Харламова, Е. В. 9 страница

– Я не говорила, что это имеет смысл.

Эрин подняла свою тетрадь и положила себе на колени.

– Окей, дамы, какие созвездия нам придется отметить на контурных картах неба?

Глава 14

Три месяца спустя, запах в доме казался каким‑то странным. Пахло собакой… и духами Шанель, которыми всегда пользовалась моя мама, плюс еще каким‑то непознакомым запахом, который я могла классифицировать как дом. Тем не менее, все было незнакомым. Я больше не жила здесь, и мое тело знало это.

Я затащила внутрь, все еще спящий в своем удобном чехле на колесиках, контрабас. В отсутствие родителей и Коко, не было смысла затаскивать его дальше гостиной. Я прислонила его к стене, где он стал, как еще один шкаф. Свет в доме был настроен автоматически, пока мамы и папы не было дома. Я решила так его, и оставить, за исключением кухни и ламп в моей спальне, которые, скорее всего, будут совсем выключены, вне зависимости от таймера.

В кладовке и морозилке было немного еды, но холодильник был пуст. Мои родители избавились от всех скоропортящихся продуктов перед отъездом, потому что не знали, что я буду сегодня дома, я так им и не сказала. Мама прислала мне утром сообщение о том, что они проходят на посадку в самолет и добавила: "Желаю хорошо провести время с Эрин". Увидимся в следующем месяце. Привык никогда не переспрашивать о моих планах, она уверила себя в том, что я все‑таки еду домой к своей соседке по комнате.

На ужин я разогрела себе коробку вегетарианской лазаньи, и переместила нарезку из индейки из морозилки в холодильник, для моего праздничного обеда на День Благодарения. В морозилке также нашелся пакет с картошкой фри, а в кладовке запечатанная бутылка клюквенного коктейля. Я закинула все это в холодильник. Та‑да! Праздничный обед для одного готов.

Просмотрев пару повторных передач, я выключила телевизор, сдвинула наш, расположенный точно в центре тибетского, вытканного руками, ковра, журнальный столик, орехового цвета, в сторону и вынула свой контрабас из чехла. Сымпровизировав с подставкой для цветов, поскольку не смогла найти подставку для нот, я пробежалась по началу композиции, которую я начала писать для своего сольного проекта в конце года.

Последнее, что я ожидала услышать, пока записывала ноты, в нотную тетрадь, так это звонок в дверь. Я никогда не боялась оставаться дома одна, но я также никогда раньше не была тут совсем одна. Я подумала притвориться, что дома никого нет, но тот, кто был за дверью, точно слышал, как я играла и затем остановилась. Я отложила контрабас в сторону, на цыпочках подошла к двери и заглянула в глазок. Освещенный приглушенным светом на веранде, там стоял и во весь рот мне улыбался Кеннеди. Он, конечно, не мог меня видеть, но он множество раз открывал эту дверь другим, поэтому точно знал, что я видела так же хорошо, как и я.

Я отперла и открыла дверь, но не сдвинулась с проема.

– Кеннеди? Что ты тут делаешь?

Он глянул позади меня, услышав абсолютную тишину в доме.

– Твои родители не дома?

Я вздохнула.

– Нет, их здесь нет.

Он нахмурился.

– Их нет сегодня, или вообще на праздники?

Я забыла, как хорошо Кеннеди умел вычислять то, что было не досказано. Эта его характерная черта, скорее всего, была причиной его побед на дебатах.

– Их нет вообще, но вот что ты тут делаешь?

Он прислонился плечом к дверному косяку.

– Я прислал тебе сообщение, но ты не ответила. – Я, должно быть, не слышала гудка. Мало что можно было слышать, когда я играла на контрабасе. – Во время ужина, мама напомнила мне, чтобы я удостоверился, что ты придешь завтра к 13.00 – и да, это значит я так и не сказал им, что мы расстались. Я начал им говорить, но потом подумал, что это вполне может быть хорошей причиной для тебя слинять от Эвелин и Трента. Кстати, где они?

