От лотоса к пренауке 24 страница

Некоторые современные натуралистические теории апеллируют к экологической тематике. Их авторы исхо­дят из того, что наша планета сегодня находится на грани экологической катастрофы, так что сложившиеся формы и нормы взаимоотношений людей друг с другом и с природой должны быть радикально изменены. По­этому предлагаются такие новые нормы морали, следо­вание которым позволило бы предотвратить разруше­ние биосферы, а тем самым — и гибель человечества. Так, видный ученый-естественник, академик Н.Н. Мои­сеев говорил в этой связи о том, что во имя сохранения человечества, да и вообще жизни на Земле, люди долж­ны подчинять свои помыслы и деяния требованиям экологического императива. Суть этого императива — в необходимости оценивать все наши действия с точки зрения того, как — позитивно или негативно — они влияют на окружающую среду и, соответственно, избе­гать всего того, что чревато негативными эффектами.

Еще один класс — это теории, так или иначе обо­сновывающие не надчеловеческую, а человеческую природу и источник морали. Считается, скажем, что у каждого человека есть присущее ему от рождения или от природы нравственное чувство — моральная инту­иция, которая подсказывает ему выбор правильного решения. Хорошо известный пример — демон Сокра­та, который, по словам Сократа, предостерегал его от ошибочных действий; впрочем, в данном случае мораль­ная интуиция принимала облик некоторого сверхъес­тественного начала. При таком подходе задачей этики становится лишь прояснение, очищение этой интуиции.

Одно время чрезвычайно популярными были теории, которые, подобно учению Ж.-Ж. Руссо, видели образец морали в поведении первобытного человека — «дикаря», не испорченного цивилизацией и поступающего так, как диктуют ему инстинкты. Эти инстинкты, укорененные в человеческой природе, и являются, с точки зрения данных теорий, последним основанием морали.

Другие теории утверждают, что обыденный здра­вый смысл содержит в себе все нормы морали и потому является наилучшим руководством при решении мо­ральных коллизий — все, что выходит за пределы его разумения, либо не имеет существенного значения, либо вообще ведет к моральному вреду. Следует заме­тить, что соответствие здравому смыслу, моральному опыту обычных, рядовых людей, вообще говоря, счита­ется в этике одним из критериев, применяемых для обсуждения достоинств той или иной теории. С этой точки зрения теория, которая по всем своим принци­пиальным положениям расходится с нашим моральным опытом, не может рассчитывать на признание. В дан­ном случае, однако, этот критерий возводится в ранг единственного и решающего, что оборачивается некри­тическим отношением к обыденному моральному со­знанию, которое нередко бывает противоречивым, непоследовательным и даже неспособным предложить удовлетворительное решение, столкнувшись со слож­ной морально-нравственной коллизией.

Существуют, далее, и такие теории, которые счи­тают высшим моральным авторитетом ту или иную историческую личность — в этом случае ее поступки (нередко не столько реально имевшие место, сколько переосмысленные или просто вымышленные последу­ющими толкователями) выступают в роли образца, коим надлежит руководствоваться при разрешении соб­ственных моральных затруднений. В советские време­на, к примеру, роль такого образца в нашей стране отводилась деяниям и высказываниям В.И. Ленина. Стоит заметить, что и в науке достаточно распростра­нены случаи, когда в качестве аргумента при обсужде­нии моральных проблем используется апелляция к авторитету кого-либо из выдающихся ученых.

В современной этике особенно популярны теории, ставящие во главу утла социальную природу человека, его включенность в общество, в частности — теории социального контракта (общественного договора). В них предполагается ситуация — конечно, условная, гипотетическая, когда разумные люди, каждый из ко­торых преследует свои собственные интересы, заклю­чают между собой соглашение, позволяющее сдержи­вать эгоистические устремления каждого. Тем самым оказывается возможным предотвратить всеобщее ис­требление друг друга — ту «войну всех против всех», о которой как о естественном, т. е. в данном случае — дообщественном — состоянии говорил английский философ Т. Гоббс. Эти теории ставят во главу угла не чувственное, не интуитивное или инстинктивное, а рациональное начало.

