Философы с большой дороги 5 страница

довелось столкнуться с самым равнодушным и презрительным отношением к

клиентам - в моем лице, в, частности? Что вы делаете, если банк всячески

демонстрирует, что ему на вас плевать? Именно: идете в другой банк. Где вас

ждут те же процентные ставки, те же услуги - и та же грубость, от А до Я.

Банкиры сговорились презирать всех клиентов, кроме тех, от кого просто разит

богатством, - несомненно, так они мстят обществу за жалкую роль, которую они

обречены играть в этой жизни.

Когда вы беретесь за ограбление банка, первым делом надо решить, куда

пристроить пистолет. Решившись, я вытряхнул из своего чемодана все книги, а

на их место водрузил Юберову пушку. Символический жест, не правда ли?

Затем вы оказываетесь перед проблемой выбора - эффектно ворваться в

банк или мирно встать в очередь к кассе. Когда мы вошли в банк, там уже

толклись трое клиентов. Вернее, клиенток: ни дать ни взять учительницы

начальной школы, задавленные грузом проблем и с трудом улучившие минутку

заглянуть в банк, чтобы оплатить какие-то текущие счета.

Плюс к тому - женщина с целым выводком хнычущих младенцев. Она не

утомляла себя присмотром за ними, так что те расползлись по всему

пространству и кишмя кишели вокруг. Вид у мамаши был такой, что, глядя на

нее, нельзя было заподозрить, будто она станет сильно убиваться, если вдруг,

паче чаяния, недосчитается одного из своих отпрысков. Юбер тут же

продемонстрировал недорослям пару трюков со своей съемной рукой. Один из

младенцев с любопытством на меня уставился; возможно, он ожидал, что я

проявлю к нему подобающий интерес (младенцы, еще не забывшие, как совсем

недавно они были центром круглосуточного внимания материнской утробы, ждут

того же от всех и каждого), а может, он никогда еще не видел философа,

настолько дошедшего до ручки, что сподвигнулся на ограбление банка.

Я решил дать посетителям спокойно покончить со своими делами; право

слово, я не видел, почему из-за меня их день должен пойти прахом. В зале

работали двое кассиров. Один - седой ветеран, почти совсем облысевший,

лелеющий несколько уцелевших прядок. Его нежная забота о них привела к тому,

что эти, с позволения сказать, локоны стали виться этакими кудряшками. Вот

она, тщета усилий человеческих! Движения бедняги отличались нарочитым

проворством, и весь он лучился деланным весельем - словно хотел убедить

окружающих, что ему на редкость нравится служба в банке и на земле нет более

интересного занятия, чем ублажать банковских клиентов.

В окошке соседней кассы сидела женщина. Я поймал ее взгляд...

Я знаю. Я жалок. Раба из себя так и не выдавил. И вообще: гол как

сокол, возраст - изрядно за средний, карьера полетела в тартарары, владельцы

похоронных бюро смотрят мне вслед многозначительным взглядом, и если фортуна

изливает на меня свои дары, то это не золотой дождь, а поток дерьма. И тем

не менее, тем не менее... Стоя в очереди к окошку кассы, я задумался о том,

а не светит ли тут моему радунчику. Вместо того чтобы целиком и полностью

сосредоточиться на предстоящем ограблении, я вдруг поймал себя на мысли, что

меня переполняют амурные устремления.

Я стоял в очереди и молился: да окажется так, что обслуживать меня

выпадет «кудрявому» старцу, а не этой нимфе. Порой (весьма

часто) я думаю: какое заблуждение считать голову тронным залом мысли! У

мужчин этот трон расположен в районе седалища - примерно там же, где

круглятся два полушария, которые еще никто не называл полушариями мозга, а

рядом покачивается казна, где хранится весь наш запас драгоценных секреций.

Что до головы, которую мы носим на плечах, - она служит лишь для отвода

глаз.

