Тема 13. Роль научной рациональности в развитии общества

Понятие научной рациональности и многообразие ее моделей. — Кризис научной рациональности. — Виды рациональности. — Чем ограничена рациональность? — Рациональность в структуре сознания. — Функции ра­циональности.

Понятие научной рациональности и многообразие ее моделей. Уче­ные, говоря о развитии науки, подчеркивают, что она отличается прежде всего своей рациональностью, представляет собой разверты­вание рационального способа освоения мира. С рациональностью в первую очередь связывают проективно-преобразующую деятельность, отличающуюся целесообразностью, разумностью, ясностью, отчет­ливостью. Рационализм хочет видеть мир законосообразным, и нау­ка шаг за шагом создает методологическую систему рациональности.

Рациональность — это прежде всего определенный способ ори­ентации в окружающем мире, где главенствующая и доминирую­щая роль принадлежит разуму. Противоположностью рациональ­ности в самом общем смысле (с оттенком непознаваемости и не­постижимости) является иррациональное. Человек может соотно­ситься с миром посредством любви к природе, к Богу, к жизни. Рациональность, как утверждают словари и справочники, — это способность мыслить и действовать на основе разумных норм, а в широком смысле — соответствовать в своей деятельности разум­ным правилам. Рациональность предстает как наиболее адекватное средство проникновения на теоретический уровень исследования, где за явлениями, видимостью и кажимостью исследователь пыта­ется распознать сущность, основу, причину и закономерность дан­ного феномена, выразить ее посредством понятий, суждений, умо­заключений. Рациональность — это своеобразный код проникно­вения в теоретический мир, где мышление находит идентичные способы распознавания скрытых связей и взаимодействий.

Неудержимое фантазирование и разгулявшееся воображение вряд ли могут быть отнесены к сфере рационального. Интуиция, воображение, фантазия всегда считались внерациональными спо­собами постижения мира. Получается, что рациональным может быть не любое мысленное конструирование идеальных объектор не любое создание идеальных миров, но лишь то, которое отвечает определенным параметрам, критериям, требованиям. В их число входит принципиальная возможность практической реализации ра­циональных моделей, их доказуемость и обоснованность.

Из тезиса И.Канта о том, что законы чистого разума имеют абсолютную общезначимость, следует, что всякое воображаемое су­щество, пусть это будет даже ангел, если оно претендует на рацио­нальность, должно подчиняться одним и тем же законам мышления. В нем фиксируется понимание рациональности как общезначимости.

Современные методологи договорились считать рациональность многозначным понятием и смысл его сводить к некоторым сле­дующим значениям:

сфера природной упорядоченности, отраженной в разуме;

способы понятийного, концептуально-дискурсивного понима­ния мира;

совокупность норм и методов научного исследования.

Именно последнее значение рациональности приводит к воз­можности отождествления научной рациональности и методологии науки. По мнению Н.Моисеева, реальность (точнее — восприятие человеком окружающего мира, которое его сознание воспринима­ет как данность) порождала рациональные схемы. Они, в свою очередь, рождали методы, формировали методологию. Последняя становилась инструментом, позволявшим рисовать картину мира — Вселенной (Универсума) рациональным образом.

В современной философии науки научная рациональность рас­сматривается как высший и наиболее аутентичный требованиям за­коносообразности тип сознания и мышления, образец для всех сфер духовной культуры. Рациональность отождествляется с целесообраз­ностью. Рациональный способ вписывания человека в мир опосре­дован работой мышления в идеальном плане, понятийным отраже­нием реальности. Рациональность ответственна за те специальные процедуры трансформации реальных объектов в идеальные, суще­ствующие только в мысли, и наоборот.

С одной стороны, научную рациональность связывают с исто­рией развития науки и естествознания, с совершенствованием по­знания и с методологией. В этом отождествлении рациональность тесно переплетается с логико-методологическими стандартами. С дру­гой, рациональность оказывается синонимом разумности, истинно­сти и рефлексивности. И здесь на первый план выдвигаются пробле­мы выяснения критериев истинного знания, объяснения и обосно­вания, совершенствования языка науки. Считается, что рациональ­ная система научного знания должна быть: 1) гомогенной, 2) замк­нутой; 3) представлять собой причинно-следственную структуру.

