КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Т. П. Симеон
НАЧАЛЬНЫЕ СИМПТОМЫ ШИЗОФРЕНИИ РАННЕГО ВОЗРАСТА1 Многие патологические феномены детской психики, трактуемые как симптомы «детской нервности», могут оказаться сигналом начала эндогенного шизофренического процесса. Но качество их резко отлично от настоящих «невротических явлений». Так называемые ночные и дневные страхи, приобретая в ряде случаев особые свойства, могут являться первыми признаками шизофренического процесса. Каковы же эти особые свойства? Подвергая анализу чрезвычайно частые в раннем детском возрасте страхи, мы обычно обнаруживаем два обстоятельства, способствующих их появлению. Это, во-первых, распространенное запугивание ребенка устрашающими образами и чтением ему неподходящей литературы2 и, во-вторых, эйдетическая способность детей, благодаря которой виденные и слышанные ими устрашающие образы и сцены долгое время удерживаются в их представлении и нередко даже проецируются вовне в ярких галлюцинаторных феноменах. Большое значение имеет, конечно, и то обстоятельство, что психика ребенка более ранима, чем психика взрослого, и незнакомый или неожиданный травмирующий ребенка раздражитель скорее выводит его из состояния равновесия. При наличии таких реактивно возникших страхов поведение ребенка обычно аффективно насыщено; овладевающую им эмоцию страха он пытается немедленно изжить путем установления связи с окружающей действительностью. Он зовет своих близких, бросается к ним, кричит, прячет лицо в коленях матери, ища защиты от устрашающих его образов. Последние чужды ребенку, интимно с его личностью не спаяны. Реальность ими не заслоняется, ребенок стремится в нее уйти от охватившего его чувства испуга. В основе тех страхов, которые нередко ознаменовывают начало шизофренического процесса в раннем детстве, лежат обычно галлюцинаторные явления. По своему содержанию эти галлюцинации не бывают, как правило, связаны с каким-либо извне Симеон Т. П. Шизофрения раннего детского возраста. М., 1948, стр. 17— 30, 92—114. В годы войны к этому следует прибавить испуг от воздушного нападения, зверств фашистов в.оккупации и т. д. идущим и травмировавшим ребенка раздражителем, не являются следствием пережитого впечатления, проецированного вовне, благодаря эйдетической способности ребенка (хотя последняя у ребенка-шизофреника бывает подчас заметно усилена в сравнении с нормой). Содержание этих обманов чувств часто совсем не связано с образами реального мира. Кроме того, в этих галлюцинациях нередко с несомненностью отражается расстройство ассоциативной связи в представлениях, возникающих в сознании больного ребенка. Так, последний видит «голову на тарелке», «черви в глазах у папы» и т.д. Укладываясь спать, ребенок среди зимы вдруг видит стаю комаров, слышит их жужжание и в ужасе выскакивает из кроватки; иногда он жалуется на ползание жуков, которых в действительности нет. Среди спокойно протекающего процесса еды в коллективе, когда внимание детей всецело занято приемом пищи, ребенок-шизофреник устремляет взор к потолку и видит там спускающиеся сверху аэропланы. Он отказывается ложиться спать, ибо «под кроватью волки, медведи», мыться, ибо «в воде черные лягушки». Галлюцинирует «страшными» зверями, людьми и т.д. Особенно часто галлюцинаторные явления, сопровождаемые страхом, наблюдаются в сумерках. Гипногогические3 галлюцинации, ведущие к состоянию страха, также встречаются довольно часто. Дети в момент засыпания и пробуждения видят различные образы и сцены, обычно также не связанные с реальностью. Характерно отношение больного ребенка к переживаемому им явлению. Связь его с последним обычно теснее, чем с окружающей его реальностью. В силу этого дети не только не любят делиться переживанием страха со взрослыми, но обычно относятся к нему как к чему-то интимному, «своему», тесно связанному с их личностью, и неохотно о нем говорят. Мало того, в момент наступления обманов чувств они нередко даже уединяются от взрослых, переживают их аутистически, вдали от всех и редко ища от них защиты. По широко раскрытым глазам, застывшему взгляду, испуганной мимике лица и вскрикиваниям можно судить о ярком переживании страха, сопровождающем эти состояния. Нередко ребенок что-то шепчет про себя, кого-то гонит, от кого-то обороняется, кому-то угрожает, кого-то дразнит, иногда прячется1 в страхе под.