Новый вектор развития свободы печати 3 страница

«Только экономически независимые структуры, частная собственность на средства информации, продажа информации ради прибыли, а не в идеологических целях, и эффективное использование информации в качестве товара позволят создать настоящий рынок массмедиа»⁴, — писала Е. Ч. Андрунас и предрекала скорое банкротство всех консервативных постсоветских изданий.

Как видно из этих цитат, рыночный идеализм не оправдал ожиданий своих сторонников. Так же и мы, поддержав «рыночную» теорию, тут же вынуждены отказаться от ее идеалистических посылок, потому что все баталии вокруг медиа связаны именно с попытками отдельных социальных сил и центров власти «скорректировать» рыночную стратегию массмедиа. В Великобритании результатом таких попыток стало формирование Би-би-си и строгое регламентирование работы коммерческого телевидения, а также создание Совета прессы — общественного комитета, рассматривающего жалобы на средства массовой информации. Принято пола гать, что таким образом удалось значительно повысить этические

¹ Castells M. The Information Age Trilogy. Vol. 1. The Rise of the Network Society.
Oxford (UK), 1996. P. 330.

² Androunas E. Soviet Media in Transition: Structural and Economic A Connecticut;
tandon, 1993.

³ Ibid. P. 32.
"Ibid. P. 114.

и профессиональные стандарты массмедиа как на государственном, так и на коммерческом ТВ. Как мы знаем из страноведческих исследований, поддержание стандартов коммерческих СМИ на высоком уровне и обеспечение возможности свободного высказывания (часто вопреки требованиям рынка) являются задачами государственных и общественно-правовых телерадиокомпаний и в странах Северной Европы.

«Свобода коммуникации в условиях демократии, в особенности представительной демократии, предполагает обсуждение противоречивых вопросов с различных точек зрения, что призвано сохранить и расширить базис политического участия граждан. Роль прессы, главным образом ежедневной, по мнению финской комиссии по СМИ, остается центральной», — пишет Е. Л. Вартанова¹.

Однако если исходить из российской истории массмедиа, то следует обратить внимание прежде всего на стратегии финансово-промышленных группировок и политических кланов, целью которых было максимальное воздействие на символическое пространство СМИ через формирование крупных медиахолдингов.

В самом деле, игра на «идеальном» рынке идей представляет для заинтересованных лиц слишком большой и неоправданный риск. В этой ситуации даже право цензуры на информацию и тем | более возможность воздействовать на редакционную политику масс-медиа становятся особенно привлекательными для политических инвесторов. Для крупных компаний покупка как контрольных, так и небольших пакетов акций крупных медиаконцернов оказывается важнейшим залогом стабильности, средством для отстаивания собственных интересов (как в политике, так и в бизнесе) и воздействия на общественное сознание. Этот процесс, происходящий во всем мире, у России, пожалуй, носит предельно выразительный характер. По сути дела, при отсутствии устойчивых политических институтов в 1990-е годы крупные политизированные медиа игра- ли роль эрзац-партий: они обеспечивали информационную поддержку и связь с электоратом, мобилизацию ресурсов и лоббирование тех или иных решений. Таким образом, уже в 1997 г. можно было констатировать формирование медиаполитической системы. Структура медиасистемы. Медиаполитическая система — это выделяемая нами структура институциализации власти (различ- ных ее центров) в российских массмедиа. Она, безусловно, гораз-

до уже, чем информационная и даже система СМИ, так как при

¹ Вартанова Е. Л. Северная модель в конце столетия. Печать, ТВ и радио стран Северной Европы между государственным и рыночным регулированием. М., 1998.

ее выделении мы использовали в качестве основного индикатора наличие политизированных инвестиций. Помимо собственности на органы информации нас интересовал также характер влияния на их редакционную политику¹.

