Личность — культура — социальная 6 страница

Не ведающая ни реальной глубины культуры, ни феноменов маргинальности и уникальности самости, поп-культура «полирует нейроны» (Ж. Бодрийар), приводит к «обструтанности мозгов» до такой гладкости, «что и папа Карло бы изумился». Подобная «хирургия» мозга распространяется в обществе потребления на любые негативные — телесные, генетические или исторические явления, подлежащие ампутации и искусственной пластике. Синтетические операции моделирования должны дать homo consumer простую и всем понятную, не тревожащую его картинку мира, дабы не отвлекать от главного: от работы, от манипуляций и торга, связанных с достижением удовлетворения личных потребностей.

Отшлифованный техниками интерфейса, успешно отстраняющими человека общества потребления от самого себя, от других людей и общечеловеческой культуры, homo consumer самодостаточен и бездушен, самодоволен и бездуховен. Он трепетно и скрупулезно рассчитывает оптимальные стратегии потребления,

калькулирует издержки, одержим поиском подходящих тактик. Что находящемуся человеку другой культуры, не переродившемуся в homo consumer, кажется скучным, мелочным и пустым — «тараканьей сосредоточенностью на белиберде», которая почему-то стоит на первом месте, «мелочным, до рвоты паскудным скупердяйством»¹.

Основным результатом отстраняющих техник интерфейса в итоге является изоляция человека от живительных антропологических, межличностных и культурных истоков. Уделом homo consumer остается пустота и неизбывность одиночества в обществе потребления.

Общество потребления, напомним, — это не вид общества, а один из модусов конкретного общества. Неизбежно идеализированный и утрированный, он означает скорее не саму реальность, всегда образованную смешением разных типов, а ее тенденцию. Прав Э. Дюркгейм, отмечая, что всякая социальность непременно соткана из многих и разных обществ. В Соединенных Штатах с претензией на реальность гражданского общества многие люди активно противодействуют консьюмеризации бытия, другие -~ сродни детям вообще обособлены и замкнуты в эзотерических мирах.

Говоря о США как о воплощенной утопии общества потребления, следует иметь в виду, что там его черты присутствуют полнее, чем в любых иных странах, и что среди американцев больше людей, которые дальше прошли по пути перерождения в homo consumer. Многие американцы, несомненно, считают ужасным личную трансформацию в homo consumer, но охотно пользуются теми материальными преимуществами, которые дает воплощенная ими утопия потребления. Визитная карточка так называемого американского образа жизни изготовлена в итоге добротно и красиво. Предъявляемая всему миру, она активно и настойчиво продвигает ценности потребления.

Воплощенная утопия означает состояние совершенного бытия. Не то, чтобы там не было неудовлетворенных людей и неуто-

¹ Палей М. LONG DISTANCE, или СЛАВЯНСКИЙ АКЦЕНТ // Новый мир.

2000. №5. С. 84.

302

ленных желаний, — существенно и первостатейно важно наличие безотказного и наилучшего механизма, позволяющего их удовлетворить. В обществе изобилия всем, как правило, чего-то недостает, но все потенциально доступно. К вершинам потребления ведет открытая для всех лестница. Продвижение по ней, согласное правилам, с каждой ступенью гарантирует человеку удовлетворение его потребностей. Бытие не может быть совершенным всюду. В «утопии» совершенно великолепие устройства такой «лестницы». Усилия homo consumer поэтому, кроме продвижения по ней, со всей четкостью и интенсивностью сфокусированы на сохранении, спасении этого замечательного механизма от любых посягательств. Здесь — и корни нисколько не фальшивого, сильного американского патриотизма, и того странного на первый взгляд обстоятельства, что в «удушье изобилия» (Ж. Бодрийар) все принято save (спасать, беречь): время и энергию, время и души. Ибо было бы безумием отказать в поддержке лучшему из миров.

