III Этап: 30 – сер. 50-х гг. ХХ в. 1 страница

Переход от старой школы отечественной тюркологии к советско-марксистской традиции приходится примерно на начало 30-х гг. В это время завершается процесс формирования тоталитарного государства в СССР. Решающую роль в складывании историографической ситуации в стране стала играть политика партии, а конкретные иссле­дования стали сверяться с историческими взглядами Сталина [Балашов, Юрченко, 1994 с. 43]. После ухода из жизни В.В.Бартольда и Б.Я.Владимирцова тон в отечественной исторической тюркологии начинают задавать учёные, твёрдо опиравшиеся на постулаты исторического материализма. Если вышедшая в 1934 г., через три года после кончины автора, книга Б.Я.Владимирцова «Общественный строй монголов: Монгольский кочевой феодализм» ещё во многом продолжает традиции старой школы, то увидевшие свет в том же году работы Н.Н.Козьмина и С.П.Толстова открывают новую веху в отечественном кочевниковедении. И если в XIX – начале ХХ в. целью исследований являлся сбор источников и сведений о прошлом народов азиатской части России, то теперь на передний план выходят задачи идеологического характера и практические вопросы классовой борьбы. Считается, что от успеха исторических исследований «во многом зависит правильность практической работы по социалистической реконструкции кочевого и полукочевого аула советского Востока, во многом зависит успешность той борьбы, которую ведут трудящиеся массы колониальных народов против гос­подства империализма и местных феодалов…» [70, с. 171].

В работах сибирского учёного Н.Н.Козьмина [Козьмин, 1934] проводится идея о господстве феодальных отношений в эпоху Тюркского каганата и Монгольской империи. В обществе орхоно-енисейских тюрок он выделяет феодальную аристократию и простой народ, между которыми шла ожесточённая классовая борьба. В результате этой борьбы, а также по причине столкновения интересов феодальной аристократии распался первый Тюркский каганат. Второй каганат сформировался, по мнению Н. Н. Козьмина, посредством разрастания небольшого феодального владения до крупного феодального государства. Государственные институты Тюркского каганата Н. Н. Козьмин сравнивает с институтами раннефеодальных государств Европы и видит в них много общего. Как у тюрок, так и у монголов, согласно концепции этого историка, родо-племенной строй давно разложился, и господствующими были феодальные отношения. Как и в средневековой Европе, феодализм в Центральной Азии проявлял себя в институте вассалитета и земельной собственности. По мнению Н.Н.Козьмина не было существенных различий между европейским и центральноазиатским феодализмом.

Поскольку Н. Н. Козьмин был репрессирован, то его труды на долгое время оказались под запретом и были изъяты из научного оборота. Основная дискуссия по поводу социально-экономического и политического развития кочевых обществ развернулась между С.П.Толстовым и А.Н.Бернштамом.

Крупный отечественный историк, исследователь Средней Азии С. П. Толстов внёс значительный вклад в изучение истории тюркских народов. Его перу принадлежат работы по древней и раннесредневековой истории Средней Азии, среди которых выделяется фундаментальный труд «Древний Хорезм» [Толстов, 1948], в котором рассматриваются и некоторые проблемы истории тюркских кочевых народов. Можно также отметить статью «Города гузов» [Толстов, 1947], посвящённую истории огузских племён Приаралья. Одной из главных тем в работах С. П. Толстова была проблема социально-экономического и политического развития кочевников. Одним из важнейших тезисов в них является мысль о том, что в своём развитии кочевые народы прошли рабовладельческую стадию развития [Толстов, 1934, с. 174]. Выделявшаяся из массы кочевников аристократия была, по мнению Толстова, по сути своей рабовладельческой. Но уже в недрах рабовладельческого строя созревали зачатки феодальных отношений в виде различных форм феодальной зависимости и вассалитета. Основным институтом дальнейшей феодализации кочевого строя общества Толстов считал саун – отношения по аренде скота бедными общинниками у богатых скотовладельцев. Феодальная эксплуатация в кочевом обществе осуществлялась, по мнению Толстова, не на прямую через собственность феодалов на землю, а опосредованно – выдачей скота в аренду на определённых условиях. Пастбища при этом номинально оставались родо-племенной собственностью. Сами родо-племенные институты, по мнению Толстова, уже давно утратили свой первоначальный смысл и были узурпированы кочевой аристократией, являясь по существу прикрытием сначала рабовладельческих, а затем и феодальных форм эксплуатации [Толстов, 1934, с. 185-191].