Я проигнорировала его вопрос. Но не могла не заметить, что он сказал "мы расстались", как будто это было обоюдным решением. Как будто я не была слепым идиотом в этом уравнении.

– Ты хочешь, чтобы я пришла к тебе домой и притворилась, что с нами все в порядке, только для того, чтобы не говорить своим родителям о нашем расставании?

Он улыбнулся, показывая ямочку на щеке.

– Я не такой уж и трус. Я могу сказать им правду, если хочешь, и сказать, что я пригласил тебя, как друга. Но если не хочешь, нам не обязательно им ничего говорить. Поверь мне, они ничего не заметят. Мой младший брат сидит на травке уже больше года – тусуется так, что мое братство краснеет, а они не имеют об этом ни малейшего понятия.

– И ты не волнуешься за него?

Он пожал плечами.

– Его оценки от этого не страдают. Кроме того, он не мой ребенок.

– Но он твой младший брат. – Я понимала братско‑сестринские отношения только в теории, у меня никого не было, но я логически предполагала, что это должно нести за собой какое‑то чувство ответственности. Судя по Кеннеди, он этого не чувствовал.

– Он не станет меня слушать.

– Откуда ты знаешь? – нажала я.

Он вздохнул.

– Я не знаю. Может потому, что он никогда не слушал. Ну, давай. Приходи завтра. Я заеду за тобой около 13.00. Это будет лучше того… замороженного деликатеса, который ты собиралась разогреть в микроволновке.

Я закатила глаза, и он хихикнул.

– Я все еще не понимаю, почему ты им не сказал, уже прошло больше месяца.

Он снова пожал плечами.

– Не знаю. Может потому, что я знаю, как сильно моя семья тебя любит. – Это было полной фигней. Я подняла бровь и он засмеялся. – Окей, они привыкли к тебе – привыкли к нам. Ты сказала своим родителям, я так понимаю?

Я поджала пальцы на холодном мраморном полу, от открытой двери тянуло прохладой.

– Я сказала маме. Думаю, что она сказала отцу. Они казались, слегка разочарованными, только не знаю чему, тому, что ты меня бросил, или тому, что я не смогла тебя удержать. – Мне хотелось пнуть себя за то, что мои слова прозвучали, как будто я все еще страдала о нем.

На самом деле, мама и я воскресили старую ссору когда я первый раз сказала ей о своих планах на колледж. Она не поддержала меня, сказав, что умные девушки строят свои собственные планы в образовании, а не следуют за своими парнями.

– Но делай что хочешь. Ты всегда так поступала, – сказала она, выходя из моей комнаты. Мы больше не обсуждали это, по крайней мере, до тех пор, пока Кеннеди меня не бросил.

– Я думаю, не стоит сейчас упоминать то, что я была права на его счет, – вздохнула она в телефон. – И о твоем не продуманном решении следовать за ним.

Каждый раз, когда я оказывалась права в наших спорах, мама говорила что‑то вроде "даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время". Я бросила ее же слова ей в лицо, а она, как и первый раз с планами о колледже, только вздохнула, как будто я была безнадежно слепа и переменила тему. Жаль, что она не знала, но сейчас я впервые была абсолютно с ней согласна. Последовав за своим парнем в университет штата было наиглупейшим моим решением.

Кеннеди стоял, просунув пальцы в петли джинсов, с выражением полного раскаяния на лице.

– Я предполагаю, что у тебя нет планов на праздничный обед с семьей Далии или Джиллиан, иначе ты бы уже сказала об этом.