Другая характерная черта утопии общества потребления состоит в отмене времени и истории. В воплощенной утопии время по существу остановлено, так как ему просто некуда идти, или же его ход неизбежно ее разрушит. Тиканье часов отмечает только внутреннюю повторяющуюся ритмику лучшего из миров, застывшего в неизменности совершенства. Построить утопию, как отмечал О. Пас, значит «ускользнуть от истории». Осуществленный идеал, согласно Ж. Бодрийару, «упраздняет» для американцев значение обществ исторических, а также делает «немыслимыми» никакие новые горизонты. Собственное будущее выпадает из предмета рефлексии. Грядущие коллизии собственной судьбы наивно избегают всякого вопрошания и иронии.

Изъятое из времени совершенство фиксировано твердыми пределами, за которыми кончается всякая культура, нейтрализованы любые ценности. Здесь утопия — реальность и оборачивается антиутопией конца культуры. «Нулевая степень культуры» и «предельная внекультурность» общества потребления означают не отсутствие культуры вообще, а ее специфику в воплощенной утопии. Ибо, воплощаясь, буквально вписываясь в реальность, — интеллект, духовные чувства или эстетика действительно, как сказал бы Гегель, «снимаются», приносятся в жертву — в том слу-

чае, когда они невозможны и немыслимы за пределами воплощения.

Осуществленная модель общества потребления, в итоге, понимается и рекомендуется всему миру в качестве безальтернативного образца для подражания. Homo consumer чувствует себя так, будто держит в руках рог изобилия, которым просто нужно правильно пользоваться и научить этому других. Американцам искренне нравится их страна, они гордятся ею и хотели бы, чтобы весь мир был на нее похож. Но главное в том, чтобы ничто не возмутило бы совершенства ее порядка. Они видят, что мир везде иной и поразительно разный, однако говорят: «если можете, следуйте единственно правильным путем, за нами», и при непременном и жестком условии, что воплощенная утопия не претерпит никакого ущерба.

Особенно не надеясь на результаты своего призыва, США усиленно рекламируют американский образ жизни и продвигают продукцию Голливуда. Где только могут, они открывают «Макдональдсы», — чтобы чувствовать себя как дома, и предпочитают говорить в чужих странах на родном языке, считая, что рано или поздно их везде будут понимать и так. Правило «своего устава и чужого монастыря» в трактовке и практике homo consumer действует настолько же строго, насколько односторонне. Нам лезть можно и нужно, вам соваться нельзя. Похоже, что эта самонадеянная асимметрия, в конце концов, и привела к трагедии 11 сентября. Утопия-реальность по своей природе способна принять только «своих». «Чужие» либо безжалостно изгоняются, либо вообще не замечаются. Но, отброшенные в резервации, неприметные там, где для общества homo consumer простирается только никчемность пустырей и свалок, «чужие» на самом деле вовсе не исчезают, а остаются вполне реальными.

Гипотетическое распространение американской модели потребления на другие страны мира немедленно привело бы к ресурсной катастрофе и экологическому краху. Жители США, составляя 4% населения планеты, потребляют до 28% используемых человечеством ресурсов. Если бы среднедушевое их потребление всеми жителями планеты совпало бы с американским, то мировая добыча ресурсов возросла бы примерно на порядок. При нынеш-

304

ней и без того не радужной перспективе их исчерпания подобный разворот событий означал бы немедленный ресурсный дефицит и ресурсный голод с его ужасающими для людей силовыми последствиями борьбы за зоны жизненных интересов наций.

Но ресурсный голод породил бы не только торможение производства и силовые акции. Он развеял бы и иллюзии парадигмы потребления. Важно то, что иллюзии эти в качестве «безальтернативного образца» разделяют лишь homo consumer.

Основной парадокс претензии на «безальтернативный образец» состоит в том, что цены на планетарные ресурсы, без которых общество потребления абсолютно нежизнеспособно, покрывают лишь издержки на их добычу и доставку, а отнюдь не их реальную стоимость. Иными словами, его бытие финансируется теми странами, которые эти ресурсы поставляют. Ему нужны, как материнское молоко ребенку, сырьевые придатки. Делясь не возобновляемыми ресурсами, весь мир фактически вскармливает общество потребления. И в то же время США зачастую ведут себя так, будто держат на весь мир закладную, и в любой момент могут предъявить ее заемщикам! Здесь, как в анекдоте о гусаре, налицо расхождение точек зрения о том, кто кому должен.

