Философы с большой дороги 11 страница

следом чайника. Итогом сего путешествия вниз по лестнице, ведущей вверх,

оказались: трещина черепа, сломанная рука, перелом ноги и покрытая накипью

мошонка.

Увозимый на медицинской каталке, Цванцингер, улучив паузу между стонами

боли, весьма нетактично - в выражениях горьких и незаслуженных - обвинил во

всех своих увечьях меня. Самое интересное в этой истории - то, как смотрели

на меня коллеги, покуда Цванцингера везли через гостиничный холл. Они

отводили от меня глаза - чтобы тут же взглянуть вновь. В их взорах читались

не осуждение, не упрек, нет. То были застенчивые взгляды восхищения и

удивления: вот кто-то перешел тебе дорогу, а ты - ты с ним разделался,

разбил в пух и прах. Я вовсе не поимел на свою голову неприятностей. Лишь

получил сразу несколько приглашений на конференции.

Стражи закона, крушащие дверь: настоящее 2.21

Когда один из стражей закона, который был, очевидно, у них за главного,

обратился ко мне по-немецки, я почувствовал легкий укол тревоги. Неужто я по

пьяной лавочке попал в Германию? Отвечая - из положения лежа на полу с

заломленными руками, - я поймал себя на том, что в моем голосе прорезаются,

несомненно, тевтонские интонации - этакое сдавленное хрюканье. Интересно,

есть ли у них в тюремной библиотеке Шиллер или Гельдерлин: у меня все руки

не доходили прочесть ни того ни другого.

Однако, когда меня вытащили на марсельское солнце - все еще не очень-то

властного над реальностью, данной мне в ощущениях, - я осознал, что попал в

лапы французской полиции, представителям которой - неведомо почему -

приспичило поупражняться в немецком.

Единственная причина ареста, которая приходила мне в голову, - мои

финансовые операции, осуществляемые со счетов французских банков, не

встретили должного понимания у властей. Я даже почувствовал некоторое

облегчение. Марсель начинал действовать мне на нервы. Что до отсидки - она

казалась мне даже желанной, ибо я вынужден был признать, что единственный

способ засадить себя за работу над книгой - загреметь в тюрягу.

На мой вкус было слишком рано для ведения светских бесед: меня

волновало лишь одно - могу ли я, попав в участок, надеяться на то, что мне

удастся опохмелиться. Как выяснилось, конвоиры мои тоже не отличались

разговорчивостью: они лишь попытались выяснить у меня что-то про Ангулем.

Вряд ли я мог чем-нибудь им помочь. Я лишь недоуменно икнул, вслед за чем

меня вывернуло - и я непритязательно сблевал (вдвойне гнусное занятие, если

учесть, что ваши руки в этот момент скованы наручниками). То была несколько

запоздалая и неуместная в данной ситуации попытка моего тела избавиться от

хмельного яда и спасти мою печень. Исход спиртного из моего желудка положил

предел беседе и прервал установившуюся было коммуникацию.

Весь мой вид вопиял о том, что я - старая развалина (каковой я на самом

деле и являюсь), поэтому полицейские отнеслись ко мне почти сердечно. Они

искренне пытались вернуть меня к реальности, так что вскоре я проникся

глубоким сочувствием к себе, своей печени, своей комплекции, а также к

беженцам и репатриантам всех национальностей. Я начинал понимать, почему

всевозможные победительницы конкурсов красоты любят подчеркивать в интервью,

как занимают их проблемы этих несчастных.

Мудрость штукатура с татуировкой на члене

Я позабыл проповедь, прочитанную сокамерником, с которым мне выпало

коротать ночь в кутузке на Майл Энд. «Не колись, и все. Не фиг себя

сдавать. Они получают за это деньги - так пусть и отрабатывают; зачем делать

работу за чужого дядю?! И еще - не дай тебе бог недооценить их тупость! Будь

у них мозги - стали бы они работать в полиции?»

