Вопрос№38: Поэмы Н.А. Некрасова о крестьянской жизни

Николай Алексеевич Некрасов (1821-1877/1878). Не всякого большого поэта можно по праву назвать народным, даже если он очень популярен и любим народом. О Некрасове же иначе и не скажешь. Для него Россия – деревенская, мужицкая – уместилась в одном «болотистом, низменном крае», близ Волги, и никак уж не дальше пределов Ярославской и Костромской губернии. Однако такое ограничение не стеснило его поэтического кругозора, не исказило его представление о народной жизни в общерусском масштабе. Он глубоко и достоверно знал народный быт.

Некрасов еще в 50-х гг написал поэмы «Саша», «Несчастные» и первую часть «О погоде». Это замечательные произведения о разных явлениях русской действительности. Поэт знакомит читателей с политическим ссыльно-каторжным, томящимся в снегах Сибири; с тонким лирическим проникновением воссоздает невеселую, а подчас и отталкивающую жизнь больного, гнилостного и как бы полупризрачного Петербурга, живописует быт глухой провинции, дворянской усадьбы.

Первая народная поэма Некрасова – «Коробейники» (1861), причем она примыкает к ранее написанным стихотворениям малого жанра, в которых автор полностью перевоплощается в простолюдина, хотя и грамотного, но никак не связанного с традициями дворянско-«интеллигентской» культуры. Даже само посвящение поэмы «другу-приятелю Гавриле Яковлевичу, крестьянину деревни Шоды» написано как бы от лица такого же крестьянина, «друга-приятеля», хотя обычно текст посвящений пишется в более приподнятом стиле. «Коробейники» - это великолепная стилизация. Здесь есть и любовь, и тоска разлуки, и насильственная смерть, т.е. все то, что в другом произведении Некрасова вызвал бы острое сочувствие, сострадание читателя, раздумье о смысле жизни и трагизме смерти, о глубинах людского горя. Но «Коробейники» не располагают к такого рода переживаниям и раздумьям. Причиной этого является то, что в «Коробейниках» важны не события (как бы внешне значительны они ни были) и не их нравственная оценка. Важно и волнует другое: то, что воспроизведен красочный колорит народной жизни, ее неповторимый аромат, схвачен блеском и предан склад остроумной крестьянской речи, богатой и выразительной. Каждая строка заманчиво «Русью пахнет», обаяние стиля настолько властительно, что поневоле становишься равнодушным к содержательной стороне описываемых событий, пусть даже трагических. Собственно такой и должна быть стилизация. Лесник, убивший двух невинных людей, вызывает вместо негодования почти добродушный смех. Сделав черное дело, он проболтался в тот ж день о своем злодеянии в кабаке, его схватили, и вот он хочет утаить спрятанные в онучах награбленные деньги («…молодцу скрутили рученьки:/ Ты вяжи меня, вяжи,/ Да не тронь мои онученьки!/ Их-то нам и покажи…»). Сочный колорит сценки заставляет забыть о ее трагической подоплеке. И вообще в поэме много юмора. Так или иначе, несмотря на видимую «несерьезность» содержания поэмы, Некрасов решил в ней, вернее, решил ею весьма серьезную проблему, а именно проблему народного языка и стиля в самом широком смысле применительно к большому жанру поэмы. Т. о., «Коробейники» внесли существенный вклад в формирующуюся концепцию некрасовской народности.

Следующая поэма, обращенная к той же проблеме народности – «Мороз, Красный нос». На сей раз Некрасову удалось так глубоко и проникновенно осветить глухие недра крестьянской жизни, что все созданное им ранее кажется более или менее близкими подступами к этому произведению. Посвящение, адресованное сестре поэта, выполнено в духе тех некрасовских лирических стихотворений, в которых автор выражает свои гражданские тревоги, жалуется на отсутствие сил для борьбы со злом, дает волю чувствам скорби и отчаяния. I и II главки – от стиха «Савраска увяз в половине сугроба» до стиха «Негромко рыдает она» - выдержаны в тоне, характерном для всего развития сюжета в первой части поэмы («Смерть крестьянина»): описательность, неприкрашенное реалистическое воспроизведение народного быта и характеров, приглушенное чуждое патетики сострадание. Но уже следующая главка патетична, реалии вдруг уступают место отвлеченностям: «три тяжкие доли имела судьба…» ит.д. – стихи о женской доле. Создается впечатление, что Некрасов в данном случае говорит как бы не от своего имени, что его подменили. И вскоре – начало IV главы – слышится возражение прозвучавшему уверенно-пренебрежительному голосу: «Однако же речь о крестьянке/ затеяли мы, чтоб сказать,/ Что тип величавой славянки/ Возможно и ныне сыскать./ Есть женщины в русских селеньях…». Если читатель примет эти слова в серьез, как ключ к поэме, то он, вовсе того не желая, принизит произведение Некрасова. Поэт не для того «затеял» речь о несчастной судьбе русской крестьянки, чтобы контрастно оттенить тип породистой, преуспевающей, здоровой женщины из народа. Далее следует знаменитый монолог о красавице крестьянке. В нем прорываются поэтические, искренние, подлинно некрасовские строки. Заглавие второй части поэмы совпадает с ее общим названием «Мороз. Красный нос». Этой части, в отличие от первой, свойственно большое сюжетное и ритмическое разнообразие. Овдовевшая Дарья рубит дрова в зимнем лесу, а воспоминания уносят ее то в монастырь, в который она шла за 10 верст по занесенной снегом лесной дороге молиться об исцелении умирающего мужа, то в поле, где она жарким летом работала вместе с ним, тогда еще здоровым, то вспоминается трудовая весна – и в воображении проносятся посезонно меняющиеся сельские работы и развлечения. Во 2 части появляется фольклорно-фантастический персонаж - Мороз-воевода. Кстати, фольклорные мотивы Некрасов использовал и в первой части поэмы (плач, причитания родных, скорбящих по Проклу), но это лишь дополняло реалистическую характеристику крестьянских обычаев в сфере народно-поэтической культуры. Что же касается Мороза, то функция этого образа иная: он вносит в поэму элемент сказочной фантастики. Впрочем, его появление может иметь и реалистическую мотивировку, или реалистическую оправданность, если истолковать данный эпизод просто как видение замерзающей Дарьи. Диалог Мороза и героини живо напоминает об одной русской народной сказке, где Дед Мороз спрашивает девушку в лесу: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?», а та отвечает: «Тепло, Морозушко!».

