Хосе ортега-и-гассет. В голове Стендаля рожда- лось много теорий, однако теоретиком он не был ни в коей мере

II

I

ЛЮБОВЬ У СТЕНДАЛЯ

(ПРИДУМАННАЯ ЛЮБОВЬ)

В голове Стендаля рожда-
лось много теорий, однако теоретиком он не был
ни в коей мере. Этим, как, впрочем, и многим другим,
он напоминает нашего Бароху, у которого любая
человеческая тема незамедлительно претворяется в си-
стему идей. При поверхностном взгляде и того и дру-
гого можно принять за философов, по ошибке ставших
писателями. Между тем все как раз наоборот. Весьма
красноречиво обилие созданных ими обоими теорий.

этюды о любви

У философа не бывает больше одной. И в этом —
коренное отличие между истинно теоретическим тем-
пераментом и тем, который его лишь отдаленно на-
поминает.

Теоретик выстраивает систему, побуждаемый к это-
му неодолимым стремлением адекватно передавать
реальность. А это обязывает его быть в высшей степе-
ни осмотрительным и, среди прочего, поддерживать
в строгом и стройном единстве преизбыток своих идей.
Поскольку действительность ошеломляюще едина.
Какой ужас испытал Парменид, осознав это! Между
тем наши мысли и чувства отрывисты, противоречивы
и многообразны. У Стендаля и Барохи идеи воплоща-
ются в ткани языка, литературном жанре, посредством
которого и происходит лирическая эманация. Их те-
ории — песни. Они мыслят pro и contra⁶ (вещь невоз-
можная для мыслителя), любят и ненавидят в поняти-
ях. Вот почему они столь щедры на теории, разнород-
ные и взаимоисключающие, обязанные своим воз-
никновением сиюминутному настроению. Теории, бу-
дучи песнями, несут правду, но не о сути вещей,
а о певце.

Поэтому-то я не склонен их осуждать. В сущности,
ни Стендаль, ни Бароха не претендовали на то, чтобы
их считали философами; и если я привлек внимание
к этой неоднозначной черте их духовного облика, то
только из доставляющей радость потребности видеть
всех такими, какие они есть. Их принимают за филосо-
фов. Tant pis! Но они ими не являются. Tant mieux!⁷

Если с Барохой в данном случае все более или
менее ясно, то со Стендалем дело обстоит несколько
сложнее, поскольку есть тема, на которую он философ-
ствовал вполне серьезно. По стечению обстоятельств
та же, которой отдавал предпочтение Сократ, патрон
всех философов. Та erotika — вопросы любви.

Трактат «De l'amour»⁸ — одна из самых читаемых
книг. Представьте, что вы входите в будуар маркизы,
актрисы или же просто светской дамы. Осматрива-
етесь в ожидании хозяйки. Первыми, конечно, внима-
ние привлекают картины (и почему это на стенах не-
пременно должны висеть картины?). И почти всегда —
ощущение прихотливости, оставляемое живописным
полотном. В данном случае картина такова; однако

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

она с успехом могла быть и совсем иной. Нам так не
хватает того щемящего волнения, которое охватывает
при встрече с чем-то предугаданным. А потом взгляд
скользнет по мебели, по книгам, лежащим тут и там.
Задержится на обложке — и что же на ней? «De
l'amour». Полагая, что им надлежит разбираться в лю-
бви, маркиза, актриса и светская дама обзаводились
источником просвещения, подобно человеку, который
вместе с автомобилем покупает и руководство по дви-
гателям внутреннего сгорания.

Книга читается с упоением. Стендаль всегда пове-
ствует, даже когда он рассуждает, обосновывает и те-
оретизирует. На мой взгляд, он — лучший из всех рас-
сказчиков, архирассказчик перед лицом Всевышнего.
Однако достоверна ли его теория любви как кристал-
лизации? Почему никто не посвятил ей серьезного
исследования? О ней судачили, но никто не подверг ее
тому анализу, какого она заслуживала.

