Интерпретация в ходе проверки гипотез

Л

«замешанные» на интуиции, подсознательном «диктате» накопленной ин­формации о предметно-проблемной сфере. Движение исследования на ста­дии интерпретации проходит в треугольнике

проблемная ситуация (проблема)

оо

Сущность изучаемого предмета окажется истолкованной, если:

• Раскрыт смысл и значение каждой известной составляющей изучае­
мой предметной области

• Хотя бы гипотетически с участием фантазии и домысла (имеющих
достаточные основания) восполнены лакуны в фактической области

• Среди объяснений допустимы энтимемические — с пропуском некото­
рых посылок

• Одна из гипотез (выдвинутая первоначально или сформулированная
заново или из «осколков» ранних) «снимает» проблему и объясняет
предмет в целом

В результате формируется концепция.

Концепция (от лат. concepcio — схватывание, понимание; conceptus — мысль, понятие) — системное представление о сущности предмета изучения, объединенное единым замыслом и, желательно, дающее полную его характе­ристику S(d,v,n,p). В основе концепции лежит «концепт» — основная систе­мообразующая мысль, конструктивный принцип. В предельном случае кон­цепт — ядро целостного понимания явления и основа формирования оценок, база для выработки прогнозов и рекомендаций, определения норм деятельности в целях достижения идеала. Концепция при этом может быть номологоической (от rpe4.nomos — закон) и акцидентальной (от лат. acci-dentia — случайность).

При этом, выдвигая оценки, прогнозы и рекомендации, исследователь яв­лений журналистики не может не понимать двух групп опасностей. Одна — волюнтаризм (произвольное толкование, выдача недопустимого за допусти­мое и т.д.). Другая — фатализм и/или преформизм (констатация предопре­деленной какой-то внешней, независимой от людей силой, наличной журна­листской «данности» или подчинение идее «что есть, то и неизбежно»).

Типов проблем и подходов к их разрешению на основе выдвинутых гипотез много, но при решении каждой из поставленных задач всегда следует исполь­зовать теоретико-информационный подход, дающий обобщенную структуру искомого знания S (d, v, n, p). При этом в зависимости от характера и уровня гипотетических подходов можно разрабатывать множество типов концепту­альных решений — от S (d) и S (р) до законченной системы S (d, v, n, p).

В ходе интерпретации, как и на других этапах исследования, у способно­го исследователя органически сочетаются алгоритмические, строго логичес­ки детерминированные методологические приемы, и средства эвристики,

«рабочие» гипотезы

система относящихся к предмету фактов науки

«Работая» в этом треугольнике, исследователь, используя принятый и отобранный для решения проблемы методологический аппарат, может «дойти до самой сути» или, по крайней мере, приблизиться к ней. Путь — «челночные операции» между проблемой, фактами и гипотезами, в ходе ко­торых выявляется сущность предмета.

В процессе исследования должно происходить «вычерпывание» знания о предмете в его существенных проявлениях, сторонах и свойствах. Для это­го следует последовательно рассматривать его во всех актуальных внутрен­них связях и отношениях со «средой». Только тогда его внутренние черты и социально-творческий характер приобретут для исследователя четкую оп­ределенность. «Вычерпывание» знаний о предмете (допустим, Вяземском как журналисте, публицисте, издателе) схематически можно представить так:

Чтобы раскрыть изучаемый «предмет», надо проанализировать отношения Вяземского с: зарубежными и русскими просветителями, либералами, консер­ваторами, литературными объединениями, изданиями, цензурой, правитель­ством и царем и т.д. Обычно эти операции называют «анализ через синтез».

ю

Характеристика Вяземского (в его личностных свойствах и жизненном пу­ти) при последовательном выяснении его отношений с этими идеями, лицами и их деятельностью будет выясняться все полнее, и окажется неизбежным си­стемный вывод о его месте и роли в литературно-журнально-общественной жизни того времени как представителя раннего российского либерализма.

