Непрестанно, днем и ночью

И, наконец, третья часть определения св. Феофана: молиться – значит "стоять перед Господом непрестанно днем и ночью, и так до скончания жизни". "Непрестанно молитесь", – увещевает ап. Павел (1Фес. 5:17). Молитва должна стать не одним из немногих, а единственным делом всей жизни. Каждый наш шаг – перед Богом, и потому предстояние не может ограничиваться ни специально отведенным местом и временем, ни "вычитыванием домашнего правила" или "хождением в церковь". Оно должно стать всеобъемлющим, всепоглощающим, всеохватным. Мы созданы для того, чтобы быть непрестанным славословием, непрерывной молитвой.

Все в мире призвано к поклонению; ничто не может быть отвергнуто как "недостойное" или "безнадежно-мирское". По верному замечанию о. Александра Шмемана, "христианин – это тот, кто всюду, куда ни посмотрит, видит Христа и радуется ему"[14]. О том же читаем в древнем памятнике, известном как "Речения Иисуса": "Подними камень – и найдешь Меня; распили дерево – и Я там буду"[15]. "Да и возможно ли чересчур пылко радоваться Делам отцов наших?" – вопрошает в "Сотницах созерцаний" Томас Траэрн. – "Ибо Он в каждой Вещи. Некоторые из них ничтожны по наружности, обыденны и грубы, но я помню время, когда Дорожная Пыль казалась младенческому взору прекрасней Золота, и потому сейчас она еще драгоценней в Глазах Разума"[16]16. Поклоняться – значит видеть Бога во всем, обнять в любви все творение и в радости вознести его к Творцу. Так творимая "непрестанно", "днем и ночью" молитва становится частью нашего естества. Она – не то, что мы произносим или делаем, а то, что мы есть. "Вспоминай о Боге чаще, чем дышишь"[17], – учит св. Григорий Назианзин. Молитва сродственней, нужнее нам, чем дыхание, чем биение сердца. Мы созданы для того, чтобы поклоняться и славить. Такова наша подлинная сущность, и все, что окружает нас, мы тоже призваны обратить в славословие. "В величественном храме, каким есть Господня земля, – пишет Павел Евдокимов, – каждый, будь то мыслитель или чернорабочий, призван стать священником собственной жизни – взять человеческое и обратить его в жертву, в песнь славы"[18]. И в другом месте у него же: "Среди катакомбных изображений чаще других встречается фигура молящейся женщины, Оранты; таково единственно верное расположение человеческой души. Недостаточно читать молитвы; мы призваны стать молитвой во плоти. Недостаточно переживать "мгновения хвалы"; вся наша жизнь – каждый поступок, жест, улыбка – должна стать песнью славы, жертвой, молитвой. Отдавать надо не то, что имеешь, а то, чем ты есть"[19].