Мужчинам на заметку: вы теряете интерес к противоположному полу, только

когда вы: (a) мертвы или (b) скорее мертвы, чем нет. Воистину мы обречены на

абсолютную идентичность с нашей внутренней сущностью, имя которой - половая

железа. Я, например, всегда знал, как безошибочно определить, болен я или

нет: если мысль о молодой блондинке в неглиже не заставляла кровь радостно

вскипать - пора идти ко врачу. Это правило так же надежно, как правило

буравчика.

Дальнейшее произошло само собой; в общем, я хотел взять барышню на

абордаж, хотя и подозревал, что ограбление банка - пожалуй, не лучший способ

с ней познакомиться.

Как человек, привыкший руководствоваться рассудком, я чувствовал: надо

заявить окружающим об ограблении, не прибегая к банальной помощи пистолета.

В конце концов, в этом мире у меня и без того есть какая-никакая репутация.

К тому же я заметил, что там стояла видеокамера. Юбер попытался

нейтрализовать ее широкой улыбкой - прямо в объектив. Ветеран, пребывающий

на волосок от облысения, занялся многодетным семейством.

Я подошел к красотке.

- Доброе утро, мадам, - произнес я. - Это ограбление. Я бы не удивился,

если бы она ответила: «Пожалуйста, пройдите к соседнему окошку».

- Ограбление? - Спокойно так, без суеты переспросила она. В голосе - ни

апатии, ни визгливых ноток, разве что стоическое спокойствие. Словно я

поинтересовался у нее, который час. И все тот же взгляд: вязкий, сладкий,

как варенье на губах. Возраст? Уже, конечно, не тот, который принято считать

самым цветением, но, знаете ли, есть женщины, которым обвести вокруг пальца

время не составит особого труда. Особенно если у них взгляд - как этот.

Самое прозаичное, что можно про него сказать... В общем, посмотрит на тебя

такая - и понимаешь: эту безмятежность ничем не смутить. - Вы уверены?

- Уверен, - отозвался я и, пристроив перед окошком мою

импровизированную кобуру, открыл замки. Взору красотки предстала жаждущая

денег пасть чемодана и пистолет. Не говоря ни слова, барышня принялась

укладывать на дно чемодана запечатанные пачки банкнот. Спокойно так: ни

нерешительности, ни суеты. Пистолет я вытащил и положил на стойку, чтобы не

мешал.

- Мелочь тоже брать будете?

- Нет, спасибо.

- Эй, оставьте же хоть что-нибудь! - услышал я раздраженный голос за

спиной. - Специально утром, понимаешь, приехал, чтобы деньги снять, так на

тебе! Мне за мои гроши еще и вкалывать приходится!

Лысеющий живчик в соседнем окошке все еще не врубился, что происходит

ограбление его банка. Он продолжал пререкаться с детообильной мамашей по

поводу каких-то формальностей, связанных с переводом денег.

Тем временем моя барышня, работая с равномерностью банкомата, сгрузила

в чемодан всю наличку, какая только была на виду. Потом что-то нацарапала на

листочке бумаги и положила его поверх денег. «Вот, возьмите. Если этой

суммы недостаточно, обратитесь к моим коллегам».

- Спасибо, право, не стоит их беспокоить, - пожал я плечами. Есть же

граница между реальными потребностями человека и жадностью. - Большое

спасибо. Приношу извинения за связанные со мной неудобства. До свидания.

- До свидания, - отозвалась она уже в ожидании следующего клиента.

Мы с Юбером не спеша направились к выходу. Напарник мой явно испытывал

пароксизм восторга. Я просто физически ощущал, как ему хочется выговориться.

Однако он сдерживался. То ли ждал, покуда мы окажемся на свежем воздухе, то

ли считал выражения восторга неуместными или бросающими тень на его

репутацию профессионала.

Оказавшись на улице, он окинул меня вопрошающим взглядом; а теперь что?

Я припомнил, что неподалеку - буквально на углу - есть весьма неплохой

рыбный ресторанчик. Я уже начал двигаться в ту сторону, когда Юбер

раздраженно прошептал:

- Мы разве не будем делать ноги?

- Нет, - пожал я плечами. Напарник мой явно не удосужился принять во

внимание, что я: (a) слишком стар, (b) слишком толст, (c) слишком ленив,

чтобы бегать, и если уж меня сцапает полиция, при поимке я бы хотел

выглядить достойно.

