Уотсон (Watson) Джон Бродес 3 страница

Существуют, сказали мы, две глубоко различные памяти. Од­на, фиксированная в нашем теле есть не что иное, как совокуп-ность рационально построенных механизмов, обеспечивающих надлежащий ответ на каждый возможный запрос. Она приводит к тому, что мы приспособляемся к настоящему положению вещей и что испытываемые нами воздействия сами собой продолжаются в реакции, то законченные, то только зачаточные, но всегда более или менее целесообразные. Скорее привычка, чем воспоминание, она разыгрывает наш прошлый опыт но не вызывает его образа. Вторая есть истинная память. Совпадая по объему с сознанием, она удерживает и выстраивает в последовательный ряд все наши состояния, по мере того как они совершаются, отводит каждому факту его место и, следовательно, отмечает его дату, действитель­но движется в прошлом, а не беспрестанно возобновляющемся настоящем, как это делает первая память. Но, установив глубокое различие между этими двумя формами памяти, мы не показали,) как они связаны между собой. Над телами с их механизмами, символизирующими накопленные усилия прошлых действий, память воображающая и повторяющая как бы парит в воздухе. Однако если мы никогда не воспринимаем ничего, кроме непосредственно­го прошлого, если наше сознание настоящего есть уже воспомина­ние, то два разделенных нами феномена должны самым тесным образом сплавится между собой. В самом деле, рассматриваемое с этой новой точки зрения, наше тело есть не что иное, как неизменно возрождающаяся часть нашего представления, часть, всегда теперешняя, или скорее такая, которая в каждый данный момент только что прошла. Будучи само образом, тело не может служить складочным местом для образов, часть которых оно составляет;

вот почему химерична всякая попытка локализировать прошлые или даже настоящие восприятия в мозгу: не они находятся в моз­гу, а он в них. Но тот особенный образ, который сохраняется среди других и который я называю моим телом, составляет, как-мы уже сказали, в каждый данный момент поперечный разрез через поток вселенского становления. Это, следовательно, место прохода полу­ченных и отраженных движений, линия соединения вещей, которые воздействуют на меня и на которые воздействую я, одним словом, носитель чувственно-двигательных процессов. Если я изображу в виде конуса SAB совокупность накопленных в памяти воспомина­ний (рис. 3), то основание этого конуса АВ, покоящееся в прош­лом, будет оставаться неподвижным, в то время как вершина S, изображающая теперешний момент, будет непрестанно двигаться вперед, непрестанно же касаясь подвижной плоскости Р, — моего настоящего представления вселен­ной. В S сосредоточивается об­раз тела; и, составляя часть плоскости Р, этот образ ограничи­вается тем, что получает и от­ражает действия, исходящие от всех образов, из которых составлена эта плоскость.

Рис. 3

Таким образом, телесная па­мять, образованная совокупностью чувственно-двигательных систем, организованных привычкой, есть память мгновенная и имеющая своим базисом настоящую память. Так как это не две отдельные вещи, так как первая память, как мы уже сказали, есть лишь движущаяся точка, вставленная второй памятью в подвижную плоскость опыта, то совершенно естествен­но, что эти две функции взаимно поддерживают друг друга. В са­мом деле, память на прошлое, с одной стороны, доставляет чувст­венно-двигательным механизмам все воспоминания, способные руководить ими в их попытках дать двигательным реакциям нап­равление, подсказываемое опытом: в этом и состоят как раз ассо­циации по смежности и по сходству. Но, с другой стороны, чув­ственно-двигательные аппараты дают в распоряжение воспомина­ний бездейственных, то есть бессознательных, средство воплотить­ся, материализоваться, стать настоящими. Ведь для того чтобы воспоминание снова появилось перед сознанием, оно должно спуститься с высот чистой памяти как раз до той точки, где вы­полняется действие. Другими словами, от настоящего отправляется тот призыв, ответом на который служит воспоминание; от чув­ственно-двигательных элементов настоящего действия воспомина­ние заимствует ту теплоту, которая дает жизнь.