У нас нет оснований утверждать, что Некрасов, завершая работу над поэмой, вспоминал древнее учение о трагедии и трагическом, в частности о том, что традиционно именовалось катарсисом (очищением, облегчением от чувства сострадания к страждущему трагическому герою). Тем не менее в трагическом финале поэмы есть момент катарсиса – когда героиня забывается смертельным сном: «Какой бы ценой ни досталось/ Забвенье крестьянке моей,/ Что нужды? Она улыбалась,/ Жалеть мы не будем о ней» (IV, 108). Здесь уже не то сомнительное «мы», которое таким диссонансом прозвучало в начале первой части поэмы. Здесь «мы» - это и сам автор, и читатели, а следующих строфах к «нам» словно присоединяются и замерзающая героиня, в которой безбольно замирает жизнь: «Нет глубже, нет слаще покоя,/ Какой посылает нам лес,/ Недвижно, бестрепетно стоя/ Под холодом зимних небес.// Нигде так глубоко и вольно/ Не дышит усталая грудь,/ И ежели жить нам довольно,/ Нам слаще нигде не уснуть!» (IV, 108). Эти слова в равной мере относятся и к Дарье, застывающей в «заколдованном сне», и – в виде горького пожелания – к самому поэту, мечтающему о примирении и упокоении. «Вечные темы» любви и смерти приобретают в поэме «Мороз, Красный нос» совсем другое звучание, нежели в «Коробейниках», где эти темы играли вспомогательную роль, направляя сюжетную линию, украшенную богатейшим стилистическим орнаментом, причем главную ценность составляли именно эти узоры, а не содержательный стержень. Своеобразных стилистических фигур немало и в новой поэме Некрасова, и в них тоже скрыто некое очарование, но все это не заслоняет большого человеческого содержания. Жизнь, неутешное горе, сверхмерное страдание – вот что выступает на передний план.

Завершив поэму, Некрасов приступил к исполнению своего другого, и самого грандиозного, замысла. Однако прежде, чем говорить об этом подробно, вернемся мысленно на пять лет назад, к 1858г. Тогда поэт написал свое знаменитое стихотворение «Размышления у парадного подъезда». Это стихотворение явилось одним из ранних импульсов в формировании творческого замысла, позднее вылившегося в эпопею «Кому на Руси жить хорошо». «Размышления у парадного подъезда» полностью развенчивают мнимое счастье богатого, преуспевающего вельможи – развенчивают настолько убедительно, что в эпопее Некрасову уже не пришлось возвращаться к этой теме. В этом же стихотворении звучит вопрос, обращенный к родной земле: «Назови мне такую обитель,/ Я такого угла не видал,/ Где бы сеятель твой и хранитель,/ Где бы русский мужик не стонал?» (II, 49). Иными словами: «где на Руси жить хорошо?» - постановка вопроса, отчасти предвосхищающая название и проблематику будущей эпопеи.