Объединения центральноазиатских хуннов и орхоно-енисейских тюрок С. П. Толстов рассматривает как «военно-рабовладельческие империи». В этих государственных образованиях, по мнению Толстова, шёл медленный процесс разложения рабовладельческих и созревания феодальных отношений. В результате противоречий между отмирающим рабовладельческим и наступающим феодальным укладом происходит распад и гибель этих империй. На их месте, по мнению С. П. Толстова, происходит сложение сравнительно небольших, но гораздо более устойчивых государств, феодальных в своей основе. Хазарский каганат, болгары, уйгуры VIII – X вв., по мнению С. П. Толстова, – это уже государства оформляющегося феодализма. С. П. Толстов согласен с Б. Я. Владимирцовым в том, что в XII – XIII вв. у монгол происходит становление феодальных отношений, однако образование Монгольской империи происходило по образцу завоевательных военно-рабовладельческих государств. Но со временем феодальные отношения у средневековых монгол одержали верх. Стабильные государства феодального типа появляются у кочевников Евразии, по мнению Толстова, уже намного позже монгольских завоеваний.

Близкой взглядам С. П. Толстова точки зрения на социально-политический строй кочевников придерживался и крупнейший археолог, историк древнего мира, исследователь сибирских древностей С.В. Киселёв. Его главная книга «Древняя история южной Сибири» [Киселёв, 1951] стала результатом многолетних полевых исследований и анализа добытого материала. Уже в обществе хуннов, по мнению Киселёва, происходило разложение родового строя и становление рабовладельческих отношений. Главной причиной распада родового строя стала появившаяся уже в столь ранний период частная собственность. Основу частной собственности, которая скапливалась в руках кочевой аристократии, составляли в первую очередь рабы, а также продукция, произведённая рабами. Именно кочевая аристократия поддержала слагавшуюся в племенном союзе хунну государственную власть. Таким образом, по мнению Киселёва, сформировался военный союз хунну, политическая система которого стала надолго характерной для истории Центральной Азии.

Похожая картина наблюдалась, согласно концепции С. В. Киселёва, и в древнетюркском обществе, где эксплуатация рабов также привела к значительным изменениям в общественном строе. Здесь аристократия встретила сопротивление рядовых кочевников. В ходе развернувшейся борьбы сформировалось объединение аристократии древнетюркских племён – «вечный эль». Тюркский эль, по мнению С.В.Киселёва это государственное устройство и организация знати одновременно. Киселёв считал, что завоевательная политика Тюркского каганата была определённым компромиссом между стремящейся подчинить основную массу рядовых кочевников аристократией и сопротивляющимся этому процессу простым народом. Успех походов временно глушил внутреннюю борьбу, доставляя их участникам – знати и рядовым воинам богатую добычу.

В работах известного отечественного тюрколога, автора целого ряда работ по истории, археологии и культуре Киргизии А.Н.Бернштама проводится идея о ранней феодализации кочевников. Рабство, по мнению А.Н.Бернштама, носило патриархальный характер и являлось лишь укладом внутри феодального общества. А. Н. Бернштам считал, что главная причина образования кочевых государств была в классовой борьбе, всплески которой приводили к власти очередную династию. В своём развитии кочевники, согласно концепции учёного, совершили переход от первобытнообщинного коммунизма к феодальному обществу, минуя рабовладельческий строй. Государства кочевников представляли собой, по мнению А. Н. Бернштама, военно-феодальные объединения, что являлось единственно возможной формой диктатуры господствующего класса.

Одним из направлений научной деятельности А. Н. Бернштама была история гуннов, которой была посвящена его книга «Очерк истории гуннов» [Бернштам, 1951]. А.Н.Бернштам придерживался концепции К.А.Иностранцева о преемственности центральноазиатских хуннов и европейских гуннов и тюркоязычности и тех и других. Объединение центральноазиатских гуннов представляло собой, по определению Бернштама, доклассовое «варварское общество».