[1] Цит по. Игумен Харитон. О молитве Иисусовой. Новый Валаам, 1991, с 130.^
[2] Преп. Симеон Новый Богослов. Главы богословские, умозрительные и практические, 2. 9 // Преп. Симеон Новый Богослов. Преп. Никита Стифат. Аскетические произведения. Клин, 2001, с 39. ^
[3] Worship (London, Nisbet, 1936), 263. ^
[4] Worship, 263.^
[5] Homilies (Collection В) 33. 2. 1: ed. Berthold, 2: 29.^
[6] О значении понятий "ум" (nous) и "сердце" (kardia) см. словарь к Philokalia, 1: 361; см также Kallistos Ware, "Prayer in Evagrius of Pontus and the Makarian Homilies', in Ralph Waller and Benedicta Ward (eds.), An Introduction to Christian Spirituality (London, SPCK, 1999), 14-30.^
[7] Pedagogue, Book 3, "Hymn to Christ the Savior", line 29. Однако термин logikos, применяемый к человеку, не следует относить лишь к нашей способности мыслить. Он обозначает все имеющиеся в нас силы, отражающие божественный Логос, и, среди прочего, также и тело, ведь, когда апостол Павел говорит о logike latreia, он имеет ввиду именно тело.^
[8] First Century on Theology, 39; tr. Philokalia, 2: 122. Ho eras также должен был распят, см.: св. Игнатий Антиохийский, Комментарий на Послание к Римлянам, 7 (этот текст может толковаться по-разному, см., например, Charles Williams, The Descent of the Dove London, Faber, 1950], 46). ^
[9] Worship, 249.^
[10] Triads in Defense of the Holy Hesychasts, 1. 2. 9: ed. Meyendorff 1: 93 Philokalia, 4: 339.^
[11] A. Schmemann, For the Life of the World: Sacrament and Orthodoxy (Crestwood, NY: St Vladimir's Seminary Press, 1988), pp. 29-30.^
[12] The Russian Primary Chronicvle, tr. Cross and Sherbowitz-Wetzor, III.^
[13] Е. Underbill, Worship, 5.^
[14] For the Life of the World, p. 113.^
[15] Из Евангелия от Фомы// И. Свенцицкая. Апокрифические евангелия М, 1996.^
[16] The Centuries 1. 25: ed. H. M. Margoliouth, Thomas Traherne: Centuries, Poems and Thanksgivings (Oxford: Claredon Press, 1958) 1: 13-14.^
[17] Oration 27. 4 (Theological Oration 1. 4) (PG 36: 16B).^
[18] Le sacerdoce universel des laics dans la tradition orientals, " in L. A. EIchinger (ed.), L'Eglise en dialogue (Paris, 19620), 39-40. ^
[19] The Sacrament of Love. The Nuptial Mystery in the light of the Orthodox Tradition (Crestwood, Ny: St Vladimir's Seminary Press, 1985), 62.^

Каллист (Уэр), епископ Диоклийский

СМЫСЛ УДИВЛЕНИЯ[1]

Как многочисленны дела Твои, Господи!
Все соделал Ты премудро;
Земля полна произведений Твоих.
Пс 103; 24
Удивление есть начало философии.
Платон. Теэтет

В Православной церкви есть поразительное по символичности богослужение. Оно совершается в начале или по окончании всякого важного периода или дела, например, в первый день месяца, при закладке первого камня, в начале и в конце учебного года. Этот обряд известен как Великое освящение воды. В чашу наливают воду, и священник произносит над ней молитвы, призывает благодать и силу Святого Духа, а в конце опускает в воду крест.

Но самый главный водосвятный молебен совершается 6 января, в праздник Богоявления или Крещения В этот день Православная церковь воспоминает не поклонение волхвов (этот праздник приходится на 25 декабря), а Крещение Господне в водах Иордана. Чаще всего освящение происходит на открытом воздухе, на берегу реки, родника или моря. Хорошо помню, как мне приходилось участвовать в Великом Освящении святых Богоявлений на острове Патмос. Игумен монастыря св. Иоанна Богослова (обители, к которой принадлежу я) вместе с монахами и приходским клиром спускаются в порт и служат у причала на тридцати или сорока стоящих большим полукругом рыбацких лодках. В самый торжественный момент, когда игумен бросает в воду деревянный крест, на всех окружающих лодках одновременно включают сирены, а юноши и мальчики прыгают в море: каждый хочет первым найти крест и вернуть его игумену. [2]

Обряд Великого освящения воды самым неожиданным образом помогает нам понять, зачем, с христианской точки зрения, нужны колледжи и университеты, а также прояснить смысл христианского богослужения. В православной традиции крещению Христа придается поистине вселенское значение; ему причастна вся тварь. В определенном смысле Его крещение – полная противоположность нашему. В нашем случае крещение очищает от греха. Но Христос безгрешен; зачем Ему тогда креститься? Собственно, о том же спрашивал Спасителя и св. Иоанн Креститель: "Мне надобно креститься от тебя, и Ты ли приходишь ко Мне?" (Мф. 3:14). Православная традиция убедительней всего отвечает на этот вопрос на понятном всем языке образом. Мы нечисты; в Крещении мы сходим в чистую воду и выходим из нее очищенными. Таким образом, в нашем Крещении мы освящаемся водами. Но

Христос чист; в Своем Крещении он входит в нечистую воду и Сам освящает ее. Как поем мы на литургии праздника Крещения, "днесь вод освящается естество... Владыку зря крещаема"[3]. В Крещении Господнем не вода освящает Христа, но Христос сообщает святость водам, а через них – всему видимому миру.