«Кому на Руси жить хорошо?» (1863-1877)- это самое мощное и удивительно создание Некрасова. Это не поэма в обычном смысле слова и даже не роман в стихах, а народная эпопея нового времени, сохранившая связь с древнерусским былинным эпосом. В этом произведении воплощены исконные, вечные черты русского национального характера, его незыблемые нравственные устои, народное горе и народное счастье. «Кому…» писалось в одну из переломных эпох нашей истории: отмена крепостного права, экономические реформы, потрясение основ, брожение ума. Изменения – то коренные, то внешние – происходили у всех на глазах, от планов и надежд, реальных и несбыточных, кружились головы. Волновалась и бурлила литература. Сами по себе названия романов характеризуют бурную эпоху: «Что делать?» (Чернышевский); наступает «Трудное время» (Слепцов); теряют общий язык «отцы и дети» (Тургенев); скрыться «некуда» (Лесков) и т.д. Кому же, в самом деле, на Руси жить хорошо? Некрасовским странникам так и не удается найти счастливого человека на Руси. В чем же корень зла, источник людских горестей? Поэт понимал, что «освобождение» от крепостного права не решило самых больных проблем народной жизни. Но он также понимал и другое, что крепостное право, при всем его отталкивающем уродстве, при всей тяжести гнета, не в силах было сломить русский народ. Автор не считает русский люд униженным. У Некрасова – и это характерная древнеэпическая черта – действуют не только ратники (русские мужики), но и высшие силы (духи добра и зла), помогающие или мешающие людям. Например, птичка, «пичуга малая», подсказала странникам где они могут найти скатерть самобраную. Она выступает как явление сверхземной силы. Но, разумеется, ни демонам, ни ангелам, ни птичкам не отводится решающей роли. Иногда высшие духи обнаруживают даже свое бессилие что-либо изменить на земле. Люди предоставлены самим себе. Некрасов много говорит о крестьянском терпении. Мужик то и делает, что трудится да терпит. Некрасовский крестьянин умеет внятно и толково объяснить, за что он не любит барина. Но все другие симпатии и антипатии крестьянина кажутся менее определенными. Чем, например, мужикам не угодили попы? Братья Губины, Иван и Митродор, смущенно отвечают на этот вопрос для них непростой: «Не сами… по родителям/ Мы как-то…». Это воистину эпический ответ! Дети наследуют от родителей, те – от дедов, и так далее, в глубь веков. Так и проявляется одна из черт русского народного характера. Эта черта общенациональная. В «Кому….» есть глава, в которой эпическое начало уступает место стихии народного театра. Эта глава – «Последыш». В ней крестьяне выступают не как былинные богатыри, а скорее, в качестве актеров, скоморохов. Крестьяне должны были создать видимость крепостного права, т.е. сделать так, чтобы князь Утятин не заподозрил, что крепостное право уже отменили. Если все пройдет гладко, то крестьяне получат заливные луга старого князя. Некоторые прогрессивные писатели до Некрасова воспринимали крепостничество как страшное чудище, внушающее чуть ли не мистический ужас. Глава «Последыш» указывает и на другую сторону этого явления. В крепостничестве заложено не только жуткое, трагическое начало, но и комически-нелепое, смешное. Крестьяне, импровизирующие «камедь», смеются и над барином, и сами над собой, над своим прошлым. Не над тем великим народным прошлым, с которым они ощущают кровную связь, а над своим недавним прошлым, омраченным позорными пятнами «крепи». Стоило бы помнить, что Некрасов, хотя и устремленный в будущее, писал все же о настоящем, о пореформенной Руси.

Некрасов не закончил работу над своим главным произведением, написал не все, что хотел написать. Соотношение глав и частей эпопеи обнаруживает незаполненные пробелы, пустоты. Глава «Пир на весь мир», написанная позже других, не должна была, согласно замыслу поэта, завершить эпопею, и мало того – ей намечалось место до главы «Крестьянка», написанной ранее (хотя мнения по этому вопросу до сих пор расходятся). Однако концовка «Пира на весь мир» все же сыграла роль развязки всей эпопеи. Ведь именно здесь прозвучал ответ на вопрос, поставленный в самом начале произведения: «Кому живется весело, вольготно на Руси?». Счастливым человеком оказывается не кто иной, как народный заступник Гришка Добросклонов. В то же время развязка не кладет конец скитаниям и поискам мужиков, не возвращает их в родные дома, потому что странники ничего не знают счастье Добросклонова. Им предстоит искать счастливого человека и дальше.

«Кому на Руси жить хорошо» Некрасов писал много лет, с перерывами, и попутно работая над другими произведениями, иногда надолго отрывавшими его от основного дела.

Вопрос№39: Проблемы народного сознания и крестьянской жизни в поэме Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?»