Полиция, однако, не очень-то торопилась. Мы уже потягивали аперитив,

изучая раздел меню, посвященный закускам, когда мимо пронеслась первая

полицейская машина - с того места, где стоял наш столик, из окна открывался

чудесный обзор.

Отношения Юбера с официантом, увы, не заладились с самого начала. Юбер

не произвел на меня при встрече впечатление человека, привыкшего завтракать

в дорогих ресторанах. Того же мнения придерживался и наш официант. Он был

твердо уверен, что Юбера следует немедленно под белы рученьки вывести в

чисто поле и, оставив там одного, полить напалмом и сжечь.

- Позвольте сказать несколько слов о наших фирменных блюдах, - зачастил

официант.

- Катись ты со своими фирменными, - обрезал Юбер. - Тащи-ка мне

зазуреллу, ясно? Или я на туриста смахиваю?! - реплику он закончил, скривив

губы так, что стал похож на страшного злобного волкодава, готового броситься

на вас и сожрать на месте.

Возможно, поэтому, когда в дверях появилась какая-то компания, нас

попросили пересесть за другой столик. Юберу подали вовсе не то, что он

заказывал. Потом ему пришлось пять раз напоминать, чтобы официант принес

пиво. Нас, грабителей, в грабительски дорогом ресторане обслуживали из рук

вон плохо - и это при том, что ресторан был наполовину пуст; чтобы задобрить

официанта, я заказал одно из фирменных блюд, и мы брали спиртное - так что в

итоге сумма нашего счета была равна небольшому состоянию. Вот она, еще одна

особенность мироустройства, надрывающая мне сердце: даже в самом хорошем,

самом дорогом ресторане вы рано или поздно нарветесь на хамство. В

завершение нашего ленча официант пролил на Юбера соус. Липкий. Цвета бычьей

крови. Я думал, Юбер тут же заедет ему в ряшку. Но... Но Юбер настоял, чтобы

мы оставили чаевые, равные сумме нашего счета.

- Пусть знает свое место, - пояснил он мне.

- Прости, не понял, - поднял я брови.

- Он, понимаешь, считает меня ублюдком. А ты видел что-нибудь обидней,

чем ублюдок - и при деньгах? Это же хуже, чем схлопотать в рыло.

Шаря в чемодане, среди банковских пачек я наткнулся на обрывок бумаги,

приложенный щедрой рукой барышни из кассового окошка. Крупным почерком -

один вид этого почерка возбуждал больше, чем тысяча соответствующих картинок

- на бумажке было написано имя: Жослин - и номер телефона. Я показал записку

Юберу. Выяснилось, что и он тоже - того. В смысле - положил на нее глаз.

- Ого! - прокомментировал он. При этом его родная рука дернулась,

словно от ожога. - Та самая женщина... Которую ничем не проберешь...

Выходя из ресторана, Юбер прихватил с вешалки чью-то шляпу.

- Не ищи приключений на свою голову, - усмехнулся он, протягивая мне

сию деталь туалета. Пожав плечами, я покорно накрыл проплешины шляпой.

Полиция, как всегда, была озабочена одним: как бы скрыть недостатки в

своей работе. Для этого на место преступления было стянуто множество

полицейских. Присутствие их, очевидно, было мотивировано необходимостью

замять тот малоприятный факт, что, когда совершался налет, во всей округе

наблюдалось вопиющее отсутствие стражей порядка. Теперь же они торчали

повсюду, напустив на себя серьезный вид, переговариваясь по рациям и вообще

всячески изображая, что тут много с чем надо разобраться и много чего

сделать. Мы провальсировали сквозь кордон, остановившись лишь раз: Юберу

приспичило спросить затянутого в кожу копа на мотоцикле, что тут случилось.

- Банк ограбили.

- И что, поймали грабителей? Приметы-то есть? - спросил Юбер

голосом-явно-предназначенным-для-окружаюших.

- Далеко не уйдут, - изрек служитель закона.

