Сущность техники

Когда-то не было ни радио, ни телевидения, ни автомобилей – столь привычных для нас предметов техники. Не было ни отопительных систем, ни газовых плит, ни электрических лампочек. Когда-то человек жил и не подозревал о том, что наступят времена, когда всё это появится. И наверное, не очень сложно представить себе мир, в котором не было бы техники. И люди не ощущали бы её отсутствие и не думали бы о том, что чего-то не хватает; они жили бы внутри замкнутого мира – мира без техники, как в единственно доступной и полностью обжитой ими территории. Возможно, что, живя в таком мире, человек мало чем отличался бы от животного… Но как бы там ни было, техника существует, и она развивается. Меняется техника, меняется человек, меняются исторические эпохи. И то, что техника всё-таки существует, это удивительный феномен. И это нужно признать.

Однако почему же техника развивается? Чтó лежит в основе развития техники? В чём заключается её сущность? И почему именно человек – единственный из всех живых существ – создавал и совершенствовал свою технику?

Эти вопросы волновали многих мыслителей. И ответы, которые были даны на них, заслуживают особого внимания. Здесь мы познакомимся лишь с некоторыми философскими учениями, в которых даётся осмысление сущности техники.

Х. Ортега-и-Гассет о сущности техники. Начнём с размышлений выдающегося испанского мыслителя XX века Х. Ортеги-и-Гассета [35].

Согласно его воззрениям, техника отнюдь не является действием, которое человек выполняет, чтобы удовлетворить свои потребности; напротив, она подразумевает прямо противоположное: отмену этого примитивного действия. «Развести огонь – это не то же, что греться, возделывание поля сильно отличается от такого действия, как приём пищи, а изготовить автомобиль – далеко не то же самое, что бежать». (Первое здесь, как можно заметить, обозначает техническое действие, второе – действие, служащее удовлетворению потребностей.)

«Животное, – пишет Ортега-и-Гассет, – неспособно высвободиться из ограниченного набора естественных актов – исключить себя из природного мира, – поскольку оно и есть самое природа; отделившись, оно просто лишилось бы своего места в ней. Но человек, бесспорно, несводим к собственным обстоятельствам. Он лишь погружен в них, причем так, что иногда всё же способен от них избавиться и, самоуглубившись, сосредоточиться на себе. Лишь тогда, и только тогда, человек может по-настоящему осмыслить всё, что непосредственно и прямо не связано с удовлетворением категорических требований и нужд, возникших в жизненных обстоятельствах. В такие внеприродные, сверхъестественные моменты самоуглубления или возврата к себе человек как раз выдумывает и осуществляет все [технические] действия: разводит огонь, строит жилище, возделывает поле, конструирует автомобиль».

Основываясь на этих рассуждениях, мыслитель даёт следующее толкование техники. «Техника – это реакция человека на природу или обстоятельства, в результате которой между природой, окружением, с одной стороны, и человеком – с другой, возникает некий посредник – сверхприрода, или новая природа, надстроенная над первичной».

«Техника – это главным образом усилие ради сбережения усилий, – утверждает Ортега-и-Гассет. – Иными словами, это действия, которые мы предпринимаем, чтобы полностью или частично избежать неотложных забот и дел, навязываемых обстоятельствами».

Самого же человека, творящего технику, Ортега-и-Гассет определяет как существо, устремленное к избыточному. В отличие от других живых существ человек постоянно стремится к воплощению определенного проекта или программы существования; всё, что он делает, он делает ради осуществления этой программы. И техника является выражением этой устремленности. Причём каждому человеческому проекту, каждому типу жизни соответствует своя техника. «Достаточно, чтобы хоть чуть-чуть – поясняет мыслитель, – изменилась суть самого благосостояния, оказывающего воздействие на человека, чтобы хоть чуть-чуть преобразовалась идея жизни, от имени которой, исходя из которой и ради которой человек делает всё, что делает, – как традиционная техника рухнет, развалится и примет иное направление».

Отсюда можно сделать вывод, что «и смысл, и причина техники лежат за её пределами, а именно в использовании человеком его избыточных, высвобожденных благодаря этой самой техники сил». И таким образом, как утверждает мыслитель, «миссия техники – это освобождение человека, дарующее ему возможность всецело быть самим собой».