Прочность этого согласия, точность, с которой обе эти памяти прилажены одна к другой,— вот тот признак, по которому мы уз-

наем умы «вполне уравновешенные», т. е. в сущности людей, со­вершенно приспособленных к жизни. Человек дела характеризует­ся той быстротой, с которой он вызывает в интересах каждого данного стечения обстоятельств подходящие воспоминания, а также той неодолимой преградой, которую встречают у него, пытаясь переступить порог сознания, воспоминания бесполезные или безраз­личные. Жить в одном только чистом настоящем, немедленно от­вечать на каждое раздражение реакцией, непосредственно его про­должающей, есть свойство низшего животного: человек, поступаю­щий таким образом, называется импульсивным. Но и тот далеко не идеально приспособлен к действию, кто живет в прошлом, ради удовольствия в нем жить, у кого воспоминания всплывают на свет сознания без всякой выгоды для его теперешнего положения; это уже не импульсивный человек, а мечтатель. Между этими двумя крайностями находится та счастливо уравновешенная память, ко­торая достаточно послушна, чтобы следовать всем очертаниям те­перешнего положения вещей, и в то же время достаточно энергич­на, для того чтобы воспротивиться всякому иному призыву. Здра­вый смысл, практический ум, состоит, по-видимому, именно в этом.

Чрезвычайное развитие самопроизвольной памяти у большин­ства детей свидетельствует именно о том, что они не успели еще согласовать свою память и свое поведение. Они следуют обыкно­венно впечатлению момента, и, как действия у них не складывают­ся по указаниям воспоминания, так и обратно, их воспоминания не ограничиваются потребностями действия. Они, по-видимому, с большей легкостью удерживают образы в памяти лишь потому, что вызывают их в памяти с меньшим выбором. Кажущееся уменьшение памяти с развитием интеллекта связано, таким обра­зом, "с возрастанием организованной сплоченности между воспоми­наниями и действиями. Сознательная память теряет, следователь­но, в объеме, то, что она выигрывает в силе проникновения: первоначально к ее услугам была легкость припоминания грез, но и сама она тогда действительно грезила. То же самое преувеличе­ние самопроизвольной памяти наблюдается и у взрослых, кото­рые по своему интеллектуальному развитию не превосходят детей. Один миссионер, сказав длинную проповедь африканским дика­рям, заметил, что один из слушателей повторил его речь от нача­ла до конца слово в слово и с теми же самыми жестами.

Но если наше прошлое остается почти целиком скрытым от нас, ибо нужды теперешнего действия кладут на него свое veto, то оно опять обретает силу переступить через порог сознания во всех тех случаях, когда мы отрешаемся от интересов нашего практиче­ского действия и переносимся, так сказать, в жизнь мечты. Сон, естественный или искусственный, несомненно, вызывает отрешение, этого рода. Недавно нам было показано, что во время сна преры­вается соприкосновение между чувствующими и двигательными нервными элементами. Но даже если не принять этой остроумной гипотезы, то нельзя все же не усмотреть в сне некоторого, по

крайней мере функционального, расслабления нервной системы, всегда готовой в бодрствующем состоянии продолжить полученное раздражение в целесообразную реакцию. Общеизвестны случаи «экзальтации» памяти в некоторых бредовых и сомнамбулических состояниях. Воспоминания, казавшиеся окончательно утраченны­ми, восстановляются тогда с поразительной точностью; мы снова во всех подробностях переживаем совершенно позабытые сцены детства; мы говорим на языках, позабытых до последнего слова. Но нет ничего более поучительного, с этой точки зрения, как то, что происходит в момент внезапного удушения у утопающих или повешенных. Субъект, возвращенный к жизни, рассказывает, что в течение нескольких мгновений перед ним прошли позабытые со­бытия его истории, со всеми сопровождающими их обстоятельства­ми и в том самом порядке, в каком они в действительности следо­вали друг за другом.

