Постструктурализм 17 страница

Фуко рассматривает власть как не всегда уловимую и осознаваемую, но тем не менее активно действующую надличную силу, которая отличается такими свойствами, как дисперсность, дискретность, противоречивость, повсеместность и обязательность проявления.

Специфика понимания власти у Фуко заключается прежде всего в том, что она проявляется как власть научных дискурсов над сознанием человека. Иначе говоря, знание, добываемое наукой, само по себе относительное и потому сомнительное, с точки зрения "всеобщей истины", навязывается сознанию человека в качестве неоспоримого авторитета, заставляющего и побуждающего его мыслить уже заранее готовыми понятиями и представлениями. Фуко, анализируя этот в высшей степени регулируемый дискурс, дает картину культурного Бессознательного, которое выражается не столько в различных либидозных желаниях и импульсах, сколько в жажде знания и связанной с ним власти.

Власть, как желание, бесструктурна, фактически Фуко и придает ей характер слепой жажды господства, со всех сторон окружающей индивида и сфокусированной на нем, как на центре применения своих сил. Как проявление стихийной силы бессознательного она принципиальна равнодушна к тем целям, которые преследуют ее носители, и может в равной мере служить как добру, так и злу, выступая и как репрессивная подавляющая, и как высвобождающая, эмансипирующая сила. Понятие власти у Фуко не носит однозначно негативного смысла, оно скорее имеет характер фатальной неизбежности. При этом "власть" Фуко несовместима с понятием социальной власти. Это скорее метафизический принцип, амбивалентный по своей природе, стихийно неупорядоченный и сознательно неуправляемый, а потому он объективно направлен на подрыв, дезорганизацию всякой социальной власти.

Однако Фуко не соглашается с утверждением о том, что существует первичный и фундаментальный принцип власти, которая господствует над обществом вплоть до мельчайшей детали. Чрезмерный акцент на сверхдетерминированности человека и его сознания фактически снимает и сам вопрос о человеке.

В философствовании о человеке важнейшая тема исследования Фуко — субъект. Он видит свою задачу в том, чтобы создать историю различных модусов, посредством которых человеческие существа становились в западной культуре субъектами.

Как и для всех постструктуралистов, для Фуко было важно понятие "другого" в человеке, его собственной по отношению к себе инаковости — того, не раскрытого в себн "другого", "присутствие" которого в человеке, в его бессознательном, и делает человека нетождественным самому себе. Часто тайный, бессознательный характер этого "другого" ставит его на грань или чаще всего за пределы нормы — психической, социальной, нравственной, и тем самым дает основание рассматривать его как безумного, сумасшедшего. С точки зрения Фуко, нормальный человек — такой же продукт развития общества, конечный результат его научных представлений и соответствующих этим представлениям юридически оформленных законов, что и человек безумный. Грань между нормальным и сумасшедшим исторически подвижна и зависит от стереотипных представлений.

В безумии Фуко видит проблеск истины, недоступной разуму. Реальность неразумия — это элемент, внутри которого мир восходит к своей собственной истине, сфера, где разум получает для себя ответ.

Проблема безумия как расстройства психики представляется Фуко проблемой развития культурного сознания, историческим результатом формирования представлений о душе человека, представлений, которые в разное время были неодинаковы и существенно видоизменялись в течение рассматриваемого им периода с конца Средневековья до наших дней. При этом Фуко связывает проблему безумия не с природными изъянами функций мозга, а с психическим расстройством, вызванным трудностями приспособления человека к внешним обстоятельствам.

Именно проблематика взаимоотношения общества с безумцем позволила Фуко сформулировать концепцию "дисциплинарной власти" как орудия формирования человеческой субъективности. Общество не желает узнавать себя в больном индивиде, которого оно отвергает или запирает; по мере того как оно диагнозирует болезнь, оно исключает из себя пациента.

До XVII в. сумасшедшие вели бродячий образ жизни и не были обременены особыми запретами. Хотя их изгоняли из города, но на сельскую местность эти ограничения не распространялись. С 1659 г. начался период "великого заключения" — сумасшедшие были социально сегрегированы и территориально изолированы из пространства обитания нормальных людей, психически ненормальные стали регулярно исключаться из общества и общественной жизни. В Европе возникают дома призрения, где без разбора помещались нищие, бродяги, больные, безработные, преступники и сумасшедшие. Так как главными грехами считались лень и безделье, заключенные должны были работать, поскольку труд стал рассматриваться как основное средство исправления. Безумие, как и бедность, трудовая незанятость и т. д. превратилось в социальную проблему, за решение которой несло ответственность государство.