Структура российской информационной системы является трех уровневой. Первый и важнейший уровень состоит из электронных всероссийских средств массовой информации, формирующих российское информационное пространство. Как правило, СМИ первого уровня контролируются политизированным капиталом, хотя находятся в собственности государства. К этой группе можно отнести центральные каналы телевидения, которые принимаются на территории большей части страны, и многие качественные московские издания. Их значение не так велико, как у всероссийских электронных СМИ, однако для политизированных медиахолдингов они являются необходимым дополнительным инструментом, который оказывается весьма эффективным в узконаправленных политических кампаниях, особенно в сочетании с телевидением. По сути дела, «газеты влияния» поставляют для телевидения всю необходимую аргументационную базу по ключевым вопросам дня, формируют информационную среду, из которой телевизионные информационные службы черпают информацию для распростра нения в массовых аудиториях.

Второй уровень (печатные и электронные СМИ всероссийско го, межрегионального и регионального охвата) представляют коммерческие издания, теле- и радиокомпании. К ним можно отнести всю деловую периодику, а также коммерческие теле- и радиостанции, имеющие выход в регионы, но не являющиеся общенациональными по охвату аудитории. Они не так привлекательны для политизированного капитала, но до кризиса 1998 г. и начиная со второй половины 1999 г. пользовались большим спросом у рекламодателя. Коммерческие массмедиа теоретически не являются частью медиаполитической системы, но в ряде случаев интегрируются в нее структурно, посредством политизированных инвестиций (чему немало способствовали выборы 1999—2000 гг. и неразвитость кредитного рынка), или функционально — в условиях конкретных информационных кампаний.

Для медиаполитической системы коммерческие массмедиа играют роль среды, которая может либо способствовать затуханию

¹ Возможно, другие исследователи расширили бы понятие «власти» и, следовательно, пришли бы к любопытному представлению о медиаполитической системе как о совокупности коммуникаций, целью которой является формирование общественного мнения по тем или иным вопросам (включая массовую культуру), однако медиаполитическая система понимается иначе.

информационных кампаний (эффект «подушки»), либо выступать резонатором, многократно умножая их эффективность. По идее, профессионализм журналистов должен способствовать изоляции информационных войн и компромата, передаче этих событий в качестве отсортированной и переосмысленной информации. Но склонность телерадиостанций и массовых изданий к скандалам и сенсациям, которые помогают поднимать рейтинги и тиражи, может давать обратный эффект, по определению Я. Н. Засурского, — «эффект эха». Задачей медиатехнологов является создание таких сценариев информационных кампаний, в которые коммерческие массмедиа втягиваются по собственному желанию, занимая позицию одной из сторон.

Третий уровень системы (региональные электронные и печатные СМИ), как правило, хотя и далеко не всегда, находится под контролем местных администраций или — намного реже — крупных региональных корпораций. В этом отражается не только традиционный для России характер взаимоотношений прессы и власти, который оказался более устойчивым в консервативной российской провинции, чем в столице, но и тяжелая экономическая ситуация, что особенно заметно сказывается на региональных информационных системах. Имеет значение и реальное распределение власти в регионах, зачастую более автократичных, чем российская политическая система в целом. В последнем случае региональная информационная система становится предельно закрытой.

Есть, правда, и четвертый уровень информационной системы — Интернет. Глобальная коммуникационная среда представляет собой по сути огромный набор коммуникационных каналов, которые также могут использоваться медиаполитической системой, например, для выброса компромата, который затем может подхватываться на любом уровне информационной системы, и в том случае, если информация в Сети представляет интерес для публики, она может бесконечно тиражироваться в коммерческих и политизированных медиа.

Развитие Интернета в России началось не только с энтузиазма рядовых пользователей, но и благодаря мощным инвестициям политических игроков и технологов. Впрочем, начиная с 1999 г. в Сеть приходит капитал и Интернет начинает развиваться как демократический, но функционирующий по экономическим законам сектор коммуникаций.