кровать или в угол. Эти состояния протекают либо сериями, либо единичными эпизодами. Переход от них к реальности обычно затруднен, и ребенок лишь 3 Гипногогические галлюцинации возникают в гипноидной фазе, состоянии, промежуточном между сном и бодрствованием (примеч. ред.}- постепенно входит в действительность. Сознание нередко в таких случаях частично нарушено. Кроме особого качества страхов, дающего право говорить о последних как о ранних шизофренических симптомах, немаловажное значение имеет и необычайная интенсивность последних. Огромная распространенность у детей страха быть одному в комнате при наличии неправильного подхода взрослых (запугивание) всем хорошо известна. Но у шизофреника он достигает небывалой интенсивности, заставляя 3-летнего ребенка разбить стекло с целью выпрыгнуть с 3-го этажа, когда он остался по оплошности взрослых запертым в комнате. Характерной особенностью страхов у детей-шизофреников является их способность и склонность к генерализации. Ребенок, испугавшийся пожара, боится не только толпы, шума, суеты, вокзалов, метро, но и собаки, кошки, куриного пера, ваты и т. д. Связь этих страхов с первоначальным раздражителем иногда невозможно даже обнаружить. Помимо описанных состояний страха у шизофреников нередки еще и другие явления навязчивогр порядка; их мы коснемся в разделе навязчивости как раннего симптома шизофрении. Среди ранних шизофренных симптомов нам не раз встречались своеобразные зрительные динамические феномены: «оживали глаза на портретах», «приходили в движение» руки и ноги на картинах. Эти состояния также переживались ребенком аутич-но, и лишь из случайных высказываний ребенка удавалось узнавать о них. Чрезвычайно неприятным аффективным тоном сопровождаются у детей-шизофреников далеко не часто встречающиеся ощущения, связанные, по-видимому, с расстройством схемы тела и с психосенсорными нарушениями; у ребенка вырастают и пухнут руки и ноги; своеобразно «устают» руки, и он вынужден нарушать это чувство усталости, сжимая их в кулачок и смачивая водой или слюной; немеет полость рта или язык, и ребенку кажется, что его нет во рту; или язык «принимает громадные размеры», и ребенок бежит смотреть на него в зеркало; пальцы ощущаются как ленточки; ребенок вдруг дико кричит, что у него нет носа и т. д. Явления, хотя бы отдаленно напоминающие указанные у нормального ребенка, отсутствуют. Описанные феномены в начале своего появления обычно пугают ребенка как нечто ему чуждое, позднее они нередко входят в круг его обычных ощущений4. Указанные явления встречаются обычно не раньше 4—5 лет. Навязчивость (навязчивые мысли, страхи, действия) чрезвычайно часто является одним из первых шизофренических симптомов. В самом начале своего возникновения она нередко позволяет нам обнаружить ряд понятных связей с каким-либо конфликтным переживанием ребенка (страх, что родителей, к которым столь часто в детстве бывает амбивалентное отношение, переедет трамвай; опасение, что его самого, испытывающего чувство вины за какой-либо «проступок» или проявившего агрессию против своих близких, переедет поезд, и т. д. и т. п.). Часто на первом этапе своего существования (впрочем, очень коротком) эти навязчивые мысли и опасения даже ярко эффективно насыщены и импонируют как проявление «нервности». Иногда же навязчивые представления ребенка с самого начала поражают своей необычайностью. Так, ребенок 5 лет навязчиво моет руки — «все грязные» (влияние утрированно чистоплотных взрослых, окружающих ребенка, исключено); ребенок 4 лет навязчиво боится, что дом плохо построен и обрушится на него и т. д. Мало-помалу навязчивость, включающая ограниченный круг представлений, генерализуется. Так, ребенок-шизофреник 51/2 лет, первоначально боявшийся, что родителей постигнет какая-либо беда, в дальнейшем навязчиво опасается, что в доме испортится водопровод и зальет дом, что электричество испортится, что стены в