Этнополитические процессы в рамках геополитического противоборства на Кавказе в постбиполярный период: общие вопросы 2 страница

Между тем, парламент страны не ратифицировал Европейскую хартию о региональных языках и языках нацменьшинств (Грузия взяла обязательство на ее ратификацию в 1999 г., став членом Совета Европы). Хотя в стране, где возвращение утерянных территорий принято считать главной проблемой, с принятием этого документа в трех-четырех регионах могут задействоваться новые «мины». Данное обстоятельство, наряду с возможной радикализацией мегрельского и сванского сепаратизма, чревато не только осложнением общественно-политической ситуации в стране, но и может привести к дестабилизации обстановки в регионе. Как относятся к такой перспективе развития событий соседние с Грузией государства?

Власти Турции, придерживающиеся позиций умеренного ислама, но мечтающие об османском возрождении страны, стремятся к расширению турецкого присутствия в Грузии, впрочем, как и в целом, на Кавказе. Но для решения этой задачи Турция вынуждена ограничиваться методами ползучей экономической экспансии; она избегает вмешательства во внутренние дела Грузии, способного нанести ущерб интересам старшего партнера по НАТО – США. Объективно в Анкаре заинтересованы в сохранении политической стабильности в Грузии, исходя из турецких экономических интересов в регионе Южного Кавказа. Турции необходима стабильность на Кавказе и в бассейне Черного моря, откуда в страну идет основной поток нефти и газа. Через территорию Грузии проходит нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан и газопровод Баку-Тбилиси-Эрзерум.[41]

Другой региональный сосед Грузии – Азербайджан, имеет претензии к властям этой страны, из-за откровенно дискриминационного отношения к азербайджанскому населению Марнеульского района Грузии и соседних с ним населенных пунктов. Сложными являются взаимоотношения двух стран, основанные также на территориальных спорах. Так, официальные власти Грузии требуют восстановления юрисдикции ГПЦ на уникальный комплекс пещерных монастырей Давид Гареджи, который частично расположен на территории Азербайджана. Комплекс находится в 60 км к юго-востоку от Тбилиси и охватывает территории трех районов Грузии: Гардабанского, Сагареджийского и Сигнахского. К нему относят порядка 20 высеченных в скалах монастырей, среди которых главным считается Лавра св. Давида, находящаяся на северном склоне горы, разделяющей Грузию и Азербайджан. Отдельные постройки монастырского комплекса находятся на территории Азербайджана (граница проходит по вершине горы, получившей название Удабно, в честь одного из монастырей). На азербайджанской территории находятся также монастырь Чичхиктури и церковь Воскресения. Помимо них на южном склоне горы расположены 100 пещер, которые использовались монахами в качестве келий. В Тбилиси считают территорию комплекса спорной; в Баку же относит монастырь к числу крупнейших памятников албанской культуры. В настоящее время проблема Давид Гареджи остается весьма болезненной для общественности двух соседних стран, имея в виду большую культурно-историческую и духовную ценность монастыря. Ситуация осложняется тем, что 1/3 часть государственной границы между Грузией и Азербайджаном (ее общая длина составляет 446 км) еще не определена. В 1996 г. была создана двусторонняя межправительственная комиссия по делимитации и демаркации грузино-азербайджанской границы. За 15 лет она выполнила 70% работ по уточнению государственной границы (приблизительно 300 км), но с 2007 г., в процессе проведения делимитации возникли непреодолимые препятствия – комплекс Давид Гареджи. В этих условиях проблему спорных территорий стороны пытаются компенсировать сотрудничеством в торгово-экономической области. Важнейшее место в ней занимает энергетический проект Баку-Тбилиси-Джейхан, а также проект железной дороги Карс-Тбилиси-Баку. Кроме того, грузино-азербайджанский охранный альянс вместе с натовскими военнослужащими обеспечивает бесперебойное функционирование нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, по которому доставляется нефть в Турцию.