Движение мысли в ходе «вычерпывания» предметного содержания изу­чаемого явления в связи с поставленной проблемой неизбежно проходить стадии «челночных операций», компараций (сличений) полученных данных с гипотезами, внутренних «борений» в ходе внутреннего диалога (солилок-виума) в перспективе формулирования концептуальных выводов.

«Проще» всего решать дескриптивные задачи, связанные с определени­ем наличия/отсутствия тех или иных свойств в изучаемом явлении журнали­стики, то есть проблемы по преимуществу экзистенциальные. Но «за» ними лежат проблемы социально-исторической оценки изданий, программ, сайтов и многих других журналистских явлений настоящего и прошлого. Но нельзя не видеть, что дескриптивная характеристика латентно, а оценочная явно связаны с научной парадигмой исследователя, стало быть, с «правильной» (разумеется, для исследователя) нормативной и прескриптивной характери­стикой.

Вряд ли кто-нибудь станет спорить о значимом месте, которое занимали Белинский, Герцен и Писарев в журналистике XIX века, а Эренбург, Кольцов, Аджубей, Аграновский, Овечкин и др. в XX. Но оценки их деятельности со временем значимо изменяются. Скажем, «либеральные колебания» Герцена получают оценку едва ли не противоположную в разные времена. А оценка деятельности Аджубея оказывается не просто высокой, а еще и обогащается мыслью о нем как провозвестнике (при всевозможных оговорках) гуманис­тического «нового журнализма», потенциальные возможности которого еще далеко не осознаны и тем более не реализованы и в начале XXI века. Иначе говоря, и применительно к журналистике прошлого, и применительно к со­временным СМИ важна исследовательская перспектива определения путей и конкретных направлений возможной (для прошлого) и актуальной (для со­временности) оптимизации деятельности в перспективе повышения эффек­тивности информационной политики на основе — если такова позиция ис­следователя — идей гуманистического развития общества.

При этом, как представляется, каждый раз для вдумчивого исследователя возникнет нужда в сопоставлении количественных и качественных характе­ристик аудитории, запросов, предпочтений оценок, распространенных в ее отдельных секторах, с контентом (тем, что предоставляет СМИ своей аудито-|| рии). Ведь иначе знание об аудитории окажется в значимой мере формаль-о ным: не удастся установить, в каком направлении действовала редакция, как *-! СМИ пытались формировать сознание и поведение своей аудитории. Значит, II необходим анализ публикаций. Тут также есть ряд вариантов. Можно

выбрать для изучения предпочитаемые аудиторией материалы (если имеют­ся соответствующие рейтинги и др. сведения) и вести их качественный фе­номенологический анализ. Можно к тем же материалам применить рассчи­танный на получение количественных расчетов контент-анализ (его методика достаточно разработана, но это не исключает инициативных реше­ний исследователя).

Представительные сведения о контенте (будь то «Отечественные запис­ки», «Известия» или Интернет) дают еще одну группу фактов, необходимых исследователю для понимания предмета. Это дает возможность вести клас­терный анализ.

Можно остановиться на этом? Не исключено, если поставлена экзистен-циональная (дескриптивная) проблема. Но если исследователь хочет дать социальную оценку характера издания и выработать какие-то рекомендации для учредителя/владельца, то придется сравнивать данные об аудитории, а также и предпочитаемом и желаемом, с ее точки зрения, контенте с харак­тером информационной политики, принятой редакцией. И важно понять, уч­тены ли в ней информационные потребности аудитории и наличествует ли забота о ее информированности. Необходимо также определение места сре­ди других СМИ (к каким СМИ обращается эта аудитория?) в формировании массового сознания. Сопоставление даст еще не одну группу фактов и идей. Тут уже имеются основания для системного анализа и разработки перспектив развития.

Проверка гипотез может быть прямая и косвенная.

Прямая проверка гипотез возможна тогда, когда эмпирические данные дают очевидные основания для выводов и предложений.