Неужели она того не стоила? В сущности говоря,
любовь, согласно этой теории, не что иное, как порож-
дение фантазии. Не в том дело, что в любви свойствен-
но ошибаться, а в том, что по природе своей она сама
есть заблуждение. Мы влюбляемся, когда наше вооб-
ражение наделяет кого-либо не присущими ему досто-
инствами, впоследствии дурман рассеивается, а вместе
с ним умирает любовь. Это еще определеннее, чем
объявить по обыкновению любовь слепой. Для Стен-
даля она больше чем слепая—придуманная. Она не
только не видит реальности — она ее подменяет.

. Достаточно приглядеться к этой доктрине сегодня,
чтобы уяснить время и место ее создания: это типичное
порождение европейского XIX столетия. Она отмечена
двумя его характернейшими особенностями — песси-
мизмом и позитивизмом. Теория «кристаллизации»
идеалистична, поскольку во внешнем объекте, на кото-
ром сосредоточены наши помыслы, она видит всего
лишь проекцию субъекта. Со времен Ренессанса ев-
ропеец предрасположен к взгляду на мир как на эмана-
цию духа ⁹. До XIX века этот идеализм был преимуще-
ственно радостным. Мир, который проецирует субъ-
ект, по-своему реален, доподлинен и значителен.
Между тем теория «кристаллизации» пессимистична.
Цель ее — доказать, что естественные, по нашему убе-

ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ

ждению, душевные порывы не что иное, как особые, из
ряда вон выходящие явления. Так, Тэн пытается убе-
дить нас, что нормальное восприятие всего лишь ос-
вященное временем коллективное заблуждение. И это
типично для теоретической мысли минувшего столе-
тия. Нормальное познается через анормальное, воз-
вышенное — через низменное. Достойна удивления по-
требность доказать, что Мироздание — абсолютное
quid pro quo, самодовлеющая глупость. Моралист пы-
тается убедить вас в том, что альтруизм — это затаен-
ный эгоизм. Дарвин методично опишет ту деятель-
ность по упорядочиванию жизни, которую проводит
смерть, и увидит основу жизни в борьбе за существова-
ние. Карл Маркс сходным образом представит клас-
совую борьбу как движущую силу истории ¹⁰.

Между тем истина настолько далека от этого не-
преклонного пессимизма, что ей удается подчас уко-
рениться и в нем самом, хотя мрачный мыслитель
об этом и не подозревает. Пример тому — теория
«кристаллизации». Из нее в конечном счете следует,
что человек любит только то, что достойно его любви.
Однако, не найдя ничего подобного в действитель-
ности, он прибегает к своей фантазии. Именно вы-
думанные достоинства и порождают любовь. Куда
как просто счесть иллюзорным нечто совершенное.
Однако тот, кто так поступает, забывает об одном
самоочевидном факте. Если нечто. совершенное не
существует, откуда мы знаем о его существовании?
Если в реальной женщине нет тех качеств, которые
способны вызвать у нас пылкую страсть, в каком
чудесном ville d'eaux¹¹ мы видели призрачную жен-
щину, способную покорить нас?

Заключенная в любви доля обмана очевиднейшим
образом преувеличивается. Заметив, что подчас каче-
ства любимого человека в действительности совсем
иные, нам надо спросить себя, не является ли вымыш-
ленной сама любовь. Психология любви должна весь-
ма недоверчиво относиться именно к подлинности ис-
следуемого чувства. На мой взгляд, самая сильная
сторона трактата Стендаля — это предположение, что
есть любовные истории, которые таковыми не являют-
ся. Что же еще означает известная классификация ро-
дов любви: amour-goût, amour-vanité, amour-passion¹²

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

и т, д. Вполне естественно, что если зарождающееся
чувство отнесено к любви по ошибке, то ложным будет
все, что с ним связано, и прежде всего объект, который
его вызвал.