Рациональность также понимается как присущее субъекту уни­версальное средство организации деятельности. По М.Веберу, рациональность — это точный расчет адекватных средств для данной цели. По Л.Витгенштейну — наилучшая адаптированность к об­стоятельствам. По С.Тулмину — логическая обоснованность пра­вил деятельности. Рациональным называется всякое объяснение, которое стремится установить связь между убеждениями, мотивами и поступками человека.

Отечественный исследователь философии науки А.Никифо­ров обращает внимание на то, что рациональность можно рассмат­ривать трояко: как соответствие «законам разума», как «целесооб­разность» и как цель науки. Когда методологи размышляют о ра­циональности, то они имеют в виду прежде всего научную рацио­нальность или логико-методологическую рациональность.

Вместе с тем в истории науки известны многочисленные кол­лизии, когда ученый совершал открытия, руководствуясь не пра­вилами научной рациональности, а вопреки им, интуитивно. Со­временный ученый должен быть готов к фиксации и анализу ре­зультатов, рожденных вне и помимо его сознательного целепола-гания, в том числе и к тому, что последние могут оказаться гораз­до богаче, чем исходная цель. Расхождение целей и результатов — довольно частый, повсеместно встречающийся процесс. Конечный результат гетерономен, в нем сопрягаются по крайней мере три напластования:

• содержание первоначально поставленной цели;

• побочный продукт взаимодействий;

• непреднамеренные последствия целесообразной деятельности.

И если раньше ученый мог позволить себе отсекать эти боко­вые ветви, то сегодня оказалось вообще непросто определить, что значит «не важно» или «неинтересно» в науке, а следовательно, весьма трудно очертить грань рационального и уж совсем невоз­можно существовать в условиях «строгой рациональности».

Эту идею подчеркивают методологи, отмечая, что существу­ют различные модели рациональности, а следовательно, различ­ные модели методологии:

1) индуктивистская (Карнап, Хессе);

2) дедуктивистская (Гемпель, Поппер);

3) эволюционистская;

4) сетчатая (Лаудан);

5) реалистическая (Ньютон — Смит).

Можно вспомнить также и парадигмальную модель, и модель, основанную на принятии принципа критического рационализма, и модель, упирающуюся как в свое ядро в научно-исследовательскую программу, и модель тематического анализа науки. Все названные модели предполагают, что те или иные их представители осущест­вляют рациональную реконструкцию реальной истории науки, подгоняя ее под уже принятый алгоритм, и получают тем самым как бы единую линию развития науки. «Внутренняя история для индук-тивизма состоит в признанных открытиях несомненных фактов и так называемых индуктивных обобщений. Внутренняя история для конвенциализма складывается из фактуальных открытий создания классифицирующих систем и их замены более простыми системами. Внутренняя история для фальсификационизма характеризуется оби­лием смелых предположений, теоретических улучшений, имеющих всегда большее содержание, чем их предшественники, и прежде все­го — наличием триумфальных негативных решающих эксперимен­тов. И наконец, методология исследовательских программ говорит о длительном теоретическом и эмпирическом соперничестве глав­ных исследовательских программ, прогрессивных и регрессивных сдвигах проблем и постепенно выявляющейся победе одной про­граммы над другой», — пишет И.Лакатош, иллюстрируя подобную ситуацию. Если признать, что развитие науки происходит сразу не­сколькими способами и одна модель накладывается на другую, а не «становится за ней в очередь» и тем более не вытесняет свою сопер­ницу, тогда мы либо вновь упремся в тупиковый вопрос, а как воз­можно развитие науки, либо согласимся с тезисом Фейерабенда — Anything goes! (Допустимо все!).

Кризис научной рациональности. Европейская цивилизация в отличие от цивилизаций Востока всегда претендовала на право быть рациональной цивилизацией. Закономерность, причинная обуслов­ленность (каузальность) процессов и явлений, признание объектив­ности и бесконечности развития, понятийный способ мироосвое-ния — вот видимые невооруженным глазом составляющие рацио­нальности. Но разум может оказаться «не чистым», а рассудок ста­нет подсказывать то, что не будет рациональным по большому счету. Например, если в мире есть зло, то насколько рационален божест­венный проект создания лучшего из миров? Получается, что рацио­нальность легче опровергнуть, нежели обосновать, и вера в имма­нентную миру рациональность обладает всеми достоинствами и не­достатками собственно веры. Ведь не случайно русский философ И.Одоевский утверждал, что хотя рационализм нас подвел к вра­там Истины, но не ему будет суждено их открыть.