Но несмотря на определенное сотрудничество между двумя странами, вопрос о спорных территориях не снимается с повестки дня, а в последнее время в их взаимоотношениях появилась еще одна проблема. Речь идет о православных ингилойцев, проживающих в трех административных районах на северо-западе Азербайджана, тяготеющих к своим этническим собратьям в Грузии. В настоящее время ингилойцы являются наиболее политически активным этническим меньшинством Азербайджана. Опираясь на поддержку ГПЦ и официального Тбилиси, ингилойский этнический элемент находится в сравнительно более выгодном положении в Азербайджане, чем другие этноконфессиональные меньшинства, с чем власти эти страны не согласны.

Грузино-азербайджанские отношения часто оказываются в кризисном состоянии, в чем немалую роль играет также религиозный фактор. Так, последний из таких кризисов имел место из-за решения властей Грузии создать в Тбилиси Управление по делам мусульман страны. Однако еще с советских времен существует реликт в виде Управления мусульман Кавказа, находящийся в Баку. Поэтом создание такой же структуры в столице Грузии, к тому же наделенной полномочиями Управления мусульман Кавказа, азербайджанская сторона считает проявлением грузинского шовинизма.[42]

Несмотря на отмеченные выше проблемы во взаимоотношениях двух стран, в Баку, тем не менее, склонны к поддержке усилий грузинских властей по пресечению сепаратистских настроений в стране. Дело здесь заключается в том, что похожая проблема существует и в Азербайджане. Речь идет о сотнях тысяч лезгин (леков), проживающих в северных районах страны, требующих предоставления им культурно-национальной автономии. В этих условиях азербайджанские власти, если пойдут по пути силового решения нагорно-карабахской проблемы, столкнутся с радикализацией лезгинского сепаратизма. Тогда выдержать противостояние на двух фронтах будет очень сложно, даже при турецкой поддержке. Соответственно, в Баку прекрасно понимают, какую угрозу таит в себе сепаратизм и в Азербайджане, и в соседней Грузии. Тем более что азербайджанские власти в высшей степени заинтересованы в том, чтобы нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан работал в стабильном и безопасном режиме.

Наряду с Азербайджаном, определенные трения имеют место быть в отношениях Грузии с Арменией. Главным образом, в их основе лежит та проблемная ситуация, которая сложилась в регионе Джавахети. По переписи 1989 г. армянское население в Грузии составляло 437 211 чел. (8,1%).[43] В основном оно проживает на юго-востоке страны, в Джавахети (более 90% жителей этого региона являются армянами), а также в Тбилиси. В основе грузино-армянской конфронтации в Джавахети лежат несколько причин. Прежде всего, население региона недовольно финансовой политикой Центра, с безразличием относящегося к проблемам Джавахети, что ведет здесь к росту социальной напряженности. Особенно остро стоит в регионе проблема безработицы, порожденная его слабой и неразвитой экономикой. Еще в советские времена в Джавахети было построено более 20 промышленных предприятий, которые после приобретения Грузией независимости были приватизированы и фактически перестали работать. Еще более сильный удар по экономическому положению населения региона нанес вывод российской военной базы из Ахалкалаки: в прежние годы практически вся жизнь здесь была сосредоточена вокруг военной базы (почти на 50% укомплектованной из местных жителей), являющейся центром торговли и другой коммерческой деятельности. Для сравнения: если годовой бюджет Ахалкалаки составлял 1 млн. долл., то ежегодный доход от военной базы достигал порядка 12 млн. долл.[44] Кроме того, российская военная база была гарантией безопасности армянского населения Джавахети, поэтому ее ликвидация вызвала крайне негативную реакцию среди жителей региона. Временами недовольство армян приводило к инцидентам вроде того, что произошел в декабре 1998 г. близ Ахалкалаки: возмущенное действиями центральных властей, население Джавахети выставило вооруженный отряд, который преградил путь военной грузинской колонне, следующей для проведения военных учений в регионе.