- Ты зачем нарываешься? - накинулся я на подельника, когда мы наконец

оказались вне зоны слышимости толпящихся около банка зевак.

- Так, чтобы удостовериться.

В номере Юбер запустил подушкой в стену.

- Слушай, ответь: ты что, гений? - воскликнул он. - Или все дело в

философии? В течение одного утра ты обчищаешь банк, изобретаешь новый способ

слинять с места преступления - пойти позавтракать в ресторане, и в

довершение всего на тебя западает женщина, которой ничего не стоит море

выпить через соломинку. Так нет же, она у тебя мечтает отсосать! Первый раз

такое вижу!

После налета

Кто может сказать «нет» хвале, даже незаслуженной? Однако

разве ограбление банка что-то изменило в моей жизни? Я чувствовал все ту же

опустошенность. Налет на банк оказался просто снятием денег со счета без

тягомотины с заполнением чековых книжек и т.д. Подобный оборот дела меня

удивил, однако я не стал утруждать себя выяснением причин, почему все так

вышло.

Теперь, когда у меня были деньги, проблема заключалась в том, что не

надо беспокоиться об их отсутствии. Я был избавлен от меркантильных забот,

мешающих приступить к кодификации всех идей, порожденных человечеством, к

тому, чтобы сбить эти идеи в одну отару, вывести универсальную формулу

мышления вроде E=mc2. Написать всемирную историю, разложив все по

полочкам, как это сделал Иоанн Зонарас (с его выучкой византийского

бюрократа XII века сделать это было легче легкого), - его труд был из тех

вещей, которые всегда вызывали у меня восхищение. Но моя история должна

уложится в одно предложение. Может быть, в два (чтобы у читателей не

оставалось чувства, будто они зря выложили деньги).

Позор, на что я растратил жизнь, от и до! О юность моя, когда я был

пытлив и пылок! Разве признаешься кому-нибудь, что, поступая в университет,

я верил, будто смогу вобрать в себя все знания человечества, смогу быть

самым-самым, капитаном на мостике, заправилой, главным распорядителем

пиршества духа - оно же ярмарка тщеславия... Лучше забыть, что когда-то

надеялся стать первым. Не выйти бы из игры - уже хорошо.

Добыча равнялась сумме, которую дает жене на домашние расходы

какой-нибудь управляющий банком. Однако и этих денег было достаточно, чтобы

некоторое время я мог поддерживать близкие отношения с сомелье (на мой

взгляд, как и какое вино вам подают - вопрос немаловажный).

На глазок поделив нашу добычу (я уже миновал возраст, в котором считают

деньги), половину я вручил Юберу. В конце концов, это ему принадлежал

пистолет, послуживший мне пропуском за барьер, разделяющий тех, кто

размазывает по лицу сопли, и тех, кто срывает банк. Плюс - Юбер оказывал мне

поддержку (аморальную) в этом предприятии.

- Проф, не возражаешь: я высуну нос на улицу - надо кое-чем

прикупиться, - а потом вернусь, и ты расскажешь мне об этой своей философии,

- объявил Юбер. Я явно вырос в его глазах.

В отличие от Юбера я не был столь оптимистичен, думая о том, что будет,

если набрать номер Жослин. Быть арестованным - полбеды, но быть схваченным

полицией за яйца... Кому охота сносить насмешки от полицейских? Перед моим

взором роились видения: суд, покатывающийся от хохота при сообщении, что я

звонил мадам X, надеясь с ней перепихнуться, а полиция ждала меня у нее на

квартире. Но тут я представил, как выглядят зоны, к которым был бы не прочь

припасть губами, - и рука моя сама потянулась к телефонной трубке.

Никто не отвечает. Может, Жослин еще на работе или все еще дает

показания в полиции...

А не по фигу ли?

Хорошо, я записываю все, как есть.

Когда вы вышли из-под контроля, вы вышли из-под контроля. Трубку

наконец подняли. Когда я последний раз так волновался, набирая чужой номер?

Десять лет назад? Двадцать?

- Алло.

Одно слово. Проба голоса. Но тут тебе и отрава, и доверие, и

неспешность; один-единственный выдох, вбирающий в себя всю сущность

говорящего.