Таким образом, рациональность — это острейшая проблема мен­талитета и мировосприятия, не теряющая свою остроту для много­численных споров и дискуссий. Концептуальный кризис в интерпре­тации понятия «рациональность» связан с конкретно-исторической ее формой, а именно с тем классическим представлением о рацио­нальности, которое восходит к эпохе Нового времени и Просвеще­ния. Современный кризис рациональности — это кризис классиче­ского представления о рациональности, обусловленный потерей ясных и четких идейно-концептуальных ориентиров, которыми харак­теризовалось классическое сознание вообще. Сквозь призму класси­ческой рациональности мир представал как законосообразный, структурно-организованный, упорядоченный, саморазвивающийся.

Однако связь научной рациональности и реальной истории раз­вития науки не так уж проста. В истоках эвристичности, столь необ­ходимой для творчества и открытия нового, рационального меньше, чем внерационального, нерационального и иррационального. Рацио­нализм так и не нашел адекватного объяснения акту творчества. Глу­бинные слои человеческого Я не подчинены разуму, а в клокочущей стихии бессознательного слиты и чувства, и инстинкты, и эмоции.

Можно смело согласиться с выводами ученых, что всем фор­мам рационального сознания присущ пафос максимального внима­ния к реальности. Если с точки зрения классической картины мира предметность рациональности — это прежде всего предметность объ­екта, данного субъекту в виде завершенной, «ставшей» действитель­ности, то предметность неклассической рациональности — пласти­ческое, динамическое отношение человека к реальности, в которой имеет место его активность. Неклассическая научная рациональность учитывает соотношение природы объекта со средствами и методами исследования. Она не исключает все помехи, сопутствующие фак­торы и средства познания, а уточняет их роль и влияние, что ста­новится важным условием достижения истины.

Постнеклассический образ рациональности показывает, что это понятие шире, чем понятие «рациональность науки», так как включает в себя не только логико-методологические стандарты, но еще и анализ целерациональных действий и поведения челове­ка. Возникшая в самой философии науки идея плюрализма, рас­творяет рациональность в технологиях частных парадигм. И, как выразилась П.Гайденко, на месте одного разума возникает много типов рациональности.

Новый Постнеклассический тип рациональности включает в себя новые ориентации: нелинейность, необратимость, неопреде­ленность, хаосомность, которые до сих пор неуверенно признава­лись в качестве равноправных членов научно-рационального ана­лиза. Эти методологические ориентации могут быть названы и но­выми императивами века. Происходит отказ от принципов редук-ционизма, элементаризма, линейности. В новый, расширенный объ­ем понятия научной рациональности включается интуиция, неоп­ределенность, эвристика, вводятся прагматические характеристи­ки, такие, как польза, удобство. По мнению В.Поруса, Постне­классический этап развития рациональности характеризуется со­отнесенностью знания не только со средствами познания, но и с ценностно-целевыми структурами деятельности. В новой открытой, гибкой научной рациональности расширяется объектная сфера за счет включений в нее систем «искусственного ин­теллекта», «виртуальных систем», «киборготношений», которые сами являются порождениями научно-технического прогресса. Это ради­кальное расширение объектной сферы идет параллельно с его ради­кальным очеловечиванием. Мышление человека с его целями, цен­ностями, ориентациями несет в себе характеристики, которые сли­ваются с предметным содержанием объекта. Поэтому постнекласси-ческое понимание рациональности предполагает единство субъектив­ности и объективности. Сюда же проникает и социальное содержа­ние. Категории субъекта и объекта образуют систему, элементы ко­торой приобретают смысл только во взаимной зависимости друг от друга и от системы в целом. Рациональным оказывается то, что впи­сано в наличествующую систему социальных отношений, а то, что ей противоречит, объявляется нерациональным.