Не менее острой в Джавахети является демографическая проблема. По данным армянских общественных организаций региона, здесь самая низкая среди других районов Грузии рождаемость и самая высокая смертность. А по причине безработицы – и самая высокая миграция населения. Как правило, армяне выезжают на заработки в Россию, Украину, страны ЕС. При этом руководители армянской политической организации «Джавакх» одну из причин демографической проблемы видят в переселенческой политике центральных властей, в частности, заселении региона грузинами, что ведет к изменению демографической ситуации в пользу последних. Эти действия направлены на предотвращение требований армянского населения по сохранению своих прав на язык, традиции, обычаи в рамках политической автономии. С этой же целью в Джавахети были переселены аджарцы, затем парламент Грузии решил заселить регион турками-месхетинцами. Однако армянская сторона считает, что переселение сюда турок-месхетинцев должно происходить в соответствии с архивными данными о количестве и местах их проживания до момента выселения. Эта позиция обосновывается тем, что армянское население выступает против политики официального Тбилиси по расселению турок-месхетинцев в Джавахети, вдоль строящейся железной дороги Баку – Карс – Ахалкалаки, воспринимаемой армянским электоратом, как связующее звено между мусульманскими странами Азербайджаном и Турцией посредством турок-месхетинцев, жителей их региона.

Наконец, армяне выражает недовольство такими фактами притеснений, как стремление центральных властей ликвидировать в Джавахети армянские школы, а также захватить их церкви. Причем, подобные факты имеют место не только в регионе, но и за ее пределами. Так, ГПЦ предпринимает попытки прибрать к рукам армянские храмы и монастыри в Тбилиси (например, собор Святого Норахена), и даже в приграничном с Грузией армянском Лорийском районе. В этой ситуации население Джавахети надеется на помощь Армении, а также богатой диаспоры на Западе, но помощь приходит незначительная. Диаспоры каждый год выделяют Армении значительные суммы, в том числе на нужды армян Джавахети, но положение последних остается тяжелым. В основе такой ситуации лежит два момента: первый – коррупция, процветающая среди разных чиновников в Армении, и второй – превалирование интересов Нагорного Карабаха, куда направляется львиная доля средств зарубежной армянской диаспоры.

Между тем, проблемы есть не только у населения региона Джавахети, но также у армян, проживающих в Тбилиси. В частности, болезненно стоит вопрос принадлежности 6 армянских церквей (5 в Тбилиси и 1 в Ахалцихе), которые Армянская апостольская церковь (ААЦ) требует вернуть ей. Этому противится ГПЦ и, учитывая ее рейтинг и влияние в стране, власти все время оттягивают решение проблемы. В этой связи можно вспомнить, какую волну протеста подняла ГПЦ после того, как пяти другим религиозным конфессиям был придан статус юридического лица публичного права. После многолетней борьбы официальную регистрацию получили ААЦ, Римско-католическая церковь (РКЦ), Апостольская церковь, Мусульманская община, Иудейская община и Баптистская церковь.

Со своей стороны грузинские власти считают, что проблемы региона Джавахети не существует. В частности, эта позиция была озвучена на встрече в октябре 2010 г. руководителей МИД Армении и Грузии Э. Налбандяна и Г. Вашадзе. В ходе нее армянская сторона указала, что ее волнуют вопросы сохранения религиозного, культурного наследия и образования на армянском языке в регионе. Но глава грузинского МИД позицию своего правительства в этом вопросе не обозначил. Зато было отмечено, что проблемы Джавахети не существует в природе. Хотя, если судить по мерам центральных властей в отношении региона, «проблема Джаваха» – опасная угроза сепаратизма, способная перейти в вооруженную конфронтацию по подобию Нагорного Карабаха, со всеми вытекающими последствиями. Ситуация осложняется тем, что как считают в экспертном сообществе, искусственно создаваемый конфликт в Джавахети может быть вызван центральными властями, чтобы реабилитироваться после поражения в августовской войне 2008 г. против Южной Осетии. Судя по заявлениям, которые звучат из Азербайджана, там всерьез рассматривают возможность войны за Нагорный Карабах.[45] В этом случае нельзя исключить, что в случае возобновления конфликта грузинские власти попытаются провести операцию «Чистое поле» в регионе Джавахети, воспользовавшись тем, что Армения сосредоточит свои основные военные силы вдоль границы с Азербайджаном.