квартире обрушатся и т. д. С течением времени симптом навязчивости претерпевает изменения: исчезает всякая понятная связь навязчивого содержания сознания с конфликтными переживаниями ребенка; навязчивость захватывает новые представления, не связанные с прежними; аффект выхолащивается. Весь психопатологический механизм остается как форма реакции, лишенная своего содержания и становящаяся автоматизированным стереотипным актом. Наряду с навязчивыми страхами и представлениями у детей-шизофреников болезнь нередко дебютирует навязчивыми действиями: ребенок без конца зашнуровывает и расшнуровывает свои ботинки, делает однообразные движения корпусом, конечностями, лицом, издает «хрюкающие» звуки носом, перескакивает с места на место, перепрыгивает через камень, сучок, без конца закрывает все открытые пространства, двери, окна, коробки и т. д. При этом, опять-таки вначале, все эти акты носят нередко аффективно насыщенный характер и питаются каким-либо конфликтным переживанием; впоследствии же связь с ним теряется, феномен приобретает характер стереотипии и выхолащивается аффективно. Как трактовать явления навязчивости в раннем периоде шизофрении? Есть ли это чисто процессуальный симптом или же «невротический», т. е. конфликт у ребенка в условиях шизофренического процесса ведет к образованию реакции в виде навязчивости? И, наконец, патогномоничен ли характер этой не-вротичности для шизофрении? Конфликты, вообще сравнительно легко изживаемые у ребенка, благодаря ригидности шизофренической психики длительно паразитируют в последней. С другой стороны, амбивалентность — одно из типичных свойств ребенка-шизофреника. В то время как здоровый ребенок разрешает возникшее у него амбивалентное отношение к объектам конфликта (обычно своим близким) обычно в параллельном обнаружении агрессии и любви, шизофреник надолго застревает на этой амбивалентности; он не отреагирует в должной степени вовне своей агрессии, и влечение к ней тормозится навязчивым страхом. Само качество навязчивости у него, как мы уже говорили, часто нелепо уже с самого начала ее возникновения. Характерным свойством этого синдрома у детей-шизофреников является также ранняя выработка часто также крайне нелепого ритуала с чрезвычайно быстрым автоматизированием последнего. Навязчивость как ранний шизофренный симптом обычно появляется в возрасте 4—6 лет. От наблюдающейся у нормальных детей «невротической» навязчивости качество шизофренической навязчивости отличается довольно резко. В первом случае навязчивость эпизодична, кратковременна, тесно увязана с конфликтом, аффективно насыщена. Возникает обычно у стеничных детей и обусловлена своего рода задержкой порожденных конфликтом агрессивных влечений. Эти агрессивные влечения в силу эластичности детской психики скоро находят естественный выход, и навязчивость исчезает. Шизофреническая же навязчивость, возникающая также чаще всего у детей со «стеническим жалом», в силу ригидности психики шизофреника застревает надолго и впоследствии, как правило, автоматизируется. Фантазии в возрасте 3—5 лет, представляющие обычное явление детской психики, в ряде случаев, приобретая особое качество, становятся ранним шизофреническим симптомом. Это прежде всего аутистичность фантастических построений. Они являются содержанием внутреннего мира ребенка, интимно спаяны с его личностью и ее переживаниями и конфликтами. Нередко в самом начале возникновения фантастической продукции мы видим, как аутистические фантазии реализуют в аутистическом мире ребенка все то, в чем в реальности ребенок терпит ущерб. Примером сказанного является следующий случай. Девочка Валя в возрасте 5—6 лет, ревновавшая мать к родившемуся братишке, создала аутистическую фантазию, в которой она становится с каждым днем меньше, даже «зубы уходят в десны», и она родится вновь от другой женщины, у которой, кроме нее, больше не будет детей. Тот же ребенок создает в своей фантазии целую страну, где дети делают все то, что хотят, а взрослым доступ закрыт (проникнуть туда могут лишь дети до 9 лет на буфере трамвая). Причудливость этих аутистических построений и глубина отрыва их от реальности