Рациональное начало считается определяющим и в таких теориях обоснования морали, которые счита­ют, что она должна базироваться на естественных законах разума. При этом предполагается, что идя рациональным путем, т. е. опираясь именно на законы разума, мы можем придти к таким основаниям, кото­рые будут безусловно признаны всеми здравомысля­щими людьми. Многочисленные теории, руководству­ющиеся такой посылкой, принято относить к весьма влиятельному течению, называемому этическим раци­онализмом.

Следует отметить, что перечисленные подходы к обоснованию морали далеко не всегда исключают друг друга, так что в конкретных этических теориях они встречаются в самых разнообразных сочетаниях. На­пример, теории, опирающиеся на естественный закон, нередко трактуют его как данный Творцом, тем самым комбинируя религиозный подход с натуралистическим.

Очевидно, далее, что различные теории могут рас­ходиться в оценке одних и тех же поступков — скажем, одни будут порицать, тогда как другие считать есте­ственным и одобрять поведение, диктуемое эгоистичес­кими соображениями. Однако во многих случаях ока­зывается, что люди, исходя из разных теорий, приходят тем не менее к сходным, хотя и по иному обоснованным оценкам одних и тех же конкретных решений и поступ­ков, правил и принципов. Это особенно важно учиты­вать в плюралистическом обществе, в котором нет одной безусловно доминирующей морально-ценност­ной системы, так что для взаимного согласования мо­ральных критериев и конкретных оценок нередко при­ходится предпринимать специальные усилия.

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ УЧЕНОГО

Таким образом, для того, чтобы осмысленно гово­рить об этическом измерении науки, необходимо выя­вить в ней то, что относится к взаимоотношениям и взаимодействиям между людьми, т. е. ее социальную составляющую. Обнаружить ее не составляет труда, коль скоро речь идет о науках, изучающих человека и общество. Что же касается естествознания, то и здесь в деятельности исследователя, изучающего природу, анализ позволяет найти то, что относится к межчелове­ческим взаимоотношениям. Основные соображения по поводу социальной природы научного познания были представлены в главах, посвященных социологии на­уки. Здесь же мы будем затрагивать их лишь в той мере, в какой это необходимо для анализа этических проблем науки.

Действительно, в фокусе интересов исследовате­ля — объекты, явления и процессы природы, которые ему надлежит описывать и объяснять; именно с ними он имеет дело, к ним относятся те научные проблемы, которые он ставит и решает. И от того, насколько ус­пешно он это делает, зависит его признание...

Попробуем, впрочем, остановиться здесь и заду­маться. Ведь признание — это оценка, которую выно­сит кто-то другой (или другие). А это значит: то, что делает ученый, даже если он действует в одиночку, так или иначе адресовано другим. Можно, впрочем, попы­таться представить исследователя, который озабочен только получением новых знаний, но никак не тем, чтобы передать их другим. В этом случае, однако, тот результат, который он получит, не сможет стать науч­ным знанием, поскольку не получит одобрения (и, меж­ду прочим, не пройдет критическую проверку) со сто­роны коллег.

Заметим, далее, что, как известно, учеными люди не рождаются, а становятся. Безусловно, для этого важно обладать определенными способностями и за­датками. Как говорит современная генетика, многие из них являются врожденными. Тем не менее, помимо способностей любому одаренному человеку необходи­мо еще изучить ту область знания, в которой он наме­рен делать открытия. А это значит — приобщиться к тому, что было сделано его предшественниками. В свое время Ньютон говорил, что все его научные результа­ты были получены благодаря тому, что он стоял на плечах гигантов — своих предшественников. В этих словах не только констатируется то обстоятельство, что достижения предшественников являются той основой, вне которой невозможно получение нового знания; Ньютон вместе с тем высказывает и определенное моральное суждение, говоря о долге уважения по отношению к ним.