Предпочитая переждать праздники, я не звонила еще своим школьным подругам с новостями о том, что я дома. Джиллиан бросила университет в конце первого года и вернулась домой, записалась на курсы менеджеров в Форевер 21 и обручилась с каким‑то парнем, заправляющим ювелирной лавкой в торговом центре. Далия была на втором курсе в медецинском училище в Оклахоме. После выпускного мы немного отдалились. Было даже странно, насколько отстраненно я чувствовала себя по отношению к ним, тогда как в школе мы были неразлучны.

Теперь у Далии была своя компания мед. студентов в соседнем штате, а у Джиллиан синяя полоса в волосах, постоянная работа и жених. Обе были в шоке, когда узнали, что Кеннеди и я расстались. Они были одними из первых, кто звонил и писал сообщения – или, по крайней мере, пытался, даже учитывая то, что мы больше не были близки. Я надеялась, что мы могли встретиться и возможно не обсуждать Кеннеди до тошноты.

– У меня нет ни с кем планов. Я думала было бы неплохо побыть дома одной. – Я выделила последнее слово, смотря прямо на него.

– Ты не можешь быть тут совсем одна на День Благодарения.

Я ненавидела жалость, скрытую за его словами, и одарила его испепеляющим взглядом.

– Да, могу.

Его темно‑зеленые глаза просканировали мое лицо.

– Да, можешь, – согласился он. – Но этому нет никаких причин. Мы можем быть друзьями, так ведь? Ты всегда будешь важна для меня. Ты знаешь это.

Я точно не знала этого. Но если я откажусь, если останусь, дома и буду, есть свой, разогретый в микроволновке, праздничный обед, это будет выглядеть так, как будто я все еще страдала по нему. Как будто я была настолько разбита, что не могла даже находиться рядом с ним.

– Хорошо, – сказала я, и сразу же пожалела об этом.

***

– Так что, ты и мой тупоголовый братец снова вместе? – спросил Картер, едва слышно.

Если бы он не был огромен, Картер был бы точной копией своего брата – те же зеленые глаза и шапка грязно‑русых волос. Но Кеннеди был высок и подтянут, тогда как Картер, хоть и того же роста, был в грудной клетке и мышечной массе в два раза больше. Учитывая то, что я знала Картера с четырнадцати лет, еще с тех пор, как Кеннеди был выше его ростом – данное его преображение было просто с ног сногсшибательным. Я помнила его как тихого, хмурого парнишку, выросшего в тени старшего брата. Он точно перерос эту фазу.

Я глянула позади нас, пока мы накрывали на стол, и расслабилась, заметив, что никого больше поблизости не было.

– Нет.

Он следовал за мной, раскладывая вилки на, свернутые мной, салфетки.

– Вот и хорошо.

Мои глаза расширились от такого заявления, и когда я подняла на него глаза, он ухмыльнулся.

– Что? Любой может видеть, что ты слишком хороша для него. Так почему ты здесь?

– Эм, спасибо. Мои родители уехали в Брекенридж.

Он сделал шаг назад от удивления.

– Черт, ты серьезно? А я думал, что это мои родители были наитупейшими в нашем городе.

Я не могла не улыбнуться, хоть и постаралась это скрыть. Картер всегда казался более неуправляемым и эмоциональным, по сравнению с остальной его логически мыслящей и сдержанной семьей. Я никогда не задумывалась о том, насколько, должно быть, не в своей тарелке он чувствовал себя с ними – импульсивный средний ребенок между Кеннеди и их младшей сестрой, Рейган, которая производила такое впечатление, будто была рождена тридцатилетним бухгалтером.

– Следи за языком, Картер, – сказал Кеннеди заворачивая за угол.

– Пошел ты… Кеннеди, – мгновенно отрезал Картер.

Невозможно было полностью скрыть мою реакцию. Я попыталась покрепче сжать челюсть, но все же издала тихий смешок, за который была вознаграждена огромной, во все тридцать два зуба улыбкой от Картера. Он подмигнул мне и удалился на кухню, чтобы помочь своей матери. Я моргнула, представив бедных девчонок в своей старой школе, которые точно падают в обморок около своих шкафчиков, когда он проходит мимо.