заставляют нередко видеть в них ши-зофренный симптом даже там, где, казалось, они еще психологически понятны. Этот ребенок рисовал всех персонажей своего аутистического мира со своеобразно наполовину срезанными головами. Кроме того, все действующие субъекты, люди и животные, рисовались с большими животами, беременными. Если вначале еще можно говорить о конфликтном содержании этих аутистических фантазий, то позднее связь с травмирующим моментом теряется, и фантастическая продукция принимает уже характер бредоподобных построений («страна мыслелюдей»), живущих в голове Вали и находящихся в антагонизме уже не с реальностью, а с «эльфами, обитающими в ее же спинном мозгу». Второй отличительной чертой этих фантастических продукций является их однообразие, почти стереотипность. Они не дают той естественной динамики, которая связана со все расширяющимся в процессе развития кругозором ребенка. В течение ряда лет эти фантазии могут не выходить за пределы ставши* штампованными схем, варьируя лишь в самых незначительных пределах. Третья особенность фантастических продукций как раннего шизофренного симптома — это очень быстро наступающее оскудение их аффективной насыщенности в то время, как последняя в фантазиях у нормального ребенка очень сочна. Наконец, последней отличительной чертой этих аутистических фантазий является то, что они могут совершенно заслонять собой реальность. В противоположность легкости переключения нормального ребенка с фантастики на реальность (ребенок, только что бывший на участке льда среди луж двора героем-челюскинцем или героически боровшийся с немцами, тотчас бежит
на зов матери, становясь обычным Ваней, Мишей и т.д.), мы здесь видим очень трудный отрыв ребенка от своего аутистического фантастического мира. В ряде случаев можно даже наблюдать, как персонажи аутистического мира переносятся ребенком вовне и нередко даже благодаря эйдетической способности реализуются в виде галлюцинаторных образов. Так, шизофреничка Нина X., пребывающая постоянно в аутистическом мире, где актуальную роль играет девочка Лена, будучи выведена энергичным вмешательством (зов, обращение к ней, показ яркого раздражителя) из своих аутистических фантазий в мир реальности, включает в последний свой персонаж и продолжает видеть в нем девочку Лену среди окружающих ее объектов реальности. Нормальный ребенок активен в своей фантазии, он сопровождает ее моторными проявлениями, игровыми действиями. Шизофреник редко активен, и в таких случаях он легко теряет всякую коррекцию своих поступков. Так, шизофреничка 3'/2 лет, спокойно стоя рядом с педагогом, прокусывает неожиданно ему через халат ногу. На вопрос: «В чем дело?» — заявляет: «Я собака». Девочка неподвижно «жила» в роли собаки (не бегая, не ползая на четвереньках, не лая, как это обычно делают в игре дети, изображая собаку). У детей-шизофреников очень раннего возраста (2'/2—3 лет) развернутым фантастическим продукциям нередко предшествует стадия одухотворения предметов и объектов окружающей реальности, а иногда и частей своего тела. Банка из-под консервов, кубик строительного материала являются персонажами разнообразных действий. От обычного и у нормального ребенка этого возраста стремления к одухотворению эти акты отличаются слишком большой оторванностью персонажей от реальности и опять-таки малой аффективной насыщенностью процесса одухотворения: «Меня одел и причесал цветочек»,— говорит шизофреник 3 У2 лет монотонным, лишенным каких-либо модуляций тоном; «Картинка обиделась»,— говорит шизофреник 3 лет, роняя кубик. Расстройства мышления в виде нарушения ассоциативного процесса могут наблюдаться в качестве очень раннего шизофренического симптома. Среди игры ребенка, в процессе фантастических высказываний, в спонтанной речи и беседе можно уловить внезапное расстройство ассоциативных связей, являющееся нередко единичным эпизодом на фоне логично протекающего мышления ребенка. Чаще всего эти эпизоды совпадают во времени с нижеописанными нами фазами измененного настроения и поведения ребенка. Ребенок-шизофреник 4х/ лет говорит: «Какие холодные перчатки, попробуй их, но не ручкой, а