Истинной, по Стендалю, является только «любовь-
страсть». Думается, что и это понятие слишком широ-
ко. «Любовь-страсть» также поддается дальнейшей
дифференциации. Причина ложной любви не только
в тщеславии или в goût. Есть и иной источник подлога,
более непосредственный и исконный. Любовь — это
эмоциональная деятельность, снискавшая наиболь-
шую хвалу. Поэты испокон веков украшали ее и при-
хорашивали своими косметическими средствами, наде-
ляя при этом странной, беспредметной реальностью,
отчего, еще не испытав, мы ее уже знаем, о ней раз-
мышляем и готовы ей себя посвятить, как какому-либо
виду искусства или ремеслу. Итак, представьте себе
мужчину или женщину, для которых любовь in
genere¹³, в некой абстракции,— идеал их жизненного
поведения. Они будут постоянно жить под знаком
мнимой влюбленности. Им не нужно ожидать, пока
заструится ток любви от определенного объекта; они
довольствуются первым попавшимся. При этом любят
саму любовь, а тот, кого любят, в сущности, всего
лишь предлог. Человек, с которым это происходит,
если он не чужд размышлений, наинепременнейше при-
думает теорию «кристаллизацию».

Стендаль — один из тех, кто любит любить.
В своей недавней книге «Интимная жизнь Стендаля»
Авель Боннар пишет: «От женщин он требует лишь
подтверждения своих иллюзий. Он влюбляется, чтобы
не чувствовать одиночества; впрочем, по правде гово-
ря, его любовные отношения на три четверти — плод
его собственной фантазии».

Есть два типа теорий любви. Один из них составля-
ют расхожие представления, общеизвестные истины,
не вытекающие из реальности привлекаемого в до-
казательство материала. Другой включает более глу-
бокие взгляды, основывающиеся на личном опыте.
В наших умозаключениях о любви проглядывают кон-
туры любовных отношений каждого из нас.

Случай Стендаля абсолютно ясен. Речь идет о чело-
веке, который не только никогда по-настоящему не

ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ

любил, но которого также никогда и не любили. Его
жизнь была заполнена псевдолюбовью. Между тем
псевдолюбовь оставляет в душе только горький осадок
подлога, воспоминание о том, как она испарилась.
Если вглядеться в стендалевскую теорию и проанали-
зировать ее, то окажется, что все в ней поставлено с ног
на голову; кульминационная фаза любви представлена
здесь как ее финал. Как объяснить то обстоятельство,
что любовь умирает, хотя ее объект остается все тем
же? Следовало хотя бы предположить — как это сделал
Кант в теории познания,— что не объект наших любов-
ных чувств управляет ими, а, как раз наоборот, наша
взбудораженная фантазия созидает объект. Любовь
умирает, если она родилась по недоразумению.

Эмоциональный опыт Шатобриана привел его
к прямо противоположным выводам. Вот человек, не-
способный на большое чувство, который был наделен
даром вызывать истинную любовь. Немало женщин
встретил он на своем пути, и все они сразу и навсегда
были охвачены любовью. Сразу и навсегда. Шатобри-
ан, пожалуй, был обречен на создание доктрины, со-
гласно которой истинная любовь бессмертна и рожда-
ется в мгновение ока.

(СРАЗУ И НАВСЕГДА)

Сопоставление любовных историй Шатобриана
и Стендаля с психологической точки зрения в высшей
степени продуктивно и поучительно для тех, кто легко-
весно рассуждает об образе Дон Жуана. Вот два чело-
века, наделенные огромной творческой силой. Никто
не назовет их волокитами — нелепый образ, к которо-
му был сведен тип Дон Жуана в представлениях при-
митивных и недалеких людей. И тем не менее оба они
щедро тратили душевную энергию на то, чтобы кого-
то полюбить. Вполне понятно, что им это не удава-
лось. Видимо, самозабвенное упоение любовью не для
возвышенных душ. Тем не менее они упорно к этому
стремились и почти всегда проникались убеждением
в своей влюбленности. Любовные истории значили для
них неизмеримо больше, чем творчество. Любопытно,
что только творчески бесплодные люди убеждены, что

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

к науке, искусству или политике следует относиться
серьезно, а любовные истории презирать, как нечто
низменное и пустое. Мне в данном случае все равно:
я ограничиваюсь констатацией того факта, что великие
умы человечества были, как правило, людьми не слиш-
ком серьезными, если исходить из petite-bourgeoise¹⁴
точки зрения на эту добродетель.