Кеннеди выглядел недовольным.

– Что стало с "он не мой ребенок"? – спросила я, кладя последнюю ложку и поворачиваясь к нему. – Это нормально, отчитывать его за матерные слова, но ты умываешь руки от того, чтобы помочь с его проблемой с наркотиками? – Я напрашивалась на это, было почти невозможно переспорить Кеннеди.

Он наклонил голову.

– Хорошо подмечено.

Я снова моргнула, думая, что парни Муров точно шокируют меня до смерти перед тем, как я уеду из города.

Грант и Бев Мур ничего не заметили, как и обещал Кеннеди. Они не замечали напряженности, витавшей в воздухе между мной и Кеннеди все те четыре часа, что я провела у них дома, и даже отсутствие наших обычных проявлений привязанности. Он не клал руку на спинку моего стула во время обеда, и хоть он и подвинул мне стул, перед тем, как я села – как его вырастили делать – он не поцеловал меня в щеку и не взял за руку. Когда Рейган сощурила на нас свои тринадцатилетние глаза, я притворилась, что не заметила ничего необычного. Картер, естественно, кидал мне плотоядные взгляды и неистово флиртовал со мной, пытаясь рассмешить меня и разозлить своего брата. Ему это удалось, тогда как их родители так ничего и не усмотрели.

Мы с Кеннеди сидели рядом, не дотрагиваясь друг до друга, за исключением его ноги, прижатой ко мне на диване, и на их огромном телевизоре смотрели футбольный матч, в течение которого, Кратер вскакивал пару раз и, разозленный, выдавал свое мнение не совсем приемлемым языком, за что получал спокойное замечание от своей семьи. Второй раз он вылетел из комнаты и отсутствовал несколько минут. По тому, как он сжимал и разжимал руку, когда вернулся, я сделала вывод, что он был в своей комнате и что‑то ударил.

Как только Кеннеди привез меня домой, я выскочила из машины, поблагодарив его за приглашение и ясно давая понять, что я захожу домой одна. Он напряженно улыбнулся.

– Давай встретимся в субботу. Я тебе позвоню. К счастью, он не пытался выйти из машины.

Я снова поблагодарила его и попрощалась, как будто он ничего не предлагал. Зайдя внутрь, я наблюдала за ним из‑за занавески. Несколько мгновений он задумчиво смотрел на закрытую дверь, затем вынул свой телефон и, набрав чей‑то номер, начал сдавать назад.

***

Договорившись встретиться в пятницу с Далией и Джиллиан, я практиковалась на контрабасе в гостиной до тех пор, пока свет не выключился автоматически в 23.00. Хихикая в темноте, я на ощупь прислонила инструмент к стене, а смычок положила на полку с книжками. Мой телефон загорелся, оповещая о новом сообщении, и я стояла в темноте, читая и отвечая.

Лукас: Когда ты вернешься в кампус?

Я: Скорее всего в воскресенье. Ты?

Лукас: В субботу

Я: Драма в семье?

Лукас: Нет, те, кто меня подвез, возвращаются раньше.

Лукас: Дай мне знать, если приедешь раньше. Я хочу тебя увидеть.

Лукас: Нужно еще раз тебя нарисовать.

Я: Да?

Лукас: Я сделал несколько эскизов по памяти, но это не то же самое.

Лукас: Никак не могу правильно изобразить форму твоей скулы. Линию шеи.

Лукас: И твои губы. Мне нужно провести больше времени, смотря на них, и меньше пробуя на вкус.

Я: Не могу сказать, что согласна с таким заявлением.

Лукас: Значит побольше того и другого. Сообщи, как вернешься.

Окей, сна ни в одном глазу.