Я был готов с радостью подписать любое признание, взяв на себя

ответственность не только за ограбление банков, но и за плачевное состояние

кулинарного искусства в Англии, покалеченный нос Египетского Сфинкса,

экологию Южного моря, Шлезвиг-Гольштинский кризис, появление бородавок на

спине камышовой жабы, пожар Александрийской библиотеки, отравление

Распутина.

Что лишь доказывает: будьте осторожны, когда начинаете считать, будто

вам понятно, что здесь происходит, Например:

Стражи закона, ломящиеся в дверь

Картинка из прошлого (бесплатное приложение)

Единственный совет, который я могу дать: если полиция ломится в дверь

(а вы - отнюдь не в неизвестной квартире, трезвы, одеты и помните ваши

преступные деяния за последний период с яркостью, свойственной лишь очень

одаренным натурам) - уверьтесь, что у них нет никаких серьезных оснований, а

на самом деле и вовсе никаких оснований штурмовать вход в данное

человеческое обиталище.

Полиция полагала, что у нее есть вполне увесистые основания поступать

таким образом. Они вели меня от самого аэропорта. Я прилетел из Колумбии,

имея при себе четыре кило кокаина, упакованного в специально подготовленное

для этой цели издание «Жизнеописания знаменитых философов»

Диогена Лаэртского.

Зак, заславший меня туда почтовой лошадкой - тот, который имел проблемы

с копами из-за своей любви чуть больше, чем нужно притопить педаль

акселератора, и чьи незаконные операции приносили ему, по самым осторожным

подсчетам, около миллиона в год, - Зак выглядел так, словно он проглотил

осиновый кол, весь в сучках и занозах.

Зачем я в это ввязался? Всем нам свойственно стремление по мере сил

разделять интересы ближнего, а Зак проявил искреннее - и весьма настойчивое

- желание ввести меня в тонкости контрабандной торговли. (При этом он

почитал наркотики презреннейшим сегментом контрабандного рынка, а главным

достоинством почтовой лошадки почитал непроходимую тупость.) Стоял самый

разгар летних каникул, и у меня не было ни одного фонда, в средства которого

я мог бы запустить руку.

Появлением стражей закона в обители Зака я был поражен не менее

хозяина, но, когда меня уложили на пол, я был даже признателен полицейским,

нарушившим наше уединение, ибо в тот момент я как раз испытывал

невообразимую неловкость, не зная, как объяснить Заку, что меня угораздило

потерять пресловутые четыре кило в метро по дороге к нему.

Говоря «потерять», я не берусь со всей определенностью

утверждать, что груз был именно потерян. Сумка могла быть украдена. Или

могла спонтанно аннигилировать. Взойдя на эскалатор на станции

«Белсайз-Парк» и как-то пристроив мой багаж, я взглянул под

ноги, здесь ли сумка - я делал это примерно раз сотый за время моего

путешествия, - но глядеть было не на что. Сумка была вне пределов моего

онтологического обнаружения.

Доверчивость к миру, возможно, и жива где-то в глубинах моей души. Но

окружена мощной коринфской колоннадой, поддерживающей фронтон храма,

воздвигнутого во славу неверия. И даже прожив целую жизнь бок о бок с Эдди

Гроббсом, я бы не поверил, что такое возможно.

Как не поверила этому и полиция. В доме не осталось ни одной

неоторванной паркетины, а в наших телах - ни одной неосмотренной полости...

Но еще больше в это не верил Зак. Позже он признавался, что был просто

огорошен той ловкостью, с которой мне удалось избавиться от груза под носом

у полицейских. «Ты был при этом столь естествен!» Его

благодарности не было границ. Упоминаю об этом лишь потому, что, если весь

ваш ум не в силах упасти вас от совершения глупостей, иной раз глупость

может упасти вас от цепкой хватки иных ретивых умников, особенно - умников в

мундирах (которым нас сдал один из людей Зака).

Не будем забывать о стражах закона,

крушащих дверь в мою квартиру, см. Настоящее 1.1

Разрывая собственную могилу 1.1

Похмельный и квелый, сидел я в кабинете следователя. Кабинет был

расположен в здании полицейского участка города Марселя. В одном из лучших

полицейских участков города Марселя. Я сидел и разглядывал копа, явившегося

запротоколировать мои показания. Входя в кабинет, он бросил на стол какой-то

паспорт.