Истории древних тюрок посвящена его монография «Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок». Древние тюрки, согласно концепции А. Н. Бернштама, образовывали уже раннефеодальное объединение. Сам процесс происхождения древних тюрок представлял собой, по мнению Бернштама, особый вид этногенеза, совпадающий с процессом феодализации. Древнетюркское государство было своеобразным феодальным островком среди «варварских» племён Центральной Азии. Государством в полном смысле этого слова Бернштам считал только второй Тюркский каганат, возродившийся в конце VII в. после недолгого периода подчинения тюрок Китаю. Именно в это время, по мнению Бернштама, происходит формирование феодальных отношений, классовая борьба между феодальной аристократией и простым народом, результатом которой стало образование древнетюркского государства.

Неоценимым вкладом в изучение истории тюркских народов Восточной Европы стала деятельность выдающегося отечественного историка, археолога М. И. Артамонова. Итогом его многолетней научной деятельности стала фундаментальная монография «История хазар» [Артамонов, 1962]. В этой книге значительное место отведено племенам и государственным образованиям кочевых и полукочевых тюрок, начиная с эпохи гуннов. Специальные главы посвящены савирам, протоболгарским племенам, аварам, тюркутам, Великой Болгарии. Подробнейшим образом исследована история хазар с момента их первого появления на страницах письменных источников до падения Хазарского каганата в Х в. Для своего времени эта работа М. И. Артамонова являлась исчерпывающим исследованием по данной теме, не утеряла своего значения она и сегодня.

Следует также отметить, что послевоенный период ознаменовался заметными успехами в изучении и публикации источников по истории тюркских народов. В 1950-е гг. С.Е.Маловым был издан целый ряд работ по древнетюркским письменным источникам [Малов, 1951, 1952, 1959]. Тогда же был переиздан фундаментальный труд по истории тюрок-кочевников – сборник переводов китайских летописей, выполненных Н.Я.Бичуриным [Бичурин, 1953]. Опираясь на достижения кочевниковедения 1930-50-х гг., развивая, дополняя и критикуя результаты работы своих предшественников, исследователи последующей эпохи добились новых результатов в изучении рассматриваемой проблемы.

IV Этап: конец 50-х – 90-е гг. ХХ в.

Конец эпохи сталинизма ознаменовался коренным поворотом в общественно-политической жизни страны. «ХХ съезд КПСС и опубли­кованное вскоре постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», положившие начало обновлению страны, были знаменательной вехой и для исторической науки. Началась борьба с догматизмом и начетничеством, стал восстанавливаться метод творческих дискуссий как главное средство решения спорных вопросов» [Балашов, Юрченко 1994, с. 88]. Перемены, происходившие в исторической науке в период оттепели, в полной мере коснулись и отечественного кочевниковедения. Господствовавшие ранее установки о формационной при­надлежности кочевых обществ к рабовладельческой, феодальной (патриархально-феодальной) формациям были подвергнуты критике и переосмыслению, в связи с чем вновь всплыли вопросы, связанные с государственностью кочевников. В работах некоторых исследователей были пересмотрены казавшиеся незыблемыми положения о прямой зависимости социально-политического развития от экономического базиса кочевых сообществ, а порой подвергался сомнению даже сам факт существования института государства у кочевников. В то же время теория кочевого феодализма также не была забыта и получила своё развитие в исследованиях целого ряда авторов. В силу всего этого общая картина различных точек зрения выглядит куда ярче и многообразнее чем в предшествующий период.

На конец пятидесятых годов ХХ в. приходится начало публичной научной деятельности Л.Н.Гумилёва, одной из самых интересных и в то же время неоднозначных фигур русской историографии прошлого столетия. Истории кочевников евразийских степей посвящено большинство его книг и статей. В работах Л. Н. Гумилёва наиболее ярко выражена идея о доклассовом характере ранней государственности у кочевников. Государственность у хуннов возникла, по мнению историка, из-за перехода разобщённых по аилам кочевников к круглогодовым перекочёвкам. Эти аилы стали образовывать теперь спаянные группы, возникала потребность в организации этих групп для обороны от врагов и поддержания внутреннего порядка. Этот зародыш государственности, по мнению Гумилёва, более древний, чем институт классового государства. Саму державу Хунну Л. Н. Гумилёв рассматривает как общество, где господствовали родо-племенные институты, и определяет как «родовую империю» [Гумилёв, 1960, с. 83].