Называя воды "нечистыми", мы имеем в виду, что окружающий мир исполнен смысла и красоты, но в то же время он – падший, расколотый, на всем видна печать страдания и греха. И в этот падший мир приходит сам Бог, становится сопричастным ему, принимает на себя всю полноту человеческой природы – тело, душу и дух. Своим воплощением и всем, что за ним последовало – крещением в струях Иорданских, преображением, крестной смертью и воскресением – Христос очищает и исцеляет падший мир, восставляет не только человечество, но и все творение. На каждом празднике Крещения Господня, во время каждого освящения воды мы всякий раз заново удивляемся благости и благолепию созданного Богом и воссозданного во Христе. Ничто не скверно, ничто не презренно само по себе, но только из-за "испорченного зрения" мы не можем этого увидеть. Силой крещения Господня в водах Иорданских может освятиться, преобразиться и стать духоносным не только человечество, но и весь мир. Любая вещь может стать таинством Божия присутствия. Как поется в одном из наших крещенских песнопений,

"Явльшуся Тебе Телом,
Освятися земля,
Воды благословишася,
Небо просветися,
Род же человеков избавися
Горького мучительства вражия"[4].

В воплощении и крещении Господа Иисуса Христа перерождаются, преображаются земля, небо, человеческое тело, все наше естество, эмоции, переживания Таким образом, Великое освящение воды указывает на то, что окружающая нас вселенная – не хаос, но космос. На всем почиет слава, чудо наполняет мир.

Об этом особенно важно помнить не только, если мы хотим понять христианское богослужение во всей его полноте, но и когда перед нами стоит более узкая задача осмысления целей христианского образования. В романо-германских языках слово "образование" восхо-дит к латинскому глаголу educere, что означает "пробуждать", так что школа или университет призваны последовательно и целенаправленно пробуждать удивление. Преподаватели или студенты, мы собрались здесь только ради того, чтобы искать истину. Но истина, как писал Платон, невозможна без удивления: "Удивление есть начало философии"[5]. Поэтому университет – это "высокоорганизованная среда", в которой учат удивляться тварному миру, человеку, призванному быть микрокосмом и посредником между миром видимым и невидимым, удивляться всему, что может быть постигнуто человеческим разумом или создано нашими руками. Это место, где мы учимся видеть все многообразие и непредсказуемость мира, в котором живем; место, где мы "возводим очи свои к горам", с удивлением открывая для себя необъятность и щедрость мироздания; место, где мы на разные лады произносим: "Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал ты премудро". То же можно сказать и о каждом моменте нашего богослужения. А Платону вторит живший в Англии в XVII веке поэт Сидни Годофлин:

"Господь, когда звезда Твоя светла
Волхвов в ночи к вертепу привела,
Возрадовались в поле пастухи -
Им нашептали ангелы тихи:
"Блаженно многознание волхвов,
В сто крат блаженней кротость пастухов".

Заслуги нет в учености – она
В той милости, что малым сим дана.
Волхвы прошли премудрости путями,
Чтоб удивиться чуду с пастухами.
Лишь удивление направит ум к Познанью,
Проклюнувшись из семени незнанья". [6]

"Лишь удивление направит ум к Познанью"... Волхвам в современных университетах уже никак не обойтись без "удивления пастухов". Ибо знание и удивление всегда идут рука об руку.

Несколько месяцев назад мне приснилось, будто я вернулся в закрытую школу, в которой учился более полувека тому назад. Сначала мой провожатый вел меня сквозь знакомые мне наяву комнаты. Потом мы попали в другие, которых я никогда прежде не видел – просторные, изысканно обставленные, залитые светом. Наконец, мы вошли в небольшую темную часовню с поблескивающими в свете свечей мозаиками. "Странно, – сказал я своему спутнику, – я прожил здесь много лет и даже не догадывался о существовании всех этих комнат". "Так всегда бывает", – ответил он.

Собственно, в этом и состоит предназначение всякого настоящего богослужения, равно как и цель всякого образования. Именно в школе мы постоянно открываем новые "комнаты" во Вселенной и в человеческом сердце – в макрокосме и в микрокосме. Именно здесь мы открываем ведущие в эти "комнаты" двери и приглашаем друг друга войти, чтобы узнать, что внутри.