Паспорт был немецким. «Имя, фамилия?» И тут меня осенило.

Полный назад! Я ведь вполне дозрел до того, чтобы вежливо, чрезвычайно

вежливо поздравить марсельскую полицию с моей поимкой, признаться во всех

прегрешениях - или хотя бы в тех, которые они будут готовы внести в

протокол, - а потом получить кормежку и койку или койку и кормежку: точная

последовательность не имела для меня никакого значения.

Однако передо мной лежал паспорт. Я поглядел на него повнимательнее - и

меня пронзила мысль, что он может стать моим, когда я выйду из тюрьмы. Он

был так близок. Хорошо, я проявил малодушие, я был близок к тому, чтобы

расколоться (учтите: я не выспался, был при смерти, рассудок мне не

повиновался, а кураж - выветрился). Я был готов подарить этому легавому шанс

пойти на повышение, готов был облагодетельствовать его семью и детей. У меня

кружилась голова, мне казалось абсурдом врать и изворачиваться только ради

того, чтобы снова выйти на свободу.

Это было мгновение, когда я едва не явил пример самопожертвования, в

нашем столетии почти немыслимого. По счастью, в этот момент восстала та

сторона моей натуры, которой мысль о побоях была отвратительна, и я уже

провел в кутузке достаточно времени, чтобы новизна пребывания за решеткой

несколько притупилась. Мне удалось овладеть собой, подавить желание

капитулировать перед лицом рока, и я принялся лгать и темнить. Возможно, моя

ложь была не очень эффектна, но она вполне удовлетворяла моих аргусов.

- Меня зовут Роберт Оскар Крюгер, - отчеканил я.

Паспорт - вот все, что было нужно, чтобы вывести меня на свободу. Он

был моей подорожной, моим путеводителем, звездою волхвов.

Гомерический хохот стражей не огласил своды узилища при этих словах. Не

последовало и саркастических ухмылок, так же как и выразительных гримас,

опровергавших мое утверждение. Я несколько приободрился. Отклонив

предложение позвать переводчика (а то нужен мне кто-нибудь, владеющий

немецким, - меня тут же выведут на чистую воду), я попытался перетрясти все

закоулки моего поскрипывающего, как несмазанный механизм, сознания и

вспомнить, наличествуют ли какие-нибудь воспоминания, улучающие меня в

противоправных действиях, совершенных с того самого момента, когда я вышел

на улицу, дабы промочить горло ящиком-другим бельгийского пива. Я готов был

поклясться, что при этом у меня был с собой один из моих настоящих

паспортов. Я почувствовал, что нахожусь на грани разоблачения - и однако

оставалась надежда, что я его где-нибудь потерял.

Роберт Крюгер: зануда бош с потерянным паспортом

Его паспорт был вручен мне Юбером. «Тепленький, как яичко:

только-только из-под туриста», - патетически сообщил мне напарник.

Юбер просто помешался на фальшивых документах. А как известно, лучшие из

фальшивых документов - настоящие. Неудивительно, что это последнее

приобретение - паспорт, еще минуту назад лежавший в кармане законного

владельца - доставило Юберу такое удовольствие. Приметы герра Крюгера один в

один совпадали с моими, и напарник вполне резонно решил, что его паспорт

придется мне впору.

Можно было сказать, не ходя к гадалкам, что за моего двойника прекрасно

сошел бы любой придурковатый разжиревший немец в летах, а если и нет -

учитывая разросшуюся буйными зарослями бороду и подведенные синяками глаза,

чтобы установить между нами разницу - нас бы пришлось вести к рентгенологу.

Через слово выслушивая похвалы моему французскому, я вслух изложил те

немногочисленные детали биографии герра Крюгера, которые осели в моей

памяти. Подобно мне, он родился под знаком Близнецов. Я сообщил домашний

адрес, телефон офиса в Зиндорфе, домашний телефон и адрес гостиницы в

Марселе. Знание неправильных глаголов, адресов и телефонов всегда было моим

козырем.