Для полноты картины следует упомянуть и внесистемные, по определению И. М. Дзялошинского, СМИ — русскоязычные радиостанции «Свобода», «Дойче велле», русскую службу Би-би-си. Хотя по источнику финансирования и потенциальному охвату ауди-

тории следовало бы отнести их к первому уровню информационной системы, по профессиональным стандартам «радиоголоса» оказываются ближе к средствам информации второй группы, т.е. коммерческим СМИ. Их роль в информационной системе девяностых была не слишком велика, исключая «пики» популярности в начале и конце десятилетия. На заре Второй республики именно радио «Свобода» и русская служба Би-би-си служили тем эталоном, который во многом способствовал внедрению фактологического подхода в журналистике и служил проводником глобальной медиакультуры. В конце же 1990-х годов «голоса» вернулись к привычной — и популярной — роли демократической оппозиции по отношению к пропагандистской системе массовой информации. Случай с задержанием корреспондента радио «Свобода» Бабицкого в Чечне и последующим его уголовным преследованием — яркое тому свидетельство.

Культурно-идеологические парадигмы. Таким образом, если говорить о структуре медиаполитической системы, то можно разделить ее на общероссийские группы СМИ и региональные информационные системы. К концу 1990-х годов в России существовало около десятка крупных политизированных и коммерческих медиа-холдингов, однако немногие из них могли похвастаться мощным присутствием в медиаполитической системе, т.е. способностью проводить самостоятельную информационную политику.

Это — государственный холдинг массмедиа, контролируемый Борисом Березовским, группа «Медиа-мост» Владимира Гусинского, а также группа СМИ Юрия Лужкова и близких мэрии Москвы компаний. Их преимуществом по сравнению с другими очагами концентрации СМИ являлся контроль за массмедиа первого уровня, прежде всего всероссийскими телеканалами. Правда, ТВ-Центр Юрия Лужкова так и не успел развернуть всероссийское вещание в полную мощь до выборов 1999—2000 гг. (что во многом и предопределило поражение блока Лужкова—Примакова), а Борис Березовский рисковал потерять ОРТ в результате усиления государства. Нас же интересуют проявления политизации медиахолдингов. А они налицо — ведь в соответствии с тем, как поддерживаемые ими силы позиционировали себя в политическом поле, какие интересы они преследовали, менялась и информационная политика под контрольных им средств массовой информации.

Но отметим главное в отношении медиаполитической системы: какие бы конъюнктурные изменения ни происходили в ин формационной политике, в основе каждого холдинга заложена ориентация на ту или иную аудиторию, которая выражается в его приверженности определенным системам взглядов и культурных

парадигм. Как бы они ни формировались — в результате непосредственного влияния политических «патронов» (в случае ТВ-Центра) или как следствие исторически сложившейся общности взглядов последнего поколения советской интеллигенции (в случае группы «Медиа-мост»), однажды избранный угол восприятия реальности в дальнейшем выдерживался медиа с определенным постоянством. В первую очередь на этом, и только во вторую — на технической роли в политической системе держится определение медиа-холдингов как своеобразных политических партий в России во второй половине 1990-х годов. Сами политические партии, называвшие себя таковыми, за исключением КПРФ, не обладали ни структурой, ни активом. Это были хрупкие образования, создававшиеся незадолго до выборов из числа политических игроков, которые каждый раз перегруппировывались в новые комбинации для получения мест в парламенте. Таким образом, все партии, за исключением КПРФ, выполняли роль политических брендов, «накачивание» которых осуществляли лидеры за счет активного участия в политическом спектакле.

Подобно тому как исторически институты партии и общественного объединения способствовали артикуляции определенных интересов и, как следствие, закреплению той или иной картины реальности, медиахолдинги играли аналогичную роль, не требуя никаких действий или членских взносов в ответ. Единственным условием участия была социализация через информационные и развлекательные продукты этих медиамонополий, поскольку ощущение реальности задают стратегии поведения и идентификации, лежащие в основе политического выбора. Холдингу Лужкова, политика которого определяется модернизированной формулой дореволюционного министра просвещения Уварова¹ (было: «самодержавие, православие, народность», ста ло — «державность, православие, народность»), присущи воспевание власти, умеренная оппозиционность в отношении федерального правителя, патриотизм, а также крайняя близость к право славной церкви. Если бы сторонний наблюдатель мог судить о реалиях России конца 1990-х годов по программам ТВ-Центра, то он неизбежно пришел бы к выводу о том, что православие является государственной религией Великого Государства Российского.