Я перечитала его сообщения, пока невидимые воспоминания о его губах разжигали маленькие пожары желания, разгорающиеся все ярче и ярче, пока я в красочных деталях проигрывала в моей памяти события прошлой Субботней ночи. Стоя в темноте, я закрыла глаза.

Я должна была быть зла, или, по крайней мере, недоверчива по отношению к Лукасу\Лендону, но, даже нарочно пытаясь выдавить из себя возмущение от его недомолвок, я не смогла этого сделать. Я уверяла себя, что я просто была перегружена негодованием по поводу Кеннеди и Бака, и по сравнению с ними, Лукас казался больше загадкой, чем риском. Мой план в отношении его все же был примитивен – воспользоваться им, чтобы забыть о Кеннеди, Операция Фазы Плохих Парней, и я тоже не была с ним честна по этому поводу.

Пытаясь угомонить свои разбегающиеся мысли, я достала бутылку воды из холодильника и поднялась наверх, в свою спальню, единственную освещенную комнату в доме.

Когда я проверила свой электронный почтовый ящик, там, между предложением кредита и информацией от listserv, было письмо от Л. Максфилда, и мой пульс участился. Он отправил его сегодня вечером, за несколько часов до нашей переписки по телефону. Вдалеке от университета, я начала соединять моего репетитора с Лукасом – Лукасом, который разговаривал со мной, скрываясь за именем Лендона. Мне хотелось знать почему, но я не хотела спрашивать – я хотела, чтобы он сам мне сказал.

Жаклин,

Я обнаружил, что Бейт и Такл добавили кофе и Wi‑Fi, рядом с именем, рекламирующим эти нововведения. Джо (владелец) не запаривался с новой вывеской – он просто добавил белую доску к древней вывеске. И теперь на ней от руки написано: "Бейт и Такл и Кофе", а под "Кофе" добавлено "и wi‑fi".

У них стоят три крошечных столика с корявыми стульями с цветочным рисунком – почти как Старбакс, если бы он был отдекорирован мебелью с распродажи чьей‑нибудь бабушки. Сегодня это единственное открытое место в городе, поэтому оно забито. Кофе, кстати, очень даже ничего, но это самый лучший комплимент, который я могу ему дать. И, как и предполагалось, тут разит рыбой, что точно принижает намеренную атмосферу бистро.

Твой день прошел, как запланировано?

Ты запираешь и ставишь на сигнализацию свой дом каждую ночь, так? Не хочу тебя обидеть, но ты говорила, что собиралась быть дома одна.

ЛМ

Лендон,

Да, я вполне способна запереться на ночь. Наша охранная система целое произведение искусства и работает отменно. (И я не обижена. Ценю твое беспокойство)

Я провела день у своего бывшего. Его родители не имеют понятия о том, что мы расстались – по какой‑то причине он им не сказал. Было неловко. Не знаю, почему я позволила ему уговорить меня прийти. Он хочет встретиться со мной в cубботу, чтобы "поговорить". Возможно, я вернусь в кампус раньше. Я еще не решила.

Завтра встречаюсь со старыми друзьями, это будет повеселее.

Как насчет твоей семьи? Что ты делал?

ЖУ

Я не была уверена, когда он получит мой ответ, потому, что ему придется идти в "Байт и Такл и Кофе и wi‑fi", чтобы проверить почту. После бессонной ночи – которая длилась слишком долго и оставила меня еще более измотанной, чем я была до этого, я сделала себе кофе и проверила свою почту. Неудивительно, что там не было ничего нового от Л. Максфилда. Я подумала о том, чтобы отправить сообщение Лукасу, но что я ему скажу? Что я ворочалась всю ночь, думая о его руках на моем теле?

Глава 15

Остановившись на заправке на полпути к кампусу, я отправила Кеннеди сообщение о том, что я решила вернуться пораньше.

Мой телефон зазвонил еще до того, как я выехала на шоссе. Кеннеди. Я сделала глубокий вдох и выключила музыку, перед тем, как ответить.