«Кому на Руси жить хорошо" - поэма-эпопея. В центре ее - изображение пореформенной России. Некрасов писал поэму в течение двадцати лет, собирая материал для нее "по словечку". Поэма необычайно широко охватывает народную жизнь. Некрасов хотел изобразить в ней все социальные слои: от крестьянина до царя. Но, к сожалению, поэма так и не была закончена - помешала смерть поэта. Главная проблема, главный вопрос произведения уже ясно виден в заглавии "Кому на Руси жить хорошо" - это проблема счастья. Поэма Некрасова "Кому на Руси жить хорошо" начинается с вопроса: "В каком году - рассчитывай, в какой земле - угадывай". Но не трудно понять, о каком периоде говорит Некрасов. Поэт имеет в виду реформу 1861 года, по которой "освободили" крестьян, а те, не имея своей земли, попали в еще большую кабалу. Через всю поэму проходит мысль о невозможности так жить дальше, о тяжелой крестьянской доле, о крестьянском разорении. Этот мотив голодной жизни крестьянства, которого "тоска-беда измучила" звучит с особой силой в песне, названной Некрасовым "Голодная". Поэт не смягчает красок, показывая нищету, грубость нравов, религиозные предрассудки и пьянство в крестьянском быту. Положение народа с предельной отчетливостью рисуется названием тех мест, откуда родом крестьяне-правдоискатели: уезд Терпигорев, Пустопорожняя волость, деревни Заплатово, Дырявино, Разутово, Знобишино, Горелово, Неелово. В поэме очень ярко изображена безрадостная, бесправная, голодная жизнь народа. "Мужицкое счастье, - с горечью восклицает поэт, - дырявое с заплатами, горбатое с мозолями!" Как и прежде, крестьяне - люди "досыта не едавшие, несолоно хлебавшие". Изменилось только то, что "теперь их вместо барина драть будет волостной". С нескрываемым сочувствием относится автор к тем крестьянам, которые не мирятся со своим голодным бесправным существованием. В отличие от мира эксплуататоров и моральных уродов, холопов вроде Якова, Глеба, Сидора, Ипата лучшие из крестьян в поэме сохранили подлинную человечность, способность к самопожертвованию, душевное благородство. Это Матрена Тимофеевна, богатырь Савелий, Яким Нагой, Ермил Гирин, Агап Петров, староста Влас, семь правдоискателей и другие. У каждого из них своя задача в жизни, своя причина "искать правду", но все они вместе свидетельствуют о том, что крестьянская Русь уже пробудилась, ожила. Правдоискателям видится такое счастье для русского народа: «Не надо мне ни серебра,/ Ни золота, а дай Господь,/ Чтоб землякам моим/ И каждому крестьянину/ Жилось вольготно, весело/ На всей святой Руси!». В Якиме Нагом представлен своеобразный характер народного правдолюбца, крестьянского "праведника". Яким живет той же трудолюбивой нищенской жизнью, как и все крестьянство. Но он отличается непокорным нравом. Яким честный труженик с большим чувством собственною достоинства. Яким и умен, он прекрасно понимает, почему крестьянин так убого, так плохо живет. Это ему принадлежат такие слова: «У каждого крестьянина/ Душа, что туча черная,/ Гневна, грозна - и надо бы/ Громам греметь оттудова,/ Кровавым лить дождям,/ А все вином кончается». Примечателен и Ермил Гирин. Грамотный мужик, он служил писарем, прославился на всю округу справедливостью, умом и бескорыстной преданностью народу. Примерным старостой показал себя Ермил, когда народ выбрал его на эту должность. Однако Некрасов не делает из него идеального праведника. Ермил, пожалев своего младшего брата, назначает в рекруты сына Власьевны, а затем в порыве раскаяния чуть не кончает жизнь самоубийством. История Ермила завершается печально. Он посажен в тюрьму за свое выступление во время бунта. Образ Ермила свидетельствует о таящихся в русском народе духовных силах, богатстве моральных качеств крестьянства. Но лишь в главе "Савелий - богатырь святорусский" крестьянский протест превращается в бунт, завершающийся убийством угнетателя. Правда, расправа с немцем-управляющим носит пока стихийный характер, но такова была действительность крепостного общества. Крестьянские бунты возникали стихийно как ответ на жестокие притеснения крестьян помещиками и управляющими их имений. Не кроткие и покорные близки поэту, а непокорные и смелые бунтари, такие как Савелий, "богатырь святорусский", Яким Нагой, чье поведение говорит о пробуждении сознания крестьянства, о накипающем протесте его против угнетения. Некрасов писал об угнетенном народе своей страны с гневом и болью. Но поэт сумел заметить "искру сокрытую" могучих внутренних сил, заложенных в народе, и смотрел вперед с надеждой и верой: «Рать поднимается/ Неисчислимая,/ Сила в ней скажется/ Несокрушимая». Крестьянская тема в поэме неисчерпаема, многогранна, вся образная система поэмы посвящена теме раскрытия крестьянского счастья. В этой связи можно вспомнить и "счастливую" крестьянку Корчагину Матрену Тимофеевну, прозванную за особое везение "губернаторшею", и людей холопского звания, например, "холопа примерного Якова верного", который сумел-таки отомстить своему барину-обидчику, и работящих крестьян из главы "Последыш", которые вынуждены ломать комедию перед старым князем Утятиным, притворяясь, что не было отмены крепостного права, и многие другие образы поэмы. Все эти образы, даже эпизодические, создают мозаичное, яркое полотно поэмы, перекликаются друг с другом. Этот прием был назван критиками полифонией. Действительно, поэма, написанная на фольклорном материале, создает впечатление русской народной песни, исполняемой на многие голоса.