ложечкой». Другой, того же возраста, обращается к руководительнице: «Тетя, ты снежная баба, ты вся из маленьких палочек, я буду на тебе кататься, как на качелях». Третий, 5 лет говорит: «Ноги синие, живот зеленый, рот 3/4 см, а мы ходим в гости». Четвертый утверждает, что на голове у него выросла ручка; пятый говорит, смотря на фотографию мальчика в профиль: «А у него, может быть, есть одно ушко; а знаешь, мамочка, я знала мальчика, у которого совсем не было уха,— этот мальчик был петух» (5 лет). Ребенок-шизофреник 5'/3 лет говорил: «Фронт, а Витьку я мыть не буду, все идут воевать». Это же расстройство ассоциативного процесса выявляется в рисунках ребенка-шизофреника 6 лет, рисующего на елке в лесу водопровод. Резонерство, как ранний симптом шизофренического процесса, встречается нередко. Часто ему предшествует застревание ребенка на стадии вопросов в пределах 2'/2—3-летнего возраста, когда последняя является нормальным явлением. Качество этих вопросов у шизофреника отличается от качества вопросов нормального ребенка. У последнего они рождены живой аффектий-ной заинтересованностью. Шизофреник же уныло и навязчиво вопрошает: «Что это?», «Зачем?», «Для чего?». Голос его монотонен, лишен модуляции. Когда-то имевшееся аффективное содержание выхолощено. В ряде случаев он даже не ждет ответов и, стереотипно ставя вопросы, сам себе отвечает: «Это что?» — «Это лошадка», «Это что?» — «Девочка» {возраст 4V2 го'да). Чрезвычайно интересной нам представляется попытка использовать расщепление, отраженное в снах детей, как ранний шизофренный симптом. Ребенок видит во сне, как его рука отделяется от тела и действует независимо от него; как его голова идет к нему навстречу; как он разделяется на двух маленьких человечков, живущих независимо друг от друга, и т.д. Обычно последующее наблюдение обнаруживает, что шизо-симптоматика, отраженная сном, сменяется шизосимптоматикой в состоянии бодрствования (возраст 6—7 лет). Нарушения в области аффективной сферы как ранний шизофренный симптом далеко не редки. Помимо описанных состояний страха, непосредственно связанных с галлюцинаторными образами, рано обнаруживающаяся аффективная тупость может также свидетельствовать о наличии процесса. Мы знаем, что в норме ребенок раннего возраста может давать акты жестокости и агрессии (недостаточная дифференцировка аффекта, малое торможение коры, доминирующая роль онтогенетически более ранних механизмов); известно также, что конфликтность ребенка может явиться источником агрессии. Но и в том и другом случае «анэтический» (говоря условно) синдром является последствием агрессии и всегда аффективно насыщен. У шизофреника же первичная тупость, а не агрессия: он бьет с холодным, бесстрастным лицом; он спокойно наступает в ботинке на лицо ребенка и стоит, не внимая крику потерпевшего; или спокойно переплетает ниточкой зубы верхней и нижней челюсти другого ребенка, абсолютно не реагируя на плач обиженного; льет горячий суп на голову другому ребенку, нарочно при этом стараясь попасть ему на лицо. Иногда в самом начале агрессивного акта ребенка-шизофреника еще звучит аффективная насыщенность, еще в какой-то мере эта агрессия питается комплексом, но позднее она, как правило, исчезает. Такие дети нередко совсем не проявляют объективной привязанности, а если даже и проявляют, то она у них ограничивается одним лицом или исключительно узким кругом лиц. Помимо первичной тупости обилие антисоциальных поступков, видимо, обусловливается тем, что у ребенка-шизофреника в силу его малого интереса к окружающей реальности значительное количество энергетического фонда расходуется свободно, вовне, не переключаясь на путь познавательной деятельности. Эти случаи были, видимо, иногда в числе тех, которые прежде подавали повод говорить о психопатиях типа «moral insanity». Помимо указанной тупости аффекта ранним шизофренным симптомом могут быть также спонтанно возникающие колебания настроения ребенка. От эпилептических фаз они отличаются отсутствием злобной насыщенности. Содержание этих фаз, часто совсем кратковременных (часы),— напряженность (но без злобы), вялость, апатия, пассивность. Общий