Н аличие проблем в регионе Джавахети, также как и целый ряд других сложных вопросов межэтнического и межконфессионального характера в Грузии свидетельствует о кризисных явлениях в политической системе этой страны. М ежэтническая и межконфессиональная напряженность, сродни «бомбе замедленного действия», способно привести к децентрализации и регионализации Грузии; в худшем своем проявлении она способна создать угрозу ее существованию, как единому и целостному государству. Проблема Джавахети в будущем может стать одной из наиболее важных в комплексе грузино-армянских отношений. Но в настоящее время население Джавакха лишено эффективной поддержки со стороны Армении, занятой подготовкой к отражению возможной военной акции против Нагорного Карабаха. В этом отношении в Ереване озабочены тем, что Турция подталкивает Азербайджан к войне, обещает ему оказание эффективной поддержки. Это происходит в условиях, когда армяно-турецкие отношения переживают сложный период из-за отказа Анкары признать факт геноцида 1,5 млн. армян в 1915 г. Кроме того, в Ереване с тревогой следят за событиями вокруг Ирана. Планируемая США и их союзниками по НАТО операция против этой страны может иметь негативные последствия и для армянского государства, имея в виду его национальную безопасность. С учетом этих факторов, в Ереване вынуждены демонстрировать сдержанность в отношении дискриминации властей Грузии национальных меньшинств, и предпочитают не вмешиваться в их действия, направление на пресечение сепаратизма в стране.

Для нейтрализации сепаратистских настроений, прежде всего мегрелов и сванов, центральные власти используют различные изощренные методы. Так, в декабре 2011 г. президент М. Саакашвили на встрече с жителями г. Зугдиди объявил о начале строительства более чем полумиллионного города на побережье Черного моря, призванного стать главным торгово-экономическим центром Грузии. Город было решено назвать «Лазика» – в честь грузинского царства на западе страны, достигшего своего расцвета во II-VI вв. нашей эры. Начало работ планировалось на начало весны 2012 г.; тогда же следовало приступить к строительству морского порта. В этой связи оппозиционно настроенные представители ряда партий и организаций в стране были едины во мнении, что идея строительства Лазики была подана властям американцами. Путем реализации этого проекта можно было решить ряд задач: ликвидировать проблему занятости мятежных мегрелов и сванов и таким образом предотвратить возникновение новых очагов сепаратизма в Грузии; продемонстрировать мегрелам, сванам и абхазам преимущества выбора в пользу Запада и пребывания в составе Грузии; создать вблизи границ России военно-морскую базу США. Кроме того, демонстрация Ирану и Армении расширяющегося присутствия сил НАТО в Южном Кавказе, обеспечение надежного, бесперебойного функционирования нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, наконец, эффективный контроль над потенциально взрывоопасным регионом Джавахети рассматривались, как дополнительные выгоды данного проекта.