В то же время и научный результат, к получению которого стремится исследователь, всегда так или иначе адресован другим людям. В первую очередь это —■ его коллеги, которые будут знакомиться с науч­ной статьей, излагающей этот результат — сначала в качестве рецензентов научного журнала, т. е. тех, кто оценивает статью как достойную быть опубликованной, затем читатели журнала, которые будут подвергать ее критическим проверкам и использовать как одно из оснований для дальнейших исследований.

Если же полученный результат обладает особой значимостью, круг его пользователей будет намного шире. Это могут быть те студенты, которые будут его осваивать, готовясь к самостоятельной научной дея­тельности. Это могут быть и инженеры, которые бу­дут искать его технологические приложения. Это, на­конец, может быть широкая публика, коль скоро но­вое знание касается вещей, важных для понимания человеком самого себя и для ориентации в окружаю­щем мире.

Итак, получаемый в ходе исследования научный результат всегда должен быть выражен, изложен, сформулирован таким образом, чтобы он мог быть вос­принят, понят, усвоен другими. Собственно говоря, каждый такой результат оформляется в виде некото­рого утверждения, высказывания, которое строится при помощи языка — специализированного, профессио­нального языка, характерного для данной области зна­ния, либо иногда — обыденного, общеупотребительно­го языка. Но это как раз и свидетельствует о его адре­сованное™ другому— слушателю либо читателю.

Важно иметь в виду, что эта адресованность, на­правленность научного результата на восприятие дру­гих имеет место независимо от того, осознает или нет данное обстоятельство сам исследователь. (Заметим, кстати, что часто ученые не только весьма четко осоз­нают это, но и используют, теми или иными способами делая свои результаты более привлекательными с тем, чтобы обеспечить их более успешное продвижение в конкурентной борьбе с коллегами.) Ориентированность научного результата на то, чтобы он смог быть воспри­нят другими, выступает в качестве необходимой пред­посылки той деятельности, которой занимается ученый. Поэтому, нисколько не ставя под сомнение тот факт, что научные достижения всегда имеют вполне конк­ретных авторов, мы можем сказать, что в них аккуму­лируются усилия многих предшественников и совре­менников и что со всей полнотой их смысл раскрыва­ется в том, что впоследствии, опираясь на них, делают другие. Как писал К. Маркс: «Но даже и тогда, когда я занимаюсь научной и т. п. деятельностью —деятель­ностью, которую я только в редких случаях могу осу­ществлять в непосредственном общении с другими, — даже и тогда я занят общественной деятельностью, потому что я действую как человек».

Итак, научная деятельность — в том числе и в тех ее формах, которые связаны с получением фундамен­тальных знаний — с неизбежностью включает в себя то, что касается социальных взаимодействий и взаи­моотношений. И это обстоятельство позволяет сделать принципиальный вывод — научная деятельность вполне может быть объектом моральных суждений и оценок.

Можно, впрочем, не ограничиваться этим утверж­дением, а пойти дальше и говорить о том, что этичес­кая составляющая не только допустима и возмож­на, — она, более того, представляет необходимое ус­ловие научной деятельности. Для того, чтобы обосновать это положение, необходимо отметить то обстоятельство, что взаимоотношения в научном сообществе во многом строятся на доверии между его членами.

Мы уже упоминали о том, что новый научный ре­зультат, после того, как он публикуется и становится достоянием научного сообщества, может подвергать­ся критической проверке со стороны коллег. Строго говоря, такой тщательной проверки требует каждый научный результат — только после этой проверки он может быть включен в существующий массив науч­ного знания. Это условие, впрочем, нереалистично — если бы таким образом проверялся каждый резуль­тат, у исследователей попросту не оставалось бы вре­мени ни на что другое, включая получение новых знаний. Поэтому у них нет другого выхода, кроме того, чтобы доверять данным, которые сообщают их коллеги.