фон — угнетение, но настоящей тоски нет. Дети плаксивы, «ноют», недовольны, ворчливы. Нередки жалобы на несуществующие боли в голове, ручках, груди, животе. От столь частых в ранние детские годы истерических жалоб эти высказывания отличаются тем, что в них нет цели привлечь к себе внимание взрослых и получить какой-нибудь выигрыш от своего положения. В состояниях расстройства настроения дети-шизофреники, переживающие их аутично, уходят от всех, забиваются в угол, под кровать. В ряде случаев, по-видимому, имеют место представления о смерти. Ребенок 5Va лет говорит спонтанно: «Смерть пришла — страшно», просит его не хоронить, если он умрет. Другой ребенок, 5 лет, стал усиленно фиксировать свое внимание АО! на похоронах, раньше никогда не попадавших в сферу его внимания. Эпизодически возникающее своеобразие поведения может также быть одним из начальных шизофренных симптомов. Так, например, нам приходилось видеть кратковременные (от нескольких часов до 2—3 дней) двигательные расстройства в виде «застывания» ребенка в одной позе. В этом состоянии он не мог двинуть ручками и ножками, лежал с напряженными конечностями и открытыми глазами, не произнося ни звука. Эти состояния не связаны ни с каким соматическим заболеванием ребенка, и педиатры оказывались беспомощны поставить диагноз. Наряду с этим встречались эпизодические и причудливые двигательные проявления, не укладывающиеся в рамки какого бы то ни было двигательного расстройства, — гебефренные элементы поведения. Ребенок вдруг начинал ходить на цыпочках или бегать в манерной позе, вытянув вперед изогнутые руки, мелкими шажками или широко расставив ноги. Эти явления наступают внезапно, среди, казалось бы, полного здоровья, отнюдь не в процессе игры или имитации чего-либо, вне какой бы то ни было связи с сомато- и психогенией и остаются обычно невскрытыми и необъясненными эпизодами детства в анамнезе позднее заболевающих шизофреников. Распространенная тенденция относить указанную особенность к физиологически обусловленному своеобразию моторики в раннем детском возрасте не выдерживает критики, ибо такое объяснение годно лишь для самой ранней ступени детства (стадии преобладающей роли экстрапирамидной системы), кроме того, и тогда оно обычно выявляется в моменты сомато- и психогений. Манерность ребенка, обусловленная протестом во время конфликта, вскрывается анализом обстановки, в которой ребенок находится. Застывание на месте в более поздние годы (3—5 лет) как следствие шоковой травмы (воздушной тревоги, зрелища убийств в дни войны) легко дифференцируется на основании анамнеза ребенка. Одним из ранних шизофренных симптомов являются состояния физической слабости и недомогания, когда ребенку хочется лежать молча, при условии уменьшенного контакта с окружающей реальностью; нередки отказ от еды и ипохондрические жалобы. Следует отметить, что описанные выше фазы измененного настроения и поведения ребенка очень часто сопровождаются сниженной познавательной эффективностью ребенка. Это обсто-
ятельство, по-видимому, находится, с одной стороны, в связи с ослаблением связей ребенка с окружающей реальностью, а с другой — с расстройством его внимания. Последнее детерминировано как уменьшением аффективной направленности вовне, так, по-видимому, и первичным нарушением указанной функции. Чрезвычайно распространенный в детском возрасте негативизм может считаться начальным шизофренным симптомом только в том случае, если он не является итогом неправильного подхода к ребенку, т. е. реакцией протеста5, и если он лишен обычной в таком случае агрессивной насыщенности. Аутистическое поведение ребенка, отразившееся в описанных выше фантазиях, очень часто проявляется в отказе от речи или в резком снижении речевой продукции (иногда за исключением разговора лишь с близкими лицами). При этом сохраняется полная потенциальная возможность речи, ибо при условии затрагивания аффективно насыщенных островков психики ребенок может дать даже сложную фразу. Разумеется, в дифференциально-диагностическом плане надо иметь в виду дезинтеграцию речевой функции в моменты психического шока, как мы это видели неоднократно