Динамика уровня доверия в России, 1990-2000г.г

Конгруэнтность институтов

Импорт институтов и смена траектории институционального развития

Революционный вариант развития институтов

Лекция № 14

ИМПОРТ ИНСТИТУТОВ

Поиски альтернативы приводят к третьему, революционному варианту институционального развития, заключающемуся в по­пытках изменить прежде всего формальные рамки, ориентируясь на уже известные образцы. Речь идет об импорте формальных институтов, уже доказавших свою эффективность в обеспечении взаимодействий, и отхода на этой основе от тупиковой траектории институционального развития. Иначе говоря, преобразования ори­ентируются на достижение определенного результата и исходные условия — существующие в обществе неформальные институты — принимаются в расчет в последнюю очередь. В отличие от гене­тических изменений, сопровождающих эволюцию институтов, революционные изменения можно назвать онтологическими: жела­емая ситуация проецируется на общество. Еще одно отличие от эволюционного варианта развития заключается в необходимости политической воли для осуществления революционных преобра­зований. Роль государства из чисто технической, сведенной к законодательной фиксации неформальных норм, превращается в главенствующую. И в данном случае неважно, какую форму принимает активное вмешательство государства — политической воли просвещенного монарха Платона, избранного в соответствии с демократической процедурой президента или парламента (рис. 14.1).

	Неформальные рамки

Институт – «образец»

Формальные рамки

Реакция Импорт

Рис. 14.1

Революционные изменения касаются в первую очередь фор­мальных рамок, ибо неформальные не поддаются прямому воздей­ствию и могут быть изменены лишь индуктивно, как реакция на новые формальные рамки. На какие же образцы ориентированы изменения формальных рамок? Во-первых, институты могут стро­иться в соответствии с некой идеальной моделью, т. е. институты напрямую переносятся из теоретической модели на практику. Примером из российской истории является короткий период после Октябрьской революции 1917 г. (до середины 1918 г.), когда институты нового общества создавались под кальку тех, которые описывались в работах К. Маркса и Ф. Энгельса. Общество планировалось построить по принципу единого производственного кооператива, для чего требовался переход от частных раздробленных коллективов к единому кооперативу, функционирующему на основе принципов пролетарски-коммунистического снабжения и распределения. Парадоксально, но и становление институтов рынка даже на родине Ф. Энгельса, в Англии, включало в себя элементы копирования теоретической модели, только на этот раз — А. Смита, И. Бентама и У. Таунсенда. Английский парламент об­разца 1800—1830-х годов, согласно К. Поланьи, воодушевленный идеями указанных авторов, обладал политической волей, необхо­димой для отражения в законах модели laissez-faire. Принцип laissez-faire неестественен. Рынки, построенные на основе принципа свободной конкуренции, никогда не появились бы, если бы они развивались эволюционным образом. В конечном счете принцип laissez-faire был навязан государством. Косвенно с этим утверждением соглашается и Д. Норт, который видит в либеральной ориентации английского парламента результат особого расклада политических сил: парламент контролировался политическими силами, интересы которых счастливым образом приняли форму создания предпосылок рынка, основанного на свободной конку­ренции.

Во-вторых, институты могут воспроизводить образцы, сущест­вовавшие в истории данной страны, но исчезнувшие в процессе исторической эволюции общества. Поиск исторических образцов для подражания, принимающий форму поиска утраченного «золотого века», связан с опасностью появления институциональных «атавизмов». Например, на одном из этапов рыночных реформ в Тунисе государство решило воссоздать институт гильдий, хорошо зарекомендовавший себя вплоть до начала XX в. Целью госу­дарства было обеспечить стабильность и подконтрольность ло­кальных рынков, контроль качества продающихся на них товаров. Однако эксперимент по реанимации института не удался: в условиях современного рынка и конкуренции со стороны импортных товаров гарантии качества, базирующиеся на личной репутации аминов, глав гильдий, так и не смогли заработать.

В-третьих, формальные институты могут строиться по образцам,существующим в других странах. Причем речь идет как о политических (институты демократии), так и экономических (институты

грынка) институтах, которые воспроизводятся в странах Африки, Латинской Америки, Восточной Европы по образцам европейских и североамериканских стран. Французский политолог Бертран Бади посвятил свой анализ импорту политических институтов, в первую очередь — европейской модели государства, в бывшие колониаль­ные страны. По его мнению, навязывание европейской модели государства, строящейся на основе принципов территориального единства, либерализма, совпадения нации и государства, в качестве универсальной объясняется интересами как стран-экспортеров, так и стран-импортеров. Для стран-экспортеров универсализация собственной модели государства позволяет восстановить отноше­ния типа «патрон—клиент», восстановить свое влияние в бывших колониях. Основными же заинтересованными в импорте инсти­тутов социальными группами выступают новые политические элиты, стремящиеся сохранить и укрепить свою власть, и интел­лигенция, стремящаяся преодолеть традиционализм общества.

