладить» крайно­сти узкоутилитарного подхо­да, к оценке поступков и введя в этику вслед за Юмом кроме эгоизма принцип аль­труизма. Как этику, так и свое социологическое учение, в котором он рассматривал общество как агрегат индиви­дуумов, Д. С. Миллъ исполь­зовал для обоснования кон­цепций буржуазного либера­лизма и фритреда, классиче­ским представителем которых на английской почве он был. Извлечения из произ­ведений Милля подобраны и заново сверены для дан­ного издания А. С. Бого­моловым по кн.: 1) Д. С. Миллъ. Система логики сил­логической и индуктивной, изд. 2. Перевод с английского

С. И. Ершова и В. И. Ивановского. М., 1914; 2) Д. С. Миллъ. Утилитарианизм. Перевод с английского А. Н. Певедомского. СПб., 1866-1869.

Дата добавления: 2014-11-09