Серьезной и конструктивной постановке вопроса об «образце» социальности отнюдь не способствует общая теоретическая смутность диспозиции типов социальности, их ветвления и возможных путей трансформации. В частности, в дискуссии об «образце» обычно бытует смешение понятий гражданского общества, «Запада» и общества потребления.

Среди многих других исследователей Ф. Фукуяма, например, говорит о «триумфе» западной идеи либерализма, которой не оказалось никаких «жизнеспособных альтернатив»¹. Современный французский геополитик П. Галуа, напротив, не видит никаких причин соглашаться с тем, что западному образу жизни должны все следовать, а И. Валлерстайн вообще находит в нем заключительную стадию социального кризиса, подобную реалиям XIV в.²

¹ Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 134.

² Валлерстайн И. Социальное изменение ничто? Ничто никогда не меняется? //
Социс. 1997. № 1. С. 9.

Критика общества потребления зачастую трансформируется в критику реального или виртуального гражданского общества. Начиная от Дж. Гэлбрейта, многие исследователи вскрыли его разнообразные недостатки, корни которых уходят в принципиальное расхождение целей корпораций и интересов общества, в осуществляемые с переменным успехом постоянные притязания людей, обладающих экономической властью, подчинить государство частным интересам.

Нет абсолюта оптимальной социальности, — люди всегда ищут ее применительно к условиям, в которых они находятся. В этом смысле она всегда условна, а не безусловна. Редко и только на время люди бывают удовлетворены результатами своих поисков. Обычно же им приходится просто принять (и то, если его удалось отстоять) наименьшее из зол. Таковым для культур в форме научно-технической цивилизации, бесспорно, является общество гражданское. Оно сложилось в качестве оптимального ответа на запросы небывалого в истории, соединенного с наукой производства. Лишь гражданское общество способно блокировать стремление государства к тотальным методам управления и конструктивно контролировать мощь современной экономики. «Образец» гражданского общества, несмотря на его возможность трансформироваться в общество потребления, еще достаточно долго будет оставаться «безальтернативным» — для культур, то ли поймавших жар-птицу научно-технической цивилизации, то ли намеревающихся это сделать, то ли попавших к этому птеродактилю в плен.

Гражданское общество как вероятное общество потребления, помимо гуманитарных издержек, является слишком специфицированным и приспособленным к условиям и задачам роста производства. В нем не только спрос рождает предложение, но предложение опережает спрос и стимулирует его. Его «организм» великолепно функционирует в этих условиях. Но, подобно излишне приспособленному биологическому виду, оно, скорее всего, окажется нежизнеспособным с их изменением. Как и у всякой воплощенной идеи, у него может быть только бесконечное настоящее, но нет будущего.

Высказывания о «триумфе либерализма и западного образа жизни», не дифференцирующие общество потребления и общество гражданское, затеняют суть проблемы. Между тем ее ясно понял уже О. Конт. Бывший секретарь Сен-Симона (одним из первых осознавшего открывающиеся тогда головокружительные перспективы научно-технической цивилизации и парадоксальность ее истоков), оставил нам два добрых совета.

Во-первых, западное меньшинство стало во главе движения человечества лишь по счастливой случайности, поэтому не должно покорять другие народы и навязывать им свою цивилизацию.

Во-вторых, новое общество будет стабильным и долгоживу-щим только при том условии, что экономическое развитие будет умерено духовным.

Простые и глубокие истины оказались почти забытыми. Их звучание заглушила эйфория потребительства. Самонадеянность обретенного могущества то и дело позволяла и позволяет преступно пренебрегать их смыслом. Они были беззаботно затеряны среди банальностей и архивной пыли. Не прислушаться к ним сегодня было бы уже не только легкомысленно и преступно, а много хуже — нелепо.

Раздел 7

Дата добавления: 2015-05-06