¹ Эта формула выведена графом, когда он был товарищем министра образования, в отчете Московского государственного университета зимой 1832-1833 гг. Впервые опубликована она уже после того, как Уварова назначили министром просвещения, в качестве директивы министра в журнале Министерства народно го просвещения (1834. Т. I. С. XLIX-L).

СМИ холдинга «Медиа-мост» придерживаются демократических и либеральных позиций «первой волны» начала 1990-х годов Радиостанция «Эхо Москвы» по-прежнему, наверное, самый либеральный орган информации в России¹. На выборах 1990 г., как НТВ, из политиков она поддерживала в первую очередь Григория Явлинского и Союз правых сил, хотя перед выборами оказалась способной поменять симпатии и содействовать Примакову и Лужкову, не забывая, впрочем, «Яблоко» Явлинского и Союз правы сил Сергея Кириенко, Бориса Немцова, Ирины Хакамада.

Для журналистов «Медиа-мост» было характерно акцентирование профессионализма как основной особенности («Новости наша профессия») и общественной ценности. С точки зрения ин формационной политики и освещения политического спектакля наблюдались подчеркнутая объективность и отстраненность в сочетании с ориентацией на зрелищную составляющую. Последнее неудивительно для ТВ в принципе, но если на ТВ-Центре интересной «картинкой» могут пренебречь по идеологическим соображениям то на НТВ до отставки Парфенова это трудно было представить.

Позиция группы Березовского изменялась с каждым новым альянсом, с каждым эпизодом конкурентной борьбы. Вместе с тем амплитуда колебаний не так уж и широка; на шкале политической позиции она располагалась между державно-демократическим и национально-патриотическим полюсами, склоняясь к последнему в процессе предвыборных кампаний и к первому — в периоды политического затишья. Из всех медиагрупп СМИ Березовского были самыми массовыми в том смысле, что являлись пропагандистскими органами информации, ориентированными на развлечения в голливудско-сталинском стиле и сенсационализм, за которым чаще всего скрывались многоходовые интриги Бориса Березовского и его компаньонов.

С государственными СМИ до самого конца 1990-х годов все было несколько сложнее: сказывались отсутствие консолидирован ной позиции исполнительной власти, напряженность в отношениях между правительством и президентом, а также козни былых посредников, вроде Бориса Березовского. Именно первый канал, в котором формально 51% голосов всегда принадлежал государству, стал главной проблемой для Евгения Примакова, когда тот был премьером. Пытаясь возродить некое подобие единой государ-

¹ По проведенному в прямом эфире опросу только 57% слушателей радио станции считают ее информационной, а 43% — пропагандистской. Опрос прово дился II февраля 1998 г. в программе «Рикошет», в нем приняли участие более 2400 человек.

ственной информационной политики, премьер вступил в конфронтацию с Борисом Березовским — и проиграл, поскольку в этом конфликте Березовскому удалось привлечь на свою сторону президентскую администрацию, настороженную усилением позиций премьер-министра.

Что касается РТР, то этот государственный канал, несмотря на свою официальность или благодаря ей, не оказал существенно го влияния на политические процессы 1990-х годов. Идеология РТР всегда совпадала с позицией власти (за исключением первой войны в Чечне) — от радикально-демократической в начале 1990-х годов до умеренно-демократической, если можно так выразиться, на закате эпохи Ельцина и до «триумфа воли» в 1999 г. Именно тогда, после назначения Путина премьером и начала второй чеченской войны, на РТР перешел один из создателей НТВ Олег Добродеев, который добился серьезной реконструкции канала.