Вообще-то говоря, у членов научного сообщества есть определенные средства, позволяющие приблизи­тельно, в грубой форме, что называется, «навскидку», оценивать результаты, предлагаемые коллегами. С этой целью могут оцениваться, скажем, методы, которые были использованы при проведении данной работы; источники, на которые ссылается автор; может оце­ниваться правдоподобность предлагаемой гипотезы и т. д. Применение всех этих вспомогательных средств, впрочем, хотя и облегчает положение, но тем не ме­нее не гарантирует достоверности данного результа­та. А значит, при отсутствии доверия к тем результа­там, которые сообщают коллеги, было бы невозможно сколько-нибудь устойчивое существование и развитие науки.

Глава 2. Првпгонвнальвая ртввтстввннреть ученого

Таким образом, доверие — а это понятие, подчер­кнем, принадлежит словарю этики — играет ключевую роль в научной деятельности, в организации и жизни научного сообщества. А следовательно, наука, будучи не только познавательной деятельностью, но и систе­мой упорядоченных взаимоотношений и взаимодей­ствий между людьми, т. е. социальным институтом, опирается, помимо всего прочего, и на некоторые мо­ральные основания. Каждый член научного сообщества несет ответственность — перед своими коллегами, перед своей областью научного знания, наконец, пе­ред наукой в целом прежде всего за достоверность, за качество тех результатов, которые он предлагает на суд научного сообщества. Эту ответственность при­нято называть профессиональной ответственностью (иногда говорят о когнитивной ответственности) уче­ного; изучением ее занимается внутренняя этика науки. Следует, впрочем, заметить, что она отнюдь не ограничивается проблематикой доверия во взаимоот­ношениях между учеными.

В Ролевая структура научной деятельности

Коль скоро мы ввели понятие внутренней этики науки, нетрудно догадаться, что наряду с ней существу­ет и внешняя этика науки. Областью ее интересов являются взаимоотношения между наукой и обществом, а ключевой проблемой — проблема социальной ответ­ственности как отдельного ученого, так и науки в целом. Об этих вопросах мы будем говорить позже; пока же остановимся на проблемах внутренней этики науки. Сразу же, впрочем, следует обратить внимание на то, что между внутренней и внешней этикой науки нет каких-то непроходимых границ. Очень часто ре­альные этические проблемы, возникающие в науке, имеют как внутри-, так и внешне-этическое измерение.

К сказанному по поводу этической стороны взаи­модействий внутри научного сообщества в главах, по­священных социологии науки (при этом особое внима­ние следует обратить на то, что касается этоса науки), 413 необходимо добавить следующее. Помимо участия в проведении исследований современному ученому при­ходится выполнять много других ролей, каждая из которых требует соблюдения специфических этичес­ких норм. Предполагается, что при их осуществлении ученый должен опираться на ценности науки и руко­водствоваться интересами научного сообщества.

Так, после того как исследование (или его отдель­ный этап) завершено, результат должен быть представ­лен — в качестве статьи или доклада — коллегам, спе­циализирующимся в той же области знаний. Изложе­ние результатов проведенного исследования — одна из ролей, в которых приходится выступать ученому; при этом исследователь становится автором.

Непреложное требование к научной публикации — то, что в ней обязательно должны быть ссылки на те работы предшественников, в которых была поставлена решаемая в данном исследовании проблема, предло­жены используемые в нем методы и т. п. Это, как мы уже отмечали, является и выражением морального признания по отношению к предшественникам. Пуб­ликация результатов исследования представляет собой своего рода заявку, утверждающую приоритет авторов на открытие, излагаемое в статье или докладе¹. Вместе

^! Приоритет при этом понимается в моральном смысле; отме­тим, что некоторые споры о приоритете (как, скажем, спор о том, кто — Ньютон или Лейбниц — открыл дифференциальное исчис­ление) стали яркими страницами истории науки. В современной науке, впрочем, приоритет нередко получает и юридическое зак­репление, когда, скажем, первооткрыватель закрепляет свое дос­тижение патентом. Тем самым, к сожалению, уменьшается значи­мость публикации исследовательского результата в научном журнале. В результате коллеги не получают информации о важ­ных научных достижениях, что ставит под угрозу выработанные в науке механизмы самоорганизации и затрудняет ее поступатель­ное развитие.