Наряду с отмеченными проблемами, с которыми сталкивается Грузия в последние два с лишним десятилетия, далеко не последнее место занимают вопросы, связанные с меконфессиональным взаимодействием. После распада СССР, повлекшего за собой ревизию в Грузии (как и в других государствах на постсоветском пространстве) советской идеологии, возникла естественная потребность заполнения образовавшегося вакуума, поиска новых путей для достижения высокого уровня самоидентификации общества. В этом смысле с самого начала национального движения в Грузии стала просматриваться радикально-лозунговая тенденция к замене советской идеологии на западную демократию, атеизма на грузинскую православную веру, прославления образа грузина с его «славной, многовековой православной историей». Обязательными атрибутами митингов, голодовок протеста, демонстраций, манифестаций, прокатившихся по стране в этот смутный период, наряду с национальными трехцветными флагами и портретами известных грузинских общественных и политических деятелей, стали также атрибуты ГПЦ. Триада слов «отечество, язык, вера», неизменно сопровождаемая лозунгом: «Да здравствует свободная, демократическая, христианская Грузия!» определяла тогда внешний облик грузинского национального движения. Православная религия стала необходимым, естественным подспорьем в этом процессе, хотя в действительности значительная часть грузинского электората внутреннюю готовность к возвращению в лоно христианства и принятию его ценностей еще не обнаруживала. Зато для многих людей (особенно в среде молодежи) объектом для подражания стал крайний радикализм лидеров национального движения – З. Гамсахурдиа, М. Костава, Г. Чантурия и др., стремившихся преподнести себя «героями Грузии, ее православными сыновьями», смело ведущими борьбу за избавление страны от «коммунистического гнета». Между тем, превалирование националистических, ультрарадикальных методов в действиях протестного электората была чревата резкой эскалацией напряженности в стране, способной привести к трагическим последствиям. Собственно, трагедия и произошла 9 апреля 1989 г. в Тбилиси. В 3 часа ночи, когда уже не вызывало сомнений, что карательные войска вот-вот двинутся на участников акции голодовки и поддерживающих их манифестантов, к людям вышел Каталикос-Патриарх всея Грузии Илья Второй. Предупредив толпу, что ситуация выходит из-под контроля и что неминуемы человеческие жертвы в ходе столкновения, он предложил проследовать вместе с ним в церковь Кашуети (напротив Дома правительства) и молиться там «во благо спасения Грузии», т.е. недопущения кровопролития. Но митингующие не вняли совету Патриарха: подстрекаемые лидерами неформалов, они ответили дружными выкриками «нет!» (при этом заметим, что многие в толпе держали в руках свечи, освещенные в церкви). Как отмечают грузинские историки, авторы нового академического издания истории Грузии в 4-х томах, это была трагическая ошибка. Во время карательной акции на площади перед Домом Правительства погибли люди, многие получили тяжелые травмы, были отравлены слезоточивым газом. Утром же 9 апреля в Тбилиси был введен комендантский час.[46]

С резким осуждением карательной акции военных выступила ГПЦ, и с этого времени она автоматически стала тесным союзником национального движения в стране. Как следствие, после провозглашения независимости Грузии ГПЦ превратилась в важнейший атрибут новой государственности. Церковь стала активно сотрудничать с официальными властями в решении широкого спектра вопросов, как во внутриполитической жизни государства, так и в области внешней политики. Все значимые мероприятия, проводимые в стране, уже не обходились без присутствия священнослужителей, или их личного участия.

ГПЦ пребывала на националистических позициях на протяжении всего периода сложного, драматичного по своему накалу противостояния властей с автономиями Абхазии и Южной Осетии. Церковь выражала глубокую скорбь по погибшим грузинским боевикам, участникам операций по «наведению конституционного порядка» в этих автономиях, и при этом не обмолвилась словом в защиту беззащитных жителей Сухума и Цхинвала, пожилых людей, женщин и детей, ставших невинными жертвами распоясавшихся боевиков. Наиболее показательным в этом отношении примером стали трагические события в Южной Осетии в августе 2008 г.: ГПЦ, неофициально поддержав проведение военной акции, де-факто придерживалась принципов «двойных стандартов», руководствуясь правилом «свой – чужой». Не выдерживает никакой критики и тот факт, что «Общество Ильи Праведного» в начальный период национального движения распространяло прокламации, в которых содержались призывы к грузинской молодежи, не допустить «смещения крови» с представителями нацменьшинств, «во имя сохранения чистоты грузинской нации». Печально, но руководство ГПЦ не отреагировало тогда соответствующим образом на эти вопиющие факты...