- Надеюсь, вы меня помните, - пробормотал я: голос на другом конце

провода был весьма эмоционален - и это был голос, ответивший на множество

звонков, уставший голос. Я просто почувствовал необходимость внести ясность,

представившись, чтобы не было никаких сомнений, поэтому добавил: - Я ограбил

сегодня ваш банк.

Ответ был все так же неспешен:

- Ах да. Помню. Сегодня у нас был только один налет.

- Я бы хотел извиниться за беспокойство.

- Я так и думала, что вы позвоните. Похоже, у вас выдался свободный

вечер?

Мы договорились встретиться в лучшем (и самом дорогом, насколько я

знал) ресторане.

- Вы уверены? - уточнила собеседница. - Там очень дорого, право слово,

чтобы так роскошествовать, вы сегодня не заработали.

Я еще успевал купить кое-какую одежку на вечер. Последнее время я

как-то не очень заботился о своем облике. Одно из немногих преимуществ

сверкающей, как церковный купол, лысины состоит в том, что ее владельцу (x)

не надо мыть голову, (y) причесываться, (z) беспокоиться, соответствует ли

ваша прическа последней моде. Гладкая, как бильярдный шар, голова сэкономит

вам несколько часов в неделю, несколько недель в году, а в течение жизни -

несколько лет (если только вам удастся продержаться достаточно долго). А

экономия на стрижке и шампунях?

Может статься, провидение собственной рукой подстригло меня под ноль,

чтобы я не растрачивал отпущенное мне время на всякую чушь и сосредоточился

исключительно на том, что ношу в голове, а не на ней, чтобы время мое шло

исключительно на вынашивание идей. Не вышло-с.

О рефлексии 1.1

Желая удостовериться, что способность размышлять мне покуда не

изменила, я выстроил логическую цепочку: зрелый средний возраст (иные еще

называют его подступающей старостью) имеет свои преимущества, хотя они - увы

- немногочисленны. Например, вы твердо знаете: не в вашей власти существенно

подправить свой облик, имея на то лишь несколько часов (даже для того, чтобы

совсем слегка подретушировать некоторые несообразности фигуры, надо не

меньше недели сидеть на диете); единственное утешение для располневшего

философа - столкнуться на улице с каким-нибудь траченным жизнью поклонником

философии.

Памятное пиршество, или Пиршество памяти 1.1

Я явился с опозданием, резонно решив, что, если полиция поджидает меня

в ресторане, я могу позволить себе невинное удовольствие и немного

поизводить их ожиданием (хотя по пути уже и идея отсидки в тюрьме начала

казаться мне соблазнительной: пребывание в одиночной камере могло бы

подвигнуть меня взяться за книгу - глядишь, все же удалось бы оставить

какой-никакой след в философии).

Она уже сидела за столиком - и мандраж мой тут же ретировался, сделав

ручкой. Вечер начинался весьма многообещающе.

- Эдди, - представился я.

Воспоминания о памятных пиршествах

Она сидела напротив, и перед моим взором предстала (так зеркало

отражает отражение в зеркале) вереница одинаковых пар - обедающих, тонущих в

бесконечности перспективы. Внезапно я осознал: (x) сколько денег я извел в

ресторанах на женщин, (y) сколь мало радости мне это принесло, (z) сколь я

стар и измочален, чтобы рассчитывать на что-нибудь в этой игре. Но здесь не

было ничего похожего на холостые реплики, которыми обмениваются, ведя

социальную разведку боем, когда боишься ляпнуть что-нибудь такое, что

оттолкнет партнера.

- Скучное место, - произнесла она, сопровождая свои слова взглядом

сержанта секс-армии. - Я редко сажусь на выдаче. Я - помощник управляющего.

Но я рада, что сегодня оно вышло так. Нечасто познакомишься с интересными

людьми.

