Идеологическая основа переходной правовой системы 2 страница

Правовая идеология, будучи сводом общепризнанных правовых ценностей, интегрирует субъектов правовой деятельности. В этом смысле она является дополнительным средством достижения согласованных правовых решений и поиска компромисса. В отличие от политической правовая идеология призвана отразить интересы всего спектра общественных сил. В ней осуществляется перевод социальных интересов каждой социальной группы в интегрированный, защищенный, отраженный в действующем праве. В случае недооценки места и роли правовой идеологии в жизни общества ценности, представляющие общесоциальное значение, замещаются идеологемами узкого круга субъектов. В качестве нормативных, т.е. общесоциальных, начинают выступать узкогрупповые ценности, ориентирующие правовую систему на выражение интереса новой элиты общества.

В силу общепризнанности правовых идей, входящих в содержание правовой идеологии, и их общесоциальной значимости возникает основание считать некоторые из них научными. Тем самым можно подвергнуть сомнению традиционный стереотип об иллюзорности всякой идеологии. Правовая идеология, предопределяющая содержание нормативно-правовых актов, в значительной степени носит научно обоснованный характер, т.к. охватывает теории и концептуальные положения различных юридических наук.

Роль правовой идеологии в переходный период уникальна. Ее влиянием буквально пронизывается правовая система в совокупности всех ее составных частей.

Особое системообразующее значение имеют такие элементы правовой идеологии, как принципы права. Эти фундаментальные идеи определяющим образом влияют на механизм связи переходной правовой системы и ее взаимодействие с другими социальными системами. Принципы права неизменно являются идеологической категорией, образующей идейный фундамент правовой системы. В принципах права в наиболее концентрированном виде выражается ее сущность. В типологически сложившихся правовых системах принципы права отражают коренное отличие одного типа права от другого. В переходный период принципы права характеризуют сущность права с точки зрения тенденции ее развития. Принципы права закрепляются в законодательстве обычно на первом этапе переходного правового развития, чтобы нормативно закрепить тенденции такого развития. Так, Конституция Российской Федерации 1993 г. закрепляет ряд новых для отечественной правовой системы принципов: плюрализма (ст. 13), верховенства Конституции Российской Федерации (ст. 4), федерализма (ст. 1, 4, 5, 11). Исходные принципы советского трудового права — всеобщность труда, равная для всех обязанность трудиться, распределение по труду сменились на противоположные: свободу занятости, запрет принуждения к труду, свободу распоряжения собственным трудом (ст. 5, 8, 12 Закона Российской Федерации «О занятости» от 19 апреля 1991 г.). Можно вспомнить, что первый КЗоТ был принят в РСФСР в 1918 г. в условиях военного коммунизма. Он закреплял всеобщую трудовую повинность и возможность принудительного привлечения к выполнению общественных работ. Переход государства к нэпу в 1922 г. обусловил необходимость принятия нового трудового законодательного акта. В отличие от предыдущего КЗоТ 1922 г. провозгласил договорный принцип привлечения к труду.

В условиях интенсивно изменяющейся переходной обстановки повышается роль принципов права как стабильных нормативно-руководящих положений, в соответствии с которыми строится типологически новая правовая система. Прежние принципы, как правило, ликвидируются уже на первом этапе переходного периода, ибо преемственность в духовной сфере имеет самый низкий уровень. Э.С. Юсубов полагает: «Любые правовые принципы и юридические гарантии их реализации бессмысленны при нестабильности социально-политической ситуации». В качестве иллюстрации к данному выводу он называет конституционные положения о правах и свободах, обязанности государства соблюдать их, ставшие декларацией в условиях последнего российского транзита. Но кризис конституционной законности, как и законности вообще, коренится не в принципах права. Поэтому не стоит искать выход в столь радикальном решении как запрет на использование принципов права в переходных условиях. В этом случае системообразование в правовой сфере лишится одного из мощных стимулов. Адекватно избранные принципы как надежные ориентиры будут направлять правовое развитие к идеалам демократической, правовой государственности, несмотря на общую нестабильность в переходном обществе.

Анализ переходного законодательства позволяет выявить вполне самостоятельную группу норм — нормы-идеологемы. Эти нормы воплощают собой правовую идеологию и содержат понятия, символы, цели и принципы, не носящие строго юридического характера. Реализуются они, как правило, не непосредственно и устанавливаются обычно во вводных и общих положениях нормативно-правовых актов. В отличие от декларативных норм права, называемых в юридической литературе, структуре норм-идеологем могут быть присущи санкции, т.е. процедурно-обеспечительный механизм реализации нормативного положения. Например, ст. 3 Закона Российской Федерации «О гражданстве» от 28 ноября 1991 г. не только провозглашает институт двойного гражданства, но и предусматривает механизм предоставления такого гражданства: «Гражданину Российской Федерации может быть разрешено по его ходатайству иметь одновременно гражданство другого государства, с которым имеется соответствующий договор Российской Федерации». Нормы-идеологемы выражаются в нормах-принципах, нормах-целях, нормах-дефинициях, учредительных нормах. Определение вводимых в законодательство юридических и других специальных терминов, формирование понятийной базы законодательства имеют явную идеологическую нагрузку.

Велика степень влияния правовой идеологии на такой компонент правовой системы, как правотворчество. В процессе правотворчества противоборствующие социальные силы переходного общества пытаются придать своим программным установкам юридическую силу. Правовой инструментарий придает идеологиям политических объединений новые возможности воздействия на население, преобразуя групповые модели поведения в общеобязательные. Идеологический фактор выражается в правообразовании повышенной ролью субъективного фактора в данном процессе. В условиях революционной смены правового строя новое право вырастает не на собственном базисе, а внедряется «сверху».

До момента начала правотворческого процесса правомочный субъект выясняет, существует ли общественная потребность в правовом регулировании соответствующей сферы жизни государства и общества. Далее им определяется цель предполагаемого правового регулирования и существо вопроса, который необходимо решить. В Регламенте Правительства Российской Федерации в разделе «Планирование законодательной деятельности» указан ряд документов, имеющих идеологическое содержание (концепция законопроекта, программы, планы законопроектной деятельности). Всякое коренное преобразование общественных отношений, опосредуемое правовым регулированием, должно начинаться с программы, служащей прочной основой текущего переходного законодательства. Каждый принимаемый закон должен содержать некую концепцию, отвечающую ориентирам, ценностям и принципам нового строя. В соответствии с концепцией перехода вносятся изменения и дополнения в действующие нормативно-правовые акты, ведется работа над проектами этих актов, в которых идеальным образом отражается как данный исторический этап переходного развития, так и отдаленная перспектива.

Планирование правотворческой деятельности, являясь следствием идеологического компромисса, в итоге обеспечивает приоритетность принятия неотложных законов, пакетность и экономическую обоснованность законопроектов. К сожалению, российские законы первого поколения 1990-94 гг. не имели достаточно четкой концепции. Отсюда возникала несогласованность их применения и действия. В концепции закона должны даваться характеристика предмета и цели будущего акта, излагаться их основные положения, анализироваться предполагаемые последствия применения проектируемых норм, приводиться примерная структура акта. Концепция, таким образом, является основой содержания закона.

Включение в нормативно-правовые акты преамбул, содержащих в себе разъяснение мотивов и целей их издания, преследует главным образом идеологическую задачу. Нормативные предписания в преамбуле поэтому не помещаются. В процессе толкования права содержание преамбул представляет интерес при использовании телеологического способа толкования. В этом смысле идеологические целеустановки, заключенные в преамбулах нормативно-правовых актов, имеют правовую силу.

Большую идеологическую роль выполняют в переходный период федеральные рамочные и модельные нормативно-правовые акты, цель которых — содействовать сближению, согласованию и унификации законодательства Федерации и ее субъектов, а в рамках содружества государств — способствовать межгосударственным интеграционным процессам в области экономики, культуры и безопасности.

В процессе реализации переходного права влияние правовой идеологии также тотально. Как замечает Г.А. Жилин, «при реализации норм права субъективные установки участников правоотношений объективируются в результате их сознательных волевых действий. Установки же, закрепленные в нормах права, выступают для этих субъектов как мера должного и возможного поведения». В частности, проблема толкования права в переходный период становится одной из центральных.

Необходимость самого широкого толкования права в переходных условиях вызвана правовой неоформленностью нуждающихся в упорядочении общественных отношений, противоречиями между формой и содержанием права, между формальным характером правовых норм и стремительной динамикой общественных отношений, а также техническим несовершенством нового законодательства. Трудности толкования права в рассматриваемый период обусловлены тем, что понятие и правила толкования содержатся главным образом в правовой доктрине, а не в нормативно-правовых актах. Лишь в Законе Российской Федерации «О Конституционном суде» от 21 июля 1994 г. говорилось о возможности преодоления путем толкования этим судебным органом «неопределенности в понимании положений Конституции». Но ведь правовая доктрина — материя многослойная, и различие подходов, в ней содержащихся, может быть использовано недобросовестным образом. Так, например, до сих пор не определены даже на уровне отечественной правовой доктрины однозначные принципы толкования норм иностранного права. Для государства, ведущего активную международную деятельность и провозгласившего международное право составной частью внутригосударственного права; это проблема серьезная. Следует ли оценивать иностранное право так, как оно оценивается в самом иностранном государстве, или при толковании можно применять понятия, известные отечественной правовой системе? Основные систематизированные правила толкования должны найти отражение в федеральном законе о толковании права. Значимость данного законодательного акта объясняется тем, что проблема толкования права выходит за рамки правоприменения. Необходимость ясного представления о содержании действующих норм возникает и в ходе правотворческих работ. Издание правовых актов и их систематизацию невозможно осуществлять без знания подлинной воли субъекта правотворчества, которая получила официальное выражение.

Произвольно подобранные правила толкования способны выхолостить самые гуманные начала права в угоду сиюминутным интересам узкой группы лиц. Цикл перехода России к социализму, начиная с 1917 г. характеризовался всплеском «революционного правосознания», за которым тут же признали значение источника права. По существу, в период с 1917 по 1922 гг. правовое регулирование в стране осуществлялось в соответствии с принципами «революционного правосознания». Уже при обсуждении проекта Декрета о суде встал вопрос о необходимости дать указание: на каких законодательных основах должны действовать судебные органы. Было очевидно, что декретами невозможно сразу охватить все вопросы общественных взаимосвязей после огульного отрицания старых нормативно-правовых актов. Одни считали нужным, как вспоминал П.И. Стучка, сначала издать новые законы, а потом создавать суды. Это было нереально, ибо нельзя было сразу пересмотреть все 16 томов отмененного старого свода законов. Декрет о суде от 22 ноября 1917 г. решил вопрос следующим образом: «Местные суды решают дела именем Российской Республики и руководствуются в своих решениях и приговорax законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Декрет, таким образом, предоставил судам право самим решать, что не противоречит «революционному правосознанию». Немедленно судебная практика откликнулась внеправовой репрессивной деятельностью по мотивам классовой ненависти, когда вершившие правосудие выносили приговоры не на основании доказанности преступления, а руководствуясь убеждением, что подсудимый из нетрудящихся классов мог его совершить. И, наоборот, в иных приговорах после констатации обвинительного заключения следовала фраза: «...но учитывая пролетарское происхождение». На этом лишь основании виновному лицу выносилось мягкое наказание либо его вовсе освобождали от ответственности. Неограниченная свобода толкования права прямо вела к массовому организованному насилию.

Сказанное позволяет придти к выводу, что правосознание не должно признаваться источником права в переходный период, а компетентные органы государства в процессе толкования правовых норм не должны руководствоваться исключительно правосознанием. Подобный запрет требует законодательного закрепления, в противном случае наблюдаемые рецидивы превратятся в систематическую практику. Именно в переходный период остро ощущается разница между содержанием практической деятельности правоприменительных органов государства и реальными правовыми взглядами некоторых их официальных представителей (отдельных прокуроров, оценивающих рыночную систему как «социальное зло», некоторых сотрудников милиции, использующих любой повод для применения физической силы к предпринимателям). А. Наумов проводил анонимный опрос слушателей Правовой академии: «Завтра, возможно, вам придется судить предпринимателя – современного мультимиллионера. Я не спрашиваю вас, на чьей стороне закон, но на чьей стороне будете вы?». И по мере «углубления» реформ ответы становились все определеннее1.

Как же тогда в условиях пробельности переходного права, наблюдаемого даже при эволюционной форме перехода, осуществлять повседневную правоприменительную деятельность и, в частности, вести судопроизводство в отсутствие норм, необходимых для разрешения правового спора? В этом случае приходиться обращаться к динамической теории толкования, рассматривающей в качестве основных ценностей динамизм, изменчивость содержания норм права независимо от законодателя, приспособляемость права к меняющимся условиям жизни и допускающей возможность корректирования, приспособления права к изменяющимся потребностям жизни общества. Однако, выступая в качестве интерпретаторов «духа» переходного права, правоприменители ограничены в своих умонастроениях ситуативно-преходящего характера наличием общепризнанных в начале перехода идей-принципов. Такие идеи-принципы далеко не всегда находят воплощение в нормативном материале законодательства, но в силу общепринятости имеют широкое хождение. В этом смысле субъект правоприменительной деятельности связан концептами правовой идеологии, и его свобода толкования права поэтому не представляется абсолютной даже в переходных условиях. Идеи-принципы в отличие от правовых норм обладают большей «эластичностью», «чувствительностью» к новому, что дает им возможность раньше правовых норм реагировать на изменения общественной жизни.

Е.В. Васьковский указывал, что, если норма является двусмысленной, нужно понять ее в смысле, наиболее соответствующем духу действующего права. Используя знания о системообразующих и системосохраняющих механизмах правовой действительности, можно дополнить мысль основателя учения о толковании законов: толкование права нужно осуществлять в смысле, наиболее соответствующем духу действующей правовой системы. В этом случае правоприменитель ориентируется не только на аналогию закона или аналогию права, но и на правовую идеологию, на Дух права. Так, Т.А. Хабриева к числу стадий процесса толкования Конституции Конституционным Судом Российской Федерации относит «уяснение идеологии конституционных положений». Подобное требование отвечает системному видению правовой действительности.

Итак, какой бы компонент правовой системы переходного периода мы ни взяли, каждый подвержен влиянию правовой идеологии и активно взаимодействует с ней. Можно заключить, что правовая идеология в рассматриваемый период пронизывает всю правовую систему в целом. Правовой порядок покоится не только на слаженной работе и реальной мощи правоохранительных органов, но и на идеологии уважения к праву, к правовой системе, которую эти органы охраняют. Как только правовая идеология рушится, значительно ослабляются и скрепляющие основы системы — правоохранительные органы. Борьба правовых идей представляется куда более предпочтительной, чем вооруженное столкновение.

Невозможно составить представления о социальной значимости правовой идеологии, не выяснив ее основных функций. Именно функции подтверждают, что правовая идеология занимает в переходный период то место, которое ей отведено самой логикой развития правовой системы. В переходный период правовой идеологии свойственны функции: «познавательная», «мобилизационная», «интегрирующая», «охранительно-легитими­рующая» и «регулятивная».

1. Познавательная функция правовой идеологии служит целям социальной ориентации субъектов правовой деятельности. Исследованиями переходных эпох подтверждается, что ценность коренных правовых преобразований заключается в попытках выработки универсальной формы человеческого бытия. Правовое развитие в переходный период как никогда требует идеологической уверенности, а, значит, всякое преобразование должно начинаться с программы, обозначающей его цели и направления. Посредством правовой идеологии определяется нынешнее, желаемое и возможное состояния данной правовой системы. Проблема трансформации правовой системы для субъектов права есть одновременно и мировоззренческая проблема, проблема выбора своего будущего.

2.Связана с первой мобилизационная функция правовой идеологии. С ее помощью мотивируется правовое поведение субъектов права через сплочение, направление на решение задач переходного периода. В этой функции правовая идеология проявляет свой социально-действенный характер. Мобилизация общественного правового сознания и действия позволяет реформаторским силам заручиться массовой социальной поддержкой. При этом направление мобилизирующего идеологического воздействия может быть различно — от разрушения устаревших правовых институтов до созидания новых.

3. Интегрирующая функция правовой идеологии направлена на единство субъектов правовой деятельности вокруг определенных целей перехода, упрочение единства правовой системы, укрепление правового порядка. Единые принципы правового воздействия на общественную жизнь придают целостность правовой реальности, и все компоненты правовой системы подчиняются общей ориентации переходного развития.

4. Охранительно-легитимирующая функция содействует приданию обоснованности и оправданности функционированию правовой системы. Она способствует осознанию субъектами права социальной ценности правового регулирования, оптимальности избранных путей и способов правового воздействия.

5. Регулятивная функция направлена на создание и распространение среди субъектов правовой деятельности норм правового поведения во имя соединения общесоциальных и узкосоциальных интересов. Тем самым осуществляется воспитательное воздействие, которое не сводится к навязыванию тех или иных установок, ведь куда важнее изменить образ мыслей, освободив его от устаревших стереотипов мышления.

Таким образом, правовая идеология имеет непреходящее значение в укреплении основ правовой системы, поскольку:

во-первых, создает условия для достижения гражданского согласия в переходном обществе, выступая обязательным средством легитимации правовой системы в переходный период;

во-вторых, представляет собой цементирующий фактор устойчивости правовой системы, опосредуя институциализацию новой правовой действительности на началах единства и ясного целеполагания;

в-третьих, не позволяет абсолютизировать роль организованного насилия.

Социальной расплатой за неадекватное обращение с идеологическим инструментарием в переходный период становится ослабление управляемости различными сферами общественной деятельности и кризис самой правовой системы.

В переходной России только к 1996 г. ученые начали процесс «реабилитации» категории «правовая идеология». В книге «Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика» (Москва, 1996 г.) впервые после провозглашения независимости России обращалось внимание на идеологическую основу разного рода социальных систем. Затем вышел сборник статей Института государства и права РАН под названием «Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление» (Москва, 1996 г.), в котором право рассматривалось с аксиологических «позиций». Позднее B.C. Нерсесянц назвал конституционализм общегосударственной идеологией. Следующим логическим шагом могла бы стать отмена п. 3 ст. 13 Конституции Российской Федерации о невозможности установления государственной идеологии, что противоречит объективно существующим духовным процессам и дезориентирует общественное мнение. Целесообразнее закрепить в данной конституционной статье прямой запрет существования фашистской и иной экстремистской идеологии, противоречащих принципам человечности (как это сделано в Конституциях Болгарии и Польши. В ст. 13 Конституции Польши 1997 г. говорилось о запрещении деятельности организаций, которые в своих программах обращаются к тоталитарным методам нацизма, фашизма и проч. Отсутствие соответствующих норм в Конституции Российской Федерации препятствует преследованию экстремистских организаций политического и религиозного толка).

Правовое развитие любого общества невозможно без идеала, поэтому главным содержанием идеологической деятельности переходного периода служит поиск и утверждение идеала, духовного стержня нового правового строя. В.Н. Селиванов признает: «В украинском обществе до сих пор нет научно разработанной правовой идеологии, необходимой как для преобразования унаследованной системы государственной власти, так и для демократической трансформации общества в целом». То же самое можно сказать о состоянии духовной сферы российской правовой системы и правовых систем многих постсоциалистических стран. Слишком велика была степень неприятия всего идеологического в общественном правосознании, чтобы в этих странах реформаторские силы решились открыто и целенаправленно разрабатывать концепцию и стратегию правового реформирования общества. Однако состояние неопределенности в вопросе путей дальнейшего движения правовой системы не может сохраняться бесконечно, ибо сама юридическая практика со всей остротой ставит этот вопрос.

Неразработанность правовой стратегии преобразования общества ведет к тому, что вместо теоретического, концептуального подхода используется эмпиризм, метод проб и ошибок. В результате остаются невостребованными научные знания, в должной мере не используется методологический арсенал анализа и конструирования правовых институтов.

Переходному обществу, раздираемому многочисленными противоречиями, необходим компромисс на основе признания объединяющей идеи, против которой не может выступать ни одна социальная сила. Важно, чтобы каждый ведущий субъект правовой деятельности представлял цели правового развития не по-своему, произвольно, а в соответствии с общепринятыми договоренностями.

Объединяющая идея призвана контурно наметить совокупность общесоциальных правовых ценностных ориентаций. Чтобы служить средством согласования разнородных социальных интересов и реально обеспечить социальную солидарность субъектов права в правовой сфере, объединяющая идея должна иметь практический смысл, который возможно реализовать последовательными юридическими мероприятиями. В связи с этим вызывает сомнение предложение Л.А. Морозовой: «Такой глобальной идеей видится идея модернизации (осовременивания) российского общества»1. Содержание переходного процесса нельзя отождествлять с главной идеей, направляющей этот процесс, иначе любые правовые изменения будут выдаваться за проявление общенационального консенсуса.

Представители либерального крыла юридической науки предлагают считать ориентирами переходного правового развития идеологию свободы, прав человека и невмешательства государства в общественные дела. Так, С.С. Алексеев отмечал: «Между тем альтернатива нынешним реформам, как это ни странно прозвучит, должна быть другой. Не свертывание реформ, не их «исправление», нацеленное на императивно-властное государственное вмешательство, не добавление к ним широкомасштабных социальных программ, а углубление реформ, придание им действительно либерального характера — такой логики, которая соответствует ценностям либерализма»1. По мнению Е.П. Лукашевой, главной объединяющей идеей «является высшая ценность — достоинство и права человека как консолидирующий принцип нравственной и правовой ориентации общества»2. Однако права и свободы человека неизбежно превращаются в декларацию, когда стандарт жизни в обществе опускается ниже низшего предела. Личность перестает ощущать свое достоинство в условиях нищенского образа жизни, сколь бы высоко эта ценность не ставилась, хотя бы и на уровне конституции. Провозглашение прав и свобод человека высшей ценностью в Конституции Российской Федерации (ст. 2) не воспрепятствовало курсу реформ в пользу незначительной части общества. В этом состоит опасный смысл либерально-правовых идей еще со времен первых буржуазных революций: при всем своем гуманистическом содержании они служат прикрытием перераспределения собственности от одной немногочисленной части общества к другой. Во всех обществах, где господствует либеральная правовая идеология, наблюдается более или менее значительное несоответствие между юридическим и фактическим статусом общества. Реальный вес либерально-правовых идей низок потому, что изначально их законодательное провозглашение предполагало расширение юридических возможностей для состоятельных собственников при декларативности прав неимущего населения. При такой модели отношений обращать жалобы на свою судьбу некому, ведь закрепляется формальное равенство «стартовых возможностей». В результате в самых развитых западных государствах законодательные органы утратили свой первоначальный представительный смысл, а вес большинства гражданских прав проверяется по имущественному цензу субъектов права. Как верно заметил И.А. Кравец, «либерализм потерпел крушение так же, как и монархическая государственность с авторитарным режимом»3.

Начиная переход к новому строю, Россия не использовала возможность сочетания правовых ценностей двух полярных направлений юридической мысли. Ведь конкуренция, свобода, демократия, права человека и достоинство личности оптимально сочетаются с идеями социальной справедливости, равенства, ответственности. На базе правовых систем трансформирующихся обществ в настоящее время можно отработать принципиально новую концепцию организации правовой жизни. Переходное общество должно иметь цели, в которых идеи свободы и ответственности, равенства и конкуренции, выбора и справедливости образуют оптимальный синтез. Отрицать значимость этих идей в начале XXI в. — значит пренебрегать многовековым правовым опытом человечества и лишать общество перспективы.

Итак, идеологическое обеспечение правового развития в переходный период приобретает актуальное значение. Одна и та же правовая реформа может оказаться созидательной или разрушительной — это зависит от того, насколько ее ценностные ориентации отвечают социально оправданным потребностям субъектов права. Правовая идеология предоставляет устойчивую нормативную ориентацию переходной правовой системе, придавая ее функционированию целенаправленный характер. Механизм формирования современной правовой идеологии должен синтезировать проверенные правовым опытом человечества ценности, учитывая традиции и менталитет конкретного общества.

Дата добавления: 2015-05-10