Тюркский каганат, по мнению Л. Н. Гумилёва, образовался вследствие завоевательной политики ханов из рода Ашина, в результате которой были объединены почти все степные народы Евразии и прилегающие территории с осёдло-земледельческим населением. Чтобы эффективно контролировать эти страны и народы, древние тюрки создали своё государственное объединение – эль. Основным противоречием в первом Тюркском каганате было противоречие между тюркской военной демократией и покорёнными племенами, находившимися ещё в стадии родового строя. Ввиду недолгого существования государства Л. Н. Гумилёв рассматривает Тюркский каганат как незавершённый процесс классообразования [Гумилёв, 1961, с. 18].

Феодальные отношения, согласно концепции Гумилёва, возникали только по периферии Великой степи, там, где кочевники завоёвывали страны с осёдлоземледельческим населением. В качестве примеров Гумилёв приводит государство Сельджукидов, Золотую Орду, монгольские династии в Иране и Китае. Притом оставшиеся в степи кочевники продолжали сохранять прежние общественные отношения [Гумилёв, 1969, с. 80].

Сочинения Л. Н. Гумилёва отличаются лёгкостью слога и доступностью изложения материала, что обеспечило им широкую популярность, особенно в тюркских республиках бывшего СССР, и в Татарстане в том числе. Но следует отметить, что, наряду с доброжелательным тоном по отношению к тюркским народам, в сочинениях Л. Н. Гумилёва отчётливо прослеживается негативное отношение к исламу [см.: Гумилёв, 1994], религии, которую исповедует подавляющее большинство тюркских народов. Если ранние работы Л. Н. Гумилёва, такие как «Хунну», «Древние тюрки» и др., не выходят за рамки научных монографий, то более поздние труды базируются на разработанной им теории «этногенеза и пассионарности». История тюркских народов в этих работах служит лишь для иллюстрации достаточно спорной и противоречивой теории.

Как бы ни разнились подходы советских историков к вопросам социально-политического развития кочевых обществ между собой и тем более со взглядами русских тюркологов старой школы, тем не менее все они признавали факт существования кочевых государств. Однако в период хрущёвской оттепели и в последующие годы в работах целого ряда исследователей это положение было подвергнуто критике и сомнению. Среди этих учёных можно выделить имена Г.Е.Маркова [Марков, 1975] и С.А.Плетнёвой [Плетнёва, 1976].

Согласно концепции крупного отечественного кочевниковеда Г. Е. Маркова в кочевых обществах происходят процессы имущественной дифференциации и выделения господствующего слоя – военных и племенных предводителей. Усиление военной организации приводило в итоге к возникновению кочевых империй, олицетворявших военную централизацию скотоводов. Но кочевые империи представляли собой эфемерные образования и не имели прочного экономического базиса. Объединение различных племён в кочевую империю могло быть осуществлено лишь при условии создания единой системы управления, опирающейся на прочную военную силу. Однако при ослаблении центральной власти начинался распад кочевой империи, военно-административная система прекращала своё существование, и степняки вновь возвращались из «военно-кочевого» в «общинно-кочевое» состояние. Таким образом, кочевые империи, согласно концепции Г. Е. Маркова, не являлись государствами в полном смысле этого слова.

Взглядам Г. Е. Маркова близка концепция известного учёного, крупного специалиста по истории тюркских народов Восточной Европы, автора трудов по истории хазар и половцев С.А.Плетнёвой. Её взгляды в полной мере нашли отражение в монографии «Кочевники средневековья» [Плетнёва, 1976 ]. Так же как и Марков, она считает, что кочевых государств не существовало, а объединения кочевников представляли собой племенные союзы, которые становились государствами лишь в том случае, если часть населения переходила к земледелию. Плетнёва выделяет три стадии развития кочевых обществ: первая стадия – таборное кочевание, с отсутствием земледелия и осёдлости, в сфере общественного быта этой стадии присуща военная демократия; вторая стадия – полукочевое хозяйство с постоянными зимовками и частичным заготовлением кормов – распадение родового строя и военной демократии, становление раннеклассового общества и формирование государственных объединений и третья стадия - полукочевое хозяйство с параллельным развитием земледелия и осёдлости, появление городов – феодализм и государство.

Вторая стадия кочевания, по мнению С.А.Плетнёвой, делится на два этапа, причём для первого этапа характерен куренной способ кочевания, а для второго аильный. Военно-демократический строй в эту эпоху сменялся классовым. На второй стадии кочевания, согласно концепции С.А.Плетнёвой, находились хунны, древние тюрки эпохи каганата, империя Аттилы, Аварский каганат, держава Кубрата, Хазарский каганат в период становления и др.

На третьей стадии кочевания появляются высокоразвитая земледельческо-скотоводческая экономика, развитие ремёсел, рост городов, единство культуры, языка, появление письменности. Всё это, согласно концепции Плетнёвой, признаки развивающейся и утверждающейся государственности. Если для второй стадии кочевания можно говорить о создании рыхлых государственных объединений – «кочевых империй», то для третьей стадии характерны устойчивые и организованные объединения – «каганаты». В качестве наиболее ярких примеров третьей стадии кочевания С.А.Плетнёва приводит Уйгурский каганат, где имел место классовый феодальный строй, а также Кыргызский каганат, Хазарию в период расцвета и др.

Важным вкладом в историографию истории тюркских народов стали труды крупного отечественного тюрколога С. Г. Кляшторного. Его книги и статьи посвящены истории тюркских народов в целом, источниковедческому значению памятников древнетюркской письменности, проблемам социального строя и политогенеза в обществе кочевых тюрок [Кляшторный, 1964, 1970, 1971, 1984, 1994 и др.].

Среди работ последних лет следует особо отметить книгу владивостокского учёного Н. Н. Крадина «Кочевые общества (проблемы формационной характеристики)» [Крадин, 1992]. По мнению Н.Н.Крадина, хотя кочевники и могли обходиться продуктами своего труда, они, тем не менее, нуждались в изделиях ремесленников, оружии, шёлке, украшениях и в продуктах, производимых земледельцами. Получить всё это можно было двумя способами: войной и мирной торговлей. Кочевники использовали оба способа. Когда они чувствовали своё превосходство или неуязвимость, то без раздумий садились на коней и отправлялись в набег. Но когда соседом было могущественное государство, скотоводы предпочитали вести с ним мирную торговлю. Однако нередко правительства осёдлых государств препятствовали такой торговле, так как она выходила из-под государственного контроля. И тогда кочевникам приходилось отстаивать право на торговлю вооружённым путём.

Н.Н.Крадин, как и В.В.Радлов и В.В.Бартольд, придерживается точки зрения, что поначалу кочевники не нуждались в собственном государстве. Государственность у кочевников зарождалась, согласно концепции Н. Н. Крадина, в тех регионах, где они вынуждены были иметь длительные и активные контакты с более высокоорганизованными земледельческо-городскими обществами (скифы и древневосточные и античные государства, кочевники Центральной Азии и Китай, гунны и Римская империя, арабы, хазары и турки и Византия и др.). Таким образом, Н.Н.Крадин придерживается позиции, что государственность у кочевых народов возникла под влиянием осёдлоземледельческих цивилизаций.

Точка зрения о классовом характере кочевых обществ наиболее аргументировано представлена в монографии крупного специалиста по китайским источникам, автора по истории средневековых тангутов и монголов Е.И.Кычанова [Кычанов, 1994]. Он даже не ставит под сомнение сам факт существования государств у кочевых народов. В этой работе Е.И.Кычанов рассматривает проблемы уровня развития кочевых народов исходя из убеждения, что общества кочевников были обществами классовыми и как результат имущественного и классового расслоения этих обществ возникли и кочевые государства. В книге дан подробнейший анализ ранних форм государственности у кочевых народов, в разное время граничивших с Китаем. Само кочевое государство было, согласно концепции Е. И. Кычанова, не только орудием обороны или ограбления соседей, но и той формой организации общества, которая позволяла аристократии и зажиточной части лично свободных людей осуществлять свою власть, свой контроль и влияние для того, чтобы эксплуатировать своих неимущих и малоимущих соплеменников и рабов. Главная идея, которую Е. И. Кычанов проводит в своей монографии, в том, что кочевые государства были прежде всего результатом внутреннего развития кочевых обществ, итогом их сословно-классового разделения и социальных противоречий в обществе.

Особая ценность книги Е. И. Кычанова заключается в том, что автор часто обращается к оригиналам китайских источников, а не их переводам.

В 1960 – 90-е гг. продолжалось накопление и систематизация источниковой базы по древней и средневековой истории тюрок-кочевников. Была продолжена работа по поиску, дешифровке и публикации памятников древнетюркской пись­менности. В 1983 г. Д.Д.Васильевым было осуществлено издание тюркских рунических памятников бассейна Енисея, ставшее первой наиболее полной публикацией древнетюркских памятников отдельного региона [Васильев, 1983]. В том же году вышла его монография, посвящённая описанию, исследованию и систематизации многовариантной графики тюркских рунических памятников VIII - X вв. [Васильев, 1983]. В 1971 г. был издан первый тюркский источник, относящийся к истории Первого тюркского каганата, – Бугутская надпись на согдийском языке [Кляшторный, Лившиц, 1971].

В.С.Таскиным были переведены и изданы отрывки из китайских летописей, касающиеся истории восточных гуннов [Материалы, 1968, 1973]. Он подверг переоценке переводы китайских источников, сделанные Н. Я. Бичуриным и изданные им ещё в 1851 г. В.С.Таскин уточнил и исправил целый ряд неточностей и ошибок, допущенных его предшественником. Публикации В.С.Таскина имеют не только источниковедческое, но и историографическое значение. Допущенные Н.Я.Бичуриным при переводе китайских летописей неточности и ошибки перекочевали в труды А.Н.Бернштама, Л.Н.Гумилёва и др. и даже стали основой их исторических концепций. Так, например, В.С.Таскин опроверг точку зрения Л.Н.Гумилёва о господстве родовых отношений у хуннов.

Итогом развития исторической науки в Киргизии и Казахстане в советский период стали многотомные коллективные монографии, в которых значительное место уделено и древнетюркскому периоду в истории этих республик [История, 1968, 1977].

Важный вклад в изучение древней истории евразийских степей внесли и татарские историки.

Основные регионы проживания современных татар – Поволжье и Приуралье находятся вдали от центров древнетюркских кочевых государственных образований. Воспоминания об эпохе древнетюркских каганатов можно проследить лишь в древнейших пластах татарского фольклора. Именно этим, по всей видимости, можно объяснить то, что на начальном этапе становления татарской историографии добулгарский период истории татарского народа не стал центральной темой. Однако впоследствии татарские историки неоднократно обращались к древней и раннесредневековой истории своих предков. Не утратила актуальность эта тема и сейчас.

Одним из основоположников татарской исторической науки по праву считается крупнейший учёный, просветитель Шигабуддин Марджани (1818-89) – автор более тридцати крупных научных работ. Его исторические труды опираются в основном на восточные источники, выписки из которых были собраны учёным во время учёбы в Средней Азии. Одним из важнейших сочинений Ш. Марджани является его книга «МУСТАФАД АЛЬ-АХБАР ФИ АХВАЛИ КАЗАНЬ ВА БУЛГАР» («Источники по истории Казани и Булгара») [Марджани, 1989]. В этом труде, кроме собственно болгар, автор уделяет значительное место различным тюркским племенам и народам средневековья: хазарам, буртасам, кипчакам и др., подчёркивая общность их тюркского происхождения. В то же время более ранний период истории тюркских народов в этом сочинении Марджани практически не освещается.

Древнетюркский период более детально рассматривается в книге известного историка и общественно-политического деятеля Ахмад-Заки Валиди (1890-1970) «Краткая история тюрко-татар» [Валиди, 1992], впервые увидевшей свет в Казани в 1917 г. В специальном разделе, посвящённом древнему периоду тюркской истории, Заки Валиди даёт информацию о хуннах, древних тюрках и огузах, кроме того, там содержатся сведения о культуре древних тюрок. Автор упоминает и ссылается на труды таких известных тюркологов, как Н. Я. Бичурин, К. А. Иностранцев, В. В. Бартольд и др. Наиболее плодотворный период деятельности Заки Валиди приходится на годы эмиграции, где им было написано огромное количество различных научных трудов, среди которых более тридцати монографий. Одним из важнейших открытий этого учёного стала публикация им полного списка сочинения Ахмеда ибн Фадлана.

Древнетюркский период нашёл отражение в творчестве одного из первых профессиональных татарских историков, доктора исторических наук Газиза Губайдуллина (1887-1938). В одном из его главных сочинений – книге «История татар» [Губайдуллин, 1994], впервые увидевшей свет на татарском языке в 1926 г., добулгарскому периоду уделено значительное место. Автор упоминает о государстве центральноазиатских тюрок, даёт информацию о религии древних тюрок, их культуре, письменности орхоно-енисейских тюрок. Более подробно в этом сочинении освещена история тюркских народов Восточной Европы: гуннов и хазар. Раздел, посвящённый хазарам в этой книге равен разделу о домонгольском периоде истории волжских булгар.

В своей книге «История Сибири» [Атласи, 1993] видный татарский учёный, общественный деятель Хади Атласи (1876-1938) вкратце освещает и древнетюркский период в истории этого региона. В главе, посвящённой киргизам, он упоминает и события, происходившие в эпоху Тюркского каганата.

Кроме вышеназванных историков древнетюркский период нашёл отражение в творчестве видного просветителя, историка, общественного и религиозного деятеля Ризы Фахреддинова (1859-1936). Этнической истории тюркских народов посвящены труды историка, религиозного деятеля Хасан-Гата Габаши (1963-1933). Поступательное развитие татарской исторической мысли было насильственно прервано с установлением в стране тоталитарного режима личной власти Сталина, многие историки были репрессированы, а их труды оказались под запретом. После известных постановлений ЦК ВКП (б) от 6 октября 1944 г. и состоявшейся затем в 1946 г. конференции, посвящённой происхождению казанских татар, этническая история татар была ограничена лишь практически рамками современного Татарстана и начиналась с периода Волжской Болгарии.

Новый подъём интереса к древнетюркскому периоду истории татарского народа начинает проявляться спустя годы после ХХ съезда КПСС и осуждения культа личности Сталина – во второй половине 70-х гг. Здесь, в первую очередь, следует отметить труды известного историка, археолога, доктора исторических наук Альфреда Хасановича Халикова (1929-1994). В его работах [Халиков, 1978, 1989] уделяется особое внимание древнетюркским корням казанских татар, даётся информация о гуннах, тюркских каганатах. Но самое главное, А. Х. Халиков подробнейшим образом характеризует археологические находки на территории Татарстана, датируемые древнетюркским периодом и связывает их с гуннами, тюрками и т.д.

Новый всплеск интереса к древнетюркской эпохе произошёл после начала перестройки и подъёма национального самосознания татар на рубеже 1980-х – 90-х гг. В это время были переизданы (и переиздаются сейчас) труды Ш. Марджани, Р. Фахреддинова, Г. Губайдуллина, А. З. Валиди и др. Древнетюркская тема нашла отражение в книгах и публикациях в периодических изданиях таких современных историков как академик М. А. Усманов, доктор исторических наук Р.Г.Фахрутдинов, академик И.Р.Тагиров и др.

В последние годы стали появляться отдельные издания, посвящённые древнетюркской эпохе в истории татар. Здесь следует отметить работу доктора исторических наук С. Х. Алишева «Древний тюркский мир» [Алишев, 2000], а также монографию кандидата исторических наук Г. Л. Файзрахманова «Древние тюрки в Сибири и Центральной Азии» [Файзрахманов, 2000], посвящённую исследованию истории древнетюркских государств с древнейших времён до начала XIII в.

Дата добавления: 2014-12-08