Возможно, я опустил как не имеющие отношения к делу некоторые

подробности моей биографии. Кому-то они могли бы показаться весьма

существенными (так, тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год - настоящая

terra incognita), но: я помнил телефон самой первой девицы, к услугам

которой я пробовал обращаться в Марселе. Я помнил не только ее телефон, но

даже тот факт, что она сказала «нет», - и при этом я напрочь

забыл ее имя. Что до номера - он запечатлелся в моей памяти потому, что

шесть из этих семи цифр я набрал в течение недели раз двести и только потом

набрался мужества довести дело до конца. Такого рода память - отличительная

черта нашей профессии. В моем же случае она стимулировалась еще и тем, что я

беспрестанно терял записные книжки, бумажки с телефонами, стикеры,

органайзеры - любые носители информации, которыми пользуется большинство

людей. Скажу в защиту того престола знания, служителем которого мне выпало

быть: вы можете быть лентяем, подлецом, омерзительным типом, человеком,

начисто лишенным воображения, занудой, алкоголиком, шизоидом, неряхой, у вас

может вонять изо рта, - при наличии любого из вышеупомянутых качеств и даже

всех их, вместе взятых, у вас есть твердый шанс получить место преподавателя

в Кембридже, но только при условии, что вы не серая личность и не страдаете

потерей памяти (какой бы избирательной она ни была).

Поделившись интересующей легавых информацией (под аккомпанемент их

восторгов по поводу моего французского), я объяснил, что пару дней назад

меня избили на улице (нет-нет, я не стал обращаться в участок, так как не

хотел беспокоить полицию своей персоной - последнее было истинной правдой),

после чего я отправился на дружескую пирушку. Затем я каким-то образом выпал

из реальности (правда-правда) и не имею ни малейшего представления, как

очутился в этой квартире и почему на мне были надеты кальсоны «в

зеброчку», от одного вида которых можно лишиться рассудка. Очевидно,

меня угораздило связаться с какой-то темной компанией, и я крайне сожалею о

том, что не могу сообщить ничего более дельного на сей счет.

Они задали мне массу вопросов по поводу Ангулема и каких-то товаров.

Потом те же вопросы повторялись в другом порядке - видимо, они хотели

проверить, не изменил ли я свое мнение. Я держался достаточно уверенно, хотя

моя версия базировалась в основном на отрицаниях: «нет» в

качестве главного блюда, приправленного «нет» и

«нет» в качестве памятного сувенира. Возможно, пойди допрос по

третьему кругу, мои ответы были бы уже не столь гладки, но копы ограничились

парой дублей. «На данный момент я не связан каким-то определенным

бизнесом... Время от времени я провожу отдельные финансовые

операции...» - заявил я, отвечая о моей профессиональной деятельности,

ибо, глядя на содержимое бумажника герра Крюгера, было невозможно точно

определить, чем же он занимается.

Красавчик, облаченный в щегольской цивильный костюм, старательно

записывал мои ответы. Он был молод, энергичен, и, судя по всему, ему

пришлось полгода откладывать деньги, чтобы купить этот шедевр портновского

искусства. Костюм был из числа тех, что неизменно вызывает восхищение у

людей, у кого нет - или почти нет - времени следить за модой и за собой (как

у меня, например). Такие костюмы шьют не для того, чтобы их носили. Их шьют,

чтобы они навеки врезались в память. Этот малый - слишком уж он был хорош

собой (профиль - хоть в камне высекай) - слишком широк в плечах для

полицейского. И его костюм был чем-то вроде посмертного разоблачения:

полиция, как и армия, соблазняет тех, кто бежит проблем с портными и не

любит прикладывать в этой жизни лишних усилий. Кроме того, костюм выдавал

человека, который каждое утро ездит на работу новой дорогой. И все же этот

щеголь оказался истинной находкой для избитого философа, который, вопреки

внутренним убеждениям, на глазах превращался в немца.