Еще одной проблемой, порождающей немало дискуссий, яв­ляется вопрос о том, допустимо ли патентование вновь открывае­мых генетических последовательностей: далеко не все соглаша­ются с распространением патентного права и патентной защиты на то, что уже существовало в природе до того, как было выявлено исследователем.

с тем исследователь, публикуя полученные им резуль­таты, делает их достоянием научного сообщества. Тем самым он, помимо всего прочего, в буквальном смысле выносит их на суд критики, открывая своим коллегам возможности для опровержения того, что ему удалось достичь.

Иначе говоря, нормой, имеющей очевидный эти­ческий смысл, моральным обязательством является необходимость для ученого не просто быть готовым к критическому разбору того, что им сделано, но, более того, самому искать опровергающие аргументы и экс­перименты. Эту особенность научной деятельности — свойственный ей дух критического отношения к дос­тигнутому не только предшественниками, но и самим собой — принято рассматривать как выражение одной из ключевых ценностей науки. Между прочим, в изве­стной концепции фальсификационизма, сформулиро­ванной К. Поппером, именно такая критическая уста­новка выступает не только в качестве критерия, отли­чающего науку от всех других видов познавательной деятельности, но и в качестве одного из основных до­стоинств научного мышления.

Особые этические проблемы связаны с публика­цией результатов исследований, завершившихся не­удачно. С одной стороны, очевидно, что никто не впра­ве принуждать автора к публикации собственных ре­зультатов, тем более что такая публикация может отрицательно сказаться на его престиже. Но, с дру­гой стороны, эта публикация принесет несомненную пользу его коллегам, поскольку покажет им, что поиск в данном направлении бесперспективен. Если же речь идет, скажем, о биомедицинском исследовании, в ко­тором на испытуемых проверяется действие нового терапевтического или диагностического средства, то в этом случае честная публикация отрицательного ре­зультата представляется особенно важной, поскольку она позволит уберечь от риска новые группы испы­туемых.

Отметим, далее, еще одну моральную проблему, связанную с публикацией исследовательских резуль­татов. Для современной науки общим правилом стало то, что у научной публикации бывает не один автор, а целая группа, подчас весьма многочисленная, соавто­ров. Когда соавторов больше двух, при цитировании такой статьи обычно указывается фамилия первого из соавторов, после чего добавляется оборот «и др.». Между тем существующие методы измерения научной продуктивности исследователей широко используют такой метод, как подсчет количества ссылок, получае­мых данной статьей или данным автором (так называ­емый индекс цитирования). В этой ситуации остальные соавторы оказываются обойденными, так что особую остроту обретает вопрос о том, в каком порядке долж­ны перечисляться фамилии соавторов.

На практике используются такие способы: фами­лии соавторов приводятся либо в алфавитном порядке, либо по степени вклада каждого в данное исследова­ние (т. е. первым будет тот, кто внес наибольший вклад), либо по научному статусу соавторов. При первом спо­собе, однако, незаслуженно обойденными системати­чески оказываются те, чьи фамилии начинаются с последних букв алфавита. При втором — возникает непростая проблема «взвешивания» вклада каждого из соавторов. При третьем способе существует реальная опасность того, что основная доля престижа достанет­ся маститому ученому, фамилия которого в действи­тельности была включена лишь для того, чтобы сделать статью более «проходимой».

Впрочем, еще до того как результат исследования будет представлен в научном журнале или на научной конференции, он обычно проходит экспертизу, или рецензирование, специалистов — тех, кто считаются наиболее авторитетными в данной области знания. Более того, в современной науке стало правилом, что такому рецензированию подвергаются не только ре­зультаты уже проведенного исследования: очень часто финансирование исследовательских проектов осуще­ствляется на конкурсной основе. При этом решающую роль в определении победителей играет мнение, выс­казываемое экспертами.