Однако для осмысления донжуанства немаловажны
отличия между Стендалем и Шатобрианом. Именно
Стендаль окружал женщину неослабным вниманием.
Между тем истинный Дон Жуан — полная его проти-
воположность. Дон Жуан не таков; он выше треволне-
ний, погружен в меланхолию и, вероятнее всего, ни
одну женщину не удостаивал вниманием.

Самое большое заблуждение, в которое можно
впасть,— это искать сходства с Дон Жуаном в муж-
чинах, которые всю жизнь домогаются женской люб-
ви. В лучшем случае так будет определен пошлый
и вульгарный тип Дон Жуана, однако куда вероятнее,
что эти наблюдения выведут нас на совсем иной чело-
веческий тип. Что если, желая дать определение поэту,
мы сосредоточим внимание на плохих поэтах? Коль
скоро плохой поэт не поэт, ничего, кроме бесплодных
потуг, усердия, бешеной, активности и рвения, мы
в нем не обнаружим. Плохой поэт компенсирует отсут-
ствие вдохновения привлекающей внимание мишу-
рой — шевелюрой и экстравагантными галстуками. То-
чно так же Дон Жуан — труженик, который ежедневно
подвизается на ниве любви, этот Дон Жуан, как две
капли воды «похожий» на Дон Жуана, в действитель-
ности лишь его отрицание и его оболочка.
. Дон Жуан не тот, в ком женщины пробуждают
страсть, а тот, кто пробуждает страсть в женщинах,
Вот она, одна из бесспорных истин о природе человека,
над которой следовало бы поразмыслить писателям,
обратившимся в последнее время к столь важной теме
донжуанства. Не секрет, что некоторых мужчин жен-
щины одаривают особо благосклонным и неослабева--
юйдам вниманием. Вот где богатая пища для размыш-
лений. Чем объясняется столь удивительный дар? Ка-
кая тайна жизни кроется за этой притягательностью?
С другой стороны, наивно, да и непродуктивно крити-
ковать тот или иной неясный образ Дон Жуана, плод

ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ

чьей-то досужей фантазии. У проповедников есть одна
давняя слабость — придумывать глупого манихейца,
дабы без труда опровергать манихейство как тако-
вое.

Стендаль сорок лет посвятил разрушению басти-
онов женского пола. Он выпестовал целую стратеги-
ческую программу с первопричинами и отдаленными
следствиями. Отступая, он снова шел вперед, упор-
ствовал и отчаивался, упрямо преследуя цель. А ре-
зультат равен нулю. Стендаль не снискал любви ни
одной женщины. И это не должно особенно удивлять.
Такова участь большинства мужчин. Хотя часто, скра-
дывая горечь неудач, сплошь и рядом за большую
любовь склонны принимать весьма пресную женскую
преданность и покорность, результат многих и многих
усилий. Схожее происходит и в области эстетических
впечатлений. Мало кто из живших на свете людей
знает подлинную радость от встречи с искусством.
И потому готовы видеть ее в той дрожи, которая
охватывает нас во время вальса, или интересе к инт-
риге, возбуждаемом чтивом.

Любовные истории Стендаля были псевдолюбовью
подобного рода. Авель Боннар в своей книге «Интим-
ная жизнь Стендаля» на этом особенно не настаивает,
что побудило меня написать эти строки. Подобные
уточнения немаловажны, поскольку они объясняют ко-
ренной просчет стендалевской теории любви. В основу
этой теории был положен ложный опыт.

Стендаль полагает — в соответствии со своим опы-
том,— что любовь «создается» и умирает. И то и дру-
гое свойственно псевдолюбви.