Например, если при опросе журналистов предполагалось, что их представ­ления о привлекательных сторонах в профессии имеют серьезные «смеще­ния» и требуется, используя данные о них, внести коррективы в разные обла­сти практики, то данные опроса позволяют делать прямые выводы. Реальные данные опроса о привлекающем в профессии (см. с. 153) с позиций гумани­стически-функциональных позиций о роли журналистики могут быть интер­претированы без серьезных затруднений. С одной стороны, констатации и оценки очевидны: налицо серьезное смещение в социально-профессио­нальных ориентациях журналистов. С другой, ученым требуется лучше, теоре­тически строго выстроить систему приоритетов и, если угодно, принципиаль- | но важный для всех (а к отдельным — подход особый) журналистов рейтинг >-* гуманистически функциональных характеристик. С третьей, на основании ^ Разработки в рамках деонтологии строгой теории относительно системы II

социально-профессиональных ориентации можно и нужно выработать систе­му предложений по их реализации учебным заведениям, журналистским ор­ганизациям, научными центрами, издательствами и т.д. И далее социологиче­ски строго отслеживать процессы в этих сферах.

В более сложных случаях требуется косвенная проверка гипотез, когда используются дополнительные, косвенные сведения, ведется логический анализ данных. Особенно трудно работать, если и гипотеза сформулирована приблизительно. Например, гипотеза (в абстрактной форме дающая верное, притом расхожее представление) о необходимости учитывать интересы ау­дитории требует не просто проверки (что тут проверять?), а разработки на основе анализа данных. Поэтому в данном случае труднее всего верно ин­терпретировать смысл и способы «учета» читательских предпочтений (табл. на с. 153).

Сначала приходится элиминировать бросающееся в глаза странное пере­мешивание в опросной таблице проблемных, тематических и жанровых обо­значений публикаций. Это, конечно, затрудняет осмысление и выработку ре­комендаций, но не кардинально.

Хотя и мешает. Простая интерпретация — ненужность информации по те­мам, оказавшимся внизу — очевидно неверна. Ведь в целях повышения ин­формированности аудитории надо стремиться привлечь ее внимание к эко­номическим и политическим проблемам, удовлетворив тем самым потребность в информации этого типа. Поэтому для продвижения к верной интерпретации нужна дополнительная социологическая информация и при­менение адекватных методов анализа.

Важнее всего (но и труднее) формирование номологической- концеп­ции — такого результата подведения итогов исследования в результате науч­ной интерпретации всех полученных результатов (принимаемых, отвергае­мых, проблемных, «отложенных «на будущее» и т.д.), который ведет к установлению законов и характеристике закономерностей. Это процесс движения от установления научных фактов и их систематизации в «эмпири­ческую картину» изучаемого (выявление сущности «первого порядка») к формированию отдельных законов предметной сферы и, после этого, их обобщение в законченную теорию, что знаменует переход к осознанию сущ­ности «второго порядка».

При этом не стоит упускать из вида, что обобщения располагаются в диа­пазоне «верные — неверные» при каком-то пересечении достоверного, ве­роятностного, неверного знания и лакун в понимании предмета. Вот почему никогда нельзя утверждать, что найдена истина «в последней инстанции».

Законы и теории как результаты подведения итогов работы исследова­теля, дающие познание сущности «второго порядка» в предметно-проблем­ной сфере, таким образом, содержат обобщающее знание разного объема. Допустим, исследователь, претендующий на создание «общей теории

журналистики», должен овладеть большой совокупностью законов на осно­ве творческого использования уже сделанного другими исследователями и собственных наработок, раскрывающих различные ее стороны (в частнос­ти, свободы, функций, эффективности и мн. др.), и в сводном виде, лучше всего системно, представить их как целостную концепцию.

