I Этап: с древнейших времён до XIX в

Изучение истории тюркских народов в России достигло больших результатов. И тому есть веские причины – это постоянные на протяжении столетий контакты Древней Руси, Московского государства, Российской империи с Тюркским миром. Тюркские племена были соседями восточнославянских племён ещё до образования Древнерусского государства. Со становлением Киевской Руси отношения с тюркскими государствами и племенами приобретают постоянный и стабильный характер. В условиях частой смены мирных и враждебных взаимоотношений между русскими и тюрками происходило их многовековое взаимодействие, которое оставило заметный след в языках, обычаях и культурах и тех и других. Перипетии русско-тюркских взаимоотношений нашли своё отражение в начальном периоде русской историографии – летописании. Даже учитывая то, что соседние с Русью тюркоязычные народы стояли на разных ступенях экономического, общественно-политического и духовного развития, можно выделить некоторые общие черты отношения русских летописцев к этим народам. Во-первых, летописи составлялись православным духовенством, поэтому в отношении народов иного вероисповедания проводится линия религиозной нетерпимости. Во-вторых, раннее русское летописание проводит идею объединения русских князей в борьбе против общих врагов – особенно язычников («поганых») печенегов и половцев и мусульман («бусурман») булгар.

В золотоордынский период отношения Руси с тюркоязычными народами приобретают более тесный и интенсивный характер. В связи с потребностью поддерживать необходимые отношения с Ордой упрочивается практическое знание тюркских языков [Кононов, 1982, с. 33]. Однако в силу ряду причин образование Джучиева Улуса не вызвало на Руси, как в Европе, расширения географического кругозора, и описания Золотой Орды в русских источниках не могут выдержать никакого сравнения со сведениями западноевропейских и мусульманских авторов [Бартольд, 1925, с. 171]. Но тем не менее, тесное взаимодействие Руси и Орды вылилось в заимствование лексики, обычаев и традиций. «Дольше всего татарские традиции отразились на русской внешней политике и посольском церемониале. После ослабления татарских ханств на русского царя отчасти была перенесена татарская государственная идея: его стали называть «великим беком, белым ханом» [Бартольд, 1925, с. 172].

Этот факт означал, что Москва, ставшая к тому времени столицей централизованного русского государства, стала считать себя правопреемником Джучиева Улуса, что и отразилось на её политике по отношению к татарским ханствам. К XVI в. политические амбиции молодого Русского государства нашли своё отражение в концепции «Москва – Третий Рим». В историко-публицистических сочинениях того времени обосновывалась правомерность претензий России на земли татарских ханств [Измайлов, 1992].

С завоеванием Казани, Астрахани и Сибири, с одной стороны, и оформлением суверенитета Османской империи над Крымским ханством, с другой, внимание русской исторической публицистики переключается на турецко-крымскую тему, что и нашло своё отражение в «Скифской истории» Андрея Лызлова. Это было первое в русской историографии сочинение, посвящённое проблемам истории тюркоязычных народов. Под именем скифов автор объединил тюрок-кочевников южнорусских степей, монгол, татар и турок-осман. «Скифская история» отражает уровень развития востоковедения, историографии и источниковедения в конце XVII в. и имеет все атрибуты научной монографии [Чистякова, 1963]. Но всё же основы научной тюркологии в полном смысле этого слова были заложены лишь в XVIII в.

Зарождение тюркологии как науки в России неразрывно связано с реформами Петра I. Эти преобразования привели к радикальным изменениям как в сфере внутренней и внешней политики, так и в сфере науки. Во внутренней политике – это колонизация захваченных тюркских территорий в Поволжье, на Урале и в Сибири и попытки христианизации местного населения, а во внешней политике дальнейшая конфронтация с Османской империей и Крымским ханством, а также попытки экспансии в Средней Азии и Закавказье. При Петре I Россия не смогла добиться серьёзных успехов в борьбе с Турцией, также безуспешно закончились попытки утвердить русское влияние в Средней Азии. Но, несмотря на провалы во внешней политике, именно в это время было положено начало научно-практическому изучению тюркских народов. Известно, что с посещением Петром I в 1722 г., во время персидского похода, развалин Булгара связано начало изучения тюркской эпиграфики в России [Баскаков, 1969, с. 23].

В петровскую эпоху значительную роль в становлении российской науки, и в том числе науки исторической, сыграли западные учёные. Это в полной мере относится и к зарождению тюркологии в России. Пленный шведский офицер Филипп Иоган (Юхан) Стралленберг, живший в Сибири в 1713-1722 гг., впервые опубликовал зарисовки тюркских руноподобных надписей, впервые сделал попытку классификации урало-алтайских народов и соответствующих языков. Кроме того, он приобрёл и организовал перевод на русский, а с русского на немецкий язык сочинения хивинского правителя Абу-л-Гази (1603-1644) «Шаджара-и тюрк» («Родословная тюрок») [Кононов, 1982, с. 65].

В русской историографии XVIII в. история тюркских народов рассматривается сквозь призму отношений русских княжеств с Великой степью. В своей «Истории Российской» В. Н. Татищев попытался определить происхождение названий кочевых народов, установить их местопребывание, пути кочевий, обрисовать общественный строй, религию, взаимоотношения между ними и другими народами. Что же касается личностного отношения, то В. Н. Татищев видел в печенегах, торках и половцах прежде всего врагов, представлявших опасность для Руси [Мавродина, 1983, с. 12].

Со второй четверти XVIII в. политика России по отношению к тюркским странам заметно активизируется. В 1735-1739, 1768-1774 и в 1787-1791 годах Россия ведёт войны с Турцией, в результате второй из них был присоединён Крым. С 1730 года начинается присоединение казахских орд. Но царское правительство не довольствовалось лишь подданством одних кочевников. Под влиянием ослабления Турции и среднеазиатских ханств в Петербурге составлялись обширные завоевательные проекты. Профессор арабского языка Кер, состоявший в это время при Российской Академии наук, в 1735 году подал проект учреждения особой восточной академии, в котором ссылается на составленные им раньше планы завоевания Турции и Средней Азии; при этом была высказана надежда, отчасти оправдавшаяся в XIX в., что при завоевании Самарканда и Бухары будет найдено много восточных рукописей [Бартольд, 1926, с. 219]. Как видно, с одной стороны, внешняя политика ставила практические задачи перед наукой, а с другой, результаты внешней политики давали богатый материал для дальнейшего развития самой науки.

Именно тогда во второй четверти XVIII в. с развитием русской науки и открытием Российской Академии наук началось систематическое изучение истории и языков тюркских народов. Как и в начале XVIII в., в это время ключевая роль в зарождающейся русской тюркологии принадлежала иностранцам. Так уроженец Кенигсберга Готлиб Зигфрид Байер, проработавший в России с 1726 по 1738 год, перевёл на латинский язык главу «Родословной тюрок» Абу-л-Гази [История отечественного востоковедения, 1987, с. 53]. Имя Байера упоминается также в истории изучения тюркских енисейских надписей в связи с его попыткой объяснить знаки этих надписей через кельтское письмо [Кононов, 1982, с. 42]. Историк Герхард Фридрих Миллер, находившийся в Сибири в составе экспедиции десять лет и собравший за это время огромный материал, опубликовал в 1750 году в Петербурге основанный на летописях и других первоисточниках сибирских архивов свой главный труд «Описание Сибирского царства и всех происшедших в нём дел от начала, а, особливо, от покорения его Российской державе по сии времена» [История отечественного востоковедения, 1987, с. 55]. В 1768-1774 годах была проведена серия экспедиций, которые охватили районы Сибири, Урала и Поволжья. Их руководителем был известный учёный Пётр Симон Паллас. В результате работы этих экспедиций было собрано много материалов по истории и этнографии. Значительная их часть была издана П. С. Палласом в его «Путешествии по Российской империи», а также в специальной работе «Собрание исторических сведений по истории монгольских народностей» [Баскаков, 1969, с. 27].

В целом XVIII столетие в истории отечественной тюркологии было начальным этапом создания источниковой базы, накопления опыта научно-исследовательской и преподавательской работы. Без этого невозможен был бы тот высокий уровень, которого эта наука достигла в XIX-XX вв.

Дата добавления: 2014-12-08