Размышляя в том же ключе, попытаемся объяснить импорт экономических институтов. Страна-экспортер получает преиму­щества в торговле с воспроизводящей ее институты страной. Действительно, унификация институциональных систем позволяет снизить трансакционные издержки, связанные с экспортом товаров и капитала, в частности издержки поиска информации, измерения, заключения контракта, спецификации и защиты прав собственности и защиты от третьих лиц. С другой стороны, страна-импортер получает уже доказавшие свою эффективность в обеспечении экономических взаимодействий институты и освобождается от не­обходимости поиска оптимальной институциональной структуры методом проб и ошибок. На мировом рынке институтов всегда существует выбор институтов. Например, если не оправдывает надежд банковская система, построенная по принципам амери­канского банковского права (ограничивающего участие банков в капитале акционерных обществ), то всегда можно обратиться к германской модели. Кроме того, ввиду отсутствия специфици­рованных прав собственности на институциональные модели, издержки их воспроизведения минимальны. Ни в международном праве, ни в праве отдельных стран нельзя найти положений, пре­пятствующих копированию того или иного формального института без выплаты компенсации стране, которой принадлежит авторство создания образца. В истории России можно найти множество примеров, как импорта, так и экспорта институтов. Первым подобным опытом было, вероятно, насильственное внедрение христианства, точнее, насильственное принуждение к исполнению формальных обрядов

Христианства. Далее, реформы Петра I интересны в качестве первойпопытки комплексной институциональной трансформации российского общества по западноевропейским стандартам. Делая вывод об отсталости господствующих в России норм (главным образом неформальных), он предпринял попытку их комплексной Замены на доказавшие свою эффективность в европейских странах формальные правила. Причем речь шла именно о насаждении доверху» новых законов. Рыночные реформы 90-х годов тоже во многом основывались на стратегии импорта институтов. В первую очередь это связано с противоречием между локальным характером норм внелегального рынка, существовавшего в советский период, и потребностью поскорее найти замену оказавшимся в Глубоком кризисе институтам командной экономики. Впрочем, были и периоды, когда Россия (СССР) выступала в роли экспор­тера своих институтов, главным образом после второй мировой войны. Например, внедрение правил планомерной организации Производства, проведение реформы банковской сферы, социальной системы осуществлялись в восточноевропейских странах по советским образцам.

Теперь зададимся вопросом об эффективности институци­онального импорта: достигает ли он поставленной цели — смены траектории институционального развития? С одной стороны, известен опыт послевоенного развития Японии, в которой инсти­туциональные реформы проводились под контролем американ­ских оккупационных властей и по американским образцам поли­тических, социальных и экономических институтов. Именно реор­ганизация «дзайбатсу» (zaibatsu), всесильных в довоенный период семейных корпораций, и их превращение в акционерные общества с распылением контроля среди мелких акционеров (в 1949 г. 70% держателей акций были физическими лицами), распространение американской модели внутрифирменного управления, воспроиз­ведение американского законодательства о профсоюзах были одними из ключевых факторов послевоенного экономического успеха Японии.

С другой стороны, по мнению Б. Бади, именно универсализация европейской модели государства обусловила рост локальных и региональных конфликтов в странах третьего мира. Например, принцип территориального построения государства неприемлем для исламских и индийских народов, религия и культура которых предполагает построение государства на основе принципа не тер­риториального единства, а «единства в вере», а также кочевых племен. Получается что «импорт [институтов] создает хаос, кото­рый распространяется не только на политическую сферу, но и на процесс национальной самоидентификации, коллективных дейст­вий». Возможность возникновения эффектов, прямо противопо­ложных ожидаемым, при импорте одного из наиболее признанных образцов — американской Конституции, отмечалась многими ис­следователями. Так, своего рода естественный эксперимент был поставлен в ходе реализации акта о реорганизации индейских резерваций (The Indian Reorganization Act, 1930), предполагавшего распространение модели американского государства и на племена индейцев, живших до этого по собственным законам и с исполь­зованием традиционных властных структур. Результаты экспери­мента далеко не однозначны — часть племен в результате деятель­ности в рамках эффективных институциональных рамок добилась серьезного социального и экономического прогресса, а другая часть, наоборот, вошла в глубочайший кризис. Общий вывод заключа­ется в том, что импорт институтов, безусловно, оказывает влияние на динамику институционального и экономического развития, но это влияние может принимать как позитивные, так и негативные формы. Можно ли проанализировать факторы, приводящие к тому или иному результату импортирования института, и на этой основе заранее предсказать его результат?

Основными факторами, влияющими на успех импорта инсти­тутов, являются степень и характер конгруэнтности господству­ющих в стране-импортере неформальных норм и формальных норм, на основе которых функционирует импортируемый институт. За неимением лучшего мы используем геометрический термин, под которым подразумеваем наличие общих тенденций развития господствующих в обществе неформальных и импортируемых формальных норм. Наличие между нормами конгруэнтности по­зволяет получить их конвергенцию, сближение тренда, траектории институционального развития. В свою очередь, конвергенция бывает позитивной и негативной, эволюционной, стабильной или гибридной. Позитивная конвергенция заключается в сближении формальных и неформальных норм на основе тенденции, ведущей к оптимуму. Негативная конвергенция, наоборот, принимает форму общей тенденции к неэффективному результату. Эволюционная конвергенция (И. Шумпетер, Дж. Гэлбрейт) видит в сближении норм динамический процесс. Гипотеза статической конвергенции (Ф. Перу) предполагает ситуацию, в которой формальные и не­формальные нормы дополняют друг друга. Наконец, гибридная конвергенция (Я. Тинберген) заключается во взаимном влиянии формальных и неформальных норм, в итоге тенденция институци­онального развития не совпадает ни с трендом развития нефор­мальных норм, ни с трендом развития формальных.