Закон раскрывает объективные, существенные, устойчивые, инвариант­ные характеристики и связи какой-то стороны сущности изучаемого предме­та. При этом все понятия и категории в рамках сформулированного закона не должны содержать индивидуальных понятий. Скажем, знание об аудитории тогда формулируется как закон, когда содержит обобщенные характеристики ее разнообразия и структуры, факторов поведения, способов удовлетворе­ния ее потребностей, интересов и запросов, оснований эффективного взаи­модействия с ней и т.д. Конкретные данные могут служить «отправными пунктами» и иллюстративным материалом, но не могут быть составляющими закона. Конечно, в общественной сфере, в журналистике в том числе, есть и «вечные» законы (например, сущность информации неизменна), и законы динамические. «Подвижность» динамических законов определяется систе­мой общественных отношений (так, изменяется сущность, характер ее прояв­ления, роль и наполнение СМИ различных исторических типов).

А изменение в понимании законов связано также и с углублением, раз­вертыванием, уточнением научного знания о них. Например, основные зако­ны публицистики «вечны», но научная интерпретация их совершенствуется. Кроме того, публицисты различных эпох и творческого склада осознают и ис­пользуют их по-разному. Ведь законы журналистики действуют не автомати­чески, а как тенденции. И бывает, что закон в деятельности журналистов со­знательно или бессознательно игнорируется, действует в превращенных формах, а то и вовсе «в обратном смысле» (как при манипуляции сознанием аудиторией или ведении «информационной войны» с «противниками»).

От закона надо отличать закономерность — меру реализации закона, на которую влияет множество жизненных факторов. (Впрочем, «закон» и «закономерность» иногда рассматриваются как синонимы, а порой «зако­номерность» считается объективной системой свойств, а закон — субъектив­ным пониманием ее людьми).

Теория же — это система законов, дающая целостную характеристику сущности изучаемого явления через системное описание его структуры и функций, закономерных внутренних и внешних связей и зависимостей. По­этому теория — не перечень доказанных положений или даже законов, а синтезирующее све'дение их в концепции исследователя.

Впрочем, надо иметь в виду, что термин «теория» (от лат. theoreo — рас­сматриваю, обдумываю; theoria — наблюдение, исследование) используется исследователями по меньшей мере в двух значениях. Первое — «узкое» — характеризует обобщенное знание о системе закономерностей, объективных

U)

законах какой-то сфере науки («теория журналистики», «теория публицис­тики», «теория рекламы» и т.д.). Второе — «широкое» — итог интеллекту­альной деятельности, система концептуальных утверждений, обобщений, на­учных положений и взглядов, разрабатываемых исследователями любого предмета; в этом смысле теоретические положения содержатся не только в теории журналистики, но также и в истории, и в социологии журналистики. Исследователю поэтому важно точно определять, в каком смысле он упо­требляет термин «теория».

При этом надо различать два вида теорий. «Идеальная теория» — систе­ма знаний о внутренних законах изучаемого предмета, «освобожденная» от специфических форм проявления в конкретных обстоятельствах под дейст­вием «нарушающих» факторов. «Конкретная теория» — система «превра­щенных» теоретических знаний на основе утверждения всякого рода «кажи-мостей» в изучаемой сфере, неадекватно отражающих необходимости и/или выработанных под действием разного рода «побочных» факторов, социаль­но-политической конъюнктуры, догматизированной позиции исследователя или просто его ошибочных обобщений.

Исследователь журналистики (будь то «теоретик», «историк» или «соци­олог») в принципе в своих разработках должен исходить из требований по­строения «идеальной» теории. На фоне «идеальной теории» важно видеть реалии «конкретных» теорий, обнаруженных им в «литературе вопроса» или представленных в «указаниях» руководителей журналистики разного ранга, размышлениях журналистов и реализуемых в практике журналистики. А осо­знанное понимание различий между «идеальной» и «конкретной» теориями побуждает исследователя к действиям двух типов. С одной стороны, к рас­пространению «идеальной» теории с учетом возможностей ее реализации в конкретной ситуации, а, с другой, к оптимизирующему влиянию "На идеоло­гическую и журналистскую практику с точки зрения «идеальной теории».

Исследователь в сфере «теории журналистики» (в узком значении) за всеми фактами прошлого и настоящего ищет общие законы необходимого субстанционального и функционального состояния (реализации требова­ний свободной деятельности, системно-структурной организации, информа­ционного порядка, требований к журналистскому корпусу и т.д.) журналис­тики (специфически проявляющиеся в различные эпохи). Теоретико-журна­листские построения поэтому носят характер «идеальной модели», которая, конечно, неизбежно создается с помощью абстракции упрощения. Но суще­ствует опасность иллюзорной идеализации при выработке теории. Такова например «теория газетных жанров»; иллюзорность этой теории легко про­верить, если попробовать построить параллель — «теория журнальных жан­ров» или «теория книжных жанров». Столь же иллюзорна теория «текста как системы выразительных средств». В теории «снимаются» результаты эмпи­рического исследования, и факты оказываются в теоретическом сочинении

чаще всего отправным пунктом и/или иллюстрацией. При этом «общая тео­рия» включает множество «частных» (теория функций, теория толерантнос­ти, теория свободы и т.д.)

Для «историка журналистики» на первый план выдвигается задача ре­конструкции (на основе научных фактов) генезиса, состояния и развития того или иного явления журналистики прошлого. В ходе реконструкции на­до отвечать на вопросы: когда, где, что, кто, зачем, как. Притом — в идеале — такой реконструкции того или иного этапа истории журналистики, которая показала бы, как «пробивали» себе путь закономерности и какие тенденции (движение «в сторону», «назад» и прочие специфические формы развития) господствовали на данном этапе журналистики. При этом обязательно в пер­спективе того, что, с позиций исследователя, «должно было бы быть» на этом этапе с точки зрения «исторической необходимости», осознаваемой в свете «идеальной теории» при понимании меры ее применимости в реальной ситу­ации. И обязателен учет действовавших тогда реальных факторов — объек­тивных требований жизни общества и возможностей, субъективного потен­циала деятелей эпохи. Избегая крайностей «актуализма», историку важно также объективно «разыскивать» и оценивать позитивные и негативные «следы прошлого» в современности и извлекать социально-творческий опыт (+, -,=) из прошлого журналистики.

«Социолог журналистики», изучающий текущие процессы функциониро­вания и развития СМИ, также стремится понять, с точки зрения его идеала, «норму» и отступления от нее в современности. Цель и смысл — определить тенденции движения и пути оптимизации («очищения» от случайных и наро­читых отступлений от «нормы») состояния и функционирования изучаемых СМИ или даже всей системы журналистики.

И каждый раз исследователь не может обойтись без выяснения соотно­шения в изучаемом предмете общего, особенного и единичного. Творческий подход предполагает свободный от догматизма поиск истины в системных категориях и при активной «работе» интуиции, что при высоком напряжении исследовательских усилий приводит к неожиданным решениям («безумным идеям»).

«Проверка» гипотез и формирование концепции может быть эмпирико-индуктивной и теоретико-дедуктивной.

Эмпирико-индуктивная проверка гипотез и формирование на этой осно­ве концептуальных утверждений — «видение» собранных и систематизиро­ванных фактов на фоне гипотез, а в результате формируется представление о соответствии/несоответствии системы собранных научных фактов одной из них (или необходимости трансформации первоначально выдвинутых или Даже формировании новых, если факты «выламываются» из проверяемых). Отсюда, главным образом с помощью индуктивных обобщений, начинается прямой путь к построению концепции, решающей проблему и раскрывающей

сущность исследуемого предмета. Система научных фактов, полученных ис­следователем, с помощью принятой научной парадигмы обобщается и приоб­ретает форму вероятностной концепции. Вот путь выведения (названного «абдуктивный»):

А. Исследователь располагает данными а, Ь, с... п

Б. У исследователя есть гипотеза X, которая лучше гипотез Y, Z

объясняет а, Ь, с... п

Следовательно, гипотеза X, наиболее точно объясняющая а, Ь, с... п, мо­жет считаться вероятным закономерным утверждением.

Теоретико-дедуктивная проверка, основанная на гипотетико-дедуктив-ном методе, — логическое выведение следствий из гипотез. И если следст­вия из одной из них непротиворечивы и соответствуют реальности (собран­ным и систематизированным научным фактам), то тем самым становится возможным констатация верности одной из гипотез, и она переходит в раз­ряд концептуально верного утверждения.

A. Теоретические выводы из гипотезы 1: a, Ь, с
Б. Теоретические выводы из гипотезы 2: d, e, f

B. Теоретические выводы из гипотезы 3: а, Ь, с, d, e, f

Следовательно, гипотеза 3 подтверждена

Если, например, гипотеза утверждает прямую зависимость творческих свойств публицистики от свойств (а, Ь, с... п) общественного мнения, то на основе дедуктивного рассуждения строится теоретическое представление о публицистике как типе творчества. Далее, разумеется, необходима эмпири­ческая проверка концепции.

Таким образом, обе формы проверки гипотез не противоречат одна дру­гой. Более того, дедукция и индукция (рационально-логическое и интуитив­но-эвристическое) оказываются взаимодополнительными и в принципе должны приводить в «одну точку».

Но следует иметь в виду, что, поскольку ни фактическая картина, ни логи­ческие суждения никогда не бывают исчерпывающими, интерпретация все­гда будет в той или иной мере гипотетической, а потому остается простор для неких сомнений и, разумеется, дальнейшего исследования.

Ведь при эмпирической проверке гипотез исследователь сталкивается с ситуацией «черного ящика» — «на входе» у него имеется совокупность (иногда хорошо систематизированная) эмпирических данных, научных фак­тов, а «на выходе» он стремится получить концептуально оформленный || «продукт». Что происходит в «черном ящике»? «Обрабатываемые» там фак-=■ ты не до конца полно и системно представляют реальности предмета иссле­дования; а «обрабатывающие» их методы даже сами по себе не абсолютно достаточны; исследователь же не всегда адекватно применяет даже их;

наконец, многое зависит от характера и уровня интуиции. Так что даже по-видимому хорошо разработанная концептуальная схема (теоретическая мо­дель, историческая реконструкция и др. результирующие формы исследова­ния) заведомо имеет недостатки. И интерпретация явно или латентно должна сопровождаться как бы оговоркой «возможно».

Что касается социологической информации, то интуиция подсказывает не­обходимость в целях получения закономерностей публицистики использовать данные того же опроса о наиболее предпочитаемых авторах. Таковыми были Т. Тэсс, М. Стуруа, А. Аграновский. Преимущественное внимание к первым двум понятно: это, как показывает анализ их публицистики, во-первых, талант­ливые журналисты. Во-вторых же, писали они как раз в предпочитаемых жанрово-тематических сферах — морально-этических и международных. А. Аграновский тоже из разряда талантливых. Но в его творчестве заметно лю­бопытное качество: в произведениях, наряду с моральными, точнее, в жесткой двусторонней увязке с ними, на первое место выходили чаще всего экономи­ческие проблемы и решения. Возникает вопрос: почему же Аграновский чита­ем, а другие материалы по экономике интересны, по-видимому, только специ­алистам, а широкую аудиторию не привлекают? А что, если для ответа на вопрос применить «метод остатков» из арсенала индуктивной логики? Смысл его в данном случае (при элиминировании проблемы таланта) в сравнении «чи­таемого» и «нечитаемого» на одну тему. В «читаемом», по-видимому, есть что-то такое, чего нет в «нечитаемом». Схематически это можно представить так:

«качества,
отличающие
«читаемое» «нечитаемое» читаемое»

X

Y

------

X

Таким образом, если сравнить (используя, так сказать, метод «вычитания» [X+Y] — [X]), в «остатке» обнаружатся некоторые свойства [Y]. Именно эти свойства (Y), по-видимому, и делают первые материалы «читаемыми». Отсю­да следует предположение, что, если постоянно использовать свойства Y в творчестве публицистов (конечно, если публицисты «прикладывают» лич­ностное своеобразие и, желательно, талант), можно создавать «читаемые» материалы на все нужные для формирования информированности и, стало быть, отвечающие потребностям аудитории проблемы и темы.

Так индуктивным путем формируется пусть и достаточно убедительные
выводы, но это знание имеет только гипотетический характер. |

Каково же содержание этих (Y) качеств? Движение к выводам закономер- «-» ного характера идет через феноменологический анализ «предпочитаемых» --J текстов. Изучение «остатков» приводит, по крайней мере, к выделению трех II

свойств «читаемых» материалов. Это качества «близости» нуждам и запросам аудитории, связанным с их «обыденной» жизнью, «ситуативное™» — опоры на конкретные ситуации жизни и их анализ, «драматизма» — или рассмотре­ния конфликтов, или демонстрации поиска решения на глазах аудитории, или использование формы диалога (с оппонентом на глазах аудитории, с са­мой аудиторией и т.д.). Вероятно, продолжение анализа, особенно на совре­менном материале, покажет и другие предпочитаемые качества творчества. При этом, представляется, что чем больше таких свойств и качеств использу­ется публицистом, тем привлекательнее его материалы и, соответственно, вы­ше эффективность его деятельности.

Интерпретация на основе индуктивного вывода, который в значительной мере интуитивен, требует тщательной дедуктивной проверки. В данном слу­чае дедуктивный «ход» мысли может быть таков:

Большая посылка: «Общественное мнение, к которому обращается публи­цист, обладает свойствами а, Ь, с.п»

Малая посылка: «Проанализированные читаемые материалы содержат свойства а, Ь, с»

Следует: «Свойства а, Ь, с существенно способствуют активному восприя­тию предлагаемого материала общественным мнением и потому являются за­кономерно необходимыми свойствами публицистики»

Разумеется, для утверждения верности вывода требуется проверка прак­тикой и эксперимент (мысленный и/или реальный).

Однако надо иметь в виду, что установленные путем анализа эмпиричес­ких данных о «читаемости» рубрик и авторов выводы содержат еще очень неполное знание об общих законах публицистики и не дают оснований для того, чтобы «поставить точку» в теории публицистического творчества.

Поэтому на характеристике этих эффективных средств публицистическо­го творчества ни в коем случае не может быть закончено (ведь есть и другие свойства общественного мнения и информационного поведения аудитории, требующие анализа и интерполяции в систему релевантных общественному мнению закономерностей публицистического творчества). •

Интерпретация и формирование характеристик и выводов по всему спе­ктру S (d, v, n, р), если действует «универсальный исследователь», венчает работу исследователя. Но относительно «простой» оказывается только зада­ча дескриптивно-констатирующей интерпретации (когда работа кончается на S(d) или даже на S (d, v) и других вариациях). Да и можно ли это назвать интерпретацией в полном смысле термина? Все другие варианты интерпре­тации, особенно прогнозно-рекомендательные, включающие (п) и (р), требу-|| ют мобилизации всех применимых в данной исследовательской ситуации ме-оо тодологических средств, в том числе доверие интуиции (разумеется, при ло-<-' гической проверке интуитивно-эвристических находок). «Мысленный взор» II совмещает оба типа средств — вопрос только в соотношении.

При этом заключительный «ход» рекомендательной интерпретации со­стоит в сравнении изученной «проблемной ситуации» в журналистике с вы­двинутой исследователем «идеальной моделью ситуации». А все находки, сделанные в ходе изучения предмета с целью решения проблемы, как раз и есть совокупность (лучше — система) необходимых и возможных при дан­ном состоянии предмета и, дополнительно, на перспективу тех и таких «по­правок и дополнений», которые будут способствовать оптимизации ситуа­ции. Например, разработка теории, изучение исторического опыта, создание «технологии» диалога (СМИ — СМИ, СМИ — власть, СМИ — аудитория) в ус­ловиях, когда диалогом считается все то, что собственно диалогом является только частично и нередко не только номинально, но и даже антидиалогич-но (от простого интервью до передач типа «К барьеру»).