– Ты уже уехала? Я думал, ты возвращаешься завтра. Я думал, мы сможем сегодня поговорить.

Я вздохнула, борясь с желанием биться головой о руль, что не было хорошей идеей во время вождения.

– Я не понимаю, о чем это ты хочешь со мной поговорить, Кеннеди. – Интересно, он был слеп к тому, сколько раз я была готова и желала с ним поговорить, и множество раз, как он, не раздумывая, игнорировал это.

– Я думаю, что сделал ошибку, Джеки. – Неправильно понимая мое гробовое молчание, он добавил. – Я имею в виду, Жаклин. Извини, я думаю, мне понадобится время, чтобы…

– Что ты имеешь в виду, ты сделал ошибку?

– Нас. Наше расставание.

Я снова замолчала, пытаясь прожевать то, что он мне сказал. Я как можно больше избегала сплетен в кампусе, но даже я знала, что Кеннеди был далеко не святым все те недели с тех пор, как мы расстались. У него также не было отбоя от желающих. Но количество девчонок, желающих делить с тобой кровать не равно тому количеству, которое готово принимать все твои перемены настроений, слушать твои изматывающие политические мнения, или поддерживать твои жизненные цели, как будет тот, кто любит тебя. Нет – это было моей ролью. И меня освободили от нее.

– Почему?

Он вздохнул, и я представила то, что я знала, он делал – смотрел в потолок, откидывая челку со лба, и оставляя, согнутую в локте, руку в волосах. Он даже по телефону не мог скрыть от меня свои привычки поведения.

– Почему я сделал ошибку или почему я думаю, что это было ошибкой? – Я также знала, что то, что его ответ вопросом на вопрос давал ему время на размышление и поиск выхода из трудных ситуаций. – Этот разговор был бы легче при встрече…

– Мы были вместе почти три года, и ты просто бросил меня… даже без… этому не было… – запнулась я. Я замолчала и сделала глубокий вдох. – Может, это не было ошибкой.

– Как ты можешь так говорить? – Ему хватило наглости прозвучать обиженным.

– Ох, не знаю, – отрезала я. – Может потому, что с какой легкостью ты разорвал все наши отношения.

– Джеки…

Я сжала зубы.

– Не. Называй. Меня. Так.

Он замолчал, и все что я слышала, это урчание моего внедорожника, пока он поглощал километры дороги между прошлым и следующим городами. Большая часть полей по обеим сторонам дороги стояли не тронутыми, учитывая время года, но на одном из хлопковых полей росла зеленая трава и я уставилась на нее. Не смотря на то, что происходит с каждым в отдельности, где‑то еще жизнь продолжается. Когда Кеннеди первый раз меня поцеловал, где‑то еще, возможно, люди расставались. А той ночью, когда он разбил мне сердце, где‑то, может быть даже в моем общежитии, кто‑то влюбился.

– Жаклин, я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал.

За несколько секунд я проехала сквозь городок, в котором находился огромный торговый центр и мало что еще. Каждая миля увозила меня все дальше от Кеннеди. Ближе к Лукасу. Я почувствовала себя неловко от мысли о том, что Лукас стал тем, к кому я могла пойти, даже если я раньше этого не понимала, он был для меня безопасной зоной с первого момента нашей встречи.

– Ничего, – я ответила. – Я не хочу, чтобы ты что‑то говорил.

Мой бывший знал, когда он встречался носом со стеной. Он поблагодарил меня за то, что я была у них в четверг, и сказал, что свяжется со мной, когда он вернется в кампус, я проигнорировала последнее.

***

Жаклин,

Звучит так, как будто он хочет вернуть тебя обратно, или, по крайней мере, чего‑то большего, чем дружба. Вопрос в том, чего хочешь ты?