в период Великой Отечественной войны. Расщепление личности ребенка мы встречаем нередко уже на очень ранней стадии шизофрении преддошкольного и дошкольного возраста: «Моя ручка легла спать», «Я накормила свою ручку», «Ручка пошла в лес гулять». Речь идет о детях возраста 4—5 лет, когда ребенок выходит уже из стадии одухотворения отдельных частей своего тела. Ребенок в приведенном примере воспринимает себя не как единое целое, а как сумму отдельно действующих компонентов. В 4 года один ребенок воспринимал себя в двух лицах — «Нисик, Ниночка», и «я» — и проецировал своего двойника вовне: «Я вижу маленького Нисика», «Ниночка съела суп, а я сейчас буду кормить Нисика» и т. д. Следует отметить, что при таком раннем расщеплении ребенок, видимо, смотрит на свой двойник как на привычный атрибут своей личности. Отношение к нему ребенка лишено обычных элементов конфликтности. Намек на явления деперсонализации как ранний шизофрен-ный симптом мы имеем лишь в 3 случаях. Девочка 4 лет утверждала, что ее зовут другим именем и что девочка, носящая ее Особенно часто имеющей место в периоде первого возрастного криза (2V2—3 года). имя,— не она, а совсем другая. В другом случае ребенок 3 лет упорно утверждал, что он не мальчик, а лошадь и у него не ножки, а копытца. В третьем наблюдавшемся нами случае ребенок-шизофреник 5 лет говорил: «У меня вылезут волосы, и я буду Францем, а Вадима не будет». Само собой разумеется, что на основании тщательных наблюдений здесь был исключен момент «перевоплощения в процессе игры». Внезапно обнаруживающееся или постепенно выявляющееся общее интеллектуальное отставание является также нередко первым и очень надежным симптомом шизофрении, особенно.в так называемых асимптоматических шизофрениях. При анализе качества дефекта особенно отчетливо выявляются рассеянность внимания, отсутствие интереса, недостаточность инициативы, ведущие в конечном итоге к заметному интеллектуальному и педагогическому отставанию. Надежным дифференциально-диагностическим критерием для отличия от олигофрении является анамнез и все нарастающая прогредиент-ность, в то время как при олигофрении компенсаторные возможности мозга очень значительны. Характерным ранним шизофренным симптомом является также наличие отдельных инфантильных механизмов в той стадии развития ребенка, которой они не свойственны в норме. Так, например, ребенок-шизофреник 5 лет сосет палец, в этом же возрасте, засыпая, сосет соску и т. д.; становится неопрятным, хотя уже овладел навыком опрятности; лепечет, как начинающее говорить дитя, хотя уже хорошо, чисто говорил, и т. д. Даже в случаях чрезвычайно неблагоприятного окружения ребенка «детские» привычки изживаются к 3—4 годам жизни, и ребенок овладевает в этом периоде соответствующими навыками. Длительная инфантильная фиксация на объектах первичной аффективной привязанности с невозможностью переключения на другие объекты также нередко заставляет подозревать начало шизофренического процесса. И, наконец, особенно большой интерес как ранний шизо-френный симптом представляет особое качество возникающих у детей-шизофреников соматогений и психогений. Начнем с особенностей протекания соматогений. Дети вообще, а особенно дети с астеническим телосложением, легко дают ряд психопатологических особенностей в связи с инфекционными заболеваниями; становятся заторможенными, чрезмерно гиперестетичными, обидчивыми, ранимыми. Нередко они раздражительны, упрямы, капризны в итоге обусловленной ин- фекцией «раздражительной слабости» психики. В этих состояниях ребенок, как правило, отнюдь не теряет связи с реальностью, добивается усиленного внимания взрослых, "требователен, настойчив, плачет и криком добивается исполнения своих желаний. Дети же шизофреники, дающие нередко психическую реакцию на очень слабые инфекции (легкий грипп с температурой 37,5 в течение 2—3 дней, легкое расстройство желудочно-кишечного тракта), имеют совершенно иной психический статус. Вместо капризной требовательности, предъявляемой взрослым, здесь ослабевают связи с реальностью. Ребенок становится аутичным, апатичным ко всему окружающему, вялым, реже — несколько