Политика моноэтнизации Грузии, проводимая властями при поддержке церкви, наносит ущерб, прежде всего, титульной грузинской нации. Эта тупиковая политика. Человечество не раз сталкивалось с проблемами такого рода, решение которых приводило к непредсказуемым последствиям. Данное обстоятельство должно учитываться в постсоветских государствах в ходе их национального строительства. Прежде всего, имеется в виду достижение позитивного статус-кво во взаимоотношениях между отдельными этносами, включая их духовную жизнь. В Грузии же в этом отношении дела обстоят не лучшим образом. В стране невооруженным глазом видно нарушение баланса между светской и духовной жизнью, в том числе, путем возвышения статуса ГПЦ над другими религиями и конфессиями. И это происходит в условиях, когда здесь насчитывается более 16 разных конфессий. Согласно ст. № 9 Конституции, принятой в 1995 г., государство признавало исключительную роль ГПЦ в истории страны, но при этом декларировалась полная свобода вероисповедания и независимость церкви от государства. В то же время, такая формулировка оставила поле для маневра выступающим за повышение роли ГПЦ в общественно-политической жизни страны. В законодательной форме это желание было реализовано в марте 2001 г., когда грузинский парламент принял поправки в Основной закон страны. В частности, ст. № 9 Конституции Грузии была дополнена пунктом №2, предусматривающим применение органами власти мер против религиозного экстремизма, т.е. недопущения насилия на религиозной почве. На деле это вело к оформлению положения ГПЦ, как «первой среди равных»: она стала единственной религиозной конфессией, получившей конституционный статус. Данное положение окончательно было закреплено в Конституционном договоре от 14 октября 2002 г. Анализируя его отдельные статьи, грузинский политолог И. Хаиндрава отмечает, что «фактом самого наличия этого договора прямо или косвенно признается тот факт, что дела в области свободы религии, межконфессиональных отношений в Грузии обстоят не лучшим образом». Далее он приходит к заключению, что договор между властями и ГПЦ «совсем не соответствуют современным демократическим стандартам».[47] Полностью разделяя это мнение, историк Н. Папуашвили пишет, что «со времен перестройки, когда активизировалось национально-освободительное движение, определенная категория духовенства и общества оказалась в плену церковно-национальных и ультраклерикальных эмоций».[48]

В то время, когда в госбюджет поступают налоги, взимаемые не только с православных граждан, но и последователей других религий, только ГПЦ пользуется финансовой поддержкой президентского и правительственных фондов. Церкви передано значительное количество недвижимости – зданий, других строений, а также лесов и сельхозугодий. Она также освобождена от уплаты разных налогов в бюджет государства. Наконец, правительством принято решение о возвращении церковного имущества, конфискованного в советское время. В этой связи, рассматривая отдельные статьи Договора (прежде всего ст. № 11, в которой государство берет на себя частичные обязательства по реституции), грузинский политолог З. Кикнадзе склонен их квалифицировать, как «весьма одиозные».[49]

Оформление в законодательной форме привилегированного статуса ГПЦ состоялось в условиях, когда радикально настроенная часть церковной паствы почти безнаказанно осуществляла погромы представительств других конфессий, публично сжигала неугодную религиозную литературу. Так, в июле 2002 г. был учинен погром в офисе неправительственной организации «Институт Свободы», руководство которой осмелилось высказаться в защиту пострадавших. Эти варварские акции ГПЦ опять-таки упорно не замечала: не было их осуждения также со стороны официальных властей.

Отмеченные выше проблемы этнотерриториального, межэтнического, межконфессионального характера самым негативным образом отражаются на развитии грузинского государства. Они непосредственно проявляются на ее внутриполитических акциях, внешней политике, постоянно создают препоны позитивному взаимодействию с соседями, включая Россию. Отношения с ней после войны в августе 2008 г. фактически оказались в тупиковой ситуации. Грузинская сторона тесно увязывает вопрос об их нормализации с вопросом о спорных территориях. Однако в Москве не склонны включать проблему Абхазии и Южной Осетии в формат будущих переговоров. Это независимые государства, официально признанные Россией и тесно связанные с ней узами стратегического партнерства на Кавказе.