Ф. Дессауэр о сущности техники. Несколько с иных позиций даёт толкование сущности техники немецкий философ Ф. Дессауэр, стоявший у истоков философии техники.

Сущность техники, утверждает Дессауэр, проявляется вовсе не в промышленном производстве, которое лишь в массовом порядке воспроизводит, тиражирует результаты когда-то сделанных открытий, и вовсе не в предметах техники, которые только используются людьми в тех или иных целях, но в самом акте творчества. Иными словами, сущность техники, согласно воззрениям мыслителя, сосредотачивается в том ключевом моменте, когда она (техника) впервые появляется на свет в виде замысла, проекта или наброска конструкции.

Конечно, техническое творчество реализуется в полной гармонии с естественными законами природы и сообразно человеческим целям. Однако ни сами по себе естественные законы, ни цели человека не являются достаточными условиями для возникновения новой техники. Помимо этого существует ещё своего рода «внутренняя обработка», которая и приводит, по убеждению мыслителя, сознание изобретателя к контакту с неким царством «предустановленных способов решений» технических проблем. Ведь изобретение какой-либо технической конструкции не является ничем таким, что можно было бы обнаружить в мире явлений.

Надо заметить, что здесь Дессауэр рассуждает в духе платоновской философии. В учении Платона кроме чувственного мира существовал ещё мир вечных и неизменных идей – это некое идеальное царство. Чувственный мир имел материальную природу, мир же идей – духовную. В этом царстве находились идеи всех вещей, идеи всех ценностей, идей всех геометрических тел и т.д. Поэтому когда человек открывал для себя новую истину, он, в действительности, по Платону, лишь приобщался к этому царству идей, в котором уже всё содержалось. Аналогично рассуждает и Дессауэр: техническое решение – это приобщение изобретателя к царству идей.

Итак, техническое изобретение воплощает в материи «бытие идей», и, следовательно, техника является выражением этого духовного царства идей (или «предустановленных решений»).

Люди создают технику, однако её могущество, «сравнимое с мощью горных хребтов, рек, ледникового периода или даже планеты», как считает Дессауэр, превосходит грани всякого ожидания. Техника приводит в действие нечто большее, чем эти могущественные силы, она творит новую действительность. Поэтому современная техника не должна восприниматься просто как «средство облегчения условий человеческого бытия»; через технику мы участвуем в творении действительности, которая является продолжением дела изначального божественного творения. И это, по мнению мыслителя, представляет собой «величайшее земное переживание смертных».

О. Шпенглер о сущности техники. Рассмотрим, какое же толкование сущности техники предлагает О. Шпенглер [30] – мыслитель, чьи произведения в начале XX века вызвали самые оживленные споры в интеллектуальных кругах Европы.

Подход Шпенглера к сущности техники опирается на представление, которое берёт своё начало в философии Ф. Ницше, представление, согласно которому жизнь проявляет себя, прежде всего, как воля к власти.

«Жизнь животных, – пишет Шпенглер, – есть не что иное, как борьба, и в истории этой жизни решающую роль играет тактика жизни, её превосходство или подчиненность «иному», идёт ли речь о живой или неживой природе. Ею [тактикою] решается, в чём судьба – претерпевать ли историю других или быть для других историей».

Исходя из этих рассуждений, мыслитель даёт следующее толкование сущности техники. «Техника есть тактика всей жизни в целом. Она представляет собой внутреннюю форму способа борьбы, который равнозначен самой жизни».

При этом мыслитель неоднократно подчёркивает, что технику ни в коем случае нельзя понимать инструментально: её цель не ограничивается созданием машин и инструментов. Особенную роль в создании новой техники играет способ обращения с ней. Речь здесь идёт главным образом не об оружии, а о борьбе.

Ибо, как поясняет эту мысль Шпенглер, «в современной войне решающее значение имеет тактика, т.е. техника ведения войны, тогда как техника изобретения, изготовления и применения оружия есть лишь элемент целого. То же самое мы обнаруживаем повсюду. Имеются бесчисленные техники без каких либо орудий: есть техника льва, перехитрившего газель, есть техника дипломатии, техника управления, как поддержания формы государства для борьбы в политической истории. Имеются химические методы и техника применения газов. При всякой борьбе наличие проблемы предполагает свою технику. Есть техника живописи, скачек, управления самолетом. И повсюду речь идёт не о вещах, а о целенаправленной деятельности».