Виды рациональности. В рассуждениях о рациональности всегда имели место предположения о различиях в ее степени. Одно сужде­ние или действие оказывается более рациональным, другое менее. Указание на степень всегда предполагало соответствие реального и должного — того, что делается или мыслится, тому, как это должно делаться или мыслиться. Однако при таком подходе мы оказывались в порочном кругу. Мыслящий разум руководит тем, что мыслится и делается, и он же задает нормы, стандарты и правила того, как должно мыслиться и делаться. Так почему же нечто более рациональ­но, а нечто менее? От чего это зависит? Получается, что если бы рациональность зависела только от разума, а разум бы правил ми­ром, она обладала бы статусом всеобщности и не сталкивалась бы с тем, что ею не является. Отсюда возникает необходимость — вывести рациональность за пределы разума, связать с чем-то внешним, ска­жем, с извечной закономерностью или упорядоченностью приро­ды, объявить рациональным все то, что отвечает идеям упорядочен­ности и закономерности. Но статистические закономерности, вклю­чающие вероятность, случайность и хаос как апериодическое, ли­шенное регулярности движение, вновь опровергают рациональность с атрибутом упорядоченности.

Современная научная рациональность представлена двумя раз­новидностями: открытым и закрытым типом рациональности. От­крытая рациональность отражает факт постоянного совершенство­вания аппарата анализа, способов объяснения и обоснования, сам процесс бесконечного поиска истины. Закрытая рациональность функционирует на основе заданных норм и целеориентиров. Одна­ко то, что представляется рациональным в закрытой рационально­сти, перестает быть таковым в контексте открытой рационально­сти. Например, решение производственных проблем не всегда рационально в контексте экологических. Или, как отмечает А.Ники­форов, деятельность, иррациональная с точки зрения науки, мо­жет быть вполне рациональной с других точек зрения, например с точки зрения получения ученой степени. Вообще говоря, для науки всякая деятельность, не направленная на получение истины, будет нерациональной. Кроме того, открытая рациональность не может быть обеспечена той степенью технологического методологизма, который возможен в ситуациях закрытой рациональности.

Чем ограничена рациональность? Конечно же, рациональность и рационализация ограничены «непрозрачностью бытия», не даю­щего возможности реализовать идеальные планы деятельности, вы­рабатываемые рациональным сознанием. Это можно считать онто­логическим ограничением рациональности. Она ограничена также и реальной конечностью конкретно-исторического субъекта по­знания и теми формами познавательной деятельности, которые сложились и имеются в его распоряжении. Это гносеологическое основание ограниченности рациональности.

Рациональность ограничена наличием в человеческой природе таких стихий, как чувства, эмоции, страсти и аффекты, — это антропософское ограничение рациональности. Рациональность ог­раничена присутствием в человеке фактора телесных и физиологи­ческих потребностей, заставляющих его подчиняться не разуму, а природе — биологическое ограничение рациональности. Помимо этого рациональность может быть ограничена агрессивностью ау­тентичного самоутверждения.

Рациональности приписывается некая изначальная активность, понимаемая как способность мышления инициировать ту или иную деятельность, необходимую для рационального преобразования ка­кой-либо ситуации. Однако рационализм также обвиняют и в бесси­лии, имея в виду воцарение в современном обществе абсурда, инстинктов насилия и агрессии, создание новых, противных разу­му видов оружия массового поражения. Жажда власти и жажда потребительства оказываются сильнее разума.

Сегодня, в век признания энергоинформационных взаимо­действий, критерии отличия рационального от внерационального весьма расплывчаты и допускают произвольное толкование в за­висимости от тех или иных социальных коллизий.

Рациональность в структуре сознания. Когда рациональность связывают с сознательным управлением собственным поведени­ем, то предполагается два обязательных условия: самоконтроль и учет общезначимых норм и требований. Рациональность понимает­ся как высшая способность сознания, а рациональное мышление как вершина всех структурных характеристик сознания. Несмотря на то, что в XX в. стало модно определять сознание как нечто «непосредственно схватывающее», понимающее, «знающее самое себя и свою основу», тот же XX в. распространил системно-струк­турный анализ на языкознание, культурологию, этнографию, со­циологию. Захватил он и такую сложную исследовательскую об­ласть, как человеческое сознание, предельно ее рационализировав. Как известно, любая структура предполагает наличие элементов, их взаимодействие, соподчинение и иерархию. Структура (от лат. structure — строение, расположение, порядок) выражает совокуп­ность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе при различных внешних и внут­ренних изменениях.