Компания

Правда состоит в том, что даже самым общительным у нас нелегко найти

кого-то, к кому и впрямь можно прикипеть. Это нелегко даже в юности, когда

мы выжимаем из нашей общительности максимальные обороты, несемся со

скоростью бог знает сколько чел/час (человек в час). Что уж говорить о тех,

кто разменял n-й десяток? Вы не только изучили рецепты мудрости: время

съежилось, часы тикают слишком быстро (или это только кажется нам, тоскующим

по истинной жизни, как наркоман по игле? Чтобы получить тот же эффект, что в

молодости, мы должны увеличивать и увеличивать дозу времени, отданную

общению), многие точки соприкосновения с ближними уже потеряли

чувствительность: школьные воспоминания, университетская вольница, первая

любовь, первый купленный вами дом, первый переезд. У каждой дружбы - свои

периоды расцвета и увядания, и тут уж ничего не попишешь.

А к прорези вашего автомата подходит только эта монетка. На автобусной

остановке в Тайпее я стоял рядом с еще одним европейцем. Брезгливая гримаса

на его физиономии говорила о том, что мы бы смеялись над одним и тем же,

одно и то же вызывало бы в нас негодование, заговори мы - нам показалось бы,

что у нас за плечами пять лет знакомства. Не уверен, что могу сказать

«мы стали бы настоящими друзьями», - это отдает трагедией или

идиотизмом. Автобус унес его прочь.

Памятное пиршество, или Пиршество памяти 1.2

- Ограбление банков - ваше основное занятие? - спросила она. Ответ ее

не очень-то заботил.

- Так, время от времени. Вообще-то я философ.

- И что - этим зарабатывают только крутые? Или с этого не проживешь?

Вам понадобились деньги, чтобы приобрести парочку свежих идей? Или к нам вас

привела простая жадность?

- Жадность - род нищенства. Полиция, кстати, не очень-то торопилась.

- Очевидно, я так разволновалась, что забыла нажать кнопку тревоги.

Ваша физиономия или моя?

Пока я поносил философию, ругал работу с девяти до пяти, из-за которой

гениальные мысли обречены втуне гнить в моей голове, я неотвязно думал: что

там под платьем у моей собеседницы. (К моему возрасту обычно приобретаешь

трезвое представление об этом предмете, но любопытство неистребимо.) Пусть

моя жизнеспособность под вопросом, в чем-то маститый философ недалеко ушел

от прыщавого студента, прочитавшего популярную брошюру о Зеноне: я

постулировал желание испить с лона ее. Идею попробовать это дело на практике

я тут же уволил за профнепригодность: кто бы пригласил меня домой? (Не

настолько же она очарована философами-досократиками). Жослин нравятся

нетривиальные разговоры за обедом, только и всего.

Предложения не требуется

Но всегда наступает момент, когда желание прорывает покровы светской

любезности.

- В какой гостинице вы остановились? - спросила она, когда я провожал

ее к машине. - Я живу довольно далеко за городом... Вам не кажется, мы уже и

так ждали довольно долго?

Этой фразы вы жаждете в двадцать, томитесь по ней в тридцать, но вы не

ожидаете услышать ничего подобного, стоя на автостоянке в Монпелье, когда

вам перевалило за полвека, животик выразительно выпирает, вы изрядно побиты

жизнью, а полиция двух стран наступает вам на пятки.

Почувствовав ее рукопожатие, я также почувствовал, что брюки почему-то

мне жмут. (В очередной раз я поймал себя на мысли: Ницше не всегда прав. То,

что делает тебя сильнее, может тебя же убить.)

Мораль: перевалите за средний возраст, загробьте карьеру, присвойте

казенные средства в крупных размерах, отправьтесь в другую страну, чтобы

умереть там, впивая жизнь полной чашей, ограбьте банк - и ваша личная жизнь

начнет налаживаться.

Честно говоря, я всегда поражался, как женщины умеют мимоходом подвести

дело к постели. Даже когда я лучше котировался на рынке и не скрывался от

полиции - даже тогда это их «Почему бы нам не?..» настигало меня

как хук в челюсть снизу. Но женщина - вместилище милосердия...