В рассуждениях мыслителя, как можно заметить, техника распространяется далеко за пределы человеческой жизни. Имеется своя техника у человека, но есть она и у животных и даже у растений, поскольку техника может проявляться повсюду, где только есть жизнь, а стало быть, и борьба…

Но в отличие от всех других живых существ техника человека вышла за пределы «принуждения вида». Иными словами, человек стал творцом тактики жизни. («В этом – утверждает мыслитель, – заключается его величие и его проклятие».) Природа наделила человека личностным мышлением и особенной организацией тела, и в результате он сделался независимым, свободным.

«Человек, – пишет Шпенглер, – не только избирает себе оружие, он его изготавливает, согласно своим собственным соображениям. И тем самым он обрёл ужасающее превосходство в борьбе с себе подобными, в борьбе против других животных, против всей природы». Человек вырвал у природы привилегии творчества. И теперь его душа идёт по пути отчуждения от всей природы. «Творческий человек, – убеждает Шпенглер, – выходит из союза с природой и с каждым своим творением он уходит от неё всё дальше, становится всё враждебнее природе».

Добавим, что, внимательно прослеживая все этапы в развитии техники, мыслитель, в конце концов, приходит к мрачному предсказанию, согласно которому непомерно возрастающая власть техники ведёт западную культуру к гибели, и это неотвратимо.

М. Хайдеггер о сущности техники. М. Хайдеггер – пожалуй, один из самых выдающихся мыслителей XX века. В статье «Вопрос о технике» [36] он разворачивает оригинальный подход к вопросу о сущности техники.

Согласно его воззрениям, техника – это способ осуществления истины. Или, как он ещё иначе выражает эту мысль, техника – это вид раскрытия потаённости. Причём под истиной надо понимать не «правильное представление», а свершение события, в котором сокрытое в бытии, потаённое, становится явленным, непотаённым. Именно так осуществляет свою истину художник, когда он создаёт творение – благодаря его искусству происходит событие произведения. Именно так осуществляет свою истину и природа – например, при распускании цветов в период цветения. Именно так осуществляет свою истину и ремесленник, изготавливая руками какую-нибудь вещь… И всякий раз здесь осуществляется переход от сокрытого к явленному.

«Сущность техники заключается тем самым вовсе не в операциях и манипуляциях, не в применении средств, а в раскрытии… Техника – это область, где сбывается истина».

Предложив такое толкование техники, Хайдеггер далее, останавливается на вопросе о сущности современной техники. И здесь он отмечает, что характер раскрытия человеком истины со времен ремесленного производства коренным образом переменился.

«Царящее в современной технике раскрытие потаённого, – пишет Хайдеггер, – есть производство, ставящее перед природой неслыханное требование быть поставщиком энергии, которую можно было бы добывать и запасать как таковую… Вот, например, участок земли, эксплуатируемый для производства угля или руды. Земные недра выходят теперь из потаённости в качестве открытой добычи, почва – в качестве площадки рудного местонахождения. Иным выглядело поле, которое обрабатывал прежний крестьянин, когда обрабатывать ещё значило: заботиться и ухаживать. Крестьянский труд – не эксплуатация поля. Посеяв зерно, он вверяет семена их собственным силам роста и оберегает их произрастание. Тем временем обработка поля тоже оказалась втянута в колею совсем иначе устроенного земледелия, на службу которого ставится природа. Он ставит её на службу производству в смысле добычи. Полеводство сейчас – механизированная отрасль пищевой промышленности. Воздух поставлен на добывание азота, земные недра – руды, руда – на добычу, например, урана, уран – атомной энергии, которая может быть использована для разрушения или для мирных целей».