Человеческое существо, которое бы грезило свое существова­ние, вместо того чтобы изживать его, без сомнения, также удержи­вало бы в своей памяти в каждый данный момент бесконечное множество деталей своей прошлой истории. Наоборот, тот, кто отринул бы эту память со всем тем, что она порождает, непреры­вно разыгрывал бы свое существование, вместо того чтобы дейст­вительно представлять его себе: сознательный автомат, он уно­сился бы всегда под уклон полезных привычек, продолжающих раздражение в подходящую к случаю реакцию. Первый никогда не вышел бы из сферы частного и даже индивидуального. Отводя каждому образу его дату во времени и его место в пространстве, он видел бы лишь то, чем этот образ отличен от других, а не то, в чем он с ним сходен. Второй, находясь всегда во власти привыч ки, умел бы наоборот выделить в данном положении лишь ту сто­рону, которой оно практически сходно с предыдущими положения­ми. Неспособный, конечно, мыслить- всеобще, ибо общая идея предполагает представление по крайней мере возможной множест­венности образов воспоминания, он тем не менее развивался бы во всеобщем, ибо привычка есть то же самое в сфере действия, что обобщение в сфере мысли. Но эти два крайних состояния — сос­тояние, при котором память насквозь созерцательная, схватывает лишь единичное в своем видении, и состояние, при котором па­мять, насквозь активная, накладывает печать общности на свои действия, — обособляются и проявляются до конца лишь в исклю­чительных случаях. В нормальной жизни состояния эти тесно проникают друг в друга и таким образом оба до некоторой степе­ни отказываются от своей первоначальной чистоты. Первое выра­жается в припоминании различий, второе — в восприятии сходств: из столкновения обоих токов возникает общая идея.

УДЕРЖИВАНИЕ ВИДИМЫХ ТЕЛЕСНЫХ НАВЫКОВ, ИЛИ «ПАМЯТЬ» Термин «память» в психологии, если его правильно определить, может оказаться полезным и обнять большую серию фактов. Рас­смотрим случай видимых двигательных навыков. Пусть некий индивидуум через короткое, но различное число часов практики научается писать на пишущей машинке тридцать слов в минуту; отправлять десять слов в минуту по беспроволочному телеграфу; играть в гольф восемнадцать ямок в восемнадцать ударов сверх минимума. Учащийся затем прерывает практику на некоторое вре­мя либо из соображений эксперимента, либо про причине измене-

См.: Уотсон Д. Психология как наука о поведении. М.—Л., 1926.

(9 января 1878 — 25 сентября 1958)— американский психолог, основопо­ложник бихевиоризма. Концепция Уотсона, созданная на основе исследований животных, яви­лась реакцией на методы интроспек­тивной психологии. Уотсон предпри­нял попытку перестроить психоло­гию, которая должна стать одной из естественных наук, пользующихся точными экспериментальными мето­дами.

Считая сознание недоступным объек­тивному исследованию, Уотсон вы­ступил в 1913 году с программой разработки новой психологии, пред­метом которой провозглашалось не сознание, а поведение. Всю психиче­скую деятельность Уотсон трактует как поведение (behavior), которое он отождествлял с внешне наблюдаемы­ми и скрытыми двигательными реак­циями на стимул. Пытаясь представить организм в ка-

Д. Уот сон

честве «самоформирующейся маши­ны», Уотсон делал акцент па изуче­ние процессов научения (learning) или формирования в течение жизни новых реакций. Даже мышление он стремился представить как скрытую моторную активность, выступающую заместителем действия. Несостоя­тельность бихевиоризма стала оче­видной уже к середине двадцатых годов, что вызвало необходимость его реформы в необихёвиоризм (Тол-мен и др.).

Сочинения: Психология как наука о поведении. М. — Л., 1926; Психологический уход за ребенком. М., 1929; Psychology as the behavio-rist Views it. — «Psychol. Rev,», 1913, v. 20.