Эта экспертиза (рецензирование) того, что делает­ся коллегами — еще одна роль, выполняемая ученым и имеющая особое значение для самоорганизации науч­ного сообщества. Такие экспертные оценки — один из основных механизмов, посредством которых сообще­ство определяет приоритеты развития соответствую­щей отрасли научного познания. Очевидно, на плечи тех, кто выступает в качестве рецензентов-экспертов, ложится бремя моральной ответственности за будущее своей области знания.

Бывают, однако, ситуации, когда рецензенты науч­ных журналов отвергают статьи достаточно высокого качества — то ли в силу того, что оказываются не в состоянии по достоинству оценить революционную идею, то ли из-за того, что автор и рецензент принад­лежат к конкурирующим и даже враждующим науч­ным школам. (Последнее, заметим, следует считать морально предосудительным.) Поэтому нередко разда­ются голоса, призывающие отказаться от института рецензентов в научных журналах. Сегодня, в эпоху электронных средств коммуникации, появляются ре­альные возможности создавать в Интернете любые научные (или, точнее, претендующие быть научными) тексты. Однако научный уровень таких публикаций, естественно, не гарантируется никем, и прежде все­го — научным сообществом.

Следующая роль, в которой приходится выступать ученому— это роль преподавателя. Сточки зрения интересов и потребностей науки преподавательская деятельность есть не что иное как участие в подготов­ке нового пополнения тех, кто впоследствии сам будет профессионально заниматься научной деятельностью.

Необходимо особо подчеркнуть, что процесс пре­подавания отнюдь не сводится к передаче студенту или аспиранту какого-то объема знаний и умений. Наряду с этим в ходе длительных непосредственных контак­тов студенты (аспиранты) усваивают и то, что принято обозначать такими не поддающимися строгому опре­делению терминами, как дух науки, традиции науки и т. п. Прежде всего сюда относятся те специфические ценности и моральные нормы, которые характерны как для науки в целом, так и для данной области знания. И если знания учащийся может, вообще говоря, почер­пнуть из учебной и справочной литературы, то в этой роли носителя и выразителя традиций и ценностей науки никто и ничто не может заменить ученого-препо­давателя (здесь вполне уместным будет и звучащее се­годня несколько старомодно слово «учитель»). Именно на нем лежит моральная ответственность за их сохра­нение и воспроизводство в последующих поколениях.

Возможны, вообще говоря, два способа передачи новичкам и усвоения ими принципов нормативно-цен­ностной системы. Первый — формальный — характе­ризуется тем, что ценности и нормы зафиксированы в виде некоторого устного или письменного кодекса. Удостоверив свою приверженность основополагаю­щим ценностям и нормам, новичок получает право самостоятельно заниматься соответствующими видами деятельности. Характерный пример здесь — клятва или присяга врача, которую должен дать каждый выпуск­ник медицинского института, чтобы получить право заниматься медицинской деятельностью (общеизвест­на, в частности, клятва Гиппократа). В этой клятве или присяге зафиксированы основные моральные нормы и требования, которыми ему надлежит руководство­ваться в своих действиях и взаимоотношениях как с пациентами, так и с коллегами.

Второй способ не предполагает такого формально выраженного кодекса. В этом случае ключевым оказы­вается неформальное личностное общение учителя и ученика-новичка, в ходе которого первый самим сво­им поведением демонстрирует образцы следования ценностям и нормам соответствующего сообщества, а второй непосредственно их усваивает. Именно таким образом осуществляется передача от поколения к по­колению принципов нормативно-ценностной системы научного сообщества.

Сходную функцию демонстрации образцов достой­ного поведения выполняет и обращение в процессе преподавания к конкретным эпизодам из истории на­уки, повествующим о деяниях и изречениях признан­ных лидеров научного сообщества в критических си­туациях. Такие освященные традицией образцы выс­тупают как примеры для подражания, помогающие определять достойную линию собственного поведения. Следует только иметь в виду, что выбор этих истори­ческих образцов в значительной степени определяет­ся не столько самой по себе историей науки, сколько существующими в данное время приоритетами исто­рически изменяющейся нормативно-ценностной сис­темы науки.