Иными словами, прежде техника была осторожным «раскрытием» таящихся в природе сил. Человек вверял природе свою судьбу, отдавал ей свои силы и принимал, как дары, как благосклонность её участие в нелегких трудовых свершениях. Сегодня же техника представляет собой «поставляющее производство», в котором нещадно эксплуатируются силы природы. Человек посредством техники создал целую сеть машин, цель которых состоит в извлечении максимума энергии… «Выведение из потаённости, которым захвачена современная техника, носит характер предоставления в смысле добывающего производства. Оно происходит таким образом, что таящаяся в природе энергия извлекается, извлечённое перерабатывается, переработанное накапливается, накопленное опять распределяется, а распределенное снова преобразуется. Извлечение, переработка, накопление, распределение, преобразование – виды выведения из потаённости».

Такое состояние современной техники, заявляет мыслитель, следует воспринимать как угрозу человеку, как обращенный к нему вызов… Человек рискует затеряться в «поставляющем производстве», в котором окажутся изгнанными все иные виды раскрытия. И, действительно, надо заметить, что техника подавляет все иные виды раскрытия бытия, которые имеются и в искусстве, и в религии, и в философии. «Угроза человеку идёт не от возможного губительного действия машин и технических аппаратов, – утверждает мыслитель. – Подлинная угроза уже подступила к человеку в самом его существе… Человек может оказаться уже не в состоянии вернуться к более исходному раскрытию потаённого и услышать голос более ранней истины».

Л. Мамфорд о сущности техники. Наконец, остановимся на философских воззрениях американского мыслителя Л. Мамфорда.

Как считает этот мыслитель, в изготовлении орудий труда первобытным человеком не было ничего специфически человеческого (кроме употребления и хранения огня) до тех пор, пока это изготовление техники не модифицировалось языковыми символами, эстетическими замыслами и знанием, передаваемым социальным путём.

По убеждению Мамфорда, на эволюцию человечества большое влияние оказало создание символического мира, посредством которого человек отдалился от животного состояния. («Отдаление человека от чисто животного состояния осуществлялось благодаря именно символам, а не орудиям» [31, с.40].)

«Создавая символический мир, – пишет Мамфорд, – человек ускорил процесс собственной эволюции, за относительно короткий промежуток времени, достигнув изменений, к каким другие биологические виды приходили путём кропотливого труда и органических процессов» [31, с.18].

Иными словами, человеческая техника неотделима от контекста культуры, того символического мира, который человек постоянно созидает.

Кстати, именно благодаря символическому миру стало формироваться человеческое «я», т.е. деятельность человека стала приобретать всё более личностный характер. И, можно добавить, разум человека – тоже есть одно из проявлений его «Я».

В своих работах по философии техники Мамфорд отстаивал взгляд, согласно которому «человек, прежде всего, является животным, творящим собственный разум, обуздывающим себя и самопрограммирующим»… «И пока человек не сделал чего-либо из самого себя, – добавляет мыслитель, – он немного мог сделать в окружающем его мире» [31, с.17].

В конечном счёте, Мамфорд придерживался следующего толкования сущности техники: техника, являясь частью символического мира, представляет собой один из способов самовыражения и самосовершенствования человека.

Однако стоит добавить, что и этот мыслитель находил в современной технике опасные для человека тенденции.

«Любое проявление человеческой культуры, – пишет он, – от ритуала и речи до костюма и социальной организации – в конечном счёте, нацелено на перемоделирование человеческого организма и самовыражение личности. И если эту отличительную черту мы с запозданием признаём лишь теперь, то причина здесь, возможно, в том, что в современных искусстве, политике и технике широко распространились приметы того, что человек может оказаться на грани её утраты, в результате чего он может стать если не животным низшего порядка, то аморфным и амебообразным ничтожеством» [31, с.18-19].

В заключение добавим, что рассмотренные (конечно, очень кратко) философские позиции не столько противоречат, сколько дополняют друг друга.

Вопрос о сущности техники, можно заметить, связан с вопросом о сущности человека. И в этом, пожалуй, нет ничего удивительного. Ведь сама по себе техника, вырванная из сферы человеческой жизнедеятельности, перестаёт быть техникой… Но, с другой стороны, техника существует не просто рядом с человеком, выполняя ряд важных служебных функций; она, о чём свидетельствует история её развития, является и своего рода отражением всех глубинных движений, происходящих в духовной жизни человека. И, следовательно, между человеком и техникой, в сущности, и нет никакой дистанции. За внешней неприступностью технических устройств скрывается, как это ни парадоксально звучит, душа человека.

Дата добавления: 2014-12-27