озлобленным. Ведущим здесь не является обычная гиперестезия, раздражительная слабость, капризность, раздражительность. Ребенок попросту выключается из реальности и даже перестает пользоваться речью. Нередко имеет место отказ от еды. Часты необоснованные ипохондрические жалобы. Какие бы то ни было попытки забавы и развлечения ребенка со стороны взрослых остаются без результата. В то время как при обычном,0 наступающем после тяжелой инфекции, истощении психики у здорового ребенка все явления исчезают в связи с прекращением инфекции, психопатологическая реакция ребенка-шизофреника, возникшая даже при легкой инфекции, задерживается надолго после того, как сошли на нет все симптомы соматического заболевания. Еще более ярки те качественные особенности поведения ребенка во время психогении, которые позволяют говорить о них как о проявлении ранних шизофренных симптомов. В реактивном состоянии, возникающем у ребенка раннего возраста в связи с какой-либо психической травмой, испугом или неприятным переживанием, доминирующим в картине болезни, является насыщенность реакций ребенка аффектом: ребенок становится боязливым, тоскливым, без конца говорит о травмировавшем его моменте, видит травмирующий раздражитель и наяву (галлюцинаторные явления), и во сне. В поведении же и настроении ребенка-шизофреника, перенесшего психическую травму, доминируют аутистические реакции (отход от окружающих, стремление лечь на ряд дней в кроватку, склонность принимать однообразные позы, отказ от еды, ипохондрические жалобы на вялость и апатию). Очень актуальным симптомом является именно отказ от всяких форм контакта с окружающей реальностью, будь то двигательный акт или речь как способ установления и поддержания социальных связей. Так, на отъезд любимого отца, на уход в больницу матери, на которых ребенок-шизофреник сильно фиксирован в своей привязанности на данном этапе своей жизни, он реагирует отказом от речи в общении со взрослыми, продолжая подолгу употреблять ее в играх и пении. Высказываний на тему о травмировавшем его факторе ребенок обычно не дает. В играх травмировавшие его раздражители и ситуации воспроизводит редко. Иногда в этих реактивных состояниях всплывают время от времени легкая манерность и дурашливость. В то время как благодаря большой эластичности детской психики травмы, связанные с острым испугом или кратковременным тяжелым переживанием, изживаются, как правило, быстро, реактивные состояния, в которых внимательному взгляду удается вскрыть указанную шизофреническую симптоматику, имеют тенденцию затягиваться на месяцы и даже годы. При этом аутис-тическое вяло-апатичное поведение порой почти покрывает и без того слабо выраженные специфические черты психогенной реакции. Кроме того, повод к возникновению психогенной реакции бывает нередко ничтожен сравнительно с силой психической реакции6. Следует отметить, что благодаря очень рано проявляющейся малой эластичности шизофренической психики — склонность к застреванию конфликтных переживаний в психике ребенка и затрудненное изживание их являются также одним из ранних признаков шизофренического процесса. Иногда удается проследить, как реакция обиды на сделанный взрослыми упрек, застревая в психике, дает в своей динамике психическое образование, близкое к бреду отношения (выраженные бредовые концепции, как мы уже говорили, очень редки в раннем детстве). Все выделенные начальные симптомы в слабо очерченных формах процесса или в очень ранней фазе их возникновения могут произвести впечатление трудноуловимых. Однако дальнейшее прослеживание детей, обнаруживавших указанные симптомы в стадиях развернутой картины болезни, делает правомерной постановку вопроса об их шизофренической сущности. Разумеется, говоря об основном качестве психогенных реакций при начальной шизофрении, мы исключаем перенесенные в оккупации тяжелые психогении военного времени, отличающиеся большим своеобразием и протрагированностью (ввиду интенсивности травмы и добавочного фактора у детей, перенесших фашистскую оккупацию, истощения).
Дата добавления: 2014-11-16; Просмотров: 708; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |