В. А. Сластенин, В. П. Каширин 15 страница

С возрастом может усиливаться асимметрия различных психологических функ­ций: например, одна из сторон тела может оказаться более чувствительной к вибра­ционной или температурной стимуляции, чем другая, один глаз или ухо может быть более функционально сохранным, чем другой.

Исследования памяти показали, что в период после 70 лет в основном страдает механическое запоминание, а лучше всего сохраняется логическая память. Образная память ослабевает больше, чем смысловая, но сохраняется лучше, чем механиче­ское запечатление. Основой прочности памяти в старшем возрасте являются внут­ренние смысловые связи. Например, в ассоциативном эксперименте испытуемый 87 лет на слово-раздражитель «поезд» отвечает «машина» и т.п. Фиксирование своего поведения у людей старше 70 лет ослаблено по сравнению с долговременной памя­тью. Деформации особенно сильны в образной памяти, где восприятие и запомина­ние не сопровождаются организующей функцией речи. Ведущим видом памяти в пожилом возрасте становится смысловая, логическая память, хотя и эмоциональная память продолжает функционировать.

В процессе геронтогенеза претерпевает изменения вербальный и невербальный интеллект. По данным английского геронтолога Д. Б. Бромлея, снижение невер­бальных функций становится резко выраженным к 40 годам, а вербальные функции с этого момента интенсивно прогрессируют, достигая своего максимума в период 40-45 лет. Это свидетельствует о том, что речемыслительные второсиг-нальные функции противостоят общему процессу старения.

На работу психических функций в старости влияет трудовая деятельность, осу­ществляемая или продолжаемая человеком, так как она приводит к сенсибилизации включенных в нее функций и тем самым способствует их сохранности.

Хотя старение — неизбежный биологический факт, тем не менее социально-культурная среда, в которой оно происходит, оказывает на него свое влияние. Ду­шевное здоровье современного человека на любой фазе жизни во многом определя­ется его вовлеченностью в общение.

Чем старше становится человек, тем больше в силу объективных причин сужают­ся его социальные связи и снижается социальная активность. Это обусловлено, во-первых, прекращением обязательной профессиональной деятельности, естественным образом влекущей за собой установление и обновление системы социальных связей и обязательств; очень немногие старики продолжают активно участвовать в деловой жизни (как правило, это те, кто избегает зависимости и ценят уверенность в собст­венных силах и самостоятельность).

Во-вторых, постепенно «вымывается» его возрастная когорта, и многие близкие ему люди и друзья умирают или возникают трудности в поддержании отношений (в связи с переездом друзей к детям или другим родственникам) — «иных уж нет, а те далече». В ряде работ по проблемам старения отмечается, что принципиально любой человек старится в одиночку, так как в силу преклонного возраста он постепенно от­даляется от других людей. Пожилые люди очень зависят от побочных линий родства и косвенных отношений, стараясь поддерживать их в отсутствии других близких родственников. Любопытно, что многие пожилые люди не хотят, чтобы им напоми­нали о старости, и не любят из-за этого общаться со сверстниками (особенно с теми, кто жалуется на старость и на болезни), предпочитая общество более молодых лю­дей, обычно — представителей следующего за ними поколения (в то же время они часто обнаруживают социальную установку, что молодые презирают стариков и что старикам нет места ни в других возрастных когортах, ни в обществе в целом).

Отсутствие контактов с обществом способно вызвать у стариков эмоциональные изменения: упадок духа, пессимизм, обеспокоенность и страх перед будущим. По­жилых людей почти всегда в явном или неявном виде сопровождает мысль о смерти, особенно в случаях утраты близких и знакомых, которые, к сожалению, в пожилом возрасте достаточно часты. Когда из рядов ровесников в этом возрасте выбывает ка­ждый десятый, найти кого-то другого на их место из молодого поколения бывает сложно. В этом смысле в более выгодном положении находятся не европейские, а азиатские культуры, например Китая или Японии, которые не вынуждают поколения шагать плотными однородными возрастными шеренгами, а позволяют им сливаться друг с другом, обмениваясь опытом. В этих культурах старикам отводится роль пат­риархов, старейшин, что позволяет дольше сохранять вовлеченность в социальные связи.

В-третьих, старый человек быстрее устает от напряженных социальных контак­тов, многие из которых ему не кажутся актуально значимыми, и сам ограничивает их. Пожилому человеку чаще хочется побыть одному, «отдохнуть от людей». Круг общения пожилого человека чаще всего бывает ограничен ближайшими родствен­никами и их знакомыми и немногими близко живущими друзьями.

Вовлеченность в общение неизбежно убывает с возрастом, что обостряет про­блему одиночества. Но острее проблема снижения социальной активности и одино­чества переживается стариками, живущими в городах, чем в сельской местности, в силу специфичности самих жизненных укладов города и села. Старые люди со здо­ровой психикой и соматически здоровые охотнее и дольше стараются сохранять и поддерживать имеющиеся социальные связи, часто придают им характер ритуала (например, ежевечерние звонки по телефону, еженедельный поход по магазинам, ежемесячные встречи друзей, ежегодное совместное празднование годовщин и т.п.). Женщины в среднем сохраняют больше социальных контактов в силу того, что у них больше социальных ролей; чаще они имеют больше друзей, чем мужчины. Тем не менее именно пожилые женщины чаще мужчин жалуются на одиночество и де­фицит социальных контактов.

После 60 лет постепенно приходит осознание социального отчуждения стари­ков от последующих поколений, которое переживается болезненно, особенно в об­ществах, где нет необходимой социальной поддержки старости. Многие старики

часто живут с ощущением ненужности, брошенности, невостребованности, обесце-нен-ности. Это означает, что в старости отмечается не только сужение межличност­ных контактов, но и нарушение самого качества человеческих взаимоотношений. Эмоционально неуравновешенные пошлые люди, остро чувствуя это, часто предпо­читают деморализую-iee добровольное затворничество унижению, которое они ус­матривают в риске стать обузой и испытать на себе глумливое высокомерие моло­дых. Эти переживания могут стать и основой старческих суицидов наряду с матери­альной необеспеченностью, одиночеством, страхом умереть в одиночестве.

На социальные связи влияет широкий круг факторов. Так, известно, что люди старше 60 лет часто жалуются на здоровье и возраст, хотя не выглядят ни очень больными, ни очень старыми. Л. М. Терман отмечал, что такие явления часто на­блюдаются после утраты близкого человека (вдовства) или в ситуации старения в одиночестве, т.е. одинокие пожилые люди чаще ощущают себя больными. Фактора­ми, способствующими тому, что человек начинает «чувствовать свой возраст», пе­реживать отчаяние и депрессию, становятся в этом случае следующие процессы: пе­реживание горя и соблюдение траура; необходимость искать новых людей, которые примут человека в свой круг и заполнят образовавшийся «вакуум»; необходимость учиться решать многие проблемы самому и т.д. Наоборот, человек менее остро пе­реживает одиночество, если он ощущает комфортность и стабильность существова­ния, счастлив в домашней обстановке, удовлетворен своими материальными усло­виями и местом жительства, если у него есть потенциальные возможности осущест­влять по собственному желанию контакты с другими людьми, если он вовлечен в ка­кие-то ежедневные, пусть и необязательные, виды деятельности, если он ориентиро­ван на элементарные, но обязательно долгосрочные проекты (ждет правнука, покуп­ки автомобиля или защиты диссертации сына, урожая от посаженной когда-то ябло­ни и т.д.).

До сих пор мы рассматривали как бы «вертикаль» старческого возраста, его по­ложение в структуре целостной жизни человека. Теперь обратимся к его «горизон­тали», т.е. собственно к содержательной протяженности возраста, к психическому складу стариков психологическим портретам старости. Вот, к примеру, как харак­теризуется старый человек в работе Е. Авербуха:

«У старых людей снижены самочувствие, самоощущение, самооценки, усилива­ется чувство малоценности, неуверенности в себе, недовольство собой. Настроение, как правило, снижено, преобладают различные тревожные опасения: одиночества, беспомощности, обнищания, смерти. Старики становятся угрюмыми, раздражитель­ными, мизантропами, пессимистами. Способность радоваться снижается, от жизни они ничего хорошего уже не ждут. Интерес к внешнему миру, к новому снижается. Все им не нравится, отсюда — брюзжание, ворчливость. Они становятся эгоистич­ными и эгоцентричными, более интровертированными... круг интересов суживается, появляется повышенный интерес к переживаниям прошлого, к переоценке этого прошлого. Наряду с этим повышается интерес к своему телу, к различным неприят­ным ощущениям, часто наблюдающимся в старости, происходит ипохондризация. Неуверенность в себе и в завтрашнем дне делает стариков более мелочными, скупы­ми, сверхосторожными, педантичными, консервативными, малоинициативными и т.п. Ослабляется у стариков контроль над своими реакциями, они недостаточно хо­рошо владеют собой. Все эти изменения во взаимодействии со снижением остроты восприятия, памяти, интеллектуальной деятельности создают своеобразный облик старика и делают всех стариков в какой-то степени схожими друг с другом».

У людей преклонного возраста постепенно изменяется мотива-ционная сфера, и немаловажным фактором здесь является отсутствие необходимости ежедневно тру­диться, выполнять принятые на себя обязательства. Согласно А. Маслоу, ведущими

потребностями в пожилом и старческом возрасте становятся телесные потребно­сти, потребность в безопасности и надежности.

Многие старые люди начинают жить «одним днем», наполняя каждый такой день простыми заботами о здоровье и поддержании жизнедеятельности и минимального комфорта. Даже простые домашние хлопоты и несложные проблемы становятся зна­чимыми для сохранения ощущения занятости, необходимости что-то делать, быть нужным себе и другим.

Как правило, старики не строят долгосрочных планов — это связано с общим из­менением временной жизненной перспективы. Психологическое время меняется в старости, и большее значение теперь имеют жизнь в настоящем и воспоминания о прошлом, чем будущее, хотя определенные «нити» в недалекое, обозримое будущее все же протянуты. Об этом хорошо сказал Гете:

Насущное отходит вдаль, а давность, Приблизившись, приобретает

явность.

Большинство важнейших событий и свершений своей жизни старики, как прави­ло, относят к прошлому. Благодаря причинным и целевым связям бывшие и будущие события человеческой жизни образуют сложную систему представлений о ней, ко­торая в обыденном языке именуется «судьбой», а в психологии — «субъективной картиной жизненного пути». Эта картина подобна сети, узлы которой — события, а нити — связи между ними. Одни связи соединяют друг с другом события уже про­изошедшие; они целиком принадлежат прошлому, стали содержанием развития и жизненного опыта человека. Старикам в большей степени, чем лицам других возрас­тов, свойственно воспитание на собственном обобщенном опыте, на примере личной жизни. Это стремление «оставить след» в жизни реализуется в воспитании детей и внуков или в стремлении иметь учеников и последователей (стариков часто тянет к молодым людям), способных учесть ошибки и достижения уже прожитой жизни. Старый человек извлекает из собственного жизненного опыта одну из реализован­ных связей между событиями («Я стал хорошим специалистом, потому что стара­тельно учился в школе и университете») и показывает ее результативность или нере­зультативность. У стариков много таких реализованных связей, и понятно, что им есть на чем воспитывать молодое поколение. Как правило, воспитание предполагает и протягивание связей в будущее: взрослые пытаются связать в сознании ребенка (а старики — в сознании взрослых) как причину и следствие два события, возможных в будущем («Если будешь хорошо учиться, легче поступить в университет»). Такую связь, где оба события принадлежат хронологическому будущему, называют потен­циальной. Третий тип связей — это актуальные связи, соединяющие события хроно­логического прошлого и будущего: они тянутся от происшедших событий к ожидае­мым, пересекая момент хронологического настоящего.

Если реализованные связи принадлежат миру памяти, воспоминаний, а потенци­альные — воображению, мечтам и грезам, то актуальные связи — это и есть текущая жизнь в ее напряженной незавершенности, где прошлое чревато будущим, а будущее прорастает из прошлого. В психологии известен так называемый эффект Зейгарник: действия, которые были начаты, но не окончены, запоминаются лучше. Между нача­лом действия и ожидаемым результатом сохраняется актуальная связь, и нам отчет­ливо помнится недоделанное, недоведен-ное до конца. Оно всегда живо в нас, всегда находится в настоящем. Кстати, именно этим объясняются факты мучительных пе­реживаний нереализованного прошлого стариками.

Прошлое не только психологически приближается в старости, но и кажется от­четливее и понятнее. Тем не менее в старости сохраняется ориентация на опреде­ленную временную направленность, описанная А. Бергсоном и К. Юнгом: есть ста­рики, живущие только прошлым (эмоциональные, депрессивные); есть те, кто живет

в настоящем (импульсивные, ощущающие), но есть и те, кто помещает свои пер­спективы в будущем (инициативные). Ориентация на будущее связана также с большей уверенностью в собственных силах, ощущением себя «хозяином своей судьбы». Не случайно одним из достижений психотерапии старческого возраста яв­ляется смена ориентации — с прошлого на будущее.

Эксперименты А. А. Кроника показали, что во всех возрастных когортах при­мерно 47% испытуемых склонны жить настоящим, 25% — прошлым и 28% — бу­дущим. Мужчины чаще относили свое «Я» в будущее, женщины — в прошлое (кар­тина почти соответствует вкусам Оскара Уайльда: «Я люблю мужчин с будущим, а женщин с прошлым»).

Мысленно забегая в прошлое и будущее, мы совершаем скачки во времени. Но к настоящему нас прочно привязывают близкие люди. Эксперименты показывают, что люди, для которых психологическое «сейчас» совпадает с хронологическим, как правило, имеют больше глубоких привязанностей, они ближе, теснее эмоционально связаны с другими. Те, чье «Я» смещено в прошлое или будущее, меньше ощущают свою связь с другими: лишь с 28% значимых для них людей они «вместе», а с 52%

— «порознь». Меньше всего привязанностей у «живущих в будущем»: «вместе» —
15%, «порознь» — 62%.

Кратковременные смещения «Я» во времени («временные децентрации») проис­ходят у каждого постоянно. Смысл их понятен: именно за счет таких смещений мы способны обозревать панораму собственной жизни, строить планы, давать оценки собственным поступкам. Происходит это за счет превращения актуальных, реализо­ванных и потенциальных связей друг в друга. Так, к примеру, актуальные по отно­шению к хронологическому настоящему связи вдруг могут переживаться реализо­ванными, если человек смотрит на них из будущего.

Актуальные связи превращаются в потенциальные, если человек живет в про­шлом, не замечая, что его ожидания или опасения уже сбываются. Реализованные связи вновь становятся актуальными или даже переживаются как потенциальные, если человек остался в своем далеком прошлом или ушел в него. А в моменты меч­таний и надежд актуальной становится потенциальная связь, перешедшая из психо­логического будущего в настоящее.

Мифический Адам прожил 930 лет, другие библейские и мифологические герои тоже жили столетиями, да и в реальной жизни в Абхазии существуют предания о де­вятисотлетних женихах и шестисотлетних невестах. Сколько на самом деле может прожить человек, сколь длинна линия его жизни? Геронтология утверждает, что че­ловеческая жизнь может колебаться в пределах от 120 до 180 лет.

Предположим, что это стало реальностью для каждого. Действительно ли в этом случае все проживут одно и то же время? Если бы жизнь измерялась годами, гово­рить о чувстве возраста не было бы смысла. Вполне понятно, что психологически жизнь течет по-разному. В одной старинной притче приводится надпись на надгро­бии: «Родился в...10 году — умер в...70 году. Прожил три года». И напротив, жизнь может вмещать в себя столетия. Так, Р. Баландин, работавший над биографией В. И. Вернадского, писал: «Измерять длительность человеческой жизни годами, все равно, что книгу — страницами, живописное полотно — квадратными метрами, скульптуру

— килограммами. Тут счет другой и ценится иное: сделанное, пережитое, проду­
манное».

Хорошо, когда о завершенном жизненном пути скажут, что он вместил в себя сотни лет. Но каково, скажем, 30-летнему сознавать себя 200-летним? Верно ли, что чем больше человек делает, мыслит, напряженнее живет, тем быстрее и безнадежнее он стареет психологически? Оказывается, наоборот — такие люди дольше сохраня­ют ощущение молодости.

Если внезапно «забыть» свой хронологический возраст, то, как показали экспе-

рименты А. А. Кроника, лишь каждый четвертый чувствует себя «на свои» 20, 30 и т.д.; 55% испытуемых чувствуют себя моложе, а каждый пятый — старше. Любо­пытно, что в возрасте до 30 лет моложе чувствует себя каждый второй, в среднем — на 4 года. А среди тех, кому за 30, «моложе» стали уже 73%, причем и «омолоди­лись» они в среднем на 8 лет.

Человек может считать себя моложе по многим причинам. Простейшая из них — кокетство, которым легко пользуются рекламщики: к примеру, стоит объявить некий товар «молодежным» (одежду, обувь, автомобили), как его покупательская способ­ность вырастает почти вдвое, так как его покупают все, кто относит себя к молоде­жи, т.е. люди практически всех возрастов.

Но вещи — лишь символы возраста, который «выдают» поведение, слова, поло­жение в обществе, стиль жизни — все это признаки, свидетельствующие о зрелости. Кроме того, существуют социокультурные «метки» возраста, например возраст для начала карьеры (24—26 лет), брака (20—25), выхода на пенсию (60—65), отклоне­ние от которых создает известные проблемы. Ориентируясь на социокультурные нормативы, человек и переживает себя моложе или старше. Киевский социолог Н. В. Панина показала, что люди, не достигающие соответствующих нормативов своей возрастной группы, как правило, чувствуют себя моложе.

Все сказанное позволяет говорит о «социальном возрасте». Для психологов же более интересен возраст во внутренней системе отсчета. И здесь за ощущением соб­ственной молодости часто стоит социально-психологическая незрелость, инфанти­лизм. В современном обществе процент социально-инфантильных личностей значи­телен в любой возрастной когорте. Их характерные черты: эгоцентризм, неумение считаться с другими людьми, несдержанность в общении и т.д.

Верно ли, что старикам снова хочется быть молодыми? Оказывается, нет. «Вечно молодыми» хотят остаться, как правило, именно нереализовавшиеся и незрелые личности, люди с неустоявшейся самооценкой, депривированные и фрустрирован-ные жизнью. А для большинства стариков более ценным оказывается чувство «реа-лизо-ванности» возраста, собственной жизни (если оно, конечно, есть): многие ста­рые люди говорят о том, что если бы жизнь была дана второй раз, то они прожили бы ее почти так же. В опытах А. А. Кроника испытуемые, приняв все содержание своей жизни за 100%, должны были оценить ее реализованность. Средняя цифра бы­ла 41%, но разброс был от 10 до 90%. Зная, как человек оценивает сделанное и про­житое, можно установить его психологический возраст. Для этого достаточно умно­жить личный «показатель реализованное™» на то число лет, которое сам человек рассчитывает прожить. Психологический возраст тем выше, чем больше человек ожидает прожить и чем больше он успел сделать.

Изменения хода развития в геронтогенезе во многом зависят от степени зрелости человека как личности и субъекта деятельности. Огромную роль здесь играют обра­зование, полученное на предыдущих возрастных этапах, так как оно способствует сохранности вербальных, умственных и мнемических функций до глубокой старос­ти, и род занятий. Лица пенсионного возраста характеризуются высокой сохранно­стью тех функций, которые выступали у них в качестве ведущего фактора профес­сиональной деятельности. Так, у людей, занятых интеллектуальным трудом, не из­меняются запас слов и общая эрудиция; у пожилых инженеров сохраняются многие невербальные функции; старые бухгалтеры выполняют тесты на скорость и точность арифметических действий так же хорошо, как и молодые. Интересно, что водители, моряки, летчики до старости сохраняют остроту и поле зрения, интенсивность цве­тоощущения, ночное зрение, глубинный глазомер, а те, у кого основу профессио­нальной деятельности составляло восприятие не дальнего, а ближнего пространства (механики, чертежники, швеи), прогрессивно теряли зрение к старости. Это объяс­няется итогом аккумуляции прежнего опыта зрительно-моторной координации. Те

функции, которые являются главными компонентами трудоспособности, сенсибили­зируются в процессе трудовой деятельности.

Особое значение имеет осуществление пожилыми людьми творческой дея­тельности. Результаты изучения биографий творческих личностей показывают, что их продуктивность и работоспособность не снижаются в позднем онтогенезе в разных сферах науки и искусства.

После 70 лет успешно работали такие ученые, как П. Ламарк, К. Лаплас, Г. Гали­лей, И. Кант, А. Гумбольдт (его «Космос» написан в период с 76 до 89 лет), И. П. Павлов (его «Двадцатилетний опыт» написан в 73 года, а «Лекции о работе больших полушарий головного мозга» — в 77 лет), писатели В. Гюго, С. Вольтер, Б. Шоу, В. Гете (вторая часть «Фауста» написана, когда ему было уже к 80, и именно к этой фа­зе жизни относится его знаменитое высказывание: «Ребенок — реалист, юноша — идеалист, мужчина — скептик и старик — мистик»), Л. Н. Толстой (в период напи­сания «Воскресения» ему 71 год, «Живого трупа» — 72, а «Хаджи-Мурата» — 76), художники Микеланджело (писал до 79 лет), К. Мане (до 86), О. Ренуар (до 78), Эль Греко (до 73). По преданию, японский художник Хокусаи сказал, что все, созданное им до 73 лет, ничего не стоит, его художественная карьера началась только после этого. Тициан создал свои самые захватывающие полотна почти в возрасте ста лет. Верди, Рихард Штраус, Шютц, Сибелиус и многие другие композиторы работали до 80 лет и создавали в этом возрасте чуть ли не самую волнующую музыку.

К числу характерных особенностей творческих людей относится широта их ин­тересов — активность творческой личности выходит за пределы семейных и узко­профессиональных интересов и выражается в участии в общественной и педагогиче­ской деятельности. Примером в этом плане может служить жизнь Рабиндраната Та­гора (1861-1941), творчеству и деятельности которого присущи разнообразие, дина­мичность, поиски нового, исключительно строгое отношение к себе, огромная рабо­тоспособность и отсутствие стереотипов в системе мировоззрения. Он писал стихи, пьесы, романы, повести и рассказы; был искусствоведом, педагогом и политическим деятелем; после 60 лет он занялся живописью и написал ряд замечательных полотен. Исследователь его биографии и литературного творчества М. Д. Александрова вы­деляет три пика продуктивности — 34, 49 и 69 лет.

Интерес представляет и анализ М. Д. Александровой творческой биографии И. С. Баха (1685-1750), чье творчество отличалось многообразием жанров. Он писал ду­ховную, оркестровую, камерную и танцевальную музыку, сочинял произведения для органа и хора, органа и сольного пения, для клавира, для скрипки с оркестром. Он писал фуги и сонаты, прелюдии и кантаты, хоралы и концерты. Уменьшение количе­ства сочинений в поздние годы связано с их мо1гументальностью; кроме того, в эти годы он создает такие литературные музыковедческие сочинения, как «Музыкаль­ные приношения», «Искусство фуги» и др., и ведет педагогическую деятельность.

Приведенные примеры демонстрируют разнообразие и широту интересов и дея­тельности творческих личностей и показывают, что они сохраняют свои потенци­альные возможности даже в период позднего геронтогенеза.

Еще одна существенная черта творческих личностей состоит в специфике моти­вации их деятельности. Американские исследователи Д. Пельц и Ф. Эндрюс отме­чают, что спад продуктивности труда выражен слабее у тех научных работников, ко­торым присущи внутренняя мотивированность, большой интерес непосредственно к самой работе, к процессу творчества. Важной чертой творческих людей являются целеустремленность, направленность на реализацию своих творческих планов и но­вых идей, желание достигнуть поставленной цели подчас даже в ущерб здоровью. Их направленность на воплощение своих замыслов отличается огромной побуди­тельной силой, вовлекающей в деятельность других людей. Именно поэтому науч­ные и творческие школы создаются и возглавляются по большей части пожилыми

людьми.

Творческим людям присуща также высокоразвитая самоорганизация, которая даже усиливается в поздние периоды жизни в связи с отчетливым осознанием ко­нечности и быстротечности отпущенного человеку времени жизни. В мыслительной деятельности саморегуляция выражена прежде всего в развитой критичности по от­ношению к результатам своей работы, в адекватной самооценке и в то же время в гибкости ума, отсутствии косности мышления. При обследовании пожилых научных работников установлено, что они обладают развитой рефлексией вне зависимости от пола и возраста, выраженной мотивацией творчества, целеустремленностью, а также трудолюбием, упорством и организованностью, не уступающим по своим показателям взрослости и молодости.

Одним из любопытных феноменов старости являются неожиданные вспышки творческих способностей. Так, в 50-х гг. XX в. газеты всего мира обошла сенсация: 80-летняя Грандма Мозес начала писать оригинальные художественные полотна, и ее выставки имели громадный успех у публики. Многие старики последовали ее примеру, не всегда с таким же успехом, но всегда — с большим личностным выиг­рышем. Для любого социума специальной задачей является организация времени жизни стареющих поколений. Во всем мире этому служат не только службы соци­альной помощи (хосписы и приюты для престарелых), но и специально создаваемые социальные институты образования взрослых, новые формы досуга и новая культура семейных отношений, системы организации свободного времени стареющих, но здоровых людей (путешествия, клубы по интересам и т.д.).

В старости важны не только изменения, происходящие с человеком, но и отно­шения человека к этим изменениям. В типологии Ф. Гизе выделяются 3 типа стари­ков и старости:

1) старик-негативист, отрицающий у себя какие-либо признаки старости и
дряхлости;

2) старик-экстравертированный (в типологии К. Г. Юнга), признающий наступ­
ление старости, но к этому признанию приходящий через внешние влияния и
путем наблюдения окружающей действительности, особенно в связи с выхо­
дом на пенсию (наблюдения за выросшей молодежью, расхождение с нею во
взглядах и интересах, смерть близких и друзей, новшества в области техники и
социальной жизни, изменение положения в семье);

3) интровертированный тип, остро переживающий процесс постарения; появ­
ляются тупость по отношению к новым интересам оживление воспоминаний о
прошлом — реминисценций, интерес к вопросам метафизики, малоподвиж­
ность, ослабление эмоций, ослабление сексуальных моментов, стремление к
покою.

Разумеется, эти оценки приблизительны, как бы мы ни хотели подвести стариков под тот или иной тип.

Не менее интересна классификация социально-психологических типов старости И. С. Кона, построенная на основании зависимости типа от характера деятельности, которой старость заполнена:

1) активная, творческая старость, когда человек выходит на заслуженный от­
дых и, расставшись с профессиональным трудом, продолжает участвовать в
общественной жизни, воспитании молодежи и т.д.;

2) старость с хорошей социальной и психологической приспособленностью, ко­
гда энергия стареющего человека направлена на устройство собственной жиз­
ни — материальное благополучие отдых, развлечения и самообразование — на
все то, на что раньше недоставало времени;

3) «женский» тип старения — в этом случае приложение сил старика находится

в семье: в домашней работе, семейных хлопотах, воспитании внуков, в даче; поскольку домашняя работа неисчерпаема, таким старикам некогда хандрить или скучать но удовлетворенность жизнью у них обычно ниже, чем у двух предыдущих групп;

4) старость в заботе о здоровье («мужской» тип старения) — в этом случае моральное удовлетворение и заполнение жизни дает забота о здоровье, стиму­лирующая различные типы активности; но в этом случае человек может при­давать излишнее значение своим реальным и мнимым недомоганиям и болез­ням и его сознание отличается повышенной тревожностью.

Эти 4 типа И. С. Кон считает психологически благополучными, но есть и отрица­тельные типы развития в старости. Например, к таковым могут быть отнесены ста­рые ворчуны, недовольные состоянием окружающего мира, критикующие всех, кро­ме самих себя, всех поучающие и терроризирующие окружающих бесконечными претензиями. Другой вариант негативного проявления старости — разочарованные в себе и собственной жизни одинокие и грустные неудачники. Они винят себя за свои действительные и мнимые упущенные возможности, не способны прогнать прочь мрачные воспоминания о жизненных ошибках, что делает их глубоко несчастными.

Дата добавления: 2014-12-16