Литература: Бихевиоризм. БСЭ, т. 6. М., 1927; Фресс П., Пиаже Ж. Экспериментальная психология: Сбор­ник, вып. 1—2. Пер. с франк, М., 1966; Ярошевский М. Г. История психологии, 2-е изд. М., 1977.

ния обстоятельств. По истечении этого промежутка он вновь начи­нает практику.

Результаты первоначального обучения сохраняются и сравни­ваются с результатами новых проб. Мы находим, что последний результат первоначальной серии (или среднее из результатов нескольких последних проб) выше, чем результат настоящей на­чальной пробы (или среднее из результатов нескольких первых проб). Имеется некоторая потеря в полезном действии функции. Все случаи таких приобретений можно подразделить на три пери­ода: 1) период заучивания (первоначальное приобретение), 2) пе­риод без практики (промежуток, во время которого навык оста­ется без употребления) и 3) период возобновленного заучивания. Период заучивания мы уже рассмотрели. Две последние стадии (но иногда и первая, т. е. стадия заучивания) обычно подводятся под термин «память», хотя повод для подведения второго, или бездеятельного, периода под этот заголовок возникает из того ложного взгляда, что во время этой стадии в нервной системе про* исходит нечто таинственное, что здесь имеет место какой-то про­цесс созревания; выражением этого мнения и служит поговорка: «мы учимся бегать на коньках летом, а плавать зимой».

Что происходит в тот период, когда нет практики? По-видимо­му, могут происходить две вещи:

1) Наиболее вероятно, что различные мускульные и железис­тые сочетания — частичные сочетания навыка как целого — начи­нают функционировать в новых системах навыков. Приспособле­ния мускульных и железистых элементов для особых нужд нель­зя приравнивать к частям неорганической машины. Они даны и функционируют совместно только до тех пор, пока ситуация до-пускает достаточное количество упражнений в этих особых функ­циях. Как только среда меняется так, что данный навык не может применяться, усваиваются другие навыки, и организм до некото­рой степени переделывается. В процессе этого изменения некото­рые группы частичных деятельностей, комбинированных для обра зования данного навыка, включаются в состав нового целого. Поэтому, когда организм сталкивается со старой ситуацией, ста­рая реакция при своем появлении обнаруживает некоторую поте­рю в скорости и точности. Другими словами, для того чтобы реак­ция происходила так же легко, как и раньше, необходимо действи­тельное возобновление заучивания, подобное первоначальному во всех отношениях, за исключением общего количества потребного времени.

2) Часто случается, что в последней части периода первона­чального заучивания субъект «выдыхается» и бросает практику раньше, чем он достиг физиологического предела умелости. Это обстоятельство может зависеть от разных причин: а) от попыток практиковаться слишком большими дозами Или под каким-либо давлением; б) от таких попыток приобретения навыка, которые неправильно распределены во времени, т. е. учащийся практикуется

слишком долгими периодами и слишком часто; в) периоды прак­тики требуют столько времени, что приходится преодолевать дру­гие системы навыков, как это случается, например, когда стремят­ся быстро приобрести умение в какой-либо отрасли: индивидуум не оставляет времени для игры, выполнения социальных функций, для того чтобы правильно поесть и поспать, выполнить свои до­машние а профессиональные дела.

Мы можем объединить результаты действия всех таких факто­ров термином «выдохнуться». Надо сказать, что это понятие не является бесплодным или гипотетичным. Его можно наблюдать при тренировке к атлетическим состязаниям. Многие игры на чемпио­натах были проиграны из-за того, что спортсмены «выдыхались». Это было настолько обычным явлением в воздушной службе во время периода наиболее активной тренировки в последнюю.войну, что особым офицерам было поручено заняться этим вопросом². Ес­ли учащийся приостанавливается, когда выдохся, и имеет возмож­ность заняться своими естественными делами, то легко может стать, что действие периода без практики окажется благотворным, даже если первые пробы при возобновлении заучивания будут не так хороши, как последние пробы при первоначальном заучивании (они редко или никогда не бывают такими же).