«Костюм» даже не пытался скрыть своего разочарования,

однако, как истинный мужчина, принял ситуацию такой, какова она есть. Одно

из преимуществ здорового климата: он совершенно не предрасполагает к тому,

чтобы перерабатывать. Попадись я в лапы полиции где-нибудь в Булони или

другом северном городке, где то и дело льет дождь, а жизнь метеорологов -

увлекательная авантюра, я был бы выпотрошен и распят на стене в качестве

пугала или наглядного пособия. Местные же полицейские - они отнюдь не были

глупцами, но у них было невпроворот дел, а солнце так заманчиво светило в

окно...

А я - я давал правильные ответы. Это был тот случай, когда

фантастическое невезение в итоге оборачивается невероятной удачей. С одной

стороны - быть арестованным блюстителями порядка прямо в постели, представ

перед ними в кальсонах «в зеброчку», надеть которые не пожелаешь

и злейшему врагу... Я, несомненно, предпочитаю лежачее положение стоячему,

поэтому я допускаю, что во мне живет некая склонность к самоуничижению - но

не до такой же степени! И арест, который довелось мне пережить, - не думаю,

что кто-нибудь хотел бы испытать это на себе. Однако учитывая, сколь

ревностно полицейские силы двух государств ищут мою бренную физическую

оболочку, можно считать, что мне редкостно повезло, если я смог выйти из

этого участка на свободу.

Найдись среди полицейских хоть один человек, сносно говорящий

по-немецки, и - оставь надежду... А точнее - из этой надежды можно было бы

готовить жюльен с дерьмом.

Разрядка напряженности

Напрягся я лишь один раз, когда у меня сняли отпечатки пальцев. Ну да и

черт с ним - что они с этого поимеют? Откуда им знать, что паспорт на имя

герра Крюгера - краденый? Или - паспорт угулял из гостиничного номера, а

герр Крюгер того не заметил? Может, у него были веские основания об этом

умалчивать? А может, в полиции никто дальше своего носа не видит? Паспортный

отдел занят паспортами, «Костюм» - Ангулемским делом, Корсиканец

- ограблением банков, и обитатели соседних кабинетов принципиально не

разговаривают друг с другом? Здравый смысл, судя по всему, в это утро решил

отдохнуть от дел праведных и взял выходной.

Двадцать лет я только и делал, что пытался внушить коллегам: я не

способен подобающим образом исполнять обязанности наставника юных душ

(собственно, в большинстве случаев я вовсе не способен исполнять указанные

обязанности). И что же? Они демонстративно игнорировали все мои попытки,

делая вид, что так и надо. Я же страдал от неутоленного желания возопить:

«Да неужели вы так и не поняли, что я за фрукт?»

Полагаю, эти господа из полиции могли бы не полениться и позвонить по

телефонам, которые я им дал. Просто чтобы убедиться в существовании Роберта

Крюгера. Могли бы проверить гостиницу, где Крюгер остановился, - он как раз

в этот момент выходил из своего номера...

Я начинаю полагать, что реальная работа, а не симуляция таковой, -

горячечный плод воображения, точно такой же, как единорог или лох-несская

змеюга. Или же работа подобна миражу, чья реальность весьма убедительна

издали, но тает по мере приближения. И коли мне не в чем исповедоваться,

исповедуюсь-ка я хотя бы в том, что я был искренне разочарован.

На обед подали вполне сносный омлет, аранжированный двумя порциями

салата: бедолага из соседней камеры от своей доли отказался. Услышав его

заявление, я тут же предложил беспризорному кушанью кров в виде моего

желудка.

Если бы я мог получить еще порцию, чтобы разобраться, из чего же

приготовлена салатная приправа! - я даже подумывал о том, а не спросить ли

мне у шефа, как он готовит этот шедевр, ибо что-то в нем дразнило мои

вкусовые рецепторы, никак не поддаваясь определению. Салат был своего рода

произведением кулинарного искусства, ибо очарование его крылось не в

дорогостоящих продуктах или особо сложных методах приготовления, но

исключительно в невозможности определить его исходные ингредиенты. Я поедал

его, глядя, как паук-зебра (salticus scenicus) суетливо кружит по полу в

надежде, что и ему достанется крошка-другая.