На выводных следствиях — оценочных суждениях, предсказаниях, реко­мендациях — собственно исследовательский проект (программа) считается завершенным. Однако не только не следует забывать о, но и надо стремиться к проверке полученных результатов как эмпирическими средствами (опытом, на практике), так и теоретическими.

При эмпирической проверке должен быть получен ответ на вопрос — а всели имеющиеся в распоряжении исследователя факты «укладываются» в концепцию. Однако надо иметь в виду два обстоятельства: «простое» — а все ли факты известны; «сложное» — были ли процедуры установления «на­учных фактов» проведены без нарушений.

При теоретической проверке важно еще раз отследить логическую стро­гость рассуждений и определить, нет ли внутренних несогласованностей и тем более противоречий в предлагаемой концепции. Но исходя из того, что ни одна концепция не может быть абсолютно законченной, важно указать на отмеченные ее недостатки в перспективе уточнения, трансформации, а мо­жет быть и замене.

Для историка проверка практикой заключается в отслеживании, на­сколько его оценки и, главное, характеристики необходимостей развития и научно обоснованные предсказания оправдались или события в журнали­стике стали развиваться иначе. Затем важно объяснить, почему «необходи­мое» получило превращенную форму и журналистика в целом или в каких-то секторах совершила исторически неоправданный зигзаг, движение в сторо­ну или даже вспять. Все это нужно не только для того, чтобы лучше понять развитие журналистики в прошлом, но и чтобы извлекать из истории уроки для современности.

Для социолога, если он прагматически настроен на получение и исполь­зование своих результатов в целях оптимизации изучаемого явления журна­листики, важны контакты с теми, кто заказывал и/или являлся объектом исследования. Конечно, убедить в том, что надо отменить или серьезно трансформировать высокорейтинговые, но низкопробные рубрики или

передачи, бывает крайне трудно. Но noblesse oblige — положение исследо­вателя обязывает стремиться к практическому результату. Иначе зачем вес­ти трудоемкую и требующую немалых средств работу? Только для рекламо­дателя и руководства СМИ, которые получат возможность «качать деньги» из высокорейтинговых рубрик/передач?

Теоретик, конечно, может заглядывать далеко вперед и думать, что «по­сев от жатвы» может быть отделен многими годами. Но и далекую жатву на­до готовить задолго. Скажем, убеждать в контактах с журналистами и через публикации, что конкретные и сегодня применимые рекомендации помогут делать хотя бы «малые шаги» по внедрению общественных СМИ в регионах. Итог исследования — не только решение проблемы и раскрытие сущно­сти предмета изучения. «Высший» итог — формирование «идеи», в которой к «знанию» добавляется «хотение», то есть представление исследователя о необходимых мерах, приводящих, с его точки зрения, к оптимизирующему воздействию на развитие ситуации в журналистике (притом, возможно, в разных вариантах). Для «теоретика» и «историка» — это «загляд» в буду­щее, а для историка — критерий оценок последующего развития явления. Например, требует анализа вопрос, как реализовалось радищевское «я зрю чрез целое столетие».

Следовательно, познать какое-то явление журналистики в полном объе­ме — если иметь в виду семиотическое представление о знаковых системах S (d,v, n, р) — значит, разработать прогнозные характеристики и практичес­кие рекомендации, направленные на оптимизацию функционирования СМИ в той или иной их сторонах. И, следовательно, выдвигать идеи. Идея — это такое отражение и понимание предмета исследования, которое включает не только знание его достоинств/недостатков, но и дает ответ на вопрос «что делать?» На этой базе строятся прогнозно-рекомендательные выводы иссле­дования.

Дата добавления: 2014-12-26