Итак, как мы можем оценить или даже измерить характер и степень конгруэнтности формальных и неформальных норм? Известно несколько методик, каждая из которых имеет свои недо­статки, связанные главным образом с их нацеленностью на анализ конкретных случаев импорта институтов и, следовательно, ограни­ченностью сфер их применения. Во-первых, юридическая методика оценки перспектив внедрения в корпус права элементов других правовых систем. Она строится на основе предположения, что «имплантируемая норма будет работать только при условии при­надлежности юридической системы-донора и юридической сис­темы-рецептора к одному и тому же классу эквивалентности. То есть импортируемые и существующие нормы должны описы­ваться с помощью отношений рефлективности (xRx и yRy), сим­метричности (xRy и yRx) и транзитивности (xRy и yRz => xRz), где х —импортируемая норма, у — господствующая в обществе норма, R — отношение между ними.

Во-вторых, методика Дж. Ховстеда, разработанная для сравне­ния управленческой культуры в различных странах (опросы про­водились в конце 70-х - 80-х годах в 50 странах мира, выборка составила более 120 тыс. работников транснациональных корпора­ций), чтобы оценить перспективы использования одинаковых методов управления в странах с различными традициями орга­низации трудовых отношений. Данная методика позволяет изме­рить расстояние между неформальными и формальными нормами по пяти следующим параметрам.

• Дистанция власти — степень, до которой менее властные члены институтов принимают как должное неравное распределение власти.

• Индивидуализм versus коллективизм — степень, в которой люди воспринимают себя как индивидов, идентичность которых отделена от их принадлежности к производственной или социальной группе или, наоборот, идентичность которых производна от факта принадлежности к группе. В частности, индивидуалистские и кол­лективистские, культуры отличаются преобладанием норм, отме­ченных в табл. 14.1.

Таблица 14.1

Индивидуалистская культура	Коллективистская культура
Социальное положение определяется на основе индивидуального успеха	Социальное положение определяется на основе пола, национальности, принадлежности семье
Право призвано защищать индивидуальные права	Право нацелено на защиту групповых интересов
Люди действуют свободно, на свой страх и риск	Люди должны ставить интересы группы выше индивидуальных
Допускается выражение непопулярного мнения	Выражение непопулярного мнения не приветствуется
Преобладает индивидуальный процесс принятия решений	Преобладает процедура принятия решения через консенсус
Лояльность (фирме, государству) не приветствуется	Отношения строятся на основе лояльности

• Мужское начало versus женское начало — степень различения ожиданий относительно мужских и женских социальных ролей. В культурах с преобладанием мужского начала (крайняя форма такой культуры — мачизм) ожидания относительно мужских и женских ролей максимально отличны.

• Избежание неопределенности — характер отношения к риску: нейтральность, склонность или отрицание.

• Ориентация на долговременные или на кратковременные цели в жизни — наличие склонности к сбережениям и ее величина.

В-третьих, методика С. Корнела и Дж. Колта, предложенная, чтобы определить степень совместимости формальных институтов власти и неформальных норм, регулирующих властные отношения. Учитывая направленность анализа на институты власти, в методике используются следующие параметры.

• Структура власти — существуют ли (на уровне формальных и неформальных норм) предпосылки разделения законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти.

• Властные полномочия — какие права могут быть отчуждены в пользу институтов власти и какие являются неотчуждаемыми.

• Место институтов власти в социальной структуре — соци­альная структура, на которую опирается институт власти: семья,

локальное сообщество, племя, нация.

• Источник власти — является ли власть наследственной, выборной, харизматической или экспертной.

В-четвертых, методика, основанная на сравнении норм, которые образуют идеальный тип господствующего в обществе неформаль­ного института и идеальный тип импортируемого формального института. При условии создания идеальных типов основных институтов общества (рынка, фирмы, домашнего хозяйства, госу­дарства) этот подход позволяет исследовать широкий спектр ин­ституциональной динамики. Например, идеальным типом рынка, как мы уже убедились ранее, является совокупность следующих норм:

• сложный утилитаризм;

• целерациональное действие;

• деперсонифицированное доверие;

• эмпатия;

• свобода в позитивном смысле;

• легализм.

Именно эти нормы и задают параметры для анализа господст­вующих в данном обществе неформальных норм. В результате мы получаем шесть шкал, аналогичных следующей, описывающей уро­вень деперсонифицированного доверия в обществе (рис. 14.2).

33% - Идеальный тип рынка

0% 100%

35% - Россия (1996)

Рис.14.2

35

30

25

Деперсонифи-

цированное

20 доверие

15

Доверие к государ-

Дата добавления: 2014-12-29