«Костюм» и его присные, придя к выводу, что ничего

подсудного за мной не водится, тут же стали обходительно-вежливы. Они

предложили отвезти меня обратно на машине и позвонить моей жене. Предложение

я отклонил, сославшись на то, что сейчас мне бы не повредил небольшой

моцион. Мы расстались - при расставании они вновь пели хвалы моему

французскому и выражали надежду, что постигшие меня неприятности все же не

помешают мне насладиться отпуском во Франции. Я самым вежливым образом

выразил свою признательность и даже оставил им бейсбольную кепку с

изображением скрещенных молотов - вдруг, паче чаяния, ее станет искать

истинный хозяин.

На воле

Едва я вышел навстречу свету и воздуху, как волна противоречивейших

эмоций накрыла меня с головой. «Засранцы! Тупые засранцы!» -

этот вопль просто рвался из глубины моей души. Я даже забыл о загадочной

приправе к салату, еще мгновение назад занимавшей все мои мысли. Сам факт

моего освобождения был столь возмутителен, что, попади я в лапы французской

полиции вторично, одного упоминания о нем было бы достаточно, чтобы они

отпустили меня на свободу или перевели в камеру улучшенного содержания, лишь

бы только замять скандал.

Но по мере того, как увеличивалось расстояние между мной и полицейским

участком, в мозгу все настойчивей царапалась мысль: а что, если следователь,

ведущий мое дело, предпринял дьявольски хитрый ход и выпустил меня на

свободу лишь затем, чтобы я вывел его на остальных членов Банды Философов?

Он и его присные вовсе не отправились обедать, а крадучись следуют за мной

по пятам в надежде, что я приведу их к Юберу. Подобная перспектива внезапно

заполонила все мое сознание.

Выходя из центрального полицейского участка города Марселя, вы

попадаете на лестницу - своего рода шедевр архитектуры, - насчитывающую не

один пролет. Спускаясь по ее ступенькам, всецело сосредоточившись на том,

как бы избежать встречи с напарником, покуда на хвосте у меня висит целая

гроздь шпиков, я заметил поднимавшуюся навстречу фигуру, чьи черты до

удивления напоминали Юбера - по той простой причине, что это был не кто

иной, как Юбер, угрюмо кутающийся в макинтош. Замечу, что наряд этот для

столь жаркой погоды выглядел довольно эксцентрично. Из кармана макинтоша

высовывалась мордочка Фалеса.

- Ага! - ликующе закричал Юпп. - Нет, чтоб мне раньше сообразить, что

копам тебя не ущучить! Кишка тонка!

С холодным безразличием я проследовал мимо, делая вид, что жестикуляция

и вопли этого человека вызывают во мне разве что недоумение.

Но Юпп не среагировал. Вместо этого он вытаращился на меня во все глаза

- вернее, глаз.

- Как тебе удалось оставить их с носом, а, проф? Я шел вызволять тебя,

а ты... - с чувством воскликнул мой напарник. На мой взгляд, столь

недвусмысленное высказывание, озвученное всей мощью легких, звучало на

ступеньках полицейского управления несколько самоуверенно - особенно в устах

банковского налетчика, объявленного в международный розыск. В подтверждение

своих слов Юпп распахнул полы макинтоша, являя моему взору небольшой, но

внушающий уважение арсенал огнестрельного оружия.

- Нет, я все-таки должен был сообразить, что ты им не по зубам! Рядом с

тобой все эти рецидивисты, с которыми я сидел, - просто сосунки!

- Уматывай! - прошипел я, склонившись в его сторону. Однако моя попытка

отмазать напарника ни к чему не привела.

- Что за черт? - закричал он на всю улицу.

- Вали отсюда, пока цел! - Я старался говорить, не разжимая губ.