Кливленд очень хорошо доказал это на материале игры в шахматы. Когда учащийся возобновляет заучивание, он оказы­вается уже другим человеком; он возвращается к своей попытке при более высоком эмоциональном уровне; с запасом энергии, осво­божденным от давления преодоленных наклонностей и готовым к работе. После двух или трех первых периодов практики он дости­гает гораздо больших результатов, чем он мог достичь при перво­начальном заучивании.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПАМЯТИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПСИХОЛОГИИ ПОВЕДЕНИЯ

Следовательно, в нашем понимании память — это общий термин для выражения того факта, что после некоего периода неупраж­нения в известных навыках функция не исчезает, а сохраняется как часть организации индивида, хотя она может вследствие неупраж­нения претерпевать большие или меньшие нарушения. Если после такого периода вновь дается старый стимул или старая ситуация,

² Следует сказать, что выбор офицеров, назначенных для этой цели, был произ­ведем весьма курьезно. Их называли летными врачами, и личный состав был набран преимущественно из отолярингологов. Другие члены этой группы были акушеры и гинекологи. Почему был составлен такой удивительный набор вра­чей для этой цели — это секрет, который, наверное, похоронен в архивах Воз­душного Медицинского Управления в Вашингтоне. Наиболее подготовленным составом людей для этой цели были бы, по нашему мнению, психопатологи, работающие в контакте с психологами, которые понимают законы, связанные с образованием и функционированием навыков.

то: 1) либо старая реакция возникает определенно и резко; 2) ли­бо она возникает, но с нежелательными добавлениями (ошибками); 3) либо она возникает (если вообще возникает) со столь большими неправильностями, что организация мало заметна — возобновлен­ное заучивание так же трудно, как и первоначальное.

Это определение памяти пригодно для таких внешних навыков или функций, как рубка топором, или игра в теннис, или плавание; для такой сложной видимой или скрытой деятельности как прием телеграфной депеши или писание на машинке или декламация сти­хотворения заученного в детстве; для таких чисто скрытых навы- ков, которые участвуют в немой арифметике («в уме») или в про­изнесении ряда бессмысленных слов, заученных двадцать четыре часа тому назад повторным молчаливым прочтением; или, наконец, для таких, как называние предмета, лица, места или даты после большого промежутка времени. Спешим добавить, что в последнем случае память не всегда выявляется путем называния или выраже­ния словом; часто мы сталкиваемся с человеком, которого давно не видели, и стимул — вид его лица и фигуры — недостаточен для того, чтобы вызвать его имя, но достаточен для восстановления нашего прежнего отношения к нему и, может быть, наших преж­них реакций. Мы можем гулять с ним и разговаривать в течение нескольких минут, не произнося его имени. Только, когда голос, жестикуляция и старые ситуации взаимно подкрепляют друг, дру­га, тогда вызываются все прежние реакции. Наше отношение к это­му индивиду окончательно определяется и появляется конечная группа действий, выражающихся в словах. «Да, конечно, Джон Смит! Ведь мы с вами играли в бейсбол в высшей школе в Джонсвиле!»

Точно те же явления наблюдаются, если после трехлетнего пе­
рерыва мы пытаемся воспользоваться сложной фотографической
камерой. В первый момент нас затрудняет пользование рычажком,
освобождающим затвор, или механизмом для перехода от съемок
с выдержкой к моментальным съемкам, но после двух-трех минут
манипулирования мы уже знаем, как обращаться с камерой, на­
зубок. Так же и с «забытым» именем, только в этом случае про­
исходит голосовая манипуляция. Мы манипулируем голосом, пере­
бирая имена, начиная с каждой последующей буквы алфавита или
говоря: «черные волосы», «синие глаза», «полутора метра ростом»
и т. п.

НЕКОТОРЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕРИМЕНТОВ

Мы, может быть, лучше поймем обсуждаемые факты, если обратимся к результатам лабораторных экспериментов над запо­минанием действий, требующих умения. Бук пришел к некоторым интересным и даже поразительным выводам. Этот исследователь обучал некоторое число испытуемых писанию на машинке как зрительным, так и осязательным методами. Он выражает свои ре^

Все прижизненно онтогенетически приобретенные двигательные возможности обозначаются обобщенно термином двигательные на­выки (иначе — моторные навыки, умения, сноровки; по-английски — skills; по-немецки—Fertigkeiten и т. д.), процессы же их намерен­ной сознательной выработки объединяются в понятии двигатель­ной тренировки. Подобные навыки приобретаются по каждому из координационных уровней, и, как было показано выше на примерах. локомоции и письма, каждый навык в отдельности часто представ­ляет очень сложную, многоуровневую структуру.

¹ См.: Бернштейн Н. А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М., 1966.

зультаты не в числах написанных в минуту слов, а в числах уда­ров в минуту, так как его пишущая машина была так соединена с системой рычагов, что отмечались и удары для пропуска или пе-редвигания валика. Испытуемые были доведены до хорошей скоро­сти, а затем они в течение значительного промежутка не практик ковались вовсе.

Ниже мы приводим подробную запись, относящуюся к одному из испытуемых.

Последний период регулярной практики показал 1503 удара в десять минут. Затем испытуемый не дотрагивался до машинки 135 дней. Первая проба возобновленного действия (тест на память) дала 1365 ударов. Затем опять последовал период неупраж­нения в течение приблизительно целого года. После этого второго периода первый тест возобновленного действия показал 1390 удач ров. Мы видим, что, хотя и была потеря, но она чрезвычайно мала.

Нам приходится заключить, что существует неимоверно боль шая и поразительная длительность в функционировании навыка писания на машинке, но ничего сверхъестественного здесь нет.

Свифт обучал своих испытуемых пользоваться одной рукой, для того чтобы бросать и ловить два мяча, — один следовало бро сать в то время, когда другой находился в воздухе. Способ под счета был таков, что считали удачно пойманные мячи до первой неудачи, а всего в день для каждого испытуемого — до десяти не­удач. Испытуемый «А» начал с отметки 4, а в последние шесть дней из 42 дней практики его средние отметки были 50, 82, 92, 88, 68 и 105. Затем его испытывали по одному разу через каждые 30 дней в течение пяти месяцев. В эти пять ежемесячных испытаний он показал соответственно следующие отметки—70, 80, 140, ПО, 120. Испытуемый затем не испытывался в течение 481 дня, когда он обнаружил достижение в среднем равное 119. Затем он опять не испытывался в течение периода, продолжавшегося более четы­рех лет. Оказалась значительная потеря. Он достиг средней записи в 5 при десяти пробах на первый день, а в следующие последова­тельно дни его средние записи были 10, 18, 20, 26, 35, 66, 60, 45, 100, 160. Понадобилось одиннадцать дней на то, чтобы восстано­вить умение, в свое время потребовавшее 42 дня практики.

Итак, мы видим, что величина потери таких навыков, какие мы рассматривали, хотя и оказывается во всех случаях положи­тельной, но все же очень мала. Обычные наблюдения доказывают, что то же самое верно и по отношению к плаванию, катанию на коньках, танцам, игре в теннис и умелой механической работе. Мы увидим, что это резко отличается от быстрой потери, наблюдае­мой в навыках, относящихся по существу к речевой группе. Там потери происходят так быстро, что в некоторых случаях, напри­мер, при заучивании серии бессмысленных слов организация те­ряется через промежуток от пятнадцати минут до получаса, по­скольку это касается способности испытуемого произнести и на­писать слова.