Применение системно-структурного метода к анализу сознания на предмет выявления подлинного статуса рациональности в его структуре вовсе не означает, что сознание трактуется как устройст­во, состоящее из «кирпичей и цемента». Эмпирически сознание пред­стает как непрерывно меняющаяся совокупность чувственных и ум­ственных образов. Сознание — это особого рода целостность, где в постоянном потоке психических явлений возникают и проносятся ментальные образы, осознаются идеи и интересы, мелькают случай­ные и глубокие впечатления. Они предстают перед субъектом в его «внутреннем опыте» и предвосхищают деятельность. Вместе с тем в этом постоянно меняющемся содержании сохраняется нечто устой­чивое и инвариантное, что позволяет говорить об общем строе соз­нания как личности, так и общества. Признаками сознания счита­ется разумная мотивированность, предвидение личных и социаль­ных последствий действий, способность к самоконтролю. Все эти признаки с равным успехом могут быть отнесены и к рациональ­ности. Однако сознание характеризуется еще и интенциональностью (направленностью на предмет), обращенностью к рефлексии и са­монаблюдению, эмпатией, связанной с мгновенным принятием того или иного феномена, с различными уровнями ясности. Сознание может быть как максимально концентрированным, так и резко рас­сеянным. Можно говорить о ясном, темном, а также о сумеречном сознании.

Когда исследователи приступают к изучению структуры созна­ния, они всегда сталкиваются с парадоксальной ситуацией. Созна­ние как чувственно-сверхчувственный объект отчетливо обнаружи­вает себя, но тем не менее ускользает от непосредственного анали­за. С одной стороны, сознание не мыслимо вне своего материального субстрата — головного мозга и материи. С другой стороны, сознание не сводимо ни к самому субстрату — головному мозгу, ни к мате­рии. Даже самый искусный анатом, проследив нерв до мозжечка, не может приблизиться к первоначалу, дающему чувства и мысль. Структура сознания может быть понята как противоречивое единство Я и не Я. В качестве последнего выступает бытие, внешняя дей­ствительность объективной реальности, собственное тело, собствен­ное Я, другое Я — Ты. Обычно принято начинать характеристику структуры сознания со стороны Я. В качестве основных элементов сознания выделяют: ощущение, восприятие, представление, память, эмоции, волю, рациональное мышление. Но ни один из названных компонентов не может быть значим сам по себе. Он приобретает роль необходимого структурного элемента сознания лишь в реально функ­ционирующем сознании. Ощущения, оторванные от последующих форм сознания, теряют свой познавательный смысл. Изоляция ощу­щений от мышления, воли от чувств неправомерна. Уже Гегель счи­тал несправедливым утверждение, что ум и воля совершенно неза­висимы друг от друга и что ум может действовать, не жалея, а воля может обходиться без ума. Сознание — это такая динамичная сис­тема, где всякий психический акт соотнесен и взаимосвязан как с другими актами, так и с внешним бытием.

Анализ структуры сознания принято начинать с характеристи­ки ощущения как наиболее элементарного, далее неразложимого и не имеющего структуры познавательного явления. Ощущение — это отражение отдельных свойств предметов объективного мира во время их непосредственного воздействия на органы чувств. Ин­формационно-пропускная способность органов чувств человека распределена так: самый большой объем получаемой информации связан со зрением, затем следует осязание, слух, вкус, обоняние.

Целостный образ, отражающий непосредственное воздействие на органы чувств единичных предметов, называется восприятием. Восприятие — это структурный образ, состоящий из комплекса ощу­щений. В понимании природы восприятия большое место отводит­ся двигательным процессам, подстраивающим работу перцептивной системы под характеристики объекта. Имеется в виду движение руки, ощупывающей предмет, движение глаз, прослеживающих ви­димый контур, напряжение мышц гортани, воспроизводящей слы­шимый звук. Другой характеристикой восприятия является интен­ция — направленность на какую-либо ситуацию, что обеспечивает возможность субъективных трансформаций образа, целью которых является приведение его к виду, годному для принятия решений.