Важную роль в усилении позиций России в регионе Кавказе играет еще один ее стратегический партнер – Армения. Значимость этого государства при нынешней расстановке сил на Кавказе существенно превосходит простой набор таких факторов, как размеры территории, численность населения, экономические и прочие ресурсы. Представляя собой важную составную часть региона Южного Кавказа, Армения в силу своего географического и геополитического положения, особенностей исторических связей с Россией может при правильной организации тесного взаимодействия стать не только ее надежным союзником, но и выдвинутым далеко на юг стратегическим плацдармом российского влияния на Кавказе. Серьезным обстоятельством, обусловившим прочные основы для российско-армянского сотрудничества на перспективу, надо считать традиционное недоверие Армении к Турции, которая рассматривается Ереваном как главный источник внешней угрозы. В этом смысле дальнейшее усиление позиций России в регионе объективно выгодно Армении, связанной в своих внешнеполитических действиях, в том числе, проблемой Нагорного Карабаха. Хотя вряд ли можно ожидать, что в ближайшей перспективе произойдет коренной пересмотр политики Москвы по отношению к этой проблеме. Вероятнее всего, российское руководство продолжит политику поддержания союзнических отношений с Арменией и нормальных (насколько это возможно) связей с Азербайджаном. Такой курс является гарантией безопасности Армении и невозобновления военных действий в Нагорном Карабахе. В будущем российская дипломатия сохранит за собой роль посредника между конфликтующими сторонами, но она не станет проявлять большую, чем прежде, активность по вопросу определения статуса Нагорно-Карабахской Республики (НКР) и в плане выработки условий мирного урегулирования нагорно-карабахской проблемы. Как и раньше, в этих вопросах Москва предпочтет передавать инициативу в руки самих участников конфликта.

В нынешних условиях, решая задачу вытеснения России из Южного Кавказа, США и их западные союзники стремятся ослабить ее позиции также на Северном Кавказе. Здесь Россия столкнулась со многими трудностями еще в начале 90-х гг. Прежде всего, они были связаны с конфликтом в Чечне, получившим за рубежом широкий резонанс. События в этой республике с беспокойством были восприняты в мире. Применение военной силы для восстановления конституционных норм в Чечне было осуждено во многих западных столицах. Между тем, в начале конфликта там демонстрировали определенную сдержанность в отношении действий федерального Центра. На Западе избегали открытого осуждения ельцинского руководства за ввод войск в Чечню и военные действия, приведшие к значительным потерям с обеих сторон, разрушению населенных пунктов, гражданских объектов, промышленной и другой инфраструктуры в республике. В своем подходе к чеченским событиям руководители ведущих западных стран исходили из опасения, что в предстоящих выборах в России к власти могут прийти коммунисты, и поэтому с осторожностью подходили к оценке событий на Северном Кавказе. Вместе с тем, эти страны с выгодой для себя стремились использовать ослабление позиций России в регионе в результате чеченского кризиса. Поэтому после победы Б. Ельцина на президентских выборах в 1996 г. отношение к действиям федеральных властей в Чечне на Западе резко изменилось. Началась шумная кампания по дискредитации национальной политики России на Северном Кавказе; резкому осуждению подверглось применение войск в Чечне, выдвигались требования по их безотлагательному выводу за пределы республики. Силы, противостоящие российским военным в Чечне, стали получать весьма солидную «подпитку» из-за рубежа в виде финансовых средств, оружия, боеприпасов. В конфликтную зону прибывали иностранные добровольцы, а также инструктора, прошедшие подготовку в Афганистане. В результате, зарубежная помощь сыграла свою роль в неудаче операции по установлению контроля над мятежными районами Чечни. Такой исход был предопределен и вследствие слабости в действиях руководства федеральными силами, хотя они значительно превосходили вооруженные формирования боевиков – как в живой силе, так и технике.

Во время военного конфликта в Дагестане в 1999 г. в западных СМИ обсуждался вопрос о направлении в эту республику натовских миротворцев. Предлагалось ввести миротворческие силы также в Ингушетию, что должно было закрепить постоянное присутствие Запада на юге России. В том же году в ряде столиц западных стран прошли массовые демонстрации, участники которых в резкой форме осудили действия Москвы на Северном Кавказе. Стал выстраиваться фронт противодействия кавказской политике России, активными участниками которого были действующие на территории США радикальные группировки и организации («Исламский круг Северной Америки», «Исламская община Северной Америки», «Мусульманская студенческая организация» и ряд других). Их работой руководила ведущая исламская структура, действующая в стране – «Верховный исламский совет Америки». Отношение властей США к деятельности этих организации строилось на принципе «двойных стандартов»: объявив о противодействии проявлениям экстремизма, они, в то же время, не запрещали исламистам проводить в разных городах страны антироссийские акции.

Дата добавления: 2014-12-25