Бернштейн Николай Александрович

(24 октября 1896—16 января 1966) — советский психофизиолог и физио­лог, создатель нового направления ис­следований — физиологии активности. Исследования Н. А. Бернштейна со­ставляют теоретическую основу совре-I-менной биомеханики, в частности биомеханики спорта, протезирования, труда, деятельности космонавтов и др. Он внес коренные усовершенство­вания в технику регистрации и ана­лиза движений.(«иноциклограмма, циклограмметрия). Некоторые идеи, высказанные Бернштейном в 30-е го­ды, предвосхитили основные положе­ния кибернетики. Бернштейну при­надлежит одна из первых четких формулировок понятий обратной свя­зи в физиологии, а также идея по-уровневой организации движений. В связи с недостаточностью понятия

Н. А. Бернштейн

«рефлекторной дуги» для объяснения двигательных актов Бернштейн ввел понятие «рефлекторного кольца», ос­нованное на трактовке всей системы отношений организма со средой как. непрерывного цикличного процесса. Созданная Бернштейном концепция физиологии и биологии активности положила начало развитию новых: принципов понимания жизнедеятель­ности организма.

Сочинения: Общая биомеханика.
М., 1926; Проблема взаимоотношений
координации и локализации.— «Архив
биологических наук», il935, т. 38, вып.
1; О построении движений. М,
1947; Пути и задачи физиологии
активности. — «Вопросы философии»,.
1961, № 6; Очерки по физиологии
движений и физиологии активности..
М., 1966,.

ПРИРОДА НАВЫКА И ТРЕНИРОВКИ '

£0

6—957

Вплоть до настоящего времени продолжает стойко держаться представление о двигательном навыке как о цепочке условных за­мыканий, вырабатывающихся посредством проторения соответст­венных межнейронных связей и объединяющихся в нечто, получив­шее (внутренне противоречивое) наимендвание «динамических сте­реотипов». Экстраполяторы теории условных рефлексов прошли, однако, мимо ряда капитальных различий между обоими назван­ными процессами. Прежде всего, при выработке условных замыка­ний путем настойчивого повторения стимулов подопытное живот­ное или человек ставится в условия полной пассивности по отно­шению к ним. Напротив, формирование двигательного навыка есть на каждом этапе активная психомоторная деятельность. В про­тивоположность концепции монотонного, чисто количественного роста проторения процесс выработки навыка является при этом столь же многофазным и сложным, как и сама его мозговая струк­тура. Еще важнее другое. Как уже было показано в очерках III л IV, условия кольцевого регулирования с непрерывным учетом неподвластной динамики окружения находятся в решающем про­тиворечии с какой бы то ни было возможностью запечатления в мозгу стандартных мышечных формул. А вдобавок при подступе к выработке нового навыка проторение и не могло бы привести ни к чему, кроме запечатления неловких и неправильных движе-ний_начннающего. Вся диалектика развития навыка как раз и со-сТойт в том, что там, где есть развитие, там каждое следующее исполнение лучше предыдущего, т. е. не повторяет его; поэтому упражнение есть в частности повторение без повторения. Разгадка этого кажущегося парадокса в том, что правильно проводимое упражнение повторяет раз за разом не то или иное средство реше- мия^данной двигательной задачи, а процесс решания этой задачи, от раза к разу изменяя и совершенствуя средства.

Для каждого двигательного акта, потенциально доступного че­ловеку,., в его центральной нервной системе имеется адекватный уровень построения, способный реализовать основные сенсорные коррекции этого акта, соответствующие его смысловой сущности. Но, как было указано, чем сложнее движение, тем многочисленнее и разнообразнее требующиеся для его выполнения сенсорные кор­рекции. В связи с этим по мере выработки навыка данного двига­тельного акта в его выполнении начинает принимать участие це- -лая иерархия уровней. Наивысший из них для данного акта, беру­щий на себя реализацию основных смысловых коррекций, мы обо­значаем как ведущий уровень для этого движения. Подчиненные ему нижележащие уровни, обеспечивающие выполнение вспомога­тельных, технических коррекций, мы называем фоновыми уров­нями.

Прижизненно вырабатываемые двигательные фоны обычно обо­значаются термином «автоматизмы», а самый процесс их выработ­ки — термином «автоматизация двигательного акта». Оба названия объясняются именно тем, что фоновые компоненты движений оста^

Дата добавления: 2014-12-17