О любви - распивочно и навынос 1.1

Разрывая отношения со старушкой Англией, я почти не испытывал

сожалений. О чем? Последние проблески тепла, выпавшие на мою долю на родной

земле, - даже им я обязан секретарше-француженке, работавшей в Сити. Иногда

по выходным она садилась в поезд, дабы навестить мои кембриджские пенаты.

Появившись на пороге, она часами могла разоряться, понося английскую погоду,

английскую кухню, английский народ и английские дома, под крышей которых ей

выпало поселиться (и у меня при этом не было ни повода, ни возможности ей

что-нибудь возразить), прежде чем мы наконец переходили к поискам

оптимального метода улучшения мироустройства. Честно говоря, у меня

сложилось впечатление, что главной движущей силой ее визитов была

элементарная потребность в аудитории. На что это похоже? Подумайте - и

приведите примеры из вашей жизни.

Жослин. Краткий перечень фактов

1. 35.

2. Дважды разведена.

3. Смертельно опасна для философов с патологически увеличенной печенью.

Входя в отель, я обратил внимание на двух хлыщей, отиравшихся у

подъезда, и с трудом подавил желание призвать их на помощь, ибо побаивался,

что поиск оптимального метода улучшения мироздания в компании Жослин может

стоить мне жизни. Грамотная смерть - это не только венец, это - половина

успеха вашей карьеры. Не кривя душой, зададимся вопросом: разве имя Сократа

украшало бы обложки бесчисленных монографий, умри он от отравления несвежими

устрицами или банального простудифилиса? Бруно - тот вообще вошел в историю

благодаря тому, что в его случае кремация предшествовала смерти, а не

наоборот. Или - Сенека. Сенека с его острым, проницательным умом просто

вовремя позаботился о спасении своей репутации в глазах потомков - и вскрыл

в ванной вены.

Раздевание Жослин: ни нерешительности, ни суеты. И как бы ни поднаторел

ты в распутстве - даже если ты распутник-ветеран, убеленный сединами, -

момент, когда будет удален последний предмет женского туалета и обнажится

рабочая поверхность, вызывает в твоей душе особые чувства. Жослин сняла

трусики, подхватила их одним пальцем - и, подняв руку, другой оттянула

резинку, так что они превратились в рогатку. Снайперский выстрел,

произведенный через всю комнату, поразил меня точно в лоб (о котором кто-то

из моих приятелей сказал, что он отвоевал себе все жизненное пространство,

вплоть до затылка).

За моей спиной стояли десятилетия, отданные риторике, интеллектуальной

полемике, критике идей. И что с того? Все, на что меня хватило в данной

ситуации, - восторженно раззявить пасть, как какой-нибудь зеброосел в

зоопарке, и проквакать, как лягушка, раздувшаяся до размеров Джагернаута, -

догадайтесь что... «Да!!! Да!!!»

О любви - распивочно и навынос 1.2

Мне на самом деле не очень-то везло с женщинами. Недостатки и

преимущества холостяцкого статуса можно оценивать по-разному, но факт

остается фактом: покуда вы холостяк, вы желанны для женщин, женщины вас

вываживают, как опытный рыбак - клюнувшую рыбу. С каждым разом вы - как

ловчий сокол - все точнее примечаете, стоит взвиваться за добычей или не

стоит, обломится вам здесь или нет. Но часто этим чутьем вы готовы

пожертвовать, а все потому, что вас снедает отчаянное желание получить от

жизни хоть толику радости - сколь бы эфемерной, сколь бы несообразной ни

была эта самая радость.

Мне не очень-то везло раньше в Монпелье - даже несколько десятков лет

назад, когда я выглядел не так уж плохо (при выгодном освещении, конечно).

Причина, по которой неудача в Монпелье мне столь запомнилась: то был не

просто провал, а - истинное падение, головой вниз, со свистом. Иные

воспоминания оставляют во рту привкус горечи. Но горечь может быть и горечью

вина. А эта - горечь мочи.

Вечеринка уже вошла в заключительную стадию. Я: двадцати двух лет от

роду, естественно, единственный оставшийся без пары и, конечно же,

единственный представитель мужского пола, еще стоящий на ногах - и никем не

Дата добавления: 2014-11-16