Моя семья – это мой отец и я. На День Благодарения к нам приезжали старые друзья, поэтому он был немного более разговорчив, чем обычно. Когда в нашем доме мы одни, случается так, что мы не разговариваем часами. Если конечно не считать что‑то типа "извини" и "передай соль", молчание может тянуться днями.

Отцу принадлежит сезонная рыбацкая лодка. В это время года, мало что происходит на побережье, но зимой он обычно организует рыбалки в открытом море или туры наблюдения за местными птицами. Он организовал один из таких туров на сегодня, поэтому мы попрощались в 5 утра, и вот я здесь, снова у себя чуть за полдень.

ЛМ

Лукас опередил меня на десять минут. У меня чесались руки написать ему о том, что я тоже вернулась. Я знала, что не смогу долго себя сдерживать.

Я распаковалась и постирала грязное белье. Почти все машины на нашем этаже были свободны, очень мало людей оставалось на праздники, но завтра все переменится, когда все вернутся. Я выбирала время для стирки так, чтобы мне не нужно было ходить вниз или вверх. А избежание боковой лестницы стало для меня привычкой. Я не пользовалась ею, даже будучи с кем‑то. Мои отговорки работали со всеми, кроме Эрин, которая покосилась на меня, когда я второй раз использовала фразу "Я кое‑что забыла в комнате, встретимся внизу".

Однажды, она меня спросила напрямик:

– Ты боишься этой лестницы, не так ли?

Я красила свои ногти на ногах в кроваво‑красный цвет, и уставилась на кисточку, пытаясь заставить мои руки не трястись. Начинай от кутикулы и двигайся вверх. Начинай от кутикулы и двигайся вверх.

– А ты не боялась бы?

– Да, боялась бы, – ответила она.

Следующий раз это была Эрин, кто сказала:

– О, черт, я забыла сумку в комнате. Ж, пошли, откроешь мне, ладно? – Повернувшись к остальным, она добавила: – Мы присоединимся к вам внизу через пять.

Я: Я вернулась

Лукас: Я думал, что ты не вернешься до завтра.

Я: Я передумала

Лукас: Я вижу. Свободна сегодня?

Я: Да

Лукас: Ужин?

Я: Да

Лукас: Я заеду за тобой в 7.

– Никогда раньше парень не готовил для меня.

Он улыбнулся по другую сторону столешницы, нарезая свежие овощи и сбрызгивая чем‑то, что он только что смешал.

– Отлично. Это должно эффективно занизить твои ожидания. – Он выложил ингредиенты на алюминиевую фольгу, завернул ее, и засунул в духовку, к остальному ужину.

Я сделала вдох носом.

– Ммм, нет, пахнет замечательно. И ты выглядишь так, как знаешь, что делаешь. Боюсь, что мои ожидания вылезают за все рамки.

Он поставил таймер, вымыл и вытер руки, обошел столешницу и, взяв меня за руку, повел к дивану.

– У нас есть пятнадцать минут.

Сев рядом, он стал рассматривать мои руки, кончиками прохладных рук проводя по моим коротким ногтям, которые я никогда не отращивала, чтобы они не мешали мне играть на контрабасе; большим пальцем он нежно поглаживал внешнюю сторону моей руки. Нежно ее, перевернув, указательным пальцем он прошелся вверх, вниз, и по чувствительной коже между моих пальцев. Он обвел контуры моей ладони, передвинувшись к ее центру, я была зачарована, наблюдая и чувствуя его такие нежные прикосновения.

Его пальцы проскользнули сквозь мои, ладонью к ладони, он потянулся и посадил меня к себе на колени, прикасаясь губами к моему горлу. Я совершенно не слышала, как через несколько минул, прозвенел таймер.

Приготовленный им ужин, был разделен на индивидуальные пакетики из фольги – овощи, запеченный картофель и красный карась. Которого он поймал два дня назад. Франсис орал, как пожарная сирена, пока не получил свою долю последнего.