Дома призрения, возникнув в качестве меры социальной предосторожности в период индустриализации, полностью исчезли в начале XIX в. Очередная смена представлений о природе безумия привела к рождению клиники, к кардинальной реформе лечебных заведений, когда больные и сумасшедшие были разделены и появились собственно психиатрические больницы. Уже в их рамках происходила частичная отмена наказания и принуждения к умалишенным, вместо которой пытались создать строгую систему самоограничения. Место грубого физического подавления пациента заняли надзор и авторитарный суд администрации, больных стали воспитывать тщательно разработанной системой поощрения и наказания, как детей.

Возникновение психических больниц, пенитенциарной системы рассматривается Фуко как проявление общего процесса модернизации общества, связанной со становлением субъективности как формы современного сознания человека западной цивилизации. При этом философ неразрывно связывает возникновение современной субъективности и становление современного государства, видя в них единый механизм социального формирования и индивидуализации (социализации) как постепенный процесс, в ходе которого внешнее насилие было интериоризировано, сменилось состоянием психического контроля и самоконтроля общества.

Эта идея дисциплинарной власти содержится в работе Фуко "Надзирать и наказывать". Здесь же он предложил одну из самых популярных своих концепций — "паноптизма" — всеподнадзорности. Саму идею Фуко позаимствавал у И. Бентама, предложившего в XVIII в. архитектурный проект тюрьмы "Паноптикон", где внутри расположенных по кругу камер находится центральная башня, откуда ведется постоянное наблюдение. В этих условиях никто из заключенных не мог быть уверен, что за ним не наблюдают, в результате заключенные стали постоянно сами контролировать свое собственное поведение. Впоследствии этот принцип паноптизма был распространен на школы, казармы, больницы, были выработаны правила составления персональных досье, системы классификации и аттестации — все, что способствовало установлению перманентного надзора, мониторинга над учениками, больными и т. д.

Можно обнаружить параллель между Паноптиконом и компьютерным мониторингом над индивидами в условиях развитого капитализма. Паноптикон, с точки зрения Фуко, — это воплощение той специфической для современного общества дисциплинарной власти, которая так его отличает от монархической власти феодального общества.

Не менее важна, чем проблема безумия, для Фуко проблема сексуализации мышления. Изучая историю прежде всего как историю становления сознания человека, он рассматривал его с точки зрения человеческой субъективности. Развитие последней он принципиально обусловливал фактором возникновения сексуальности в современном ее понимании.

Если классическая философия разрывала дух и плоть, конструируя в царстве мысли автономный и суверенный трансцендентальный субъект как явление сугубо духовное, резко противостоящее всему телесному, то усилия многих мыслителей современности, в т. ч. и постструктуралистов, были направлены на теоретическое "сращивание тела с духом", на доказательство неразрывности чувственного и интеллектуального начал. Эта задача решалась путем внедрения чувственного элемента в сам акт сознания, утверждения невозможности чисто созерцательного мышления вне чувственности, которая объявляется гарантом связи сознания с окружающим миром.

В результате было переосмыслено и само представление о внутреннем мире человека, поскольку с введением понятия "телесности сознания" различие в классической философии между духом и плотью, "внутренним" и "внешним", оказывалось снятым, по крайней мере, в теории.

Именно Фуко уже в своих ранних работах задал те параметры сексуализированного характера чувственности, которые стали столь типичными для постструктуралистского теоретизирования. Его вклад в развитие концепции телесности заключается прежде всего в том, что он стремился доказать непосредственную взаимообусловленность социальных и телесных практик, формирующих исторически различные типы телесности. В первом томе "Истории сексуальности" он стремился обосновать вторичность и историчность представлений о сексуальности. Для него она не природный фактор, не естественная реальность, а продукт, следствие воздействия на общественное сознание системы постепенно формировавшихся дискурсивных и социальных практик, в свою очередь явившихся результатом развития системы надзора и контроля над индивидом. По Фуко, эмансипация человека от деспотичности форм власти, сам факт складывания его субъективности является своеобразной формой духовного рабства, поскольку "естественная" сексуальность человека сформировалась под воздействием феномена дисциплинарной власти. Современный индивид, его тело и душа, изучающие его гуманитарные науки, — это порождение одновременно действующих механизмов нормирования и индивидуализации (чем анонимнее власть, тем индивидуализированнее ее объект).

В "Словах и вещах" Фуко говорит, что анализ европейской культуры с XVI в. показывает, что "человек" — это изобретение недавнее. Появление образа человека — это просто следствие изменений основных установок знания. Если эти установки исчезнут, человек изгладится, как лицо, нарисованное на прибрежном песке.

Итак, на смену упорядоченному видению мира, присущего структурализму, приходит рассмотрение мира как плюралистичного и фрагментарного, не подчиняющегося никаким "тотализирующим дискурсам", отдающему предпочтение плюрализму, различию и подвижности. Плюралистический мир не сводим ни к какому объединяющему принципу. Этот мир предстает как бесконечный, безграничный текст.

Дата добавления: 2014-11-18