Когда процесс непосредственного воздействия на органы чувств прекращается, образ предмета не исчезает бесследно, он хранится в памяти. Память — это структурный компонент сознания, который связан с механизмами запечатления, сохранения, воспроизведения и переработки поступающей в мозг информации. Различают много­образные виды памяти: моторную, эмоциональную, образную, сло­весно-логическую, а также долговременную и кратковременную. Многие наблюдения говорят об отсутствии жесткой связи между повторением и долговременной памятью. Долговременная память во многом зависит от мотивационной сферы человека.

В результате сохранения памятью внешних воздействий возни­кает представление. Представления — это, во-первых, образы тех предметов, которые когда-то воздействовали на органы чувств че­ловека, а потом восстановились по сохранившимся в мозгу следам при отсутствии этих предметов, во-вторых, образы, созданные уси­лиями продуктивного воображения. Представления существуют в двух формах: в виде воспоминаний и воображения. Если восприятия относят только к настоящему, то представления — и к прошлому, и к будущему. Представления отличаются от восприятия меньшей степенью ясности и отчетливости.

Важнейшим элементом сознания и высшей его формой является мышление. Мышление связано с целенаправленным, обобщенным и опосредованным отражением человеком действительности. Мыш­ление — это организованный поисковый процесс, отличающийся от хаотической игры ассоциаций и предполагающий движение в соот­ветствии с.логикой предмета. На вопрос: «Можно ли жить без мыш­ления?» — Локк отвечал положительно, утверждая, что есть люди, которые большую часть жизни проводят без мышления.

Раскрытие рациональной мыслью глубинных, сущностных свя­зей неизбежно выводит за пределы чувственной достоверности, поэтому при характеристике деятельности мышления прибегают к его понятийной форме. Мышление может быть рефлектирующим и нерефлектирующим. Рефлексия (от лат. reflexio — обращение на­зад), рефлексировать — значит устремлять свои помыслы на пони­мание самого себя и на то, как другие познают и понимают. Мож­но сказать, что рефлексирующий стремится достичь логического содержания, обладающего статусом всеобщности и необходимости. Рефлексия появляется тогда, когда субъект пытается развернуть любую мысль в форме понятия, т.е. освоить ее категориально.

Открытие функциональной асимметрии мозга показало, что ин­формационные процессы в двух полушариях головного мозга проте­кают по-разному. На первых порах разница между функциями полу­шарий упрощенно трактовалась как соответствующая двум типам мыш­ления: левополушарное, ответственное за логику, и правополушар-ное — за художественную образность. В настоящее время очевидно, что разница состоит в другом. И левое, и правое полушария способны воспринимать и перерабатывать информацию, представленную как в словесно-знаковой, так и в образной форме. Основное различие сво­дится к тому, что левополушарное мышление так организует любой материал, что создает однозначный контекст. Правополушарное мыш­ление формирует многозначный контекст, который не считывается всеми участниками коммуникации одинаково и не поддается исчерпывающей интерпретации. Таким образом, различие между пра-вополушарным и левополушарным мышлением — это различие ме­жду двумя способами переработки информации, противоположны­ми типами организации контекстуальных связей ее элементов.

Однако, даже когда человек рефлексирует, он всегда чувству­ет и переживает. Заметим также, что нарушение сознания начина­ется с расстройства именно эмоциональной сферы, потом наруша­ется строй мышления, затем самосознание и далее идет процесс глубинного всеобщего распада сознания. Эмоции органично вклю­чены в структуру сознания. Эмоции носят глубоко личностный характер. Сильные эмоции могут вызвать даже психосоматические симптомы — головную боль, заикание, мышечную боль, образо­вания язвы, кожные болезни. Объект, который воспринимается как смертельный, может дать даже такую реакцию, как рвота. Все это подчеркивает огромную роль эмоций в структуре сознания.