Вопрос№40 Композиция поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».Венцом творчества великого русского поэта Некрасова является его поэма «Кому на Руси жить хорошо».Начав писать ее в 1863 году, он работал в течение 15 лет, до самой своей смерти, так и не завершив работу. В поэме автор показал широкую картину послереформенной России, те перемены, которые произошли в ней. Это произведение было в то время новым и неожиданным, подобных которому еще не существовало в русской литературе. Глеб Успенский писал о том, что Некрасов много думал над этим произведением, надеясь создать в нем народную книгу, то есть книгу о народе и для народа. Именно этой причиной и объясняется своеобразие поэмы Кому на Руси жить хорошо. Композиция произведения отвечает авторскому замыслу. По первоначальному замыслу Некрасова, крестьяне во время своего путешествия должны были встретиться со всеми, кого считали счастливыми, вплоть до самого царя. Но затем композиция поэмы была несколько изменена. В прологе мы знакомимся с семью крестьянами из семи различных деревень, названия которых прекрасно отражают те условия, в которых жили бедняки России. Первая часть Путешествие, во время которого крестьяне встречают большое количество людей, которые могут считаться счастливыми. Но при ближайшем знакомстве с этими людьми выясняется, что их счастье совсем не то, что нужно странникам. Вторая часть Крестьянка. В ней автор рассказывает читателям о судьбе простой крестьянки Матрены Тимофеевны. Перед нами проходит картина жизни этой русской женщины, и мы вместе с крестьянами убеждаемся, что не дело между бабами счастливую искать!Третья часть Последыш посвящена описанию жизни помещика послереформенной России. Заключительная часть поэмы называется Пир на весь мир. Она как бы подводит итог всей поэмы. И лишь в этой части мы встречаем по-настоящему счастливого человека Гришу Добросклонова. Сам Некрасов называл своё произведение "эпопеей современной крестьянской жизни". Эпопея — один из самых древних литературных жанров, первая и самая знаменитая эпопея, на которую ориентировались все авторы, обращающиеся к этому жанру, — «Илиада» Гомера. Гомер даёт предельно широкий срез жизни греков в решающий для нации момент, период десятилетней войны греков с троянцами, — в переломный момент народ, как и отдельная личность, раскрывается ярче.Перечисленные признаки стали жанрообразующими, мы без труда найдём их в любой эпопее, в «Кому на Руси...» в том числе. Н.также старается коснуться всех граней народного бытия, с вниманием относится к самым незначительным подробностям народной жизни; действие поэмы приурочено к кульминационному для русского крестьянства моменту — периоду, наступившему после отмены крепостного права в 1861 году. Естественно, что автору эпопеи сказать нужно очень много — хоровод лиц, мнений, судеб, событий... Как добиться того, чтобы обильный художественный материал не расслаивался, не распадался?Необходим был некий примагничивающий отдельные картинки стержень. Этим композиционным стержнем стало путешествие семи мужиков, позволявшее предельно расширить границы художественного пространства поэмы. Семь странников представляют собой как бы одно целое, они плохо отличимы друг от друга, независимо от того, говорят они по очереди или хором, их реплики сливаются. Они только глаза и уши.

Вопрос№41: Динамика жанровых и стилевых форм в поэме Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?»

Николай Алексеевич Некрасов занимает на русском литературном Парнасе особое место. Он ввёл в широкий поэтический обиход новые темы, лексику, ритмы, стиль. Благодаря стихотворениям Некрасова у русской поэзии открылось второе дыхание, неповторимый рисунок некрасовского стиха навсегда запечатлелся в её облике, интонации Некрасова зазвучали в творчестве поэтов следующих поколений.

«Кому на Руси жить хорошо?» (1863-1877)- это самое мощное и удивительно создание Некрасова. Это не поэма в обычном смысле слова и даже не роман в стихах, а народная эпопея нового времени, сохранившая связь с древнерусским былинным эпосом. В этом произведении воплощены исконные, вечные черты русского национального характера, его незыблемые нравственные устои, народное горе и народное счастье.

Некрасовскому стилю свойственна способность парафразировать ряд черт фольклорной стилистики. Поэма «Кому…» - лучший образец связи его творчества с устным народным творчеством, его стилистическими приемами. Поэт сам подчеркивал фольклорность его источников, а исследователи поэзии Н.А. Некрасова называли в составе использованного им и творчески переработанного материала «Русские народные сказки» А.Н. Астафьева, «Пословицы русского народа» В.И. Даля, собрание народных песен П.Н. Рыбникова и др. Образ фольклорного повествования создается автором с первых строк поэмы целым комплексом приемов. Начинается с ритмического строя: «В каком году – рассчитывай,/ В какой земле – угадывай,/ На столбовой дороженьке/ Сошлись семь мужиков:/ Семь временнообязанных,/ Подтянутой губернии,/ Уезда Терпигорева,/ Пустопорожней волости,/ Из смежных деревень:/ Заплатова, Дырявина,/ Разутова, Знобишина,/ Горелова, Неелова -/ Неурожайка тож,/ Сошлися – и заспорили:/ Кому живется весело,/ Вольготно на Руси?» (пролог). Тут использован белый стих с сочетанием многократно повторяющихся дактилических окончаний (рассчитывай, угадывай, волости и т.п.) и завершающего ритмико-синтаксический период мужского окончания (мужиков, деревень, Руси и т.п.). Далее в столь реалистически-конкретно начатое повествование на тему из современной жизни вводится эпизод со сказочно-волшебной «пичугой малой», заговорившей человеческим голосом и наделившей мужиков «скатертью самобранной», благодаря которой они и смогли вскоре решиться на неопределенно долгое путешествие, предпринятое с целью «доведать», «кому живется весело, вольготно на Руси». Это поворот действия и сюжета откровенно фольклорный. Кроме того, тут же нагнетаются многочисленные образы и интонации, призванные сделать текст напоминающим произведение устного народного творчества. В поэму вводятся парафразисы конкретных фольклорных текстов (таков плач по Еремушке, основанный на народном причитании), а также литературные стилизации солдатских, крестьянских и т.п. песен. Подобный «народно-подражательный» инструментарий у Некрасова в «Кому на Руси жить хорошо»особенно богат, и притом свойственен его стилю также в других произведениях (Например, «Коробейники», «Мороз, Красный нос» и др).

Вопрос№42: А.Н. Островский – создатель русского эпического национального театра (своеобразие реализма драматурга). Статьи Н.А. Добролюбова о пьесах А.Н. Островского.