- Нет, вы только посмотрите! - Юбер распалялся все больше. - Нет,

подумайте - вот его благодарность! Я рискую головой, чтобы его спасти, и

меня же после этого отшивают ко всем чертям. Выкидывают, как старую тряпку!

Что за фигня, проф?!

- Какая фигня, идиот! Я тут пытаюсь быть профессионалом, а ты... - Я

задохнулся от бешенства. Пылая праведным гневом, мы уставились друг на

друга, и тут краем глаза я заметил, как маленький кругленький человечек,

мучительно напоминающий мне герра Крюгера, поднимается по ступенькам. Во

взгляде его читалось искреннее недоумение, с которым обычно смотрят на

людей, непонятно почему орущих посреди улицы.

Версия Юбера

После того как я не явился на встречу тем памятным утром, Юбер, решив,

что я увяз у Жослин, позвонил ей и высказал все, что он по этому поводу

думает. Жослин же поведала ему, что не находит себе места от беспокойства:

ей звонил Корсиканец и злорадно сообщил - перемежая свое сообщение нытьем,

что он изнемогает от желания изведать с Жослин все хитросплетения любви, -

будто полиции удалось выяснить, где остановился этот жирный бриташка. Его

таки опознал служащий одного из банков, удостоившихся внимания Банды

Философов, и теперь арест этого типа неминуем, как только он, Корсиканец,

вернется в город. Жослин, пытаясь меня разыскать, колесила по городу всю

ночь, но, увы, ей это не удалось. Последнее вовсе не удивительно - если

учесть, что я и сам не знаю, где я провел тот вечер.

Юбер повис на телефоне и, перемежая звонки в больницы и вытрезвители

звонками Жослин, выяснил наконец, что какой-то Крюгер сидит в полицейском

участке. Тогда Юпп решил нанести визит в полицию.

- И что же ты собирался делать?

- Ну, смотря как там все обернется...

Перед этим Юпп осторожно наведался в пансион, где я снял комнату, и

убедился, что там и впрямь отирается куча переодетых копов.

Эдикт старины Эдди

Лучший способ избежать ареста теми, кто спит и видит, как бы впаять

тебе срок побольше, - быть арестованным кем-нибудь еще.

- И как ты думаешь, долго еще копы будут там крутиться? -

поинтересовался я у приятеля.

- Да уж преизрядно. И чем дольше - тем лучше.

Ограбление банка

Мы припозднились из-за того, что не могли отыскать в пригороде банк,

рекомендованный нам Юпповым приятелем. По словам этого приятеля, банк был на

редкость живописен. Управлял банком его шурин, которого Юппов знакомец

искренне ненавидел. «Человек просит - почему бы не пойти ему

навстречу?» - резонно заметил Юбер. Мы ехали по пригородному шоссе,

однако банк вовсе не спешил попасться нам на глаза: либо мы сбились с

дороги, либо что-то не так было с этим банком.

Машину вел Юбер; именно он настоял на том, чтобы притормозить у

полицейского участка и спросить дорогу у стражей закона. И вот Юпп с Фалесом

в клетке, изготовленной для крысака на заказ, отправился в участок, я же,

зная, что протестовать бесполезно, остался со скорбным видом сидеть в машине

(полицейским все же удалось накануне оскорбить меня в лучших чувствах - это

оскорбление все еще отзывалось болью в душе, а главное, во всем теле,

которому выпало испытать на себе прочность их обуви). Что до Юбера -

несмотря на то, что философия, этот плод разума, приобретала в его глазах

все большее очарование, порой он вел себя ненамного разумнее какого-нибудь

гутея [Гутеи - полукочевые племена, во 2-3 тыс. до н.э. обитавшие на западе

Иранского нагорья], только-только спустившегося с отрогов Загроса. К моему

удивлению, вскорости Юпп вернулся.

- Я только хотел проверить, что и как. Представляешь, мне минут десять

пришлось ждать, пока они оторвутся наконец от своих важных дел: они так

заняты, так заняты - пьют кофе да перекладывают с места на место свои

Дата добавления: 2014-11-16