Первое, что характеризует сознание при рассмотрении его функ­ционирования, это указание на совместно полученное знание — «со-знание». Поэтому в структуре сознания следует выделять ра­ционально-когнитивные стороны, связанные с познавательным отношением к миру. Когнитивный пласт сознания сориентирован на получение знания и, следовательно, предполагает стремление к истине. Вместе с тем в структуре сознания есть и такие пласты, которые не имеют отношения к знанию. Это вера, надежда, лю­бовь, радость, огорчение и пр. Все эти ментальные состояния есть переживания, тяготеющие к оценочным регулятивам. Жизнедея­тельность человека проникнута сложной тканью человеческих пе­реживаний. Известный отечественный психолог С.Л.Рубинштейн подчеркивал, что сознание есть единство знания о действительно­сти и переживания отношения к этой действительности. Именно это и обеспечивает единство когнитивного и ментального начал в сознании и показывает бедность рациональности, трактуемой как жесткая подчиненность норме и целесообразности.

Функции рациональности. Рациональность базируется, во-первых, на отражательной функции сознания. Она предполагает обобщенное, целенаправленное (создание образов, предвосхищающих практиче­ские действия), оценочное (избирательная ориентация на вырабо­танные обществом и принятые субъектом ценности) отражение дей­ствительности. Нейрофизиологическая основа феномена целенаправ­ленности получила объяснение в учении о доминанте Ухтомского в 1923 г. Доминанта (от лат. dominans (dominantis) — господствующий) понимается как временно господствующая рефлекторная система, придающая поведению определенную направленность. Как довлею­щий очаг возбуждения доминанта суммирует и накапливает идущие в нервную систему импульсы и одновременно подавляет активность других центров. Этим объясняется активный и целенаправленный характер рационального" поведения.

Рациональность как деятельность по конструированию мыс­лительных образов, схем деятельности включает в себя преобразо­вательную функцию сознания. Однако эту преобразовательную функцию следует рассматривать не только как внеположенную, т.е. выходящую во внешнее бытие, но и как обращенную на себя, как самопреобразование. Но если преобразовательная функция соз­нания отличается различной степенью модальности, где имеет ме­сто стихийно-спонтанный, предполагающий интуитивное смыс-лообразование элемент, то рациональность связана с целесообраз­ным созиданием нового содержания; преднамеренно-нормативны­ми ориентациями, предполагающими строй мыслей и установок, соответствующих принятым эталонам и ценностям, навязываемым извне целям; и, как уже было сказано, с самопреобразовательной природой, ориентированной на упорядочение ценностно-смысло­вой шкалы внутреннего мира индивида.

Ориентационная функция рациональности включает в себя ре­гулирование — принятие решений в едином строю норм жизнедея­тельности, а также самоконтроль, связанный с синхронизацией внутренних и внешних оценочных критериев. Самоконтроль предпо­лагает анализ мотивов собственного поведения, выбор наиболее адаптивно-эффективного способа достижения поставленных целей.

В целом рациональность предстает как одна из необходимых и существенных компонент сознания, решающая великую задачу адаптации человеческого существа к многофункциональным взаи­модействиям окружающего мира. При помощи рационализма осу­ществляется вербально-понятийная система трансляции. Вся ин­ституциональная система образования строится с учетом требова­ний и ограничений рациональности. Результаты рационального знания зафиксированы в соответствующих материальных носите­лях (книги, учебники, дискеты, магнитные ленты, диски), хра­нятся в человеческой памяти и транслируются из поколения в поколение, являясь в условиях современной цивилизации доступ­ными и общеобязательными.

ЛИТЕРАТУРА

1. Моисеев Н. Современный рационализм. М., 1995.

2. Грязное Б.С. Логика. Рациональность. Творчество. М., 1982.

3. Современная западная философия. Словарь. М., 1989.

4. Никифоров А.Л. Философия науки: История и методология. М., 1998.

5. Лакатош И. История науки и ее рациональные реконструкции /Струк­тура и развитие науки. М., 1978.

6. 6. Швырев B.C. Рациональность в современной культуре //Обществен­ные науки и современность. 1997, № 1.

7. Гайденко П.П. Проблема рациональности на исходе XX века // Во­просы философии. 1991, № 6.

8. Порус В.Н. Эпистемология: некоторые тенденции//Вопросы фило­софии. 1997, №2.

9. Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. М., 1972.

10. Диалектика познания. Л., 1983.

Дата добавления: 2014-12-07