Островский уже современниками был назван основателем национального театра. Как понимать смысл этой формулы, если помнить о значимости русской драматургии в культуре XVIII века, о создании в первой половине XIX века таких шедевров, как «Горе от ума» Грибоедова, «Ревизор» Гоголя?

Думается, прежде всего надо иметь в виду совершенно другой статус театра в культурном сознании нации в XIX в., чем в наше время. Тогда театр осознавался как наиболее демократическая, обращенная к обществу в целом и доступная низшим сословиям форма искусства, в отличие от литературы более «элитарной», требующей известного уровня развития читателя. Поэтому именно театру принадлежала роль того преображающего зеркала искусства, в которое глядится поколение за поколением, стремясь увидеть и свой идеальный облик, и улавливаемые насмешкой пороки. Если помнить об этом, то понятным становится афоризм Островского «национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же как и академии, университеты, музеи».

Островскому удалось создать свой театр как целостный художественный организм, воплотивший модель национального мира. Именно поэтому его заслугам принадлежит титул основоположника русского театра.

По некоторым признакам можно предположить, что эта цель была поставлена им сознательно. Конечно, у нас нет никаких письменных свидетельств того, что Островский намеревался исполнить в русской литературе ту же роль, какую в других европейских странах сыграли такие великие реформаторы драмы, соединившие высокую литературу и демократические театральные традиции, как Шекспир, Мольер, Гольдони. Но в близком молодому драматургу окружении, в дружеских беседах имена эти, видимо, мелькали как высокие и родственные по задачам образцы. Не талантом и славой мерился с великими Островский, как это казалось недоброжелателям, но хотел взяться за ту же задачу у себя в России.

Театр в современном понимании поздно вошел в русскую культуру, а как один из ее регулярных институтов закрепился в ней лишь в послепетровскую эпоху. Драма создавалась у нас, следовательно, уже в рамках новой, европеизированной, литературы. В определенном смысле можно говорить, что слагавшиеся веками формы европейской драмы постепенно обживались, наполнялись русским национально-историческим (трагедии) и национально-бытовым (комедии) содержанием на протяжении XVIII столетия.

Становление русской классической литературы в первой половине XIX века шло в рамках дворянской культуры, и не случаен скептицизм Пушкина относительно перспектив народной драмы, которая «родилась на площади», в русской культуре его, пушкинского, времени. Быт европеизированного русского дворянства, ориентированный на европейский уклад, несмотря на всю социально-историческую конкретику, проникавшую постепенно в новую русскую литературу, давал почву прежде всего для отражения в ней индивидуально-личностного, а не патриархально-родового сознания. Отсюда и особенности художественного обобщения и типизации. Высшие достижения, которые застал Островский, входя в литературу, «Горе от ума» и «Ревизор», - общественные комедии, где в центре – современно-личностный герой у Грибоедова и карикатура на него у Гоголя. Но каждый из этих персонажей – крайнее выражение, один из полюсов европеизированного привилегированного сословия. Реформа Островского заключается в том, что он срастил русский театр с национальными корнями, положив в его основу свою народную комедию, которая освоила типажи и маски, существовавшие в обиходе, культуре и жизни тех слоев, где сохранились национальные формы быта. Потом уже на этом стержне театр Островского нарастил и другие ветви, сформировалась крона, и возникло дерево русского театра, включающее и психологическую драму, по существу созданную им.

Островский входил в литературу на волне широкой демократизации русской жизни, и пафос его литературно-театральной деятельности – стремление к созданию национального общенародного несословного театра. Естественен поэтому поиск общей почвы, на которой вырастает вся современная русская жизнь в целом. Эта задача потребовала от Островского резкой смены материала драмы: от европеизированного (после петровских реформ) быта дворянства – к быту слоев, которые сохранили национальный культурно-бытовой уклад. В поисках общенациональной почвы Островский обращается к купечеству и получает титул «Колумба Замоскворечья»: драматург расширяет материал искусства, включает еще неосвоенные литературой пласты жизни – это с одной стороны, а с другой – типы Островского (купец, приказчик, сваха) буквально перекочевали в театр из реальности.

В начале творческого пути Островский создает жанр народной комедии, сформировавший у современников сами понятия «театр Островского», «типы Островского».

Народная комедия имеет ряд устойчивых общих признаков. Способ обобщения жизненных явлений, соотношение типов, героев и фабулы подобны фольклорному (герои ясны с самого начала, интерес сосредоточен на их судьбе). В народной комедии велика роль фабулы, хотя она простая, как правило, не авантюрная. Эти пьесы тесно связаны с фольклором не только потому, что в них есть прямые цитаты из фольклора, но главное – по близости самого принципа обобщения жизни.

Такое соединение литературного и фольклорного подходов осуществлено в мире Островского, хотя это и остается проблемой для его героев. Одни из них с удовольствием выстраивают свой облик, другие мучительно пытаются выйти за рамки своего первоначального социального и культурного статуса. В этом случае возможны и чисто комическая (трилогия о Бальзаминове) и сочувственно-лирическая разработки темы (Платон в пьесе «Правда – хорошо, а счастье лучше»). Впрочем, лирика и комизм у Островского отнюдь не противопоставленные качества.

Образно говоря, подведение фундамента и выстраивание несущих конструкций театра Островского завершилось в москвитянинский период. Но театр Островского создавался постепенно, до самой смерти его творца. И моделью национального мира он может быть назван потому, что в нем прослежено, как введенные им в литературу коренные типы национальной жизни взаимодействовали с движущейся реально жизнью современной России.

В отличие от реформы Гольдони, у которого еще далеко впереди, в исторической дали был эпос нового времени – роман и психологизм, театр Островского создавался на фоне и во взаимодействии с расцветом русского классического романа и, можно сказать, с торжеством романного сознания и романного понимания человека.

При всей несомненно новаторской сущности и кровной связи с критическим реализмом театр Островского опирается на многовековую традицию, характеризуется специфическим способом освоения жизни, весьма отличным от способов познания мира в повествовательных жанрах. Сквозь привычный для нового времени театр действия, подобного действию романа, в пьесах Островского явственно проступают черты театра древнего – театра показа, зрелища, обрядового действа. Его драматургия тяготеет к каноничности, к устойчивым формам и жанрам, к амплуа, к типажности и неразрывно связана с фольклором: не только со старинным народным театром с его насмешкой и назидательностью, но и с песней, сказкой, пословицей.

Статьи Добролюбова.

«Луч света в темном царстве»

В начале статьи Добролюбов пишет о том, что «Островский обладает глубоким пониманием русской жизни». Далее он подвергает анализу статьи об Островском других критиков, пишет о том, что в них «отсутствует прямой взгляд на вещи».

Затем Добролюбов сравнивает «Грозу» с драматическими канонами: «Предметом драмы непременно должно быть событие, где мы видим борьбу страсти и долга — с несчастными последствиями победы страсти или с счастливыми, когда побеждает долг». Также в драме должно быть единство действия, и она должна быть написана высоким литературным языком. «Гроза» при этом «не удовлетворяет самой существенной цели драмы — внушить уважение к нравственному долгу и показать пагубные последствия увлечения страстью. Катерина, эта преступница, представляется нам в драме не только не в достаточно мрачном свете, но даже с сиянием мученичества. Она говорит так хорошо, страдает так жалобно, вокруг нее все так дурно, что вы вооружаетесь против ее притеснителей и, таким образом, в ее лице оправдываете порок. Следовательно, драма не выполняет своего высокого назначения. Все действие идет вяло и медленно, потому что загромождено сценами и лицами, совершенно ненужными. Наконец и язык, каким говорят действующие лица, превосходит всякое терпение благовоспитанного человека».

Этот сравнение с каноном Добролюбов проводит для того, чтобы показать, что подход к произведению с готовым представлением о том, что должно в нём быть показано, не даёт истинного понимания. «Что подумать о человеке, который при виде хорошенькой женщины начинает вдруг резонировать, что у нее стан не таков, как у Венеры Милосской? Истина не в диалектических тонкостях, а в живой правде того, о чем рассуждаете. Нельзя сказать, чтоб люди были злы по природе, и потому нельзя принимать для литературных произведений принципов вроде того, что, например, порок всегда торжествует, а добродетель наказывается».

«Литератору до сих пор предоставлена была небольшая роль в этом движении человечества к естественным началам», — пишет Добролюбов, вслед за чем вспоминает Шекспира, который «подвинул общее сознание людей на несколько ступеней, на которые до него никто не поднимался». Далее автор обращается к другим критическим статьям о «Грозе», в частности, Аполлона Григорьева, который утверждает, что основная заслуга Островского — в его «народности». «Но в чем же состоит народность, г. Григорьев не объясняет, и потому его реплика показалась нам очень забавною».

Затем Добролюбов приходит к определению пьес Островского в целом как «пьес жизни»: «Мы хотим сказать, что у него на первом плане является всегда общая обстановка жизни. Он не карает ни злодея, ни жертву. Вы видите, что их положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. И вот почему мы никак не решаемся считать ненужными и лишними те лица пьес Островского, которые не участвуют прямо в интриге. С нашей точки зрения, эти лица столько же необходимы для пьесы, как и главные: они показывают нам ту обстановку, в которой совершается действие, рисуют положение, которым определяется смысл деятельности главных персонажей пьесы».

В «Грозе» особенно видна необходимость «ненужных» лиц (второстепенных и эпизодических персонажей). Добролюбов анализирует реплики Феклуши, Глаши, Дикого, Кудряша, Кулигина и пр. Автор анализирует внутреннее состояние героев «тёмного царства»: «все как-то неспокойно, нехорошо им. Помимо их, не спросясь их, выросла другая жизнь, с другими началами, и хотя она еще и не видна хорошенько, но уже посылает нехорошие видения темному произволу самодуров. И Кабанова очень серьезно огорчается будущностью старых порядков, с которыми она век изжила. Она предвидит конец их, старается поддержать их значение, но уже чувствует, что нет к ним прежнего почтения и что при первой возможности их бросят».

Затем автор пишет о том, что «Гроза» есть «самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства доведены в ней до самых трагических последствий; и при всем том большая часть читавших и видевших эту пьесу соглашается, что в „Грозе“ есть даже что-то освежающее и ободряющее. Это „что-то“ и есть, по нашему мнению, фон пьесы, указанный нами и обнаруживающий шаткость и близкий конец самодурства. Затем самый характер Катерины, рисующийся на этом фоне, тоже веет на нас новою жизнью, которая открывается нам в самой ее гибели».

Далее Добролюбов анализирует образ Катерины, воспринимая его как «шаг вперёд во всей нашей литературе»: «Русская жизнь дошла до того, что почувствовалась потребность в людях более деятельных и энергичных». Образ Катерины «неуклонно верен чутью естественной правды и самоотвержен в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны. В этой цельности и гармонии характера заключается его сила. Вольный воздух и свет, вопреки всем предосторожностям погибающего самодурства, врываются в келью Катерины, она рвется к новой жизни, хотя бы пришлось умереть в этом порыве. Что ей смерть? Все равно — она не считает жизнью и то прозябание, которое выпало ей на долю в семье Кабановых».

Автор подробно разбирает мотивы поступков Катерины: «Катерина вовсе не принадлежит к буйным характерам, недовольным, любящим разрушать. Напротив, это характер по преимуществу созидающий, любящий, идеальный. Вот почему она старается всё облагородить в своем воображении. Чувство любви к человеку, потребность нежных наслаждений естественным образом открылись в молодой женщине». Но это будет не Тихон Кабанов, который «слишком забит для того, чтобы понять природу эмоций Катерины: „Не разберу я тебя, Катя, — говорит он ей, — то от тебя слова не добьешься, не то что ласки, а то так сама лезешь“. Так обыкновенно испорченные натуры судят о натуре сильной и свежей».

Добролюбов приходит к выводу, что в образе Катерины Островский воплотил великую народную идею: «в других творениях нашей литературы сильные характеры похожи на фонтанчики, зависящие от постороннего механизма. Катерина же как большая река: ровное дно, хорошее — она течет спокойно, камни большие встретились — она через них перескакивает, обрыв — льется каскадом, запружают ее — она бушует и прорывается в другом месте. Не потому бурлит она, чтобы воде вдруг захотелось пошуметь или рассердиться на препятствия, а просто потому, что это ей необходимо для выполнения её естественных требований — для дальнейшего течения».

Анализируя действия Катерины, автор пишет о том, что считает возможным побег Катерины и Бориса как наилучшее решение. Катерина готова бежать, но здесь выплывает ещё одна проблема — материальная зависимость Бориса от его дяди Дикого. «Мы сказали выше несколько слов о Тихоне; Борис — такой же, в сущности, только образованный».

В конце пьесы «нам отрадно видеть избавление Катерины — хоть через смерть, коли нельзя иначе. Жить в „темном царстве“ хуже смерти. Тихон, бросаясь на труп жены, вытащенный из воды, кричит в самозабвении: „Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться!“ Этим восклицанием заканчивается пьеса, и нам кажется, что ничего нельзя было придумать сильнее и правдивее такого окончания. Слова Тихона заставляют зрителя подумать уже не о любовной интриге, а обо всей этой жизни, где живые завидуют умершим».

В заключение Добролюбов обращается к читателям статьи: «Ежели наши читатели найдут, что русская жизнь и русская сила вызваны художником в „Грозе“ на решительное дело, и если они почувствуют законность и важность этого дела, тогда мы довольны, что бы ни говорили наши ученые и литературные судьи»

43. Начало творчества А.Н. Островского.

Александр Никол Ост род в Москве 31 марта 1823 г.в семье чиновника, имевшего частную юридич практику преимущ в купеческ среде. Остр получил хорошее образов домашнее, затем в Первой московск гимназии. Поступив на юр фак Московск ун-та, увлекся театром и лит-рой, оставил после 2 курса юр фак и поступил, по настоянию отца, чиновником в Московск коммерч суд. Формирование лит и эстет взглядов происходит под влиянием чтения статей Белинского и Герцена. Властителями дум молодого Остр были Пушкин и Гоголь, в особ Гоголь, с его яркими гиперболами лиц и поступков в раме обыденного быта, с живой речью. Он начал с легкого бытового гротеска в прозе. Названием задан был веселый, даже чуть игривый тон: «Сказание о том, как квартальный надзиратель пускался в пляс, или от великого до смешного один шаг» (1843). В слове Сказание угадывалась пародия на историч жанр, а двойное назв автору внушила поэтика водевилей. Связь чисто литерат, организац он не имел никакого отнош к этому движ. В 1843 г натур школа переживает период теор, творч и организац формирования. Этот очерк предваряет физиологический очерк подробным и прозаическим описанием бедного городск квартала. В отлич от классич формы физиолог очерка он строит повествов вокруг явно выраженной фабулы анекдотич хар-ра, так, что физиолог описание –и обстановки, и дейст лиц, -выступ лишь как фон, на к-м разворач сценка. Повествов пост перебивается драматизиров-и диалогами, передающими живую и колоритную речь. Законченный рассказ О не стал печатать. Частично он был использован в Записках замоскворецк жителя. Опубликов-л в 1847 г в Московском городском листке. В 1846 г была законч, прочитана на вечере у Шевырева, а затем опублик в Моск городск листке «Картина семейного счастья», позднее переименованная в «Семейную картину».Этот день Остр считал началом своей литерат карьеры.Перв пьеса была, в сущности, почти тем же физ очерком, но таким, из которого изъяты все описания. Быт, среда, хар купеческ типы были оьрисованы с пом диалогов дейтв лиц. Действ отсутст, нет драм интриги, нет конфликта.

Дата добавления: 2015-04-24