С этим связана еще одна сторона христианского представления об образовании.

Школа воспитывает не только удивление и любовь к истине, но и свободу. Истина и удивление неотделимы от свободы. Удивление можно только вызвать, но не вынудить; истина, по слову Христа, "делает нас свободными" (Ин. 8:32). В любом университете наша задача – свидетельствовать о ценности свободы и противостоять всему, что свободу размывает и унижает. Если мои оксфордские студенты спрашивают меня: "Чему вы хотите нас научить?", я отвечаю: "Мы хотим, чтобы вы научились быть свободными". Свобода не дается просто так, ей надо научиться. Допустим, вы спросите меня, умею ли я играть на скрипке, я вам отвечу: "Не знаю, не пробовал". Мой ответ, скорее всего, покажется вам несколько странным. Без долгого и кропотливого освоения музыкальной премудрости я не смогу сыграть скрипичную сонату Бетховена. Так же и с любой другой свободой. Ей учит аскеза – аскетическое самоограничение, строгое наблюдение за собой, творческое мышление, а когда понадобится, свободу нужно мужественно и самоотверженно защищать. Как некогда заметил Бердяев, "свобода порождает страдание, а отказ от нее страдание уменьшает. Свобода не легка, как утверждают ее враги и клевреты; свобода тяжка, это тяжелая ноша. Достоевский с удивительной силой показал, что люди отказываются от свободы, дабы облегчить свою участь". [7] Отказываясь от свободы, мы становимся меньше, чем людьми; лишая свободы других, мы их обесчеловечиваем.

Свобода нелегка, а значит, в университете мы не обещаем легкой жизни ни себе, ни другим. Давайте почаще запоминать самый важный момент "Великого Освящения святых богоявлений". Крест брошен в воду. Иного пути к Преображению нет. Только покаяние, metanoia, полная перемена ума, а значит – путь созидающей крестной смерти.

Так, в общих чертах, выглядит христианское представление об образовании. Сущность школы как места, где учат удивлению, лаконичней и точнее всего выражена в приписываемых Христу словах апокрифического Евангелия от Фомы: "Пусть тот, кто ищет, не перестанет искать, пока не найдет; и когда он найдет, он будет потрясен, и если он будет потрясен, он будет удивлен, и он будет царствовать над всем". [8] А о школе, как месте, где учат свободе, лучше всего сказано в притче, вошедшей в "Хасидские предания" Мартина Бубера. Равви Шломо спросил: "Какое самое страшное зло может причинить нам дьявол?" И сам же ответил: "Заставить забыть о том, что мы – царские дети". [9]

[1] Этот текст изначально задумывался как проповедь на поминальном богослужении в колледже Всех Святых (Оксфорд, 6 ноября 1988 г.) и в Мальвернском колледже (1 июля 1989 г.). В первоначальном виде речь шла исключительно о христианском представлении об образовании, но поскольку в нем также говорится об Удивлении – главнейшем переживании наших молитв и богослужений, я позволил себе в несколько измененном виде включить его в книгу.^
[2] Полный текст Великого Освящения святых Богоявлений см. Минея праздничная. М, 1988, с. 268-74.^
[3] Там же, с. 268. ^
[4] Там же, с. 239.^
[5] Платон. Теэтет 155D: ср. Аристотель. Метафизика 1. 2. 15 (982b12) Эти слова Платона также приводит Климент Александрийский Строматах, 2, 9.^
[6] Heken Gardner (ed.) The Metaphysical Poets (Harmondworth: Penguin Books, 1957), 182.^
[7] N Berdiaev, Dream and reality: An Essay in Autobiography (London Geoffrey Bles, 2050), 47. Ср. с легендой о Великом Инквизиторе в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы".^
[8] Евангелие от Фомы. // И. Свенцицкая. Апокрифические евангелия М., 1996, с. 93.^
[9] М Бубер. Хасидские предания: ранние учителя СПб, 1989.^

Каллист (Уэр), епископ Диоклийский

Дата добавления: 2015-05-08