Результатом его усилий стало появление мощного государственного вещания, вклад которого в создание атмосферы военного патриотизма по поводу войны в Чечне был весьма высок. Вообще военная тема помогла каналу «подобраться» и обнаружить внутренний стержень (подобный формуле Уварова, применимой к ТВ-Центру, либеральным ценностям для НТВ и массово-развлекательным про граммам на ОРТ), которым для РТР стало именно жесткое пропагандистское вещание, воплощенное в прямое высказывание дик тора и взвинченную драму репортажей с похорон солдат, «минут молчания» и военных новостей.

Подобно тому как роль военного премьер-министра стала важнейшей частью образа кандидата в президенты Владимира Путина для символической реальности России 1999 г., РТР стала своеобразной точкой сборки, прообразом воображаемой «Великой Рос сии» — той самой, которую публицистам, политическим игрокам, армии и власти удалось наконец сконструировать в конце десятилетия великого хаоса и борьбы за власть.

Медиаполитическая система переходит в руки государства, или Новое политическое время

Медиаполитическая система. Этот термин в 1990-е годы точно определял смысл политики. В то время как государственные институты и партийные структуры были неустойчивыми или несформированными, именно каналы воздействия на аудиторию — телевизионные каналы — определяли конфигурацию политической си-

стемы. Когда политологи жаловались на отсутствие в России цивилизованной партийной системы (мол, только у коммунистов есть партия с массовым членством), они упускали из виду, что подлинными партиями были телеканалы. Именно с их помощью разыгрывался политический спектакль и выстраивалась иерархия ролей на политической сцене, которая позже, непосредственно перед выборами, воплощалась в бренды партий и политических движений, за которые предлагалось голосовать избирателям.

Такая система держалась на толерантном отношении государства к присутствию мощных, временами даже вполне самостоятельных игроков в медиаполитической системе. Толерантность эта вполне объяснима как исторически, так и утилитарно. Благодаря первой приватизации, когда массмедиа были отобраны у коммунистов и переданы профессиональным журналистам, во все ключевые моменты истории пресса всегда поддерживала первого Президента России. Борис Ельцин был для журналистов гарантом и свободы, и собственности.

Другое дело — Путин. Еще во время его избирательной кампании, когда дело запахло Чечней, всем стало ясно, что медиапо-литическая система не переживет новых выборов. Ситуация должна измениться, и интуитивно было понятно, в какую сторону. Но никто не мог предвидеть подробностей и деталей, из которых, собственно, и складывается любая история.

Два раза за 2000 г. президент продемонстрировал незнание за конов медиа, «прогуляв» на Черном море трагедию «Курска» и обратившись с президентским посланием в день захвата НТВ. У этой тактики была своя логика: игнорируя СМИ, он как бы подчеркивал свою силу, способность реализовывать собственные планы вне зависимости от того, что об этом думают журналисты. Образно говоря, Путин «прет как танк», и не исключено, что за это его и выбрали. Весь вопрос в том, сознательно ли он выбирает такой стиль или этот выбор продиктован необходимостью?

Информационный кредит. Выборы-2000 делала команда Ельцина. Дело не только в том, что Путин, в отличие от него, не харизматический лидер, который одинаково успешно управляется с толпами граждан и журналистов. У Путина не было негласно го альянса с массмедиа вообще и журналистским корпусом в частности. Как не было и собственной ПР-команды, ресурсов управления информационным полем. Все это досталось ему от Бориса Ельцина, было «заемным». С точки зрения информационного обеспечения Владимир Путин избирался в кредит.