– Значит ты привык готовить для одного? – Спросила я, когда мы сели за крошечный стол, подвинутый к единственной не занятой стене.

Он кивнул.

– Последние три года или что‑то около того. А до этого, готовил для двоих.

– Ты готовил? Не твои мама или папа?

Он прочистил горло, накалывая вилкой кусочек картофеля.

– Моя мать умерла, когда мне было тринадцать. До этого, да, готовила она. После… эм, либо учись готовить, либо живи на тостах и рыбе – что, я боюсь, мой отец и делает, когда меня нет дома, хотя я и пытаюсь его заставить покупать фрукты или что‑нибудь из зелени время от времени.

Ох. Его история перекликается с историей Лендона – живет только с отцом, никого больше из родных – должно быть это было не просто. Он также очень рано потерял свою мать, поэтому я не собиралась сейчас поднимать тему его двуличности.

– Мне очень жаль.

Он кивнул, но не продолжил тему.

После еды, он выпустил кота на улицу, вернувшись, взял меня за руку и привел к себе в спальню. Мы легли в центр кровати лицом друг другу и, не говоря ни слова. Его прикосновения были легки, как перышко, проносящееся по моей щеке, двигающееся ниже по моей шее, перед тем, как по одной, расстегнуть все пуговицы на моей белой кофточке. Сняв ее с одного плеча, он прикоснулся к обнаженной коже губами, я закрыла глаза и вздохнула. Когда мои руки забрались к нему под футболку, он сел, и стянул ее через голову, одним резким движением отшвыривая в сторону, и, накрыв меня своим телом, перешел к поцелуям.

Его рот был пылким, губы раскрыли мои и язык ворвался в мой рот. Я была уверена, что почувствовала его трепет, когда сжала место, где были вытатуированы слова поэмы. Он перевернул меня и стянул кофточку со второго плеча, так и, оставив ее, полу снятой, затем он перевел свое внимание на непокрытую кожу над телесного цвета лифчиком, все мое тело стремилось к нему, к его прикосновениям, статистическим электричеством проносящиеся во мне.

Без вопросов или объяснений он остановился у той, очерченной мною в прошлый раз, линии. Наш разговор был ограничен только вот так и Боже и ох. А потом и совсем превратившись только в стоны, вздохи и невнятные звуки, которые можно было интерпретировать только как да, да, да.

– Надо отвезти тебя обратно. – Его голос был хриплым. Мы не разговаривали больше часа. Часы на его столе показывали, что время близилось к полуночи.

Он протянул мне мой лифчик и натянул свою футболку обратно через голову. Когда я встала, он помог мне надеть кофточку, держа ее за плечи, пока я просовывала в нее свои руки, затем повернул меня к себе, застегнул пуговицы и, закончив, обхватил мое лицо руками и нежно поцеловал.

Стоя у его мотоцикла, я натягивала на руки свои перчатки, когда задняя дверь в соседнем доме раскрылась, и оттуда вышел мужчина, держа в руках пакет с мусором. Он открыл мусорный бак на колесиках и засунул пакет внутрь. Когда он повернулся, чтобы зайти обратно, я заметила, что Лукас замер, как статуя, наблюдая за ним. Как будто почувствовав наши взгляды на нем, мужчина повернулся к нам, под светом у порога. Это был проф. Хеллер.

– Лендон? – сказал он, но ни один из нас не двинулся с места и не ответил. – Жаклин? – добавил он, как будто не веря глазам. В какой‑то момент, он сообразил который сейчас час, и тот факт, что мы только что вышли из квартиры его арендателя. Мы не могли воспользоваться отговоркой о репетиторстве, притом, что, скорее всего, было не желательно встречаться на квартире для дополнительных занятий, вне зависимости от времени суток.

Некоторое время никто ничего не говорил, потом плечи профессор Хеллер опустились. Он вздохнул, прежде, чем окинуть Лукаса решительным взглядом.

Дата добавления: 2015-05-06