Очевидно, выполнение каждой из рассматривае­мых нами ролей требует от ученого больших или мень­ших затрат времени и сил. Эти ресурсы приходится отвлекать от собственно исследовательской деятельно­сти, так что выполнение таких ролей может восприни­маться как какая-то дополнительная обуза. Дело, одна­ко, в том, что деятельность ученого в этих качествах необходима для существования и воспроизводства са­мой же науки. Поэтому ученый, выступая в этих ролях, выполняет свой моральный долг перед научным сооб­ществом. Важно подчеркнуть и следующее обстоятель­ство: никто иной помимо самих же ученых не обладает ни той квалификацией, ни той компетенцией, которые необходимы для сколько-нибудь успешного выполне­ния этих ролей.

Еще одна роль, в которой сегодня все чаще прихо­дится выступать ученому— это роль консультанта, к которому обращаются при подготовке ответственных решений, когда требуется дать прогноз и оценку воз­можных последствий того или иного курса действий. Такого рода деятельность принято называть эксперти­зой, например, экологической, гуманитарной и т. п. Отметим, что ее появление и широкое распростране­ние — свидетельство очень высокого общественного авторитета науки в современном мире.

Следует подчеркнуть важное различие между той ролью эксперта-рецензента, о которой мы говорили ранее, и ролью эксперта-консультанта в данном слу­чае. Если эксперт-рецензент осуществляет свою фун­кцию в пределах научного сообщества, то эксперт-кон­сультант привлекается как представитель этого сооб­щества для участия в решении не собственно научных, а важных социальных, политических, народно-хозяй­ственных и т. п. проблем. Впрочем, нередко для подго­товки экспертного заключения приходится проводить и научные исследования.

Существенной особенностью такого рода экспер­тизы является ее междисциплинарный характер. Меж­дисциплинарный состав экспертных комиссий (коми­тетов) имеет принципиальное значение — во многом именно в междисциплинарном подходе и заключается смысл экспертизы, которая призвана сформировать многомерную картину анализируемой ситуации, мно­гостороннее представление о ней.

Каждый из экспертов, участвуя в работе комиссии, высказывает те суждения и воззрения, которые счита­ются обоснованными и достоверными в рамках пред­ставляемой им области знания. Особую трудность при проведении такой междисциплинарной экспертизы представляет поэтому подготовка единого заключения на основе столь разнородных и зачастую противоре­чивых знаний, предположений и оценок. Сами по себе дисциплинарные пристрастия экспертов вполне есте­ственны и объяснимы; существуют и методики, позво­ляющие минимизировать их влияние. Однако в деятель­ности экспертов-консультантов есть и такие составля­ющие, которые порождают сложности морального порядка.

Так, эксперт-рецензент выполняет свою роль, дей­ствуя в окружении коллег и подвергаясь с их стороны своеобразному контролю. Механизмы такой эксперти­зы позволяют в значительной мере сглаживать влия­ние крайних, необъективных точек зрения — напри­мер, за счет того, что рецензирование проводят неза­висимо друг от друга несколько экспертов. В отличие от этого эксперт, выступающий в роли консультанта, не контролируется коллегами, так что его субъективные предпочтения приобретают значительно больший вес.

Другая проблема, имеющая очевидное моральное измерение, заключается в том, что выводы, к которым приходит комиссия, всегда носят вероятностный харак­тер и не должны восприниматься как однозначные предписания. Однако авторитет комиссий бывает на­столько высок, что эта вероятностная природа зачас­тую упускается из виду; в результате же смысл заклю­чения экспертов искажается — оно понимается излиш­не категорично. А это, в свою очередь, может послу­жить основанием для серьезных ошибок при приня­тии ответственных решений. В такой ситуации мораль­ной обязанностью эксперта-консультанта является четкое указание на то, что его предложения и реко­мендации имеют ограниченную применимость. Но дело в том, что такого рода указания, отмечающие пределы компетенции эксперта, могут быть без достаточных на то оснований истолкованы как свидетельство его не­достаточной квалификации.

Дата добавления: 2014-11-09