Подчеркнуто дистанцируясь от любых персональных движений в эту сторону, Путин оставил место для первого в новейшей

истории России сильного (и опасного) министра информации Михаила Лесина. Во время выборов Путин не прошел даже краткого курса медиаграмоты, так и оставшись «человеком системы» и «актером одной роли». Между тем, чтобы хорошо чувствовать себя в атмосфере свободных СМИ, политик должен овладеть искусством импровизации. В противном случае роль актерского таланта вынужденно подменяется системой контроля за информационным полем. Однако президент артистичен, как выяснилось позже.

Разумеется, потребность контролировать массмедиа у сегодняшней власти объективно существует. Она вытекает из масштабного проекта нового «строительства государства» и обеспечения преемственности во властных структурах в преддверии 2008 г., который, как мы знаем, выразился в попытках формирования новых амбициозных партийных структур. Политическая система закрывается — и эта схема не сработала бы, если бы администрация играла исключительно на политическом поле. Ведь тогда реальные массовые партии, представленные телевидением (национал-популистское ОРТ и либеральное НТВ), в любой момент могли бы раскрутить альтернативные партийные бренды и «обнулить» инвестиции в партийную систему — как это и происходило в 1990-х годах с известной регулярностью.

Неформальная национализация. Итак, столкнувшись с зада чей контроля медиасистемы, администрация встала перед выбором методики. Национализация ее могла быть формальной или неформальной. В первом случае необходимо было вернуть ОРТ в госсобственность и начать госфинансирование канала. Так, воз можно, сделал бы Примаков. Но Путин выбрал путь преемственности по отношению к администрации Ельцина, используя уже опробованный набор приемов неформальной национализации, про исходящей через обмен услугами между властью и бизнесменами. В 1990-е годы расходы на контроль массмедиа компенсировались за счет предоставления владельцам медиахолдинга доступа к приватизации. Эта эпоха, как мы все помним, кончилась Связьинвестом, когда победили Потанин и Сорос — ценой отставки правител ства. Приватизация вроде бы закончилась, но передел собственности продолжается. В повестке дня — ЮКОС. Параллельно ОРТ перешло от Березовского к Абрамовичу с его нефтяными и алюминиевыми интересами (под последними следует подразумевать Олега Дерипаску, недавно разрушившего толлинговый бизнес Льва Черного). А потом и вовсе превратилось в государственный «1-й канал». Примерно по той же схеме «Газпром» получил НТВ — воз можно даже, что в этом случае обошлось без откупного. Как-ни как, РАО — полугосударственная компания.

Помимо очевидных удобств (не болит голова о том, где взять деньги) такая схема хороша также с точки зрения международных финансовых институтов, которые оценивают уровень «свободы» медиасистемы по формальным признакам. В докладе Всемирного банка (2001 г.), в частности, использован именно этот критерий, что вызвало немало ироничных замечаний участников обсуждения этой главы доклада, сделанного в Вашингтоне в апреле. Ведь в этом случае латиноамериканская модель олигархического контроля за медиасистемой исчезает за изящным прикрытием частной «семейной собственности».

Между тем любому, кто следил за развитием российских масс-медиа в 1990-х годах, понятно, что реальные технологии контроля за СМИ совсем иные. Канал РТР, например, когда-то был самым свободным и «демократическим», но в определенный момент ведущих заменили на дикторов и редакторов — и проблема контроля была решена. Произошло это после столкновения государственных СМИ с властью по поводу первой войны в Чечне, когда «медовый месяц» массмедиа и власти подошел к концу.

Три удара

Но довольно о девяностых. Вопрос, на который надлежит здесь
ответить, можно сформулировать следующим образом: как закон и
порядок новой, путинской эпохи устанавливались в российской медиа-
системе!

Первой ласточкой перемен стало вынесение на конкурс частот вещания ТВЦ и ОРТ. Предупреждения были сделаны во время выборов (по принципу «всем сестрам по серьгам» и «равноудаленности»), а конкурсы на ОРТ (24 мая) и ТВЦ (6 июля) прошли без особых сюрпризов: телеканалы сохранили частоты. Тем не менее эти жесты министра Лесина не остались незамеченными. Всем телевизионщикам стало ясно, что любой канал может оказаться в такой же ситуации, а поводом для предупреждения — послужить некое нарушение законодательства. Причем отмена этого предупреждения судом (как это произошло в случае с ТВЦ) значения не имеет — конкурс все равно состоится, а на нем все может сложиться по-разному. Голосование по ТВЦ было хорошим приме ром: победа досталась Лужкову с перевесом всего в один голос, и голос этот принадлежал лично Лесину.

Вторым этапом трансформации медиаполитической системы стало лишение Бориса Березовского способности влиять на содержание передач первого канала. Как и прежде, помимо интересов

президентской администрации канал служит бронежилетом государственной политики. Сегодня по всей эстетике очевидно: 1-й канал — это, конечно, государственное, не частное и не общественное телевидение.

Ситуация с НТВ — завершающий этап трансформации, после которого политическое поле должно было еще в большей степени перейти под контроль администрации. Захват НТВ действительно стал событием эпохальным. Гусинский был последним игроком на медийном поле, который мог создавать политические кризисы по своему желанию. Его место стремится занять Березовский, для которого открылась наконец желанная ниша демократической медиа-оппозиции.

Новое «политическое время». В этой ситуации, разумеется, коммерческие СМИ (в первую очередь газеты и журналы, приносящие прибыль издателям и не зависящие от политизированных медиаин-весторов) оказываются в выигрыше и могут набрать некоторые очки за счет относительной неподконтрольности власти. Они могут и будут преподносить сюрпризы Кремлю и создавать информационные кризисы, если новая администрация не научится реагировать на медийную «повестку дня» более оперативно, чем в случае с «Курском». В принципе такое разделение по «осторожности» между газетами и телевидением встречается довольно часто, например в Великобритании. А вот смогут ли российские издания воспользоваться всеми прелестями свободы печати — это отдельный вопрос.

И тем не менее в долгосрочном плане гораздо более существенными представляются две другие темы. Первая: если политическая система превратится в выхолощенный механизм, замкнутый на некой последовательности ритуалов, то на какой площадке общество восстановит коммуникацию? Или, по-другому, где — вне политики — проявится политическое! Вторая тема: что нового вносит в ситуацию развитие Интернета?

Начнем со второй темы. Здесь важно отметить обозначившийся уже структурный конфликт между массмедиа и коммуникацией в Интернете. Речь идет не о «некоторых различиях» (как в антитезе «газеты — телевидение»), а о самом настоящем противостоянии. Сетью пользуется меньше людей, чем телевизором, но зато Интернет-коммуникация построена на живых людях, а не на образах и медиафантомах. Репрезентация массмедиа находится в оппозиции к коммуникации с помощью Интернета. При этом, разумеется, понятие «интернет» используется широко и включает в себя не только интернет-СМИ, но прежде всего — электронную почту, специализированные страницы и веб-комьюнити. Сеть представляет собой самиздат в режиме реального времени, который уже

на световые годы ушел вперед от ритуального содержания как электронных, так и печатных СМИ. В Сети другая повестка дня, другие темы, другая жизнь.

Это не значит, конечно, что в ней нет концентрации собственности на органы информации, крупных холдингов и т.д. Но по отношению ко всему объему содержания и коммуникации в Сети их информационная продукция значит не так много, как, напри мер, центральное телевидение — для российской системы масс-медиа. И если эта «инаковость» не находится еще в состоянии острого конфликта с современной российской медиасистемой, то прежде всего потому, что она ее чаще всего игнорирует. Массмедиа по большей части выключены из реальности Сети, представляют собой меньше пяти процентов ее содержания, равно как и все политические сайты, вместе взятые. Исходя из этого можно пред положить, что если конфликт и будет происходить, то не в политической, а в иной плоскости — в сфере культуры и составляющих ее содержание метафор и символов. Если политическая площадка останется закрытой, энергия общественной жизни просто уйдет в другое русло.

Дата добавления: 2014-11-29