Для Шатобриана же, наоборот, любовь — это некая
«данность». Ему не приходится прилагать усилий.
Стоит женщине познакомиться с ним, как она сразу
оказывается во власти некой таинственной электризу-
ющей силы. От отдается безоговорочно и всецело.
Почему? Вот загадка, которую должны были бы раз-
гадать исследователи донжуанства. Шатобриан некра-
сив. Невысокий и сутулый. Вечно раздраженный, мни-
тельный и замкнутый. Его привязанность к любящей
его женщине длилась восемь дней. Между тем жен-
щина, испытавшая страсть в двадцать лет, до восьми-
десяти хранила любовь к «гению», хотя ей не суждено

было больше его видеть. Тому есть немало дока-
зательств.

Один из многих примеров: маркиза де Кюстин¹⁵,
«самые роскошные волосы» Франции. Она принадле-
жала к одной из знатнейших семей и отличалась ред-
кой красотой. Во время революции ей, почти ребенку,
грозит гильотина. Ее спасает любовь, вспыхнувшая
в неком сапожнике, члене Трибунала. Она эмигрирует
в Англию. Время возвращения на родину совпадает
с публикацией «Аталы» Шатобриана¹⁶. Она знакомит-
ся с автором, и тотчас ее охватывает безумная любовь.
Следуя прихоти Шатобриана, известного своими при-
чудами, она должна была купить замок Фервак, ста-
рую родовую усадьбу, в которой Генрих IV провел
одну ночь. Маркиза, кое-как поправив свои дела, рас-
строенные за годы эмиграции, собирает необходимую
сумму и покупает замок. Однако Шатобриан не торо-
пится ее навещать. В конце концов он проводит там
несколько дней — часы, исполненные блаженства для
этой охваченной страстью женщины. Шатобриан чита-
ет двустишие, нацарапанное Генрихом IV на камине
охотничьим ножом:

«La dame de Fervaques
mérite de vives attaques» ^I7.

Счастливые часы проходят быстро и невозвратно:
Шатобриан уезжает, чтобы больше, в сущности, и не
возвращаться: его влекут новые острова любви. Про-
ходят месяцы, годы. Маркиза де Кюстин близка к се-
мидесяти. Она показывает замок некому посетителю.
Оказавшись в комнате с огромным камином, тот спра-
шивает: «Так вот оно, то место, где Шатобриан был
у ваших ног?» Она же, вспыхнув, изумившись и даже
как будто оскорбившись, в ответ: «Да что вы, сударь,
что вы, нет: я — у ног Шатобриана!»

Эта разновидность любви, при которой человек раз
и навсегда растворяется в другом человеке, Стендалю
была неизвестна. Поэтому он был убежден, что лю-
бовь всегда со временем убывает, хотя в действитель-
ности все обстоит как раз наоборот. Истинная любовь,
рожденная в сокровенных глубинах человека, по-види-
мому, не может умереть. Она навсегда остается в чув-
ствительной душе. Обстоятельства — к примеру, раз-

ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ

лука — могут лишить ее питательной среды; и тогда
эта любовь будет чахнуть и превратится в трепещу-
щую ниточку, в едва ощутимо бьющийся в подсозна-
нии ключ сердечной привязанности. И все же она не
умрет. Ее эмоциональный состав не изменится; Благо-
даря этой неизменной основе человек, который любил,
будет и впредь чувствовать себя связанным нерастор-
жимыми узами с возлюбленной. Судьба может раз-
вести его с любимой, изменив его положение в физи-
ческом или социальном пространстве. Что с того —
любовь остается в нем. Таков высший, наивернейший
признак подлинной любви: как бы находиться рядом
с любимым, быть в общении более тесном, близости
более сокровенной, чем пространственные. Это значит
пребывать в истинно жизненном контакте.

Есть и более точное слово, хотя и несколько специ-
альное, научное: быть онтологически вместе с люби-
мым, верным его изменчивой судьбе. Женщина, любя-
щая преступника, где бы она ни находилась, душою
будет с